– В жопу зачет, – Орала она как оглашенная, потом открывала форточку и кричала эту свою новость, даря ее миру, – В жопу Буддизм!!!
– Фу, как не интеллигентно!
– Интеллигентно? – Вопила Катька, – в таких случаях я обычно интеллигентно съезжала с темы, хоть и к интеллигенции имела косвенное отношение, напротив, прочитала за всю жизнь четыре книги. Но самые главные. Буратино, Анжелика и султан, Боярышник и другие лекарственные настойки, и, Устройство Гидравлических прессов с обратной силовой тягой (не до конца). Данные знания позволяют общаться с заурядной интеллигентностью, блистая и оперируя в своем лексиконе, фразами, типа, – "нелепость, когнитивный и гайка Борисова".
Я хохотала.
– Раньше я могла отличить произведения сюрреалистов от импрессионистов, – продолжала она, – Хотя, считала, что, и то и другое полное говно. Знала, как на портретах выглядят, – Есенин (это такой миленький), Сталин ( усатый бука) и Горький (совсем не красавчик). И, все это, позволяет считать меня, вполне интеллигентной девушкой, а вы как думаете?
Я была от нее без ума.
Мы ехали куда-то в спальный район города. Входили в административное здание, в актовый зал. И присаживались как завсегдатаи. На сцене выступал очкарик в поношенном костюмчике и критиковал работу домоуправления.
– До каких пор,– вдруг начинала яростно выступать Катька. Она поднималась на сцену и сняв туфлю, била ею по трибуне. Я хохотала как умалишенная. Так, мы посетили много собраний. Мы выступали в защиту прав малых народов севера. Мы добивались правосудия на открытых судебных заседаниях. Посещали собрания свидетелей Иеговы, и плясали с кришнаитами. Мы развлекались по полной программе. Особенно кайфовали мы на похоронах, где Катюша читала умопомрачительные речи о смысле жизни и вялом течении обстоятельств.
В один из таких развлекательных дней, мы долго и молча ехали на такси. Потом я не выдержала, я спросила:
– Слушай, что ты опять задумала? Почему такой траурный вид?
– Детка, Вики, я кажется влюбилась.
– Да ты что? Давай колись, кто он? Почему я опять все узнаю в последнюю очередь?
– Как то мы с ним приехали на виллу к одному богатенькому фраеру, – ведала свои тайны Катя, причем с такой серьезностью и искренностью в глазах, – Там жила его бывшая.
– Бывшая?
– Представляешь, нас привез водитель, он вышел из авто, шел проливной дождь. Стал петь и трогать камешки.
– Камешки, что за бред?
– Да подруга, маленькие такие камешки, гладенькие и мокрые, потом, хрясь и разбил одним из них большое стекло.
И тут я расхохоталась, причем хохот мой вверг в испуг даже нашего шофера.
– Ты что ржешь?
– Просто ты мне клип с Джастином Тимберлейком пересказываешь, – хохоча и давясь смехом, сказала я.
Мы обе хохотали и шофер тоже хохотал. Потом привез нас на похороны депутата. Все были удрученные и траурные. Покуда в дело не вступила Катерина. Она выступала коротко, но оптимистично. Рассказала всем, какой классный любовник был покойный, приводила интимные подробности.
Мы не жили, мы играли в жизнь, которую сами себе и придумывали. Теперь, она не брала трубку. Ну, ничего страшного, вечером возьмет. Или прилетит на своей метле, с какими-то умозаключениями и идеями. Хотя, возможно она у своего нового мужика. Как-то хвасталась, что словила за хвост синюю птицу. Нашла богатенького "папика".
Папа называл меня Виктория, Катя сокращенно нарекла меня – Вики.
– Я нашла спонсора, Вики. Мы летим в Париж.
– Париж?!
– Плюнем от души с Эйфелевой башни. Потом пожрем круасанов, потрахаемся с французиками. Сначала, конечно пофлиртуем, покрутим носиками, мы же из России. Выжмем из этой поездки все соки, оторвемся по полной программе. Он презентовал нам с тобой золотую кредитную карту. У нас неограниченные возможности. И потом… мы увидим ее, – Мону Лизу.
– С каких это пор мы тащимся по Моне Лизе?
– Слушай,– Натянуто и вычурно произнесла она, – Найди ты себе, какого-нибудь лоха. Роди ему детей, забирай зарплату, вари щи. Зачем тебе Мона Лиза, эта икона женской мудрости? А ты вообще в курсе, Леонардо писал ее всю свою жизнь. Прикинь, он писал ее всю свою жизнь.
– Я прикидываю, – смеясь отвечала я.
Мерседес подкатил к аккуратным кованым воротам. Камера слежения пристально вгляделась в подъезжающий автомобиль, и потихоньку отворила. Через мгновение, я стояла в шикарном холле.
Про Катьку теперь думать расхотелось, захотелось увидеть хозяина этого уютного гнездышка.
И он встречал меня, сам. Подал мне мягкую и теплую ладонь и вежливо представился:
– Творец, можете называть меня так.
Наваждение
После беседы с творцом, на душе скребли кошки, или гадили коты, что собственно разницы большой не имело. Состояние было удручающе – дурацким.
– Итак, на сегодняшний день картинка такова, – Лернон держал свой путь в городскую психиатрическую лечебницу номер один. Хотя, откровенности ради, городской ее назвать, можно было с натяжкой. Располагалась она в редкостном захолустье. Лернон резко развернул свое авто и направил его на северо-восток. Мысли роились в голове, и он пытался разложить теперь все по полочкам.
– Жертва номер один, – рассуждал вслух он:
Девушка, молодая, двадцать пять лет. Стройная, спортивная, образованнее высшее. Закончила педагогический, немного поработала в дошкольном учреждении. Начитанная, опять же со слов родственников и знакомых. Просто сияла от счастья от того, что попала в дом к этому "творцу". Во всех блогах , и на всех порталах в интернете, постоянно хвасталась своей непринужденной работой. Подруги умирали от зависти. Как же это примитивно и страшно теперь звучит, "умирали от зависти".
Одной из своих подруг, как то хвасталась, – "Совсем нет в моих с ним встречах ничего предосудительного. Он очень воспитан, галантен, щедр. Под юбку не лезет, пошлостей не говорит. И вообще, он с другой планеты. Совсем не похож на мужчин из моей прошлой жизни. Не так романтичен, как хотелось бы".
Жертва номер два и три, схожи с первой. Образованы, хороши собой. В творце души не чаяли. Друг друга не знали, по жизни не пересекались. Из общего – ничего. Если это он, то за что он их? Какие мотивы побудили его на такой, откровенно кровавый поступок. Детские комплексы? А что я знаю о творце? Совсем не много. Вся информация вокруг него тайна за семью печатями.
Как то вложил удачно свои накопления, теперь обшулушивает акционерные фонды. Владеет несколькими крупными банками, имеет счета. Сам в болото не лезет, везде управляющие компании или доверенные лица. Сам же, живет на полную катушку. Весна в Ницце, лето на Кипре, осень в Стамбуле, зима в Калифорнии. Совершенно открыто занимается благотворительностью. Явно не скупердяй. Нужно будет порыть носом по последней жертве. Екатерина Ставрина, как же ты малышка попала в эту историю? И еще… новая девушка. Кто она? Где она? Нужно забросить информацию майору, пускай с его логова глаз не спускают. Мне нужно все знать о этой новой его девушке. Мне нужно срочно с ней увидеться. Мне нужно предупредить ее о последствиях. Мне нужно.
Машина с ревом и визгом вылетела из-за поворота и Лернон еле увернулся. Он и сам не заметил, как разогнался и вылетел на встречную полосу. Он молниеносно вывернул руль и притормаживая съехал к обочине. Прямо перед его носом стоял указатель. Он гласил:
Городской психоневрологический диспансер. Сто метров.
И желтая, покрытая ржавчиной, стрелка к повороту на право.
– Черт побери, – Выругался Лернон, и резко добавив газу, свернул в нужную ему сторону. Из-за крон тополей показалась такая же желтая с ржавчиной, крыша. Крыльцо и глупое лицо человека в белом халате.
– А мы вас ждем, – попытался пояснить служащий.
– Думаете, мне уже пора.
– Не понял,– переспросил работник учреждения и галантно приоткрыл перед Лерноном дверь.
– Лечиться,– устало пояснил он и так же галантно вошел в вестибюль больницы.
Все здесь было желтым и ржавым. Во всяком случае, таким именно и казалось с первого взгляда. Лернону стало немного противно, да еще этот, пропитавший все, запах лекарства.
– Ваше руководство присылало нам ориентировочку, – раздосадовано и грустно начал рассказывать мед брат, – Вот, сами посудите, вернее почитайте.
Он передал Лернону несколько исписанных аккуратным почерком листков бумаги, выдернутых из какой-то общей тетради в клеточку.
– Нам сказали обращать внимание на всех пишущих психов. Этот у нас один. Вот мы и решили показать его вам. Может, на что и сгодиться его писанина?
– Где я могу пристроиться?
– Что простите? – Непонимающе переспросил служака, и нервно вытер свои потные ладони о замызганный край халата.
– Я спросил, где я могу так присесть, чтобы не мешать никому. И спокойно прочитать вот это, – и Лернон потряс в правой руке листками бумаги и улыбнулся. Правда так натянуто и служебно, что это как в зеркале отразилось на лице мед брата. Он попытался ответить тем же, но рот его скривился в идиотской гримасе.
Нам бы всем поучиться актерской учтивости у творца,– подумалось тогда Лернону, – или лживой искренности.
– Что вы сказали?
– Извините меня Бога ради, мысли вслух. Так, где я могу почитать?
Служка расторопно провел Лернона в отдельный кабинет. Точнее, это был кабинетик. Малюсенький столик, такой же стул и настольная лампа. И, все тот же желтый цвет, будь он не ладен. Это что, терапия цветом у них здесь такая?
Лернон снял плащ, бросил шляпу на столик и совершенно неудобным образом пристроился на стульчике. Рассказ этого сумасшедшего писателя назывался так:
Спасайся рыба, спасайся.
Лернон перебрался на пол, здесь было гораздо удобнее, разулся и принялся читать:
Говорят, это поэты придумали любовь. Собрались как-то на даче, выпили, покурили и придумали. Вот же странные люди, будто им и заняться больше нечем? И получилась она у них, хрупкая и шершавая на ощупь, привлекательная на вид и своеобразная внутри. Решили опробовать на нем.
Он сидел в своем любимом кафе, длинными пальцами обнимая кофейную кружку и все время смотрел в окно. За окном была пустота. Можно было доплатить немного и в окне включили бы, какой-нибудь приличный вид. Осенний лес, или, к примеру, дождливое утро. Для особо обеспеченных, елисейские поля или красную площадь. Средства у него были. Но он, всегда хотел только пустоту. Сами служащие кафе, и даже старший администратор, совсем позабыли о существовании такой опции в каталоге их услуг. И когда он впервые попросил именно ее, были взволнованны и удивлены именно этому факту.
Теперь, он частенько приходил сюда, заказывал чашечку "американо" и как обычно, нерешительно указывал в каталоге на забытую всеми страницу и отчетливо проговаривал, – Мне вот эту…пустоту! А затем подолгу просиживал, перебирая пальцами по белому фарфору. Иногда, приносил с собой плеер и что-то слушал. Иногда, читал книгу. Или просто сидел с закрытыми глазами.
– Вот так и живем, – послышалось из за соседнего столика и он, обернувшись, увидел ее.
– Вы обращаетесь ко мне? – переспросил он.
– Все мужчины предпочитают худощавых блондинок,– тихим голосом прошептала сочная брюнетка с вьющимися волосами. С виду она была весьма привлекательна, немного полновата, лет около сорока, или чуть больше, – а вы?
– Я не связываюсь с худощавыми блондинками, – улыбнувшись, произнес он и аккуратно поднес пальцы к губам. Он всегда так делал во время нерешительности или же волнения. Она, сделав очередной глоток красного вина, поставила бокал на стол и поправила шикарную копну смоляных волос.
– А с кем же вы связываетесь? – не унималась собеседница.
– Я вообще не терплю моментов, которые меня чем либо связывают, – ответил он и потрогал пространство между собой, и ее рукой.
– Думайте я развлекательная голограмма? – расхохотавшись, но очень деликатно спросила она, и встав со своего места пересела к нему за столик, – можете проверить, я настоящая. Потрогайте, если угодно.
– Я вам верю, -утвердительно ответил он.
– А вот я пожалуй нет, – улыбнувшись произнесла брюнетка и взяла его длинные пальцы в свои маленькие ладони.
За последнее время, ему жутко не желалось знакомиться с женщинами. Он грустно провожал их привлекательные формы взглядом. Отворачивался и шел, все равно куда, лишь бы не стоять на месте. Постоянно ища свое жизненное пространство, он иногда, проводил целыми днями в исканиях. Праздно шатался по магазинам, заглядывал в подсвеченные вечерние чужие окна. Затаивался в крохотных кафе. Так, случайно, он нашел этот уголок. Здесь мало кому было интересно что он за человек. Под кожу к нему никто не лез, в глаза ни заглядывал, с вопросами ни приставал. За последнее время он просто, как ему казалось, устал от жизни. Люди его раздражали. Денежных средств хватало чтобы немного повитать в некой прострации. Ничем, не занимаясь, погружаться в себя и бороться. С кем?
– Вся моя жизнь, – любил говорить он, – это борьба с самим же собой. Вот и боролся.
В его жизни была она. Возможно, та самая! Женщина, воспалено оставляющая выразительный след в жизни обыкновенного человека, каким он и был. Это было как наваждение. Как будто ядовитая змея укусила его в шею, и он кубарем повалился на пол и истошно заорал в образовавшуюся пустоту. Что это было? И если и есть у человека талант, основательно проникать в чужие души. Принюхиваясь там, приглядываясь к каждой выемки понимать, ощущать и впитывать все то, чем так хворал тот, кто, молча сейчас сидел напротив шикарной брюнетки. И так глубоко это засело в нем. Так "хватило" ему этой любви, что он сторонился от любого женского взгляда. А тут она…
Она же, аккуратно уложила его ладонь на место и быстро юркнув в сумочку, достала свою визитку.
– Звони, – тихо прошептала брюнетка и направилась к выходу, – если будет грустно!
О нем сложилось впечатление, что он , прежде всего мужчина. Простые черты лица, богатая, но простая одежда, чистая обувь. Получилось, будто она начала навязываться. А этого никак не должно было быть. Она долго оценивала его взгляд. И что он там увидел в этой пустоте? Себе-то она заказала цветущую сакуру и восходящее солнце. А он, никак не обращал на нее внимание. Но, когда она взяла его ладонь, сразу же пришло понимание, что она перегибает палку.
– И где твоя гордость? – подумалось ей, и она потрудилась, чтобы не выпрыгнуть из собственного платья и со стыда не убежать в дамскую комнату. Уже, в каком-то тумане, оставила ему свою визитку. Зачем? Сказала, – звони. Для чего? Сегодня же она забудет про этот нелепый инцидент. И все…
Наташа зашла в свою уютную квартирку и неряшливо бросила ключи на стеклянный столик. Всю дорогу от кафе до дома, она усердно проклинала свою подругу. Зайдя в ванную комнату, одним движением стерла яркую помаду с губ. Сняла платье. И аккуратно, обеими руками, удалила шикарные черные волосы со своей головы. Теперь в отражении на нее смотрела, не менее привлекательная блондинка.
– Чтобы я еще раз эту куру послушала? – зло прошипела Наташа, – тоже мне психолог недоучка. Она аккуратно удалила с себя все лишнее и, включив воду, встала под прохладный душ. Вода ровным потоком ниспадала по ее атласной коже. Руками она аккуратно поглаживала свои плечи, и даже начала улыбаться. Как вдруг, ее, как будто ошпарило кипятком.
– Телефон, – закричала она, и пулей вылетела из душевой кабины. Как будто это как-то решало ее проблемы.
– Блин, -зло и раздосадовано прошептала она, -я же ему дала свой номер телефона.
В это момент зазвонил телефон. Завернувшись в полотенце она аккуратно достала из сумочки мобильный и, только бы не он, к ее счастью номер был знаком ей.
– Ало, – нервно процедила Наташа, – конечно хорошо, а как у меня еще могут быть дела? Вот, отмываюсь от твоих советов. Это надо же такое придумать! Да кто тебе сказал, что мне мужик нужен? Я и сама ни плохо существую. Ну оговорилась, не существую а цвету и пахну. Да пошла ты со своим Фрэйдом! Меня ждут!!! – уже с позитивной ноткой ответила она и отключила трубу, -меня ждут, -уже более спокойно и с некоторой ноткой грусти повторила Наташа.
Душ. Подушка. Вечер, кот, вот и все кто меня ждет, -придумав на ходу четверостишие, промурлыкала Наташа, – вот и все, кто меня ждет!
***
Он проводил ее взглядом, хоть и не делал этого порядком давно. На ней было немного мешковатое платье, она явно, что-то скрывает. И совсем она не полновата, даже наоборот. Об этом легко догадаться по стройным ногам. Он неторопливо покрутил в руках ее визитку и выбросил в небольшой металлический контейнер.
Потом был салон его комфортабельного авто и неприятная поломка. Колесо выстрелило прямо на выезде со стоянки. Пришлось трястись в метро. Здесь, забившись в укромный уголок, он уткнулся в запотевшее, грязное стекло. Ища там свою пустоту, коротая время за праздными мыслями.
Он закрывал глаза и видел бескрайнюю заснеженную степь. Он сосредотачивался и начинал беседовать с самым своим лучшим слушателем. С самим собой.
-Что, грустно, – спрашивал он у самого себя.
– Да вот, пью, – отвечал собеседник. И, сам с собой общение налаживаю. Потому что…никто не любит, никто не верит и, никто не понимает.
– Возможно, это подсознательное желание покончить с собой? – спрашивал он, – Медленно, но верно, пропитать свое тело отравленной жидкостью. Сморщится и стать как высохшая шелуха для компота. Деградировать до такой степени, что перестать улыбаться, даже самому себе. Собаки во дворе перестанут здороваться. Кошки с помойки не кивнут одобрительно головой. Сверчок не чирикнет, бог не выдаст, свинья не съест. А ведь лукавишь же. Если даже и не пить, все равно, именно самому себе улыбнуться хочется всегда меньше всего. А другим?