- Мне очень жаль, милорд, что так получилось.
Ник обернулся с той миной недовольства на лице, которую Симона уже хорошо знала.
- Неужели ты не можешь с ним справиться?
Она на мгновение остановилась, потом бросилась вдогонку за мужем.
- Николас, он ведь призрак. Я не могу им командовать, как не могу командовать тобой.
Они уже поднялись на площадку. Ник обернулся и резко спросил:
- Что ты имеешь в виду?
Симона вздернула подбородок.
- Ты делаешь все, что хочешь и когда хочешь. Ты даже не объяснил, где был в ту ночь в Лондоне. И что делал вчера вечером, когда мы ночевали в трактире. В общем зале тебя не было. Я проверяла.
Ник фыркнул, развернулся и исчез за поворотом. Симона бросилась следом с намерением заставить его объясниться. Вот только каким будет это объяснение? Она торопливо ступала за мужем, глядя в его широкую спину. Молчание становилось все более грозным.
- Ты был с проституткой?
Ник, не оборачиваясь, бросил:
- Нет.
- Ты лжешь! - сердито выкрикнула Симона.
- О Господи! - сквозь зубы пробормотал он и вдруг остановился у широких резных дверей в самом конце каменного коридора.
- Тогда расскажи мне, - потребовала Симона. - Как я могу тебе доверять, если ты сам мне не доверяешь?
Ник долго смотрел на нее, словно решая, говорить или нет. У Симоны перехватило дух. Ей так хотелось знать, что, несмотря на свою легкомысленную репутацию, он не предал ее и не предаст в будущем. Ей так нужны были его заверения. Но эти надежды рассыпались в прах.
- Боюсь, тебе придется самой разгадать эту загадку, - бесстрастно произнес он, распахнул тяжелую дверь и жестом пригласил Симону войти.
Покои барона Крейна оказались огромны. Квадратная комната была размером с большой зал в доме, где Симона провела детство. Здесь был не один, а два камина - на двух противоположных стенах. Их отверстия были так велики, что Симона могла бы встать там в полный рост.
Гладкий деревянный пол был застелен пушистыми синими с золотом коврами. Ночной воздух врывался в комнату сквозь два глубоких длинных окна, в нишах которых были устроены уютные сиденья. В двух противоположных углах располагались ширмы для переодевания. Повсюду стояли комоды, столики, диваны. Живописные гобелены и канделябры украшали стены. В центре комнаты стояла огромная кровать. У Симоны захватило дух от восхищения.
- О, Ник! - забыв о своем недовольстве, воскликнула она и погладила резной столбик темного дерева на вершине которого находилась крылатая фигура.
- Тебе нравится? - Симона по голосу догадалась, что Ник улыбается.
- Я никогда не видела ничего подобного, - призналась она, задирая голову, чтобы рассмотреть резьбу на остальных трех столбах. Единороги, русалки, драконы, сказочные птицы кружились в веселом хороводе, а верхушки опор занимали феи - у каждой особое выражение лица и свои черты.
Подошел Ник и положил руки ей на талию. Симона вздрогнула от волнения.
- Раньше эта кровать принадлежала моим родителям, а до них - деду и бабушке. Здесь была их спальня.
Симона подняла на мужа глаза, ожидая прочесть на его лице грусть по ушедшим родственникам, но Ник улыбался.
- Мне она нравится. Правда нравится. Это чудесно.
Ник поднял руку и убрал с лица Симоны выбившийся локон.
- Я рад. Мне хочется, чтобы ты была счастлива в Хартмуре.
Сердце Симоны глухо колотилось в груди. Близость Ника в уединении их общей спальни волновала ее все сильнее. Ей хотелось, чтобы этот миг длился как можно дольше. Он говорит о ее счастье с такой убежденностью, как будто действительно этого хочет. Никому и никогда прежде не было дела до того, счастлива Симона или нет.
Она приподнялась на цыпочки и коснулась губами уголка его губ.
- Благодарю тебя, Ник, - прошептала она и чуть-чуть отстранилась, но Ник обнял ее, с силой прижал к груди и, заглянув в лицо, спросил:
- Значит, ты мне не доверяешь, Симона?
Она встретила его взгляд и не отвела глаз:
- Нет. Как я могу тебе доверять?
- Мы слишком мало знакомы. Тебе многое предстоит узнать обо мне.
Руки Ника ласково гладили ее спину, и мысли Симоны путались.
- Многое? Что именно?
Ник долго молчал, вглядываясь в ее лицо, а его пальцы продолжали играть свою беззвучную мелодию на ее талии, на спине…
- Ничего особенно важного. Просто мужчине иногда нужна возможность разобраться в собственных мыслях. Я не стану открывать тебе душу, она принадлежит мне одному. - На миг его руки замерли. - Но я никогда не буду тебе лгать. Это я обещаю.
Симона опустила глаза и с удивлением увидела, что ее руки лежат у него на груди, а пальцы впиваются в пыльную вышивку плаща. Все ясно - он ей не доверяет.
- Симона, - мягко попросил Ник, - посмотри на меня. - Она подняла на него взгляд. - Я никогда не буду тебе лгать. И у меня не было женщины с тех пор, как мы поженились.
- Николас, я понимаю, что нам еще многое надо узнать друг о друге. - В ее голосе звучали тревога и боль, но, видит Бог, она верила Нику. - Но я надеюсь, что настанет день, когда ты сам захочешь разделить со мной свою ношу. Ты уже заслужил мою самую горячую благодарность тем, что поверил в Дидье, пусть ты и не можешь понять, что я не могу ни предвидеть, ни остановить его неожиданные выходки.
Ник хохотнул, взял ее лицо в ладони и мягко поцеловал.
- Твою самую горячую благодарность? - с намеком переспросил он.
Симона задрожала. Веки стали тяжелыми и опустились. Его прикосновения вливали в ее жилы сладкую отраву.
- И любовь, - прошептала Симона.
- Это мне больше по нраву. - И он снова поцеловал ее, все крепче прижимая к груди. Симоне казалось, что она тает в его руках. Мужской запах пьянил ее. В душе разливалось странное, непривычное чувство защищенности, которого она не испытывала уже много месяцев.
Ник вдруг отстранился. Симона видела - его желание не ушло, в ярко-синих глазах горели ледяные искорки страсти, но он заговорил о другом:
- Я разговаривал с леди Хейт.
Симона нахмурилась - странно, что он выбрал для разговора такой момент.
- С леди Хейт, милорд?
Ник пальцами приподнял ее подбородок, и Симона увидела Дидье, который маршировал по периметру кровати, помахивая перышком над головой. Симону поразило, что Ник заметил присутствие брата раньше ее. Честно говоря, она забыла о Дидье, как только они вошли в эту роскошную спальню. Симона вздохнула.
Дидье на минутку остановился.
- Сестрица, вы можете продолжать, я не подглядываю. - И он вернулся к игре, тихонько напевая веселую мелодию.
- Так вот, - продолжил Ник, - я поговорил с леди Хейт. Тебе скоро помогут с этим проказником.
Симона удивилась:
- Неужели? Каким образом?
- Скоро здесь будет Минерва, - просто ответил Ник.
Глава 12
Следующим утром Ник сидел за широким дощатым столом в небольшом кабинете под лестницей. Здесь он обычно занимался делами Хартмура. Остаток вчерашнего вечера он провел с Симоной, помогая ей устроиться в своих покоях. Если не считать проказ Дидье в большом зале, то нынешнее возвращение в родной дом оказалось на редкость спокойным.
Нику казалось, что в его молодой жене живут сразу две женщины: одна - открытая и любящая, если к ней подходить с нежностью, другая же - настороженная и замкнутая, когда речь заходит о Дидье или поведении самого Ника, Оставалось надеяться, что жизнь войдет в относительно нормальное русло после того, как здесь появится старая знахарка Минерва, а эти осточертевшие гости разъедутся. Интересно, о чем думала его мать, приглашая этого мерзавца Бартоломью? Ник хохотнул, вспомнив выходку Дидье. Надо же - крыса!
Началась работа. Непрерывный поток арендаторов, надсмотрщиков и батраков проходил перед бароном Крейном. Он выслушивал отчеты о состоянии дел в Хартмуре, принимал решения. Урожай был хорошим, и его вовремя убрали. Нужно строить новый амбар. Волки унесли несколько овец. И все из-за нерадивого пастуха. Его уже заменили. В амбарной книге появились новые записи: одно рождение, две смерти по старости, одна помолвка. К полудню Ник устал от счетов и мелькания лиц. Явившийся к хозяину Рэндалл бормотал что-то о ремонте оружия, а мысли Ника улетели к зеленоглазой красавице жене.
Утром Ник оставил Симону в своей - нет, в их общей - спальне среди разбросанных листков дневника Порции. Симона так мило выглядела в нежно-розовом платье, что Ник с трудом одолел позыв оттащить ее от пыльных бумаг и увести на прогулку по окрестностям. Как видно, у Ника возникло юношеское желание делать все то, чем, по рассказам Симоны, она занималась с Шарлем. Ему хотелось стереть все воспоминания об этом человеке, заменив их своей персоной.
Однако сегодня он поедет без жены. Следовало посетить Обни, чтобы из первых рук узнать о неудавшемся набеге на жилище Хандаара. Ник слишком долго пренебрегал своими обязанностями, и сейчас его терзал стыд. Ивлин ушла. Тут уж ничего не поделаешь. Он женился, и сейчас настало время вернуться к исполнению долга. Он обязан быть надежным защитником и помощником для лучшего друга своего отца. Была и еще одна причина. Имея сэра Бартоломью в качестве гостя, невозможно было не услышать сплетен о том, почему старый Хандаар отклонил приглашение на свадебный пир.
- И тогда, милорд, мы к весне будем иметь новые колеты, - говорил Рэндалл, заканчивая свои рассуждения об оружии и новых кольчугах. - А расходы окупятся спасенными жизнями. - И он бросил предостерегающий взгляд на сидящего тут же кастеляна.
Ник откинулся на спинку стула и помотал затекшей шеей.
- Отлично, Рэндалл. Ты свое мнение изложил, теперь слово за кастеляном.
Тощий жилистый кастелян состроил недовольную мину и почти ткнулся носом в амбарную книгу.
- Не знаю, сэр, - пробормотал он. - Уж очень большая сумма. У нас ведь еще много пригодного оружия.
Рэндалл резко поднялся и отшвырнул стул.
- Да что ты, крючкотвор, понимаешь в оружии? Мои люди сражаются, чтобы здесь был покой. Они должны быть защищены.
Управляющий выпрямился и, фыркнув в сторону воина, заявил:
- А мое дело - вести счета хозяина. Если бы не я, ваши траты давно бы…
- Да я натяну твою задницу на барабан! - взревел Рэндалл.
- Достаточно, - вмешался Ник, не давая сваре перейти в драку. - Рэндалл, ты получишь новые кольчуги. Но только половину - для первого ряда лучников, а старые кольчуги отдай ученикам. - Ник с удовольствием наблюдал, как самодовольно усмехается каждый из противников - оба считали себя победителями.
Рэндалл пригладил взъерошенные волосы.
- Благодарю, милорд.
- Если это все, - заспешил кастелян, - тогда я пошел, мне еще надо на мельницу. - И, поклонившись Нику, он направился к двери, где столкнулся с Женевьевой. - Мое почтение, миледи.
В руках Женевьева держала свернутые листки пергамента.
- Ник, дорогой, здравствуй. И вы, Рэндалл, здравствуйте! Ник, у тебя найдется свободная минутка, чтобы поговорить с матерью?
Ник не сводил глаз с бумаг в руках Женевьевы. По характерной восковой печати со знакомым крестом он понял - это письма от Ивлин. У него пересохло в горле, сейчас бы вина или кружку эля, в конце концов.
– Мама, конечно, у меня есть для тебя время. - Тут ему в голову пришла одна мысль. - Мне самому надо кое-что с тобой обсудить.
Рэндалл кашлянул.
- Э-э-э… Я оставляю вас, милорд.
- Подожди, Рэндалл, - остановил его Ник и взял бумаги из рук удивленной Женевьевы. - Мне понадобится и твоя помощь.
Он прошел к небольшому сундучку в углу кабинета, встал на колени и отпер замок. Внутри лежали стопки писем, как две капли воды похожие на те, что он держал сейчас в руке. Ник бросил сложенные листочки на стопку, захлопнул крышку шкатулки и запер ее. Затем встал, поднял шкатулку и передал ее Рэндаллу.
- Милорд? - с недоумением произнес тот, принимая груз.
Вернувшись на место, Ник распорядился:
- Через час мы отправляемся в Обни. Приведи леди Симону, когда я скажу. А это, - он показал на шкатулку, - сожги.
- Николас! - с упреком произнесла Женевьева. - Неужели ты ни одного не прочитал?
Ник свирепо посмотрел на Рэндалла, который мялся в дверях:
- Это все.
Рэндалл наконец решился спросить:
- Шкатулку тоже сжечь?
Ник заколебался. Эту изящную, обитую кожей шкатулку подарила ему Ивлин два года назад, когда он после смерти отца получил титул барона. Ник рванул с пояса связку ключей, снял один в форме сердечка; бросил его Рэндаллу и приказал:
- Все сожги.
- Да, сэр.
Рэндалл ушел, а Ник поднял взгляд на мать. Ее бледно-голубые глаза смотрели с обидой.
- Неужели она так мало для тебя значила, что ты готов уничтожить всякую память о ней?
- Нет, мама. - Ник вздохнул. Его гнев улетучился, дальше он постарался говорить спокойно: - Нам с Ивлин нечего больше сказать друг другу. Все кончено.
Женевьева хотела что-то возразить, но Ник поднял руку, призывая ее к молчанию:
- Ты хочешь, чтобы наш брак с Симоной был удачным?
- Конечно, дорогой.
- Тогда я должен делать то, что должен. - Он потер лицо. - Я могу лишь догадываться, что чем-то обидел Ивлин, раз она отказала мне таким образом. Если я хочу быть хорошим сеньором для Обни, я должен действовать так, как будто Ивлин умерла. Никогда больше не приноси мне ее писем.
Женевьева сглотнула, потом кивнула:
- Я понимаю, Ник. Конечно, я люблю Ивлин, как дочь, но, обещаю, я сделаю все, чтобы вы с леди Симоной были счастливы.
Ник молча пожал руку матери. Говорить, нет, даже думать об Ивлин было трудно, а предстоящая поездка в Обни еще больше омрачала настроение. Тем не менее, надо было встряхнуться, чтобы спокойно сообщить Симоне, что он не будет ночевать дома и вернется только завтра.
- Скажи мне вот что, - сказал Ник, выпуская руку Женевьевы. - Ты не видела сегодня моего шалопая-братца? Я хочу, чтобы он вместе со мной отправился в Обни. Он же обожает выполнять мои распоряжения. - И Ник ухмыльнулся.
Женевьева рассмеялась:
- Видела. Ты можешь командовать им, сколько пожелаешь. Тристан все равно делает только то, что хочет, и в Гринли, и здесь. - В голосе Женевьевы звучала неподдельная гордость. Ник испытал нечто вроде укола ревности. Когда он делает только то, что хочет, все вокруг недовольны. Но тут Женевьева переменила тему: - Леди Симона, она ведь другая, правда?
- Что ты имеешь в виду, мама? - Ник нахмурился. - За прошлый год Симоне пришлось пережить много несчастий. К тому же она оказалась в чужой стране, в чужом доме, битком набитом чужими людьми.
Женевьева кивнула, но озабоченное выражение не покинуло ее лица.
- Тут ходят разные слухи…
- О, матушка! - зарычал Ник.
- Подожди-подожди, - заспешила Женевьева. - И это ее вчерашнее появление в большом зале… - Она прищурилась и пристально посмотрела в лицо сына, словно он еще был юным проказником. - Что ты от меня скрываешь?
Ник тотчас вспомнил о белом перышке Дидье. Что бы сказала его мать, если бы он рассказал ей, что вернулся в Хартмур не только с молодой женой, но и с привидением?
- Ты лучше других должна знать, что не стоит обращать внимания на слухи, - упрекнул Женевьеву Ник и с удовлетворением заметил, что она покраснела. - Симоне понадобится время, чтобы привыкнуть к жизни в Хартмуре, и я надеюсь, что ты будешь ей помогать, а не распространять глупые сплетни.
- Николас! - возмущенно воскликнула Женевьева. - Да я бы ни за что…
- Ну и отлично. - Он поднялся и обошел стол. - Пойдем поищем моего брата.
Женевьева фыркнула и гордо вскинула голову, однако больше ни слова не произнесла о вчерашних событиях.
Нику оставалось только надеяться, что Минерва приедет вовремя и что за это время Хартмур не превратится в дом умалишенных.
* * *
"22 июня 1075 года
Надеюсь, ад окажется не таким ужасным, как его описывают, ведь именно там мне скорее всего предстоит проводить вечность. Я думаю, Арман раскрыл мою тайну, и теперь мне остается лишь молиться о его смерти".
Симона ахнула и прикрыла рот рукой. Слова матери потрясли ее.
- В чем дело, сестра? - Дидье растянулся на кровати рядом с Симоной, которая сидела, скрестив ноги. Он поигрывал белым перышком, а Симона временами зачитывала ему отрывки из дневника Порции. Только так она могла удержать его рядом с собой, чтобы он не мотался по залам и коридорам Хартмура, повергая гостей в смущение. Сейчас Дидье сердито повернулся к сестре: - Почему ты остановилась?
Симона сглотнула и быстро пробежала остаток записи. В тот день рука Порции сильно дрожала. Симона еще не встречала в ее записках такого неровного почерка. Обычно в дневнике описывались повседневные события - часто упоминался Марсель, мелкие достижения детей, городские сплетни. На этот раз Симону поразило, с какой жгучей ненавистью Порция писала о своем муже. Однако в записях не говорилось ни о причинах этой ненависти, ни о сути разоблаченной тайны.
- Сестрица, ты оглохла? - Дидье помахал перышком прямо перед носом Симоны.
Она отмахнулась:
- Прекрати!
- Ты перестала читать.
- Я знаю. - Она быстро свернула листок и положила его на прочитанную стопку. Не могла она вслух прочитать Дидье слова матери, которую он обожал. Вместо этого Симона весело улыбнулась и объяснила: - Глаза устали. Давай лучше посмотрим замок.
- Ты говоришь неправду. Никакие глаза у тебя не устали. К тому же ты сама говорила, что мне нельзя гулять по замку. - Он очень ловко передразнил тон Симоны: - "Носиться и пугать гостей лорда Николаса". Что ты такое прочитала, что мне знать нельзя?
Симона попыталась выдумать правдоподобное объяснение, но в голову приходили такие глупости, что даже маленький мальчик их легко бы разоблачил. Она вздохнула:
- Дидье, взрослые часто говорят - или пишут - вещи, не предназначенные для маленьких детей.
- Какие вещи?
- Взрослые. - Она поднялась с кровати и стала собирать листки дневника в сундук с платьями матери.
- Проклятия? Богохульство? - Дидье сел, его маленькое личико пылало от любопытства. - Расскажи мне!
- Нет.
Симона чувствовала, что у нее подгибаются колени. Она так обрадовалась, когда в уитингтонском трактире обнаружила записи Порции, но Симона и представить себе не могла, что этот дневник приоткроет перед ней особенности долгих супружеских отношений Порции и Армана. Сейчас их дочь испытывала потрясение и даже страх.
Будет ли в дальнейших записях упомянута тайна, которую раскрыл Арман? Да и хочет ли сама Симона ее знать?
Поняв, что сестра не собирается выполнять его требования, Дидье заворчал и снова повалился на спину.
- Ты обращаешься со мной как с ребенком.
- Ты и есть ребенок.
В дверь постучали. Симона подпрыгнула от неожиданности, но, бросив на Дидье предостерегающий взгляд, тут же отозвалась:
- Войдите.
Дверь распахнулась. В проеме с хорошенькой, обитой кожей шкатулкой под мышкой стоял высоченный воин - командир воинского отряда Рэндалл. Он поклонился:
- Мое почтение, миледи. Лорд просит вас спуститься к нему в кабинет.