Молли хотела ребенка. Сразу же. Она была очень заботливой и стала чудесной матерью, когда это наконец случилось. Но ждать пришлось долго, годы отчаяния, пока она не забеременела. Чтобы заполнить пустоту, она отдавала всю себя соседям. Если что-то случалось, Молли была тут как тут. Заболеет ребенок, несчастье в поле, попал в больницу друг - на сцене появлялась она со своими домашними пирожками, вареньем и неустанной заботой.
Иногда ее не было по нескольку дней. Благодарность, любовь и уважение, которыми отвечали ей люди, заменяли Молли ребенка. Но не полностью. Забот о доме и обо мне ей было мало. Я знал это, понимал, но не мог придумать, как помочь, что сделать. Чем больше мы старались зачать ребенка, тем в большее отчаяние приходили. Мы боялись говорить об этом, но думали постоянно. По крайней мере она. Она говорила, что не винит меня, но я чувствовал, что разочаровал ее.
Бриджет отступила назад и наткнулась на подлокотник кресла. Колени у нее подгибались, руки похолодели, она еле держалась на ногах. Что она могла сказать? Откровенность Джоша совершенно ошеломила ее. То, что его первый брак был не таким уж идеальным, потрясло ее до глубины души.
- И что же ты сделал?
- Сделал? Купил еще несколько диких мустангов. Приручил их, объездил, а потом продал. Я стал одним из лучших наездников в наших краях, и я не жаловался. Как можно жаловаться? Ведь я получил все, чего желал. Но иногда мне приходило в голову, что, может быть, стоило поступить в колледж, как Джед.
- Но все должно было измениться, когда наконец родился Макс.
- О да. Молли была всецело поглощена Максом. И все же находила время для всех, кто нуждался в ней. Для всех, кроме меня.
- Что?
- Я еще никому не говорил об этом. Не знаю, почему рассказываю тебе.
- Наверное, потому, что я не из этих мест. Ничто не связывает меня с Хармони, и завтра я уеду.
- Может быть. Все же я не могу жаловаться на Молли. Она была замечательная - замечательная жена, мать и замечательный человек. Все так говорили. А потом она умерла. Прежде чем я успел сказать ей, как сильно любил ее, как ценил все, что она делала.
- Но она знала. Она должна была знать, - сказала Бриджет. - Ты ведь был замечательным мужем, как она была тебе замечательной женой.
- Я не могу этого понять. Как Бог мог забрать такого хорошего человека? - воскликнул Джош с искаженным от гнева лицом. Он ударил кулаком по подоконнику. - Как мог Он отнять у Макса его мать?
Глаза Бриджет наполнились слезами. Она встала, подошла к Джошу и обняла.
- Возможно, нам не дано понять это, - сказала она. - Возможно, мы должны просто принять это.
Джош уткнулся лицом в ее волосы. Он не собирался рассказывать этого ни ей, ни кому-либо другому. Случилось ли это в самом деле потому, что она завтра уезжает? Потому, что она не имеет никакого отношения к нему или его жизни? Или потому, что она способна понять? Потому, что она знала его лучше, чем все, с кем он прожил бок о бок всю свою жизнь?
Тепло ее тела согревало его, ее отзывчивость придавала ему сил. Поверх ее головы он взглянул на фотографию в рамке: его бывшая жена - он впервые подумал о ней в прошедшем времени, не чувствуя вины.
Он поднял подбородок Бриджет, чтобы взглянуть на нее: лунный свет заливал ее лицо серебром и придавал волосам карамельный оттенок. Внезапно он почувствовал себя свободным. Свободным от чувства вины и угрызений совести. Все, о чем он мог думать сейчас, - это чувство облегчения и Бриджет. Она была в его голове, в его сердце и в его объятиях.
Он поцеловал ее, и она вернула ему поцелуй. Прикосновения, ее запах возбуждали его. Он целовал снова и снова. Он знал, что не сможет забыть Бриджет, но в ее жизни, такой интересной, такой стремительной, наполненной людьми и событиями, в той жизни ему места не было. Что, если он скажет ей прямо сейчас, что любит ее, и услышит "нет"? Ему этого не пережить. Или вдруг случится чудо, и он женится на ней, а потом потеряет, как потерял Молли? Нет, он не может так рисковать.
Собрав всю свою волю, он отстранил ее от себя. Она была всего лишь на расстоянии вытянутых рук от него, но этого было достаточно, чтобы набрать воздуха и… увидеть озадаченное выражение ее глаз, ее распухшие от поцелуев губы.
- Спокойной ночи, Бриджет, - сказал он. Затем, не давая себе времени передумать, повернулся и направился через коридор в свою комнату.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Восход солнца - волшебное время, подумала Бриджет, окидывая взглядом горизонт. Даже в городе. Глядя на поднимающееся над заливом солнце из окна своей маленькой квартирки, она всегда испытывала благоговейный трепет. Но когда она вышла из дверей фермерского дома в утреннее безмолвие и увидела встающее над далекими горами солнце, ей показалось, что она присутствует при сотворении чуда. На какое-то время она совершенно забыла о том, что ей нужно попрощаться с Максом, что она уезжает, забыла о своей усталости после проведенной без сна ночи, когда ворочалась с боку на бок, пытаясь понять, что же происходит с ее жизнью.
Она шла по высокой, сочной, росистой траве, не замечая, что ботинки промокли насквозь. Неподалеку операторы уже устанавливали оборудование, чтобы не упустить самый удачный момент. Через несколько минут Джош будет на вершине холма, верхом на поднявшейся на дыбы лошади с развевающейся на ветру гривой, четко вырисовывающийся на фоне рассветного неба. А сейчас он выводил лошадь из конюшни, опустив голову и нежно разговаривая с животным. Она смотрела, как они приближаются, не замечая ее. Она завидовала ему, его спокойной жизни, возможности свободно заниматься любимым делом, среди друзей и родных. Но больше всего она завидовала тому, что у него есть сын. Он поднял голову, увидел Бриджет и резко остановился.
- Спала хорошо? - угрюмо спросил он.
Она чувствовала, как его взгляд скользит по ее телу, и смущенно оправила мятую рубашку, пригладила рукой взъерошенные волосы.
По ее спине побежали мурашки, то ли из-за промокших ботинок, то ли из-за его взгляда, из-за соблазна, исходившего от него. Одного его глубокого, низкого голоса было достаточно, чтобы ее руки покрылись гусиной кожей.
- Замечательно, - солгала она и задорно улыбнулась. Во всяком случае, ей хотелось так думать. - А ты?
- Лучше не бывает, - ответил он.
Она сомневалась в этом. Его лоб прорезали морщины, которых не было еще вчера, а мышцы вокруг рта были напряжены. Воспоминание о словах, сказанных прошлой ночью, как и о несказанных, витало между ними. В воздухе, который еще несколько минут назад был совершенно безмятежным, почувствовалось напряжение.
- Ну что ж, кажется, мы почти готовы, сказала она, кинув взгляд на операторов, и подавила в себе желание застегнуть пуговицы на его куртке, расправить воротничок клетчатой рубашки и пригладить не вполне идеально лежащие волосы. Если бы это был кто-нибудь другой, один из бессчетных манекенщиков, получающих за работу деньги, она не стала бы раздумывать. Но к Джошу она боялась прикоснуться, пусть даже из соображений имиджа, даже одним пальчиком. Нет, только не после прошлой ночи, только бы не повторить все сначала.
Он кивнул и вскочил в седло, так легко, что она пожалела, что не сняла это на пленку. И не потому, что может забыть, как он выглядит верхом, словно лошадь является его продолжением, словно они слиты в единое целое. У нее будет предостаточно фотографий Джоша Джентри, на каждом флаконе одеколона, на каждом парфюмерном прилавке, каждом рекламном щите… Да, ей нетрудно будет все время помнить о нем. Проблема будет в том, чтобы его забыть.
Бриджет не хотела нарушить утреннее безмолвие криком и помахала операторам рукой, чтобы они сделали остальное без нее. К тому времени, как она подошла к холму, серебряные и розовые полосы на небе поблекли, прозрачная луна почти зашла, а операторы складывали свои треноги.
Остаток дня прошел гладко, за съемками окрестностей.
- Про запас, - объяснили операторы.
- Не хотелось бы снова возвращаться сюда, - сказал один из них после ленча.
- Это почему же? - спросила Бриджет, нахмурившись, словно получила личное оскорбление. Это было неосторожно с ее стороны - дом не ее, ранчо не ее, город тоже не ее. Она больше никогда ничего этого не увидит.
- Знаешь, - ответил парень, махнув рукой в направлении бескрайних просторов, окружавших ранчо, - здесь так… пусто. Здесь нечего делать.
Нечего делать, кроме как просто жить. Разумеется, здесь другая жизнь, но она вполне подходит жителям Хармони, настолько подходит, что Бриджет почти завидует им. Джош исчез в конюшне вместе со своей лошадью. Съемочная группа собирала оборудование. Время шло. Бриджет понимала, что не может больше откладывать свое прощание с Максом.
Она вошла в дом через парадную дверь, как в тот первый день. Мимоходом взглянула на фотографию Молли на каминной полке и подумала, хватит ли у нее мужества сказать "прощай" ее сыну. В отличие от Молли, Бриджет ничего не смыслила в детях и не представляла, как сказать о своем отъезде. В коридоре она вытерла влажные ладони о джинсы. Ее ноги словно были налиты свинцом. Может, она делает из мухи слона. Может, она переносит собственные чувства на пятилетнего ребенка.
Макс лежал плашмя на полу своей комнаты, что-то конструируя из "Лего".
- Эй, - сказала она, вставая на колени рядом с ним. - Как поживаешь?
- Сооружаю трассу для мотогонки, - ответил он, взяв в руку модель мотоцикла. - Зу-ум, - загудел он. Мотоцикл слетел с только что построенного моста и врезался в Бриджет.
- А-а-а, - протянула она, отпрянув в притворном испуге.
Макс ухмыльнулся, показав щербины между молочными зубами.
- Прямо как я врезался в тебя в первый день, когда ты приехала, помнишь? - спросил он.
- Помню. - Она набрала в грудь воздуха. - Тогда был мой первый день, а теперь, сегодня… - О Господи, дай мне мужества выговорить это. - Сегодня мой последний день. Мне нужно ехать домой.
Он наморщил веснушчатый нос.
- А где твой дом?
- Мой дом… - Она окинула взглядом его комнату, бежевые стены, оклеенные постерами и увешанные полками с его сокровищами. Ее домом была квартира, которую она снимала. Для Макса и для многих поколений Джентри домом было и всегда будет ранчо. Он считает это само собой разумеющимся. Он еще слишком мал, чтобы оценить этот подарок судьбы. - Мой дом в Сан-Франциско, - продолжила она. - Это огромный город в Калифорнии. Если я уеду сегодня, то на своей машине смогу добраться туда завтра. Вот как это далеко.
- Когда ты вернешься? - спросил он очень серьезно, подняв на нее фирменные голубые глаза Джентри.
Она быстро заморгала. Она не должна расплакаться. Она не будет плакать.
- Ну… наверно, я больше не вернусь. Понимаешь, у меня там работа. Я приехала сюда…
- Знаю, ты приехала, чтобы купить лошадь. Так ты сказала, разве нет? - спросил он, почесывая руку.
- Да… нет. Я не это имела в виду. Я сказала, что приехала, чтобы поговорить с твоим отцом насчет лошади, но мне нужно было, чтобы он согласился сняться верхом на лошади. На своей лошади. Именно этим мы и занимались. Снимали. Ты знаешь, потому что ты помогал нам.
- Я здорово вам помог, а?
Она улыбнулась и взъерошила его волосы.
- Да, здорово. И когда вернусь домой, я пришлю тебе фотографии. Те, на которых ты, и те, которые ты сделал. Сможешь приколоть их на стену. Тебе хотелось бы?
Вместо радостного возгласа, который она ожидала услышать, он опустил голову и отвел взгляд.
- Думаю, да, - пробормотал он себе под нос. О нет. Если он заплачет, она тоже заплачет. Если она хочет уйти, сохранив хотя бы каплю достоинства, надо уходить сейчас. Она не может обнять его, не может рисковать, иначе вообще никогда не уйдет.
- Прощай, Макс, - сказала она сдавленным голосом, поднялась на ноги, выбежала вон, прежде чем один из них успел расплакаться. Она быстро шла к входной двери, слезы застилали глаза, она твердила себе, что с ним все будет в порядке. У него есть здесь все, что ему нужно. Если она плачет не по Максу, тогда по кому же?
Она почти врезалась в Джоша на ступеньках крыльца, выдавила из себя улыбку и попятилась назад.
- Я… Мы почти закончили, думаю, поэтому… Я попрощалась с Максом.
- О, - только и сказал он. Его глаза потемнели, так что казались почти черными. Вопрос висел в воздухе. Как насчет него? Как насчет того, чтобы попрощаться с ним?
Она с трудом сглотнула.
- Прежде чем я уеду, мне хотелось бы поблагодарить тебя за все, что ты сделал. Я знаю, ты не хотел делать этого, позировать два дня подряд. Но надеюсь, это было не слишком тяжело. В любом случае ты получишь чек, как только…
- Я сделал это не ради денег, - сказал он.
- Знаю, но… из-за чего тогда? - спросила она, прислонившись к деревянным перилам и наморщив лоб. Если она не спросит сейчас, то не спросит уже никогда.
Он пожал плечами.
- Не знаю. Возможно, из любопытства. - Он посмотрел на нее долгам, пронизывающим взглядом, отчего у нее бешено заколотилось сердце, и она вынуждена была сцепить пальцы, чтобы он не заметил, как задрожали у нее руки.
- Ты хотел знать, как пахнет одеколон "Дикий мустанг"? Я пришлю тебе первый же флакон, который сойдет с фабричной линии.
- Я не это имел в виду. Мне было любопытно узнать о тебе.
- Ты имеешь в виду - узнать, что делает такая миловидная женщина в этом сумасшедшем, жестоком бизнесе? - весело спросила она.
- Я имею в виду - узнать, что делала такая миловидная женщина в моей ванной комнате.
- Ну, так теперь ты знаешь. - Она говорила себе, что этот разговор ни к чему не ведет, что нужно попрощаться и уехать. Но по-прежнему стояла и смотрела на него с крыльца, мучительно ища слова и не находя их. Она хотела скорее уехать и жадно ждала, что он попросит ее остаться, и знала, что он этого не сделает.
Наконец она спустилась по ступенькам и прошла мимо него, ощутив жар его тела, запах кожи, смешанный с резким мужским запахом Джоша Джентри, который невозможно заключить во флакон, иначе женщины выстраивались бы в очереди, чтобы только получить возможность выложить пятьдесят долларов за одну каплю. Она едва слышно пробормотала что-то о том, как приятно было иметь с ним дело, и пошла к машине. В голове стоял туман. Попутно она что-то объясняла съемочной группе, плохо соображая, что именно: то ли дорогу на Сан-Франциско, то ли каковы нынче рыночные цены на овес, - через минуту она уже не помнила, о чем говорила.
В городе она взяла свои вещи, заплатила за проживание и уехала. В боковом зеркале было видно, как исчезал город позади, как уменьшались одноэтажные домики песочного цвета, пока совсем не скрылись из виду, растворившись в пыли, словно никакого города и не было вовсе. Словно она никогда не сидела в закусочной, потягивая кофе с Тэлли и Сьюзи; никогда не покупала в местном магазинчике наряд для вечеринки; никогда не звонила на ранчо Джоша Джентри по телефону на углу.
Все кончено… Она повторяла себе это снова и снова. Снова и снова. Пока слезы не перестали лить ручьем, где-то возле границы между штатами.
Следующая неделя была для Джоша тяжелой, а последовавшая за ней - еще тяжелее. Он вдруг с удивлением обнаруживал, что стоит посреди кухни, глядя невидящим взглядом на убегавший суп, и вспоминает тот вечер, когда они с Максом учили Бриджет стрелять из рогатки. Наконец он решил написать Бриджет письмо. Ему так много надо было сказать ей - все, что не сказал, когда она была рядом: о том, как сильно она изменила его жизнь; как заставила по-иному взглянуть на вещи; как всколыхнула в нем чувства, о существовании которых он и не подозревал. Он пытался объяснить, что, хотя теперь и свободен, больше всего на свете боится снова потерять любимую женщину. Это было бы слишком больно. Слишком многих усилий стоило ему возвращение в привычное русло. Он сделал это только ради Макса.
А Макс? Он не переживет потери еще одной матери. Всего этого Джош никогда не говорил Бриджет, никогда даже серьезно не задумывался над этим - это было понятно без слов. Они с Максом не могли рисковать с таким трудом добытой стабильностью, пустив в свою жизнь еще одну женщину. Им было лучше одним. Одиночество стало частью Джоша, оно сделало из него то, чем он был.
Но едва он нацарапал на бумаге "Дорогая Бриджет", ручка выпала у него из руки и на него нахлынули воспоминания. Бриджет на аукционе лошадей, тесно прижимается к нему плечом; Бриджет на дне рождения его отца. Ее шелковистые волосы, ее сумасшедшие поцелуи. Он закрыл лицо ладонями и спросил себя, что опаснее: сохранять свою независимость или еще раз попробовать завоевать счастье, такое хрупкое, что он загонял мысль о нем в самый дальний уголок сознания из страха совершить безумие.
Все вокруг закидывали его вопросами.
Макс жалобно вопрошал плаксивым голоском:
- Почему, пап, почему ей нужно было уехать?
Его мать, многозначительно глядя на него, спрашивала:
- Как поживает Бриджет?
Его бывшие одноклассники интересовались:
- Какие новости от Бриджет?
Едва он появлялся в городе, кто-нибудь обязательно останавливал его и спрашивал о ней. Что он мог ответить? Я о ней ничего не слышал и слышать не желаю? Нет, все, на что он был способен, - это пробормотать что-нибудь, вроде: у нее все в порядке, но она очень занята, и так далее. Но откуда ему было знать, что у нее все в порядке и что она очень занята? Можно было, конечно, позвонить - у него осталась карточка, которую она дала ему в первый день; но у него не было никакого предлога для звонка. Если бы он был ей нужен, она сама позвонила бы.
Но Бриджет не звонила, автоответчик молчал. Она, конечно, поглощена рекламной кампанией одеколона или, может быть, занимается новым заказом. Она вернулась в свою прежнюю жизнь, рядом с которой Хармони выглядит серо и скучно. Возможно, она уже отправилась искать другой символ, прямо сейчас, сегодня, в это самое время, пока он чинит изгородь и безуспешно пытается выбросить Бриджет из головы и сосредоточиться на более насущных вещах.
Он стоял, положив моток проволоки на землю, и представлял, как она ищет мужчину, который хорошо смотрелся бы в кроссовках или который ест на завтрак холодную кашу. При мысли о том, что она фотографирует другого парня - парня, у которого нет пятилетнего сына, которому не пришлось пережить тяжелую потерю, с кем можно завязать длительные отношения, - он в отчаянии заскрипел зубами.
Потому что этот парень, кто бы он ни был, будет беспомощен перед обаянием Бриджет. Он не устоит перед ее напористостью и добротой. Не говоря уж о ее нежных глазах, ее решительном подбородке, ее чувственных губах. И он вскружит ей голову лестью и заманчивыми обещаниями. И она будет слушать его, она поверит, потому что она такая беззащитная, просто созданная для любви, что он сам в нее влюбился!
Влюбился в Бриджет? Не может быть. Но другого объяснения всему, что случилось, не было: она перевернула его жизнь с ног на голову и прочно поселилась в его сердце.
Он ударил себя кулаком по лбу. Ему следовало забросать ее комплиментами. Если бы только он не был слишком горд, слишком поглощен своими проблемами и своим прошлым. Прошедшей ночью он, конечно же, напугал ее рассказом о своих переживаниях. Он видел выражение ее глаз даже при лунном свете, видел, как озадачена она была его печальной историей. Какая женщина захотела бы выслушивать грустную историю чужой жизни? Никакая. И уж точно не Бриджет.