Зал оказался пуст. Это было странно – обычно в нем толпились электрики вперемешку с осветителями и прочими работниками сцены. Но сейчас все было готово и ждало только финальных штрихов.
Зрелище поражало: на скромной сцене школьного зала стоял деревянный домик, в воздухе парили искусственные снежинки, блестящие в свете рамп. Хоры малышей стояли на скамьях, похожих на настоящие сугробы. Огромная канадская ель наполняла помещение могучим хвойным ароматом.
Нейт зашел за фасад домика, потянул окно. Оно не поддалось. Он вытащил отвертку, поддел окно, но и это не помогло.
Открылась дверь, послышались шаги, но Нейт не обратил на них внимания.
Кулиса отошла в сторону, и он наконец-то поднял голову. Нахмурился. Это была Эйс. Одна.
Нейт чуть не окликнул ее, но что-то заставило его промолчать. Эйс, напряженно вслушиваясь, на цыпочках прошла к елке и уверенно поднялась вверх по лестнице, спрятанной от глаз зрителей. Секунду она стояла там, улыбаясь пустой аудитории. А потом запела.
Это было ужасно – хуже воплей мартовских котов, хуже скрежета ржавых пил. И все же Нейт завороженно слушал и смотрел.
Его дочь была так прекрасна, стоя в свете ламп, раскинув руки и прикрыв глаза, что даже ее голос казался вполне приемлемым. Именно эту мелодию Эйс постоянно напевала дома – "Ангел надежды", ту песню, которую должна была исполнять Бренда Уэстон.
Любой отец, любая мать в мире отдали бы полжизни за то, чтобы увидеть на лице своего ребенка то выражение, которое увидел Нейт на веснушчатом личике Эйс. Она знала, где ее место в этом мире, и заявляла на него свои права. Девочка обнимала сейчас весь мир, всех людей, стоя на верхушке елки.
И все же Нейт быстро пришел в себя. Каким бы волшебным ни казался этот миг, его стоило оборвать, и именно он должен был сделать это, так как отвечал за свою дочь. Даже если сердце Эйс наполнится болью.
Нейт вышел из домика, встал перед елью, сложив руки на груди. Эйс понадобилась минута, чтобы сообразить, что у нее появился слушатель.
– Папа?
– Ну-ка спускайся, – приказал он.
Девочка спускалась далеко не с такой уверенностью, какую демонстрировала несколькими минутами ранее. И вот она уже стоит перед отцом, глядя в пол.
Дверь снова хлопнула.
– Сесилия? – Вошла Морган, но Нейт заставил ее замолчать жестом.
– Что ты делала? – спросил он у дочери.
– Репетировала, – тонким голоском ответила девочка.
– Что репетировала?
Она заколебалась, посмотрела на Морган в поисках помощи. О господи, неужели Морган тоже замешана в этом?
– Что репетировала? – повторил Нейт настойчиво.
– Роль рождественского ангела, – пробормотала Эйс.
– Что?
– Я буду рождественским ангелом.
– Нет, не будешь.
– Нет, буду! Я буду ангелом! – закричала Эйс.
– Ох, Сесилия.
Морган шагнула вперед, но Нейт остановил ее яростным взглядом. Невозможные, глупые фантазии его дочери были всего лишь отражением его собственной нелепой мечты. Ему казалось, что кольцо жжет его кожу сквозь ткань рубашки. Нет, Морган ничего не могла дать ни ему, ни его дочери. Им не нужна была ее мягкость, ее свет. Ее надежда.
А он уже поверил, что за ними и в самом деле наблюдает ангел! Нет уж, пора покончить с глупыми надеждами, пока они не покончили с теми, кто их питает.
– Ты. Не. Будешь. Рождественским. Ангелом, – отчеканил Нейт.
– Буду! – закричала Эйс. – Мне так мама сказала!
Нейт закрыл глаза, собираясь с силами.
– Эйс, твоя мама умерла. Два года назад. Она ничего не могла тебе сказать.
– Сказала! Во сне. Она приходила ко мне! Моя мама – ангел!
– Ангелов не существует, – отрезал Нейт.
Его голос был тверд, но он почувствовал, как внутри что-то вздрогнуло. Да кто он такой, чтобы делать подобные заявления? И все же он чувствовал, что не может – не должен – показывать дочке свою слабость.
Глаза Эйс наполнились слезами. Но Нейт не смел утешить ее, хотя и понимал, что, кажется, сейчас поступил ужасно.
И все же, ради блага дочери, ложные надежды нужно было разрушить.
– Нельзя верить мечтам. Ты не станешь рождественским ангелом. Никогда. Им станет Бренда Уэстон.
Эйс упрямо помотала головой, не желая сдаваться.
– Ты не умеешь петь. У тебя абсолютно нет слуха.
Рот Эйс приоткрылся, мгновение она молчала, а потом издала крик боли, такой, что Нейт вспомнил об умирающей Синди. И все же заставил себя продолжить:
– Бренда отлично поет и выглядит как настоящий ангел. Поэтому она будет играть эту роль.
– Ненавижу тебя! – закричала Эйс и бросилась к Морган, спрятав лицо в ее коленях.
Учительница глядела на Нейта как на черта, поднявшегося прямо из ада.
– Как ты мог? – тихо спросила она, прижимая к себе девочку.
Да, он и сам задавался этим вопросом. Как он мог позволить такому случиться? Дать надежде шанс прокрасться в их души? Поверить в невозможное?
– Кто-то должен был это сказать.
– Но не так!
– Именно так.
– Ты разбил ей сердце.
– Нет, – спокойно возразил Нейт. – Оно было разбито. В отличие от тебя, я стараюсь сделать все возможное, чтобы это не повторилось.
– В отличие от меня? – прошептала Морган.
– Нам не нужны мечты, мисс Мак-Гир. Не нужны ваши глупые надежды и фантазии.
– Это верно. – Морган подняла голову, ее глаза сверкали гневом. – Вам не мечты нужны, а чудо!
Нейту показалось, что еще секунда, и Морган тоже закричит, что ненавидит его.
– В чудеса мы тоже не верим, – как можно равнодушнее произнес он, снова чувствуя боль в душе.
Морган так и не сказала, что ненавидит его, но взгляд ее был полон боли и отчаяния. Она обняла Эйс, и они вдвоем удалились.
Только когда за ними закрылась дверь, Нейт позволил себе присесть на сцену и, сгорбившись, спрятал лицо в ладони.
– Отлично, – пробормотал он. – Если на свете есть ангелы и чудеса, им самое время появиться.
Он чувствовал себя на редкость глупо. И еще снова появилась та сосущая пустота, как возле могилы Синди. Казалось, его окружает тьма, угольно-черная, ледяная, такая плотная, что больше ни один луч света не сможет пробиться сквозь нее.
Морган огляделась. Елка лежала на полу, все вещи были упакованы. Только крючки для пальто остались висеть в прихожей – она не могла заставить себя взять их.
Морган теперь признала свои ошибки. Она слишком привязывалась ко всему, что ее окружало. Она полюбила Эйс Хетоуэй. Более того, она полюбила ее отца.
Последние несколько недель она взращивала мечту в сердце: они втроем будут вместе, станут семьей. Каждый раз, когда Нейт брал ее за руку, говорил с ней, целовал ее, эта мечта обретала новые краски. Морган впервые в жизни чувство вала себя по-настоящему счастливой. Не было больше тягостной пустоты.
Как же она могла оставаться здесь после того, как выяснилось, что ее мечта – так же как и мечта Эйс – была всего лишь самообманом? Всего лишь фантазией.
"Нам не нужны мечты, мисс Мак-Гир. Не нужны ваши глупые надежды и фантазии".
Эти слова ранили ее глубоко, а как он вел себя с Эйс! Морган все еще вздрагивала, вспоминая злое, угрюмое лицо Нейта. Да, она ошиблась, когда увидела в нем доброту и нежность – то, чего в нем не было. Морган вечно делала такие ошибки.
Мысль о том, что он знал, какую боль причинил ей, была невыносима. Она больше не могла здесь оставаться, ее гордость просто не позволяла. И Морган собиралась уехать сразу после рождественского шоу.
На Рождество, когда все торопились к своим семьям, чтобы провести в узком кругу несколько счастливых часов, ей было суждено ускользнуть одной, незамеченной. Уйти – куда-нибудь. Не важно куда. У нее имелись кое-какие сбережения. Морган просто сядет в машину и уедет, а когда найдет то место, где захочет остаться, тогда и перевезет вещи, которые пока останутся в этом маленьком доме.
Может, она не станет перевозить только лиловый диван. Может, и вообще бросит все вещи. Может, нагонит мать, и они будут радоваться своему одиночеству в Таиланде.
Морган прекрасно знала, что опутывает себя паутиной лжи: одиночество никогда не могло заменить ей того, к чему так тянулось ее сердце. Но ей никогда не достичь своей мечты – она прочитала это в лице Нейта. Холодном. Жестоком.
Если бы она только обратила внимание на таб личку на двери кузницы! Но она задержалась и только сейчас собиралась последовать разумному предостережению: "Уходите прочь". Ради себя самой, ради того, что еще осталось, ей следовало уйти.
"А как же дети? В такое время года почти невозможно найти замену. Кто позаботится о них?"
Но она тут же приказала себе забыть об этом, откинуть все мысли, которые могли ослабить ее решимость.
Нейт думал, что, решив никогда больше не звонить Морган, он одурачит тоску. Но затем понял, что отчаяние, испытанное ранее, было детской игрой. В случае с Синди, в случае с Дэвидом никто не мог дать ему второго шанса, вернуть их… Ему приходилось прощаться.
Но Морган была жива. Она была в этом городе, на расстоянии нескольких миль от него, и Нейта тянуло к ней как магнитом. Он в который раз перебирал свои слова, поступки, спрашивал, правильно ли поступил.
И даже Эйс, которая все прощала ему, не простила на этот раз. Обида, которую держала на него дочь, была для Нейта пыткой, неизведанной раньше. И все же разве он мог поступить иначе? Разве мог он позволить своей дочери увлечься химерами? Сказать ей: "Да, Эйс, конечно, ты будешь рождественским ангелом. Валяй, верь в это, пока реальность сама не разобьет в осколки твою глупую мечту".
Нет, он не должен был так поступать. И влюбляться в Морган тоже.
Кроме отчаяния, Нейт ощущал еще и ярость – на самого себя. Куда ни обернись, всюду его окружали скалящиеся ехидные морды злости, тоски и безысходности. И он больше не видел ни единого луча спасительного света.
Наступил сочельник. Нейт подвез Эйс в костюме ангела в школу. Она не поцеловала его на прощание, даже не взглянула на него. Без этих простых слов отчаяние стало еще глубже.
Молли и Кейт предложили ему присоединиться к ним в городском центре, чтобы вместе посмотреть трансляцию шоу, но он отказался. Он отправится к себе домой и будет сидеть там один, с привычным холодом и мраком в душе.
Но через несколько минут после того, как вошел в дом, в дверь позвонили. И еще раз. И еще. Наконец, когда Нейт понял, что нежданный гость не собирается сдаваться, он пошел открывать, надеясь обратить всю злость на визитера.
Каково же было его удивление, когда он увидел на крыльце Уэсли Уэлхэвена в черном смокинге для выступления, в котором чувствовал себя ужасно неловко. И все же, как доказал добрый десяток упрямых звонков, певец был настроен решительно.
– Мистер Хетоуэй, вы должны ехать, – голосом не терпящим возражений сказал он. – Вот ваш билет.
Нейт посмотрел на свои джинсы и старую рубашку, потом на смокинг Уэсли. Он открыл рот, собираясь отказаться, но не смог – это означало сделать выбор в пользу мрака. Опять.
– Пожалуйста, не тратьте попусту время, – взмолился Уэсли. – Съемки в прямой трансляции. Глупая идея. Вы не представляете, как я ненавижу эту суматоху.
Нейт Хетоуэй понял, что Уэсли Уэлхэвен заставит весь мир ждать, пока они будут препираться на пороге его дома. Со вздохом он взял куртку и последовал за Уэсли к его лимузину, припаркованному у порога.
В машине Уэсли поправил галстук, искоса поглядел на Нейта:
– Я должен вам кое в чем признаться.
– В чем? – Наверное, он его с кем-то путает.
– Да, мистер Хетоуэй. Я был там.
– Где?
– В зале. Когда вы спорили с дочерью. Знаете, я люблю смотреть на пустую сцену до того, как ее заполнит шоу. Так что, к моему смущению, вынужден признать, что я стал свидетелем этой личной сцены.
– Ох, – вздохнул Нейт. – Это мне надо смущаться.
Лимузин остановился у школы. Уэсли всунул билет в руку Нейта.
– Думаю, да, мистер Хетоуэй. Как у вас хватило духу заявить вашей дочке, что чудес не бывает, когда они происходят на каждом шагу?
– Со всем моим уважением, мистер Уэлхэвен, ничего подобного.
– Правда? Объясните тогда, как моему тщедушному телу достался такой сильный голос, – спросил он.
На это Нейт не смог ответить.
– Наслаждайтесь шоу, мистер Хетоуэй. И верьте. Верьте в чудо и научите тому же самому вашу дочь.
И Уэсли ушел. А Нейт остался стоять, глядя на билет в руке. Он мог войти в школу – или вернуться домой. Тогда, после ссоры с Эйс, он просил о чуде. Может, это оно и было?…
Конечно, он был последним, и ему пришлось пробираться между рядами к одному-единственному свободному месту. И конечно, оно оказалось рядом с ней.
Когда Нейт сел рядом с Морган, она смерила его холодным взглядом и приложила палец к губам, прося соблюдать тишину. Неужели она услышала, как сильно бьется его сердце? Быть рядом с ней, с той, которая никогда не может принадлежать ему, стало настоящей пыткой.
Погас свет, и детский хор вышел на сцену. Нейт не увидел Эйс среди прочих.
Морган повернулась к нему.
– Где Эйс? – спросила она, и холод в ее глазах сменился искренним беспокойством.
Когда взволнованный Нейт уже был готов вскочить с места и броситься на поиски дочери, он увидел, как кулисы приоткрылись и оттуда выглянула Эйс. Сначала она посмотрела на людей, потом на хор на сцене.
– Вот она, – прошептал он Морган.
– Но что она там делает?
Прежде чем кулиса опустилась, Нейт заметил, что его дочь с искаженным лицом смотрит на Бренду, которая стоит среди остальных детей в костюме ангела, и ее глаза красны от слез.
О господи, что задумал Уэсли? Сердце Нейта наполнило предчувствие катастрофы. Оно было таким сильным, что он едва ли мог наслаждаться представлением несмотря на то, как чудесно детские голоса сплетались с пением Уэсли. И Морган рядом с ним казалась столь же напряженной.
И вот, наконец, последняя песня. Погас свет во всем зале, осветив только верхушку елки. Там была Эйс.
Она действительно была рождественским ангелом. Полилась музыка, и Нейт внутренне сжался в предчувствии того, что неминуемо должно было произойти.
Но Эйс не запела. Она просто читала слова, и ее голос был сильным и звонким, без тени хрипа.
Но потом ее голос сорвался. Она начала заново и вновь застряла на том же самом месте. Маленький ангел-хранитель Нейта начала плакать – в прямой трансляции. А потом она вытерла слезы, и ее голос снова стал сильным, уверенным и красивым.
– Говорят, чтобы один человек был счастлив, другой должен быть несчастен. Это неправильно. Не по-рождественски. Бренда, ты должна быть рождественским ангелом. Иди сюда.
Эйс спустилась по скрытой лестнице и проскользнула за кулисы.
Нейт вскочил. Он и не заметил, как сжал руку Морган. Когда Бренда показалась на верхушке елки, они вдвоем уже стояли за сценой.
– Как ты посмела, маленькая дрянь? – Миссис Уэлхэвен вцепилась костлявыми пальцами в плечо девочки.
– Уберите руки от моей дочери, иначе я вас все-таки вздую! – зарычал Нейт.
Миссис Уэлхэвен обратила на него взгляд, который мог бы испугать дракона, но Нейт подошел к дочери и обнял ее. Эйс обхватила его шею руками.
– Папочка, я все испортила, да? Я испортила Рождество?
Нейт слышал, как звонкий голос Бренды наполнил зал чудесной мелодией.
– Нет, малыш. Я горжусь тобой. Ты все правильно сделала, поступила как надо.
Они втроем стояли за сценой, пока пела Бренда, а потом голос Уэсли слился с ней в рождественском гимне, и они закончили представление вместе. В тот момент, когда их голоса смолкли, аплодисменты взорвали аудиторию. И вдруг раздался чей-то голос:
– А где же рыжий ангел?
Городок был маленький, поэтому вскоре кто-то другой выкрикнул имя Эйс.
– Эйс Хетоуэй! Эйс, иди сюда!
К одному голосу присоединились остальные, и вскоре уже весь зал звал Эйс. Когда уже невозможно было игнорировать это, Морган потянула Нейта за рукав и вывела его на сцену. Его и Эйс.
Нейт увидел сотни лиц. Там были его друзья и соседи. Они стояли, кричали и хлопали в ладоши. И тогда он понял. Все эти люди увидели в Эйс настоящего ангела Рождества – они увидели, что она готова была отдать то, к чему стремилась сама, лишь бы не ранить чувства другого.
И он вспомнил, что дочка сказала ему наутро после того, как ей приснилась мать. Что ее мама собирается спасти Рождество, напомнить людям, в чем на самом деле его смысл. Все увидели, каков был этот смысл: в поступке Эйс, в ее щедром даре своей подруге; в смелости Уэсли, не побоявшегося подарить мечту маленькой рыжей девочке…
Нейт же увидел воплощение духа Рождества в Морган, в том, с какой любовью она смотрела на него и на Эйс, улыбаясь сквозь слезы. Тьма вокруг него рассеялась, все его существо наполнили солнечные лучи, согревая душу и сердце.
Только что его дочь преподала ему самый важный урок в жизни: Любовь дает. И ничего не просит взамен. Любовь не говорит: "Ты можешь причинить мне боль, поэтому я не приближусь к тебе". Любовь говорит: "Отдай все, что у тебя есть. Жизнь коротка. Не теряй ни одной минуты. Рискни всем! Это стоит того, чтобы познать Меня".
В момент озарения Нейт понял, что Морган и Уэсли были правы: чудеса случаются. Их воплощает прекрасный голос скромного мужчины и более чем скромный талант прекрасной маленькой девочки. Вот что было самое главное в Рождестве: чудо, напоминание о том, что стоит верить – и тогда все будет возможно! Нельзя только отказывать себе в чудесах, иначе они действительно могут исчезнуть из жизни.
Морган уже окружили ее ученики. Она опустилась на колени и раскрыла руки, стараясь обнять их всех, всех своих маленьких ангелов.
Нейт знал теперь, что каждый человек может выбрать для себя тьму. Но он больше не сделает этого, никогда!
Когда-то Морган сказала, что проведет это Рождество в одиночестве. Но этого не будет. Он не позволит – если только она скажет "да".
Стоя на сцене, обнимая любимую дочь и глядя на любимую женщину, с чувством в груди, которое мешает думать и кружит голову, с настоящей Любовью в сердце, Нейт снова ощутил чье-то дыхание, и ему послышался голос, говорящий "да". Но Морган молчала.
И в этот момент Нейт осознал, что они – трое – окружены ангелами. Настоящими рождественскими ангелами.
Морган грустно осмотрела свой маленький дом. Она застегнула молнию на последней сумке, запихнув туда "Радость одиночества". Ей хотелось плакать.
Она вспоминала последнюю минуту на сцене – не выступление Эйс или Бренды, а тот момент, когда она обнимала детей, каждого из них и всех вместе. Она прощалась с ними.
Когда Морган думала о том, что больше никогда не увидит учеников, коллег в школе, Эйс и Нейта, ее глаза наполнялись слезами. Но она никогда не забудет их.
Морган ужасно устала. Она уже подумывала отложить отъезд до утра, но мысль о том, чтобы проснуться в Рождество одной в этом маленьком доме, была невыносима.
Но как только она подошла двери, раздался стук. На мгновение Морган замерла, думая, что ей послышалось, но стук повторился. На цыпочках она подкралась к окну и увидела на крыльце Нейта.