Она радостно засмеялась и потянула меня от гобелена, который я рассматривала, к шкафу. Когда она распахнула его, оттуда вывалились груды полотна. Она подобрала его, смеясь. Сейчас она не казалась древней старушкой: ее движения были легкими и проворными. Я увидела, что внутри этого шкафа был еще один шкафчик. Она открыла и его - там была огромная кипа шелковых ниток - мотки самых разных цветов.
Она их ласково погладила.
- Я вот сижу здесь и вышиваю, вышиваю… Я вышиваю то, что вижу. Но сначала я делаю рисунок. Хочешь, я покажу тебе свои рисунки? Когда-то я хотела быть художником, но потом вместо этого занялась гобеленами. Это настолько интереснее! Ты не согласна?
- Ваши гобелены прекрасны, - сказала я. - Я хотела бы посмотреть на них поближе.
- Да, да.
- Я хочу посмотреть на тот, с домом. Он там как настоящий. Цвет камней передан весьма точно.
- Иногда бывает очень трудно подобрать нужный цвет, - сказала она, поморщившись.
- А эти люди… Я, кажется, узнаю их.
- Ну конечно, - обрадовалась она. - Вот мой брат… и моя сестра Хагар, а вот племянница Рут и племянник Марк - он умер, когда ему было четырнадцать - и Габриел, и Саймон, и я сама…
- Они все смотрят на дом, - заметила я.
Она в волнении кивнула.
- Да, все мы смотрим на дом. Возможно, здесь должны быть и другие люди… Ты уже должна быть здесь. Но мне кажется, ты не смотришь на дом. И Клер не смотрела. Ни Клер, ни Кэтрин…
Я не совсем понимала, что она имеет в виду, но она продолжала без объяснений:
- Я замечаю очень многое. Я все время наблюдаю. Я видела, как ты сюда приехала. А ты меня не видела.
- Вы были на певческой галерее?
- Так ты меня видела?
- Я заметила, что там кто-то есть.
Она кивнула.
- Оттуда так хорошо все видно… а тебя никто не видит. А это свадьба Мэтью и Клер.
На этой картине я узнала церковь Керкленд Мурсайд. Там были невеста и жених, в котором угадывался сэр Мэтью. Поразительно, как несколькими маленькими стежками она могла добиться сходства. Она была, безусловно, художником.
- А вот о замужестве Рут. Он случайно погиб на охоте, когда Люку было десять лет. Вот, смотри.
И тогда я поняла, что на стенах этой комнаты была вся история семьи Рокуэллов, прочитанная глазами этой странной женщины.
Она, должно быть, потратила годы своей жизни, чтобы запечатлеть эти моменты и перенести их мелкими стежками на холсты.
Я сказала:
- Тетя Сара, вы наблюдаете за жизнью…
Она опять поморщилась и произнесла со слезами в голосе:
- Ты хочешь сказать, что я сама не жила, а только следила за жизнью других, Клер?
- Меня зовут Кэтрин, - напомнила я.
- Кэтрин, - сказала она, - но мне так нравилось наблюдать. Вот видишь, теперь у меня целая галерея… Галерея гобеленов… И когда я умру, люди будут смотреть на них, и они узнают о нашей жизни больше, чем из любой картинной галереи. Я рада, что вышивала картины, а не портреты. По портретам можно узнать слишком мало.
Я ходила по этой комнате и смотрела на сцены из жизни в Керкленд Ревелз. Вот несут на носилках с охоты мужа Рут, а вот около его постели стоят плакальщики. Вот смерть Марка. И среди этих сцен была картина, изображающая дом и легко узнаваемые фигуры людей, которые смотрели на него.
Я сказала:
- А вот, кажется, Саймон Редверз, среди тех, кто смотрит на дом.
Она кивнула.
- Саймон смотрит на дом, потому что этот дом мог бы принадлежать ему. Если бы Люк погиб, как и Габриел, то Ревелз перешел бы во владение Саймона. Поэтому он тоже смотрит на этот дом.
Она изучающе смотрела на меня, потом достала из кармана платья маленький блокнот. И пока я рассматривала картину, она сделала с меня набросок. Ей удалось схватить сходство несколькими умелыми штрихами.
- Как у вас хорошо получается! - восхитилась я.
Она внимательно посмотрела на меня и неожиданно спросила:
- Как погиб Габриел?
Я вздрогнула.
- На следствии они сказали… - начала я.
- Но ты-то считаешь, что он не мог покончить с собой?
- Я говорила, что не могу поверить в то, что он мог так поступить.
- Так как же он погиб?
- Не знаю. Я только чувствую в глубине души, что он не мог этого сделать.
- Я это чувствую в глубине души. Ты должна сказать мне. Мы должны узнать. Мне необходимо это знать для моей картины.
Я посмотрела на часы, приколотые к блузке. Этот жест означал, что мне пора идти.
- Скоро я закончу то, над чем сейчас работаю. И тогда мне надо будет знать. Ты должна мне сказать.
- А над чем вы сейчас работаете?
- Посмотри, - и она потащила меня через всю комнату к окну.
Там на раме было натянуто знакомое изображение дома.
- Но вы уже такую вышивали!
- Нет, это другая. Здесь уже Габриел не смотрит на дом вместе со всеми остальными. Только Мэтью, Рут, Хагар, я, Люк, Саймон…
И вдруг мне стало душно в этой комнате, я устала все время разгадывать ее иносказательные речи. Все-таки это была странная женщина: в ней одновременно уживались невинность и мудрость.
С меня было достаточно символов. Я хотела добраться до своей комнаты и отдохнуть.
- Я ведь заблудилась. Скажите мне, как отсюда добраться до южного крыла?
- Лучше я покажу тебе, - и она, как послушный ребенок, засеменила рядом со мной, открыла дверь, и мы вышли в коридор.
Я пошла за ней, и когда она открыла еще одну дверь, мы оказались на балконе, похожем на тот, где произошла трагедия.
- Восточный балкон, - сказала она. - Я думала, тебе захочется посмотреть. Только с этого балкона еще никто не падал и не разбивался насмерть.
Губы ее скривило что-то похожее на усмешку.
- Посмотри вниз, - сказала она, - Посмотри! Вот как там далеко внизу. - Она передернулась, и я вдруг ощутила, как ее маленькое хрупкое тело прижало меня к перилам. На минуту меня охватил ужас при мысли, что она захочет столкнуть меня вниз.
Потом она выпалила:
- Ты ведь не веришь, что он покончил с собой? Ведь не веришь!
Я, освободившись, отпрянула от парапета, пошла к двери и с облегчением вступила в коридор.
Она пошла впереди и очень скоро привела меня в южное крыло.
Теперь она опять выглядела старушкой, и мне показалось, что перемена в ней произошла именно в тот момент, когда она перешла из восточного крыла в южное.
Несмотря на мои протесты, она проводила меня до моих комнат, хотя я и говорила ей, что теперь уже знаю дорогу.
На пороге моей комнаты я поблагодарила ее и сказала, что с большим удовольствием посмотрела ее гобелены. Лицо ее засветилось от радости. Потом она приложила палец к губам:
- Мы должны узнать, - сказала она. - Не забывай. Мне еще чадо доделать картину.
Потом она заговорщически улыбнулась и тихо удалилась.
Через несколько дней я приняла решение.
Я все еще занимала Те комнаты, где раньше жили мы с Габриелом, и мне не было здесь покоя. Я плохо спала - а ведь раньше со мной такого никогда не бывало. Я, правда, ложилась в постель, но через несколько минут в испуге просыпалась - мне казалось, что кто-то зовет меня. Несколько раз я думала, что это на самом деле так и есть, и вставала с постели, чтобы посмотреть, кто там за дверью. Но потом убедилась, что это было что-то вроде навязчивого кошмара. Я пыталась задремать и вскакивала вновь; и так продолжалось до раннего утра. Тогда уже совершенно измученная, я наконец-то засыпала.
Мне снился всегда один и тот же сон - кто-то зовет меня по имени.
Иногда мне казалось, что это голос Габриела зовет меня: "Кэтрин!", а иногда это был голос отца, зовущий: "Кэти!" Я понимала, что это происходит во сне и что виной всему удар судьбы, который я никак не могла пережить.
Внешне я казалась довольно спокойной, но внутри меня терзали дурные предчувствия. Ведь я не просто потеряла мужа, но, согласившись с решением следствия о его самоубийстве, мне оставалось думать, что я его никогда по-настоящему так и не знала.
Насколько мне было бы легче, если бы Фрайди была со мной! Было всего два существа на свете, которых я любила - и потерять их одновременно было двойным несчастьем.
В доме не было никого, с кем я могла бы подружиться. Каждый день я спрашивала себя: "Почему я еще здесь?" И отвечала: "А куда же мне деться, если я уеду отсюда?"
Однажды прекрасным солнечным днем я бродила по развалинам монастыря, время от времени окликая Фрайди, как вдруг меня испугал явственный звук чьих-то шагов.
Даже при свете дня это место внушало мне трепет, к тому же в моем нынешнем состоянии я бы не очень-то и удивилась, если бы из-под монастырского свода показалась фигура монаха в черном одеянии.
Но вместо этого я увидела современную крепко сбитую фигуру Саймона Редверза.
- Вы еще надеетесь найти свою собаку? - сказал он, подходя ко мне. - А вам не кажется, что если бы она была здесь, она бы, не теряя ни минуты, примчалась домой?
- Да, вы правы.
С моей стороны глупо было надеяться.
Он был удивлен, услышав, что я признала свою ошибку. Он считал меня молодой женщиной с большим самомнением.
- Странно, - задумчиво сказал он, - что она исчезла за день до того, как…
Я кивнула.
- Как вы думаете, что с ней случилось? - спросил он.
- Она, наверное, заблудилась - или ее украли. Я не знаю, что могло бы удержать ее вдали от дома.
- А почему вы приходите искать ее сюда?
Я помолчала немного. По правде говоря, я и сама не знала, почему я делала это. Потом я вспомнила, как однажды я встретила доктора Смита и как он обмолвился тогда, что Фрайди нельзя приводить на развалины без поводка.
Я рассказала об этом Саймону.
- Он имел в виду колодец, - добавила я. - Он как раз сказал мне, что Фрайди однажды чуть не свалилась в него, если бы он вовремя не схватил ее. Это была наша первая встреча с доктором Смитом. И поэтому, когда я начала искать Фрайди, то прежде всего пошла сюда.
- А я бы сказал, что пруды более опасны. Вы их видели? Туда стоит сходить.
- Мне кажется, любая часть этих, руин заслуживает внимания.
- Они вас так интересуют?
- По-моему, любому было бы интересно.
- Отнюдь. Они являют собой часть прошлого. А многие интересуются только настоящим или будущим, но не давно прошедшими временами.
Я молчала, и спустя какое-то время он продолжал:
- Мне нравится ваше спокойствие, миссис Кэтрин. Многие женщины в вашем положении впали бы в отчаяние. Хотя, я думаю, с вами дело обстоит по-другому.
- По-другому?
Он улыбнулся, но я поняла, что тепла в этой улыбке не было.
Он пожал плечами и продолжал почти жестоко:
- Вы и Габриел… между вами не было большой любви, не правда ли?.. По крайней мере, с вашей стороны.
Я так разозлилась и опешила, что несколько секунд не могла ничего сказать.
- Браки по расчету, как им и полагается, заключаются ради выгоды, - продолжал он в оскорбительном, с моей точки зрения, тоне, - жаль, что Габриел покончил с жизнью раньше, чем умер его отец… разумеется, с вашей точки зрения.
- Я… Я не понимаю вас, - пролепетала я.
- Я уверен, вы прекрасно все понимаете. Если бы он умер после сэра Мэтью, многое из того, что он унаследовал бы от своего отца, перешло бы к вам… Вы бы были не просто миссис… а леди Рокуэлл… да и масса других компенсаций ожидала бы вас. Но тем не менее… вы совершенно владеете собой и выглядите, как опечаленная вдова.
- Мне кажется, вы пытаетесь оскорбить меня!.. - возмутилась я.
Он засмеялся, но глаза его злобно блеснули.
- Я относилась к нему как к брату, - сказал он. - У нас разница только в пять лет. Я видел, что вы с ним сделали. Он ведь считал вас совершенством. Он мог бы еще тешить себя этой иллюзией. Но долго он бы все равно не прожил.
- О чем вы говорите?
- Вы думаете, я воспринимаю его смерть… просто так? Вы думаете, я верю, что он покончил с собой из-за слабого сердца? Он уже многие годы знал об этом. Зачем ему надо было жениться и затем совершать такой поступок? Зачем? Должна же быть причина! Раз это случилось так скоро после свадьбы, значит, логично рассуждая, все это как-то связано с ней. Я могу себе представить, что он думал о вас. И как горько ему было разочаровываться.
- Что вы имеете в виду под разочарованием?
- Вам лучше знать. Габриел был очень чувствительным. Когда он понял, что женился… не по любви… ему показалось, что жизнь больше не имеет смысла, и тогда…
- Но это чудовищно! Вы, кажется, думаете, что он нашел меня в грязи и вытащил из нищеты! Но вы ошибаетесь. Я ничегошеньки не знала о распрекраснейшем доме его отца и его титуле, когда выходила за него замуж. Он мне ничего не сказал об этом до свадьбы.
- Так почему же вы вышли за него? По любви? - Он вдруг схватил меня за плечи и приблизил ко мне свое лицо. - Вы ведь не были влюблены в Габриела. Так? Ответьте мне. - Он потряс меня. Я почувствовала, как у меня закипает гнев против него, против его высокомерия и уверенности, что он во всем разобрался.
- Как вы смеете! - закричала я. - Отпустите меня немедленно!
Он подчинился и опять засмеялся.
- По крайней мере, я стряхнул с вас вашу невозмутимость, - сказал он. - Нет, - добавил он, - вы никогда не были, что называется, влюблены в Габриела.
- Возможно, - отрывисто бросила я, - ваши познания в области таких чувств слабы. Люди, которые так сильно любят себя, как вы, редко могут понять чувства, которые можно испытывать к другим.
Я отвернулась и пошла прочь, не поднимая глаз и тщательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться о выступающие камни.
Он не сделал попытки пойти за мной, и я была благодарна ему за это. Меня трясло от ярости.
Итак, он предполагал, что я вышла за Габриела из-за денег и титула, который получила бы вместе с ними; и что еще ужаснее, он полагал, что Габриел все это понял и именно это и привело его к самоубийству. Поэтому в его глазах я была не просто охотницей за приданым, а убийцей.
Руины остались позади, я поспешила к дому.
"Почему я вышла замуж за Габриела?" - спрашивала я себя. Нет, это не была любовь. Я вышла за него из жалости… и, возможно, потому что хотела убежать от тоскливой жизни в Глен Хаус.
В эту минуту мне больше всего на свете хотелось покончить с этим периодом своей жизни. Я хотела навсегда оставить позади монастырь, Ревелз и всю семью Рокуэллов. Все это было результатом разговора с Саймоном Редверзом, но еще одна мысль не давала мне покоя: не поделился ли он своими сомнениями с другими и не поверили ли они ему?
Войдя в дом, я натолкнулась на Рут. Она только что вошла из сада с полной корзиной красных роз. Это напомнило мне о тех розах, которые она поставила в нашей комнате, когда мы вернулись после медового месяца, и о том, какую радость это доставило Габриелу. Я живо представила себе, как сто бледное тонкое лицо тогда порозовело от удовольствия, и мне было невыносимо вспоминать отвратительные намеки Саймона Редверза.
- Рут, - тут же выпалила я. - Я все время думала, что мне делать дальше. Так вот, я полагаю, что не смогу оставаться здесь… все время.
Она склонила голову и смотрела не на меня, а на розы.
- Поэтому, - продолжала я, - чтобы принять решение, я вернусь пока в дом к отцу.
- Ты знаешь, что здесь тебя всегда ждут, как дома, если только ты захочешь этого, - ответила она.
- Да, я знаю, Но здесь меня окружают печальные воспоминания.
Она положила свою руку мне на плечо.
- Я понимаю тебя, хотя все мы связаны этими воспоминаниями. Ты не успела приехать сюда - и сразу такая трагедия… Так что решай сама.
Я вспомнила полные цинизма глаза Саймона Редверза и опять почувствовала прилив гнева.
- Я уже решила. Сегодня я напишу отцу о том, что приеду. Я думаю, к концу недели меня здесь не будет.
На станции меня встретил Джемми Белл, и пока он вез меня к Глен Хаус узкими дорожками, я увидела вдали вересковую пустошь, и мне стало казаться, что я просто задремала по пути домой из школы, и все, что случилось со мной за это время, - просто сон.
Все было как в прошлый раз. Фанни вышла поздороваться со мной, а Джемми тем временем поставил двуколку в конюшню.
- Все такая же худая, как щепка, - традиционно прозвучало вместо приветствия. Она поджала губы и всем своим видом говорила: "Я так и думала. Я и не надеялась, что из этого замужества выйдет что-нибудь путное".
Отец был в холле, но обнял он меня еще более рассеянно, чем обычно.
- Бедное мое дитя, - проговорил он почти без всякого выражения. - Все это было так ужасно для тебя.
Но потом он положил руки мне на плечи и, отстранившись, заглянул мне в лицо. В его глазах засветилось сочувствие, и я впервые ощутила, что между нами существует истинно какая-то связь.
- Ну вот ты и дома, - сказал он. - Мы позаботимся о тебе.
- Благодарю, отец.
Фанни вставила:
- Грелка у тебя в постели. А то в последнее время тут прохладно - туманы.
Все это следовало понимать как необычайно теплый прием.
Поднявшись в свою комнату, я постояла у окна, глядя на торфяники: здесь все мне мучительно напоминало о Габриеле и Фрайди. И почему я решила, что в Глен Хаус мне легче будет все забыть, чем в Керкленд Ревелз?
Спустя день все вошло в привычную колею. Я встречалась с отцом только за едой, и мы опять не могли найти тему для разговора. Он не часто вспоминал Габриела, так как не хотел затрагивать больную тему. Потому мы испытывали истинное облегчение, когда обед или ужин заканчивался.
Через две недели после моего приезда отец опять уехал куда-то и вернулся домой ужасно расстроенный. Я поняла, что не смогу вынести жизнь в этом доме.
Я ездила верхом, ходила на прогулки и однажды отправилась к тому месту, где мы повстречались с Габриелом и Фрайди. Однако воспоминания приносили такую боль, что я решила больше там не появляться. Чтобы опять обрести душевный покой, мне нужно было прекратить думать о Габриеле и Фрайди.
По-моему, в этот день я приняла решение изменить свою жизнь коренным образом. Я ведь была, в конце концов, молодой вдовой со средствами. Я бы могла построить дом, нанять нескольких слуг и жить совершенно по-другому - иной жизнью, отличной от той, которую я вела и с отцом, и мужем.
Конечно, мне очень хотелось, чтобы рядом был настоящий друг, который мог бы посоветовать, что делать дальше. Будь дядя Дик дома, я бы доверилась ему. Я, правда, написала ему о том, что стала вдовой, но наши письма никогда не бывали ответами, слишком большие между ними были перерывы.
Я подумала было о том, чтобы отправиться в морское путешествие. Можно было бы договориться о встрече в каком-нибудь порту, и тогда я рассказала бы ему обо всем, что случилось со мной. Но несмотря на то, что я строила такие планы, на уме у меня была одна догадка, которая очень волновала меня, и если бы она подтвердилась, то все мои недостроенные планы рухнули бы… к моему восторгу.
Меня мучили сомнения, но пока о своих подозрениях я никому не говорила. Прошло несколько недель - и я посетила врача.