Медленно прикрыв глаза, он без всякого выражения стал что-то напевать себе под нос. Это взбесило ее еще больше. Посыпались оскорбления и угрозы, она несправедливо обвинила его в лени и даже предложила уволиться, как только что Луизе, и ядовито раскритиковала его работу, что делала уже неоднократно. Но ни он, ни все остальные ничего не слышали, потому что длинная тирада мадемуазель Денев потонула в древней песне валлийских долин, от которой, казалось, гулко сотрясались стропила. Затем, продолжая петь, он снова вернулся к своему столу, не обращая на нее ни малейшего внимания. Озлобленная неповиновением, женщина бросилась вслед за ним, и Луиза потеряла ее из виду, но те, кто наблюдал развернувшуюся сцену, после со смехом рассказывали, как мадемуазель Денев, с искаженным от злости лицом, скакала вокруг него, потрясая своими маленькими кулачками, и как ее пышная сборчатая юбка металась при этом взад-вперед. Наконец она сдалась и, гордо подняв голову, удалилась из комнаты, громко стуча каблуками. Расселл немедленно перестал петь, и все, кто находился поблизости, отчетливо услышали яростный возглас Денев. Покраснев еще больше, она гордо прошествовала по коридору к своей двери, на ходу поправляя пряди, выбившиеся из ее всегда безупречной прически. Дверь кабинета мадемуазель захлопнулась. Во всех помещениях тут же раздался взрыв хохота, и лишь страх перед возможными последствиями заставил гризеток придать своим лицам невозмутимое выражение, когда она вышла вновь, чтобы, как обычно, отпустить очередную порцию болезненно жалящих саркастических замечаний по поводу обнаруженных дефектов.
С того дня мадемуазель Денев сделала Луизу объектом своей самой ядовитой критики. Казалось, что после поражения в схватке с Уиллом эта женщина оставила попытки вступать с ним в открытый конфликт, поэтому ей был необходим мальчик для битья, на котором можно было бы выместить свою досаду. Она по-прежнему воевала с ним, не выходя за рамки своих полномочий, но на Луизе, ставшей косвенной причиной ее унижения, вымещала свое раздражение. Во время каждой такой словесной атаки Луиза внутренне кипела и стискивала зубы, но не отрывала глаз от работы. Иногда вечером она приходила домой вся бледная от пережитого. Катрин ей сочувствовала и возмущалась таким к ней отношением.
- Мне приходилось встречать женщин вроде нее. Ревнивые женщины всегда пытаются приуменьшить чужие способности и высмеивают чужие успехи.
- С чего бы ей ревновать ко мне? - набросилась на нее Луиза.
- Раз ты сама не понимаешь, то я ничего не скажу.
Однажды вечером у Луизы появились другие заботы. Когда утром она шла на работу, Уилл нагнал ее у ворот и предложил вернуться сюда вечером, он задержится, ему нужно подготовить к завтрашнему утру кучу работы для швей. Луизе только надо выбрать удобное время. Девушка сияла от радости, Катрин она ничего не сказала, боясь, что та обязательно начнет спорить и возражать.
Возможность уйти из дома представилась. Катрин отправилась поужинать с одним своим приятелем. Луиза, пройдя через кладбище для бедняков, положила на могилу матери букетик цветов, как она делала всегда. Она взобралась на стену, встав на деревянный ящик, который Уилл спрятал в высокой траве. По ту сторону тоже стоял приготовленный для нее ящик, скрытый от глаза консьержа за служебными постройками, и девушка проникла во двор. Быстро, как было условлено, постучала в окно раскройного цеха, обежала вокруг мастерской и оказалась у двери, которую уже отпирал Уилл.
- Вот здорово! - радостно воскликнула она, ринувшись вперед него через слабо освещенные комнаты, на ходу сдергивая с себя шаль, шапочку и перчатки и швыряя их через плечо. В коридоре она насмешливо присела перед запертой дверью пустого кабинета мадемуазель Денев и вплыла в ярко освещенный раскройный цех, проделав восторженные пируэты вокруг двух столов, на одном из которых был уже разостлан малиновый бархат.
- С чего начинать?
Уилл укладывал на табурет ее вещи.
- С самого начала, разумеется. Бери вон из той кучи выкройку и приступай.
Просияв, она крепко стиснула ладони.
- Неужели ты разрешишь мне все сделать самой?
Он одобрительно хмыкнул:
- А иначе какой смысл?
Она сняла с полки первый рисунок. Это было плотно облегающее дорожное платье из серого шелка, обильно украшенное декоративными пуговицами и кистями, с изящными манжетами на рукавах и с многочисленными оборками на юбке. Девушка нахмурилась горестно-насмешливо, не скрывая своего волнения. Фасон оказался непрост, но в нем не было ничего такого, чего бы Луиза не знала, и она намеревалась проделать свою работу с блеском.
Пока он занимался своим делом, Луиза устроилась за выделенным ей длинным столом и стала изготовлять выкройку по меркам клиентки. Оба работали молча. Она делала все ловко и четко, правда, слишком нервничала. Для юбки выкройка вообще не требовалась: она будет сшита из шести полотен ткани, которые по всей ширине посадят на пояс, зато каждую деталь корсажа и рукава требовалось вычерчивать очень тщательно. Она улыбнулась, закончив дело.
- Вот! Готово.
И она еще шире, с гордостью улыбнулась Уиллу. В комнате было душно, плотные ставни закрыты, а вентиляционные отдушины недостаточно охлаждали помещение. Лицо Луизы серебристо мерцало. Она и не подозревала, как часто Уилл с дрожью косился на нее, замечая нежную округлость ее приподнятых грудей, выглядывающих из-под корсажа, когда она нагибалась над столом. У него кружилась голова от ее ароматной неуловимой соблазнительной женственности.
И прежде у него не раз болезненно ныли чресла от ее мучительной близости, но никогда еще так, как теперь, когда они впервые остались наедине.
- Поздравляю, - машинально ответил он, думая, какая Луиза соблазнительная. - С этой первой частью работы ты справилась довольно быстро.
- Мне нужно попить, прежде чем двигаться дальше. - Она прикрыла глаза, изнемогая от духоты, и, изогнув шею, провела кончиками пальцев вдоль горла, как будто надеясь так его остудить.
- В ведрах на кухне должна остаться вода, - довольно грубо отрезал он. - Лампу возьмешь?
- Нет. Дорогу я знаю как свои пять пальцев.
Луна достаточно хорошо освещала кухню, поэтому она без труда разглядела ведра и напилась из ковша, утолив жажду.
Вернувшись к столу, Луиза развернула рулон серого шелка, предназначавшегося для дорожного платья, богатая материя замерцала на столе. Он не стал помогать девушке накладывать выкройку, да она и не рассчитывала на это, хотя не подозревала, что он просто боится малейшего физического контакта с ней. Луиза тихонько вздыхала от удовольствия, когда под ее щелкающими ножницами выкраивалась то одна, то другая деталь. А Расселл мог думать только о том, как она блаженно стонала бы в его объятиях, и он дал себе зарок больше никогда не приглашать девушку в свою мастерскую, чтобы не подвергать себя столь мучительной пытке.
- Луиза!
Она, вздрогнув, повернула к нему голову:
- Да?
Он уже покончил с малиновым бархатом и теперь разворачивал рулон синей мериносовой шерсти.
- Юбку я сам завтра скрою. С этим справится любая ученица, а ты же не хочешь просто так терять время?
- Нет, конечно. Очень мило с твоей стороны. - Она отложила ножницы и пошла было к выходу. - Надо посмотреть на часы.
- Не принесешь заодно еще один рабочий лоток? - напомнил он ей. - Для платья, когда ты его закончишь.
Она кивнула, вышла, оставив узкую полоску света в прикрытой двери, и торопливо бросила взгляд на циферблат висевших над кабинетом часов. Было не так поздно, как она думала, к тому же Уилл сам возьмется за скучную раскройку юбки, и она может спокойно закончить работу, не боясь, что Катрин, вернувшись домой, не застанет ее в квартире. Луиза стала искать свободный лоток. Все лотки были выложены изнутри люстрином на манер бонбоньерок. Вернувшись в раскройный цех, она поставила лоток на место и снова принялась за работу.
Они работали в полной тишине. Доделав все, что было отложено на ночь, Уилл уложил на лоток последнюю скроенную деталь и убрал со стола обрезки, чтобы не заниматься этим утром. Пол он подмел, Луиза же была слишком поглощена своим занятием и лишь машинально переступала, когда половая щетка застучала возле ее ног. Наконец она доделала последнюю оборку и распрямилась. Девушка потеряла всякий счет времени.
- Уже первый час, - сказал он, погасив все лампы, кроме одной. Ему хотелось, чтобы она ушла.
Луиза положила руку на поясницу и выгнула ноющую спину.
- Я тебя задержала, - расстроилась она.
- Нет, напротив. Обычно я работаю до часу или двух. Сейчас я провожу тебя домой, а утром доделаю юбку. Оставляй все как есть.
Уставшая и не помнящая себя от счастья, Луиза потянулись к нему, улыбнувшись ему в лицо, намереваясь всего лишь поблагодарить его, но ничего и не успела сказать. Он больше не мог сдерживаться. С силой прижав ее к себе, он поцеловал ее, от поцелуя у него зазвенело в ушах.
Они отшатнулись друг от друга, тяжело переводя дыхание. Девушка смотрела на него, как внезапно разбуженный лунатик, ошеломленно прижимая к губам пальцы, как будто пытаясь увериться, что он не спалил их в огне своей любовной атаки. Он снова потянулся к ней, и она, как будто догадываясь, что на этот раз он будет действовать нежнее, не отстранилась и не стала отталкивать его руку, которой он обвил ее за талию. Нежно прижав ладонь к ее щеке, он большим пальцем приподнял ее подбородок и поцеловал уже не так настойчиво, но не менее страстно. И на этот раз ее губы осторожно ответили, он крепче обнял ее, Луиза прижалась к нему, обвила шею руками и зарылась дрожащими пальцами в густые завитки волос на затылке. Ни он, ни она не услышали, как звякнуло в отдалении кольцо для ключей, когда консьерж отпер кому-то ворота. Они не слышали, как кто-то прошел по двору. Но от сквозняка, повеявшего по мастерским и коридору, скрипнула и задрожала дверь в раскройный цех, когда кто-то вошел в здание. Несколько секунд они стояли, не шевелясь, как парализованные. Луиза запаниковала:
- Меня не должны здесь обнаружить!
Он высвободил ее из объятий и внимательно прислушался, собираясь с мыслями. Приближались чьи-то шаги, но это была не шаркающая поступь консьержа, а легкая решительная походка, слишком знакомая обоим.
- Это Денев! - воскликнул он, схватил стул и заблокировал им ручку двери. - Быстро! Прыгай в окно!
Луиза схватила шапочку с шалью, позабыв про перчатки, которые он подобрал и успел всунуть ей в руки, когда она подбежала к окну, растворив рамы и с грохотом распахнув наружные ставни. Он без усилий приподнял ее и подтолкнул в зияющее темнотой окно. Держась за его рукав, она спустилась на землю и скрылась в темноте, побежав к той стене, через которую недавно перелезала. У него хватило времени только на то, чтобы снова затворить окно, когда дверь у него за спиной толкнулась о стул. Из коридора послышался резкий голос Нанетт Денев:
- Мсье Расселл, откройте!
Он неторопливо отодвинул стол и открыл дверь. Она злобно глянула на него с порога.
- Вам что, страшно оставаться здесь одному по ночам, что вы двери запираете? - насмешливо спросила она.
Пожав плечами, он отошел к Луизиному столу, где начал укладывать куски серого шелка.
- Мне нет дела до непрошеных посетителей, - многозначительно произнес он.
Войдя в комнату, она покраснела еще больше. Подозрительно переводя взгляд с предмета на предмет, она наконец остановилась на окне.
- Когда я проходила по двору две минуты назад, ставни были заперты. Почему же сейчас они открыты?
- Ради глотка свежего воздуха, мадемуазель.
Нанетт решительно подошла к окну, открыла его, выглянула наружу, несколько секунд внимательно всматривалась, потом снова с грохотом его закрыла. От ее стремительного цепкого взгляда не укрылся беспорядок на раскройном столе: ножницы лежали раскрытыми вопреки общепринятому правилу безопасности, кусок серого шелка, который, судя по оставшемуся количеству, должен был пойти на юбку, лежал как-то непривычно неаккуратно.
- Вы весь вечер были здесь один? - ехидно спросила она.
- А разве я не всегда один?
Встав между двумя столами, она в упор посмотрела на него через разделявшую их столешницу, с которой он уже убрал и лоток последние детали дорожного платья.
- Я еще ни разу не видела, чтобы вы пользовались этим столом, кроме исключительных случаев, когда другой занят.
Он закрыл ножницы и положил их на изготовленную им самим полку.
- Вы еще ни разу не приходили ко мне по ночам.
Женщина в бешенстве ударила кулаком о стол.
- Прекратите лгать! Я слышала, когда подходила сюда, как стукнули ставни, а потом - чей-то топот. Вы имели наглость привести сюда одну из моих швей! Вы что, думаете, я не знаю кого? Эту дрянь, Луизу Вернье!
Он уселся на противоположный край стола и бесстрастно взглянул на нее.
- Вы уверены, что это не плод вашего воображения?
Нанетт злобно вздернула подбородок, и от гнева ее губы вытянулись в ниточку.
- Разумеется, уверена. Вы грубо нарушили мое предписание, позволив ей прийти в раскройный цех, а Вернье, вопреки моему четкому приказанию, под угрозой увольнения посмела прикоснуться к дорогой ткани, которую почти наверняка изуродовала. Это будет первое, о чем мадам Камилла узнает сегодня утром.
- Ничего подобного, - возразил он все тем же спокойным тоном, - и на то есть две очень веские причины. Во-первых, я не думаю, что вы обнаружите хотя бы малейший дефект. Во-вторых, вы не сможете обвинить кого-то так, чтобы это напрямую не коснулось меня, а вы же не хотите, чтобы меня тоже уволили?
Лицо Денев покрылось пятнами.
- Не знаю, о чем вы говорите.
Расселл смотрел на нее так, что она не в состоянии была отвести глаза.
- Вы ведь злитесь не из-за нарушения дисциплины, а потому, что подозреваете, будто я был здесь не один.
- Я пришла проверить, все ли в порядке. Здесь раньше были случаи мелких краж. И я намерена сделать все, чтобы предотвратить подобные случаи, поэтому и осматриваю помещение в отсутствие швей.
Он приподнял одну бровь.
- В полночь? В то время, когда, по вашим расчетам, я почти уже должен доделать свою работу? - Перекинув ноги через стол, он уселся на противоположный край и посмотрел ей в глаза.
Нанетт сделала последнюю попытку надменно осадить его:
- Вы настолько же самоуверенны, насколько неотесанны.
Уилл схватил ее за ягодицы, скрытые пышными юбками, и резко притянул к себе, зажав между бедер.
- Ты меня хотела с первого же дня, как появилась здесь, - грубо произнес он. - Посмотрим, на что ты годишься.
Может, в любое другое время и в любом другом месте она бы и не "сгодилась". Но сейчас, начисто оставив всякие попытки противиться долго сдерживаемой порочной страсти, Денев сдалась. Он снова и снова безжалостно брал ее самыми разнообразными способами, заглушая собственную ярость и боль. Он мстил Нанетт Денев за несвоевременное вторжение, на самом деле удовлетворяя самые тайные ее желания.
Когда первые лучи рассвета стали прокрадываться в комнату, он приподнялся с наспех сооруженного ложа из цветных тряпок и оглянулся на нее через плечо, подбирая свою одежду. Ее руки и ноги были бледны, она лежала, отвернувшись от него, спутанные волосы закрывали ее лицо. Расселл знал, что она не спит. Но у нее есть еще куча времени, чтобы успеть собраться и уйти. Он прошел на кухню, пошевелил угли в печке, подкинул дров и вышел в маленький внутренний дворик, набрал воды в ведро и опрокинул его на себя, охнув, когда вода полилась по его телу и растеклась ручейками между булыжниками. На кухне он обтерся, оделся и поставил на раскаленную печку искореженную кофейницу, но, вернувшись в мастерскую с двумя дымящимися чашками в руках, обнаружил, что Денев уже оделась и ушла. Пожав плечами, он сам осушил обе чашки и вытянулся на одном из столов, подложив руку под голову, где проспал до прихода весело болтающих швей.
Луиза, встревоженная, измученная, не знала, чего ей ждать от грядущего дня. Ждать ли неприятностей? Неужели кто-то видел, как она перелезала через стену, и вызвал Денев? Луиза не осмелилась тогда оглянуться, чтобы узнать, кто их незваный гость, она думала только о том, как скорее удрать. Она успела попасть домой незадолго до прихода Катрин, притворилась спящей, чтобы избежать разговоров. Лежа в темноте, девушка вспомнила все, что произошло между ней и Уиллом в ту пугающе страстную минуту, вкус его жарких губ, прижавшихся к ее губам, и трепет своего тела, когда она оторвалась от его огромного мощного тела. Но, несмотря на то что первый его необузданный порыв застал ее врасплох, она не потеряла голову, но позволила ему снова поцеловать себя из чувственного любопытства, чтобы испытать совершенно неведомые доселе сладостные ощущения, одновременно чувствуя, как ее симпатия перерастает в нежность, как зарождается страсть.
Однако сегодня утром ей не хотелось ни видеть его, ни случайно встретиться с ним взглядом. Ей хотелось остаться собой, отнять у него воспоминание о той вольности, с какой она позволила ему себя целовать. Но сидя за своим столом, Луиза, услышав его голос, покраснела, смутилась. Она низко склонила голову над работой, и ее игла замелькала вдвое быстрее обычного.
Казалось, этот день ничем не будет отличаться от предыдущих. Мадемуазель Денев, как обычно, совершала свои обходы, сопровождая их язвительными замечаниями, но в целом все было спокойно. Благодарность Луизы к Уиллу росла. Даже если контролерша нагрянула сюда ночью, он сумел оградить ее от подозрений. В обеденный перерыв Луиза уже полностью справилась со своими страхами, и, когда Расселл сухо кивнул ей на кухне, она мельком с благодарностью взглянула на него и продолжила обедать.
В середине дня за столом в швейном цехе, где сидела Катрин, возникло некое оживление. Девушка, сидевшая напротив Луизы, развернула стул, чтобы посмотреть, что там происходит.
- Что-то у них там с этим серым шелком, - произнесла она испуганным голосом, и тут же остальные вышивальщицы стали возбужденно выспрашивать подробности. - Кажется, детали не сходятся.
Луиза похолодела. Она не могла поверить, что скроила что-то неправильно. Краем глаза она заметила, как мадемуазель Денев входит в мастерскую, одной рукой придерживая прижатый к бедру лоток, на котором лежало наполовину сметанное дорожное платье из серого шелка. Луиза подняла голову. Женщина молча зловеще поманила девушку пальцем. Луиза встала и, нервно разглаживая передник, послушно подошла к ней, болезненно ощущая любопытные взгляды со всех сторон.
- Пойдемте со мной.