Я была удивлена, у нее даже щеки чуть порозовели и слегка задрожали руки. Что-то волновало ее, и, я думаю, она колебалась, говорить ли мне об этом. Но я должна была быть осмотрительной. В отчаянии я подумала: "Что же, мне теперь всегда придется быть осмотрительной?!"
- Если у меня будет мальчик, он станет наследником Ревелз, - медленно произнесла я. - По традиции ребенок должен родиться здесь.
Она откинулась и закрыла глаза. У нее был такой больной вид, что мне показалось, что ей плохо; я поднялась, чтобы позвонить в колокольчик, но в эту минуту как раз вошла Дамарис.
- Мама! - крикнула она, и я не узнала ее лица - с него слетела маска безразличия. Она сейчас выглядела еще моложе - хорошенькая бойкая девочка. Мне стало ясно, что она обожает больную мать. Когда ее взгляд упал на меня - лицо ее изменилось. - Но миссис Рокуэлл! Что вы?.. Как?..
- Я зашла к доктору, - объяснила я. - И так как надо было подождать, я решила воспользоваться возможностью повидаться с вашей матерью.
- Но…
- Простите, я сделала что-нибудь не то? Вам нельзя принимать посетителей?
- Это из-за ее здоровья, - сказала Дамарис. - Мой отец очень бережет ее.
- Он боится, что посетители чересчур взволнуют ее… или что-нибудь еще?
- Да. Дело как раз в этом. Ей нужен покой. - Дамарис подошла к матери и положила руку ей на лоб.
- Все в порядке, дорогая, - еле слышно произнесла миссис Смит.
- Мама, у тебя голова горячая.
- Мне, наверно, лучше уйти? - спросила я.
- Нет-нет, не уходите, - быстро ответила миссис Смит, но Дамарис в сомнении смотрела на нее. - Садись, Дамарис, - продолжала она и, обернувшись ко мне, добавила: - Моя дочь так переживает из-за меня!..
- И доктор, наверно, тоже, - заметила я.
- О да, конечно! - поспешила заверить меня Дамарис.
- Я представляю себе. Ведь он со своими пациентами так добр. Куда бы я ни пошла - все хвалят его.
Миссис Смит лежала на подушке с закрытыми глазами, и Дамарис сказала:
- Да, это действительно так. Они очень полагаются на него.
- Я надеюсь, он скоро придет.
- Я уверена, что он поспешил бы домой, если бы знал, что вы ждете его здесь.
Дамарис присела возле матери и начала рассказывать. Я никогда еще не слышала, чтобы она так много говорила. Она рассказала о нашей поездке в Несборо и о наступающих рождественских праздниках, о благотворительной распродаже и других церковных делах.
За этим доктор и застал нас.
Я услышала его шаги на лестнице, и дверь распахнулась. Он улыбался, но это была совсем не та улыбка, которую я привыкла видеть на его лице. Я поняла, что он очень обеспокоен. Таким я его никогда не видела.
- Миссис Рокуэлл, - воскликнул он. - Вот это сюрприз!
- Я решила познакомиться с миссис Смит, пока ждала вас.
Он взял меня за руку и несколько секунд крепко держал ее. У меня было впечатление, что он хочет успокоиться. Затем он подошел к кушетке, где лежала его жена, и положил руку ей на лоб.
- Ты слишком взволнована, дорогая, - сказал он. - Она что, очень волновалась?
Он смотрел на Дамарис, и я не могла различить выражение его лица.
- Нет, отец. - Голос Дамарис прозвучал слабо, будто она была маленькой, не очень уверенной в себе девочкой.
Наконец он обернулся ко мне.
- Простите меня, миссис Рокуэлл. Я беспокоился сразу за двоих - за вас и мою жену. Вы ко мне? Вы хотите мне что-нибудь сказать?
- Да, - сказала я. - Я хотела бы поговорить с вами, Мне кажется, это важно.
- Очень хорошо, - ответил он. - Тогда надо пройти в мой кабинет. Пойдемте прямо сейчас?
- Да, если можно. - Я поднялась и подошла к кушетке, где лежала миссис Смит.
Я пожала ее холодную влажную руку и простилась с ней. Мне было непонятно, почему она так изменилась с приходом мужа. Было похоже, что она ушла в себя. Наверно, подумала я, он хотел отругать ее за то, что она так волновалась. У нее был вид набедокурившего ребенка.
Для него главное - забота о ее здоровье, подумала я. Да это и естественно. Если доктор так добр к своим пациентам, то к ней он, наверно, относится с особой нежностью.
Я попрощалась с Дамарис, и доктор повел меня вниз, в свой кабинет.
Он закрыл дверь и предложил мне сесть у письменного стола с круглой складной крышкой, потом сел сам. Я почувствовала себя лучше. Он выглядел таким мягким, что я верила: он обязательно мне поможет.
- Ну, так в чем же дело?
- Со мной происходят странные вещи, - вырвалось у меня. - Вы знаете о них.
- Да, - согласился он. - О некоторых из них вы мне рассказывали. Об остальных я узнал из других источников.
- Значит, вы знаете, что ко мне в спальню приходил монах?
- Я знаю, что вам это показалось.
- Значит, вы мне не верите!..
Он поднял руку.
- Давайте скажем пока так: я знаю, что вы видели его, если это вас успокоит.
- Меня не нужно успокаивать, доктор Смит. Я привыкла к тому, что люди верят тому, что я говорю.
- Не всегда легко поверить, - уклончиво ответил он. - Но помните, что я всегда готов помочь.
- Но послушайте, были случаи с занавесками, грелкой и плащом, перекинутым через перила.
- Это тот плащ, который сейчас на вас? - заметил он.
- Вы даже это знаете.
- Мне передали. Я ведь, знаете ли, слежу за вашим здоровьем.
- И вы считаете, что я придумала все эти вещи, что они имели место только в моем воображении?
Он помолчал, но я настаивала:
- Так ведь?
Он опять поднял руку.
- Давайте спокойно обсудим все это. Нам нужно спокойствие, миссис Рокуэлл. И вам - прежде всего.
- Я и так спокойна. Мне нужны люди, которые мне верят.
- Миссис Рокуэлл, я - врач, и мне приходилось сталкиваться со многими странными случаями. Я знаю, что могу быть с вами откровенным и говорить о разумных вещах.
- Так, значит, вы не считаете меня сумасшедшей?
- Зачем вы употребляете это слово? В этом нет нужды.
- Я не боюсь слов… во всяком случае, не больше, чем людей, которые одеваются монахами и разыгрывают меня.
Он помолчал несколько секунд, потом сказал:
- У вас сейчас трудное время. В вашем теле происходят большие изменения. Иногда в этот период меняется даже характер. Вы, наверно, слышали, что у некоторых женщин появляется странная привязанность к тому, к чему раньше они были совершенно равнодушны…
- Но это не причуда и не фантазия! - воскликнула я. - Пора уже сказать вам, что я здесь потому, что знаю, что вы с миссис Грантли обсуждали мой "случай", как вы бы выразились, и что вы оба решили, что я… не в своем уме.
- Вы это слышали? - я видела, что он ошарашен.
Мне не хотелось предавать тетю Сару, поэтому я сказала:
- Я знаю, что вы вдвоем это обсуждали. Вы не сможете этого отрицать.
- Нет, - медленно выговорил он, - это было бы глупо, правда?
- Значит, вы и она решили, что я помешанная?
- Ничего подобного. Миссис Рокуэлл, вы очень взволнованы. Ведь до беременности вас не так-то легко было вывести из себя? Вот вам уже одна перемена.
- И что же вы планируете сделать со мной?.. Упрятать меня в Уорстуисл?
Он молча смотрел на меня и даже не мог скрыть, что эта мысль была у него на уме.
Я была вне себя от бешенства… и страха. Я вскочила, но он тотчас оказался рядом, положил руки мне на плечи и заставил сесть.
- Вы не так меня поняли, - начал он, усаживаясь и разговаривая со мной ласковым голосом. - Мне так неприятно об этом говорить. Я очень привязан к семье, живущей в Ревелз, и меня глубоко огорчают трагедии, происходящие там. Поверьте, сейчас не стоит вопрос о том, чтобы послать вас в Уорстуисл… по крайней мере пока.
Я немедленно ухватилась за это.
- Так когда же?
- Пожалуйста, я прошу вас, успокойтесь. В этом заведении очень хорошо лечат. Вы же знаете, что я регулярно езжу туда. Вы находитесь в постоянном напряжении уже в течение нескольких недель. Я это прекрасно вижу.
- Я измучилась, потому что кто-то пытается представить меня истеричкой. Как вы осмеливаетесь говорить со мной об этом заведении! Вы, наверно, сами не в своем уме.
- Я только хочу помочь вам.
- Тогда узнайте, кто проделывает все эти вещи. Узнайте, у кого были костюмы монахов на празднике. Мы можем узнать, у кого сохранился один из них.
- Вы все еще не забыли этот злополучный инцидент?
- Естественно, я думаю об этом. С этого все началось.
- Миссис Рокуэлл… Кэтрин… я хотел бы быть вашим другом. Ведь в этом вы не сомневаетесь?
Я смотрела в эти темно-карие глаза, и взгляд их показался мне мягким и ласковым.
- Вы заинтересовали меня с того момента, когда Габриел привез вас в Ревелз, - продолжал он. - А когда на похороны приехал ваш отец, я понял, какие у вас с ним отношения. Это на меня очень, очень подействовало. Вы казались такой… уязвимой. Но я и так слишком откровенен.
- Я хочу услышать от вас, что вы можете еще мне сказать, - настаивала я. - Не утаивайте ничего.
- Кэтрин, как я хотел бы, чтобы вы мне доверяли. Я больше всего хочу помочь вам в это трудное время. Дамарис не намного моложе вас, и когда я увидел вас вместе, мне так захотелось, чтобы и вы были моей дочерью. Ведь моим желанием было иметь большую семью. Но вы уже теряете терпение. Позвольте мне просто сказать вам, что я всегда относился к вам как к родной дочери и надеялся, что вы будете доверять мне, а я смогу помочь вам.
- Самый лучший способ помочь мне - это узнать, кто нарядился монахом и пришел в мою комнату. Если вы найдете этого человека, мне не нужна будет ваша помощь.
Он печально посмотрел на меня и покачал головой.
- А что предлагаете вы? - Мой голос звучал требовательно.
- Только чтобы вы доверяли мне ваши проблемы… как своему отцу. - Он помедлил и, пожав плечами добавил: - Как вы сделали бы, если бы я был вам ближе, чем ваш собственный отец. Я бы с радостью защитил вас.
- Как, вы считаете, что кто-то мне угрожает?
- Что-то. Может быть, наследственность. Может быть…
- Я не понимаю вас.
- Я и так уже слишком много сказал.
- Никто не говорит мне всего до конца!.. Если бы я знала, что на уме у окружающих меня людей, я бы доказала вам, что вы ошибаетесь, считая меня… неуравновешенной.
- Но теперь-то вы верите, что я хочу вам помочь? Надеюсь, что вы будете считать меня своим другом, а не только доктором?
Я увидела по его глазам, что ему очень хотелось этого, и меня это тронуло. Он даже заметил, как равнодушен ко мне отец, да и я дала понять, что это равнодушие меня обижало. Он знавал меня уязвимой. Я никогда так не думала о себе, но сейчас начинала понимать, что так оно и было. Мне так хотелось, чтобы меня любили! Мне очень не хватало этого. Только дядя Дик любил меня, но его не было рядом со мной в этот тяжелый момент моей жизни. Доктор Смит предлагал мне свое сочувствие и вместе с ним что-то вроде отцовской любви, которой мне так недоставало.
- Вы так добры, - проговорила я.
По его лицу было видно, что он доволен. Он наклонился и похлопал меня по руке.
Потом вдруг стал серьезным.
- Кэтрин, - сказал он, хорошо взвешивая каждое слово, - недавно вы сказали мне, что хотите, чтобы я был с вами полностью откровенен. Я убедил вас, что забочусь только о вашем благе, не так ли? Я хочу, чтобы вы знали, что я многим обязан семье Рокуэллов. Я расскажу вам о том, что неизвестно другим. Просто я хочу, чтобы вы поняли, какую глубокую привязанность я испытываю к семье, членом которой вы теперь являетесь. Как вы помните, я рассказывал вам, что начал свой жизненный путь как нежеланный ребенок, бедный сирота, и только благодаря одному богатому человеку получил возможность заниматься любимым делом. Этот человек был из семьи Рокуэллов, точнее - это сэр Мэтью. Поэтому я никогда не забуду, что должен благодарить эту семью и особенно - сэра Мэтью.
- Понимаю, - пробормотала я.
- Он хочет, чтобы у него родился сильный и здоровый внук. Я присоединяюсь к этому желанию. Дорогая моя Кэтрин, вы должны полностью довериться мне и очень беречь себя. И позволить мне заботиться о вас. Есть еще одна, вещь, которой вы не знаете. И я сейчас в смятении - я не знаю, стоит ли говорить вам об этом.
- Вы должны сказать мне. Должны!
- Ах, Кэтрин! Возможно, когда вы услышите об этом, вы пожалеете, что настаивали. Я продолжаю сомневаться, разумно ли с моей стороны говорить вам об этом.
- Прошу вас, скажите мне. Мне не хотелось бы оставаться в неведении.
- Кэтрин, у вас хватит мужества, чтобы перенести то, что я вам скажу?
- Разумеется, я достаточно сильный человек. Единственное, чего я не выношу - это вранья, лжи… и тайн. Я собираюсь выяснить, кто проделывает со мной все эти вещи.
- Я хочу помочь вам, Кэтрин.
- Тогда скажите, в чем дело?
Он все еще колебался. Потом сказал:
- Вы должны понять, что я говорю это вам только потому, что хочу убедить вас в необходимости прислушиваться к моим советам.
- Я прислушаюсь к вашим советам… только скажите мне.
Он все еще молчал, как бы подыскивая нужные слова.
Потом сразу торопливо заговорил.
- Кэтрин, вы уже знаете, что в течение нескольких лет я посещаю Уорстуисл, это вошло в привычку.
- Да, да.
- И вы знаете, что такое Уорстуисл.
- Разумеется, знаю.
- Мне там очень доверяют. И у меня есть доступ к медицинским картам пациентов. Я ведь врач…
- Это естественно, - прервала я.
- В этом заведении находится ваш близкий родственник, Кэтрин. Я не думаю, что вы знаете об этом… вернее, я уверен даже, что вы не знаете. Ваша мать является пациенткой Уорстуисл уже в течение семнадцати лет.
Я в изумлении уставилась на него. Потом мне показалось, что стены комнаты вот-вот обрушатся на меня. В висках у меня застучало, показалось, что вся эта комната, включая письменный стол со складной крышкой и человека с ласковыми глазами, сидящего передо мной, растворяются… и вот уже вместо этого я увидела перед собой мрачный темный дом, который казался таким не потому, что там были опущены все жалюзи, а потому, что над ним всегда тяготела трагическая атмосфера. Я услышала голос в ночи: "Кэти, вернись ко мне, Кэти!" - и живо представила себе своего отца, постоянно живущего с ощущением случившегося несчастья. Вот он каждый месяц уезжает куда-то и возвращается домой подавленным, мрачным, печальным…
- Да, - продолжал доктор, - к сожалению, так оно и есть. Я не знаком с вашим отцом, но мне рассказывали, что он очень предан своей жене и регулярно навещает ее в этом заведении. Иногда, Кэтрин, она узнает его. У нее есть кукла. Временами она понимает, что это всего лишь кукла, а иногда она думает, что это ее ребенок - вы, Кэтрин… Там, в Уорстуисл для нее делается все возможное… но она уже никогда оттуда не выйдет. Теперь вы понимаете, Кэтрин, что я имею в виду. Иногда это передается, Кэтрин! Но вы не должны быть такой убитой! Я же говорю вам, что мы позаботимся о вас… поможем вам. Я так хочу этого! Я все это рассказал вам только для того, чтобы вы доверились мне. Верьте же мне, Кэтрин!
Я закрыла руками лицо и про себя молилась. Это был крик души: "Господи! Пусть все это будет дурным сном! Пусть это будет неправдой!"
Он поднялся, подошел ко мне и обнял за плечи.
- Мы справимся с этим, Кэтрин, - сказал он. - Мы будем бороться вместе!
Возможно, меня привело в чувство слово "бороться". Ведь мне всю жизнь приходилось бороться за то, чего мне хотелось достичь. Я вспомнила про видение в моей комнате, задернутые занавески у кровати. Кто же их задернул? Потом сквозняк из двери. Нет, я не могла поверить, что все это было плодом моего воображения.
Он почувствовал перемену в моем настроении.
- Это было видение, Кэтрин, - сказал он. - Вы мне не верите?
Мой голос звучал уже твердо, когда я ответила:
- Я уверена в одном - кто-то хочет причинить вред мне и моему ребенку.
- И вы думаете, что у меня хватило бы подлости выдумать эту историю о вашей матери?
Я не отвечала. Конечно, должно быть какое-то объяснение постоянным отлучкам отца. Да и как он мог узнать об этом? И все же… меня всегда уверяли, что она умерла.
Предположим даже, что это правда - моя мать находится в этом заведении. Но то, что поврежден мой рассудок - это неправда. Я всегда была спокойной и уравновешенной. У меня никогда не было признаков истерии. Даже теперь, когда на меня обрушился весь этот ужас, я думаю, я была настолько спокойна, насколько мог быть любой нормальный человек, оказавшийся на моем месте.
Я была, как и раньше, убеждена, что, каково бы ни было состояние моей матери, я не унаследовала ее безумие.
- О, Кэтрин, - сказал он. - Я восхищаюсь вами. Вы - сильная натура. У меня есть все основания полагать, что мы преодолеем все это. Поверьте мне: то, что ваша мать, Кэтрин Кордер, уже семнадцать лет находится в Уорстуисл- это правда. Вы должны поверить мне, ведь вы сами понимаете, что я не стал бы рассказывать вам об этом, если бы не был до конца уверен. Но вы не верите, что могли унаследовать от нее хоть толику ее безумия? Вот это-то нам и поможет. Мы справимся.
Я посмотрела ему прямо в лицо и твердо сказала:
- Меня ничто не сможет убедить, что мне померещились все эти события, которые произошли со мной после моего приезда в Ревелз.
Он кивнул.
- Ну хорошо, моя дорогая, - сказал он, - тогда необходимо узнать, кто же стоит за всем этим? Вы кого-нибудь подозреваете?
- Я узнала, что на празднике, который был пять лет назад, у нескольких людей была монашеская одежда. У Люка и у Саймона Редверза, например. А оба они косвенные наследники Ревелз.
Он кивнул.
- Если кто-то действительно старается преднамеренно причинить вам вред… - пробормотал он.
- Ну конечно, старается! - горячо воскликнула я.
- Кэтрин, вас измучили все эти переживания! Мне бы хотелось, чтобы вы пошли домой и отдохнули.
Я почувствовала, что действительно устала, и сказала:
- Да, я хотела бы сейчас оказаться дома, в своей комнате… одной, чтобы отдохнуть и подумать обо всем.
- Я бы отвез вас, но меня ждет еще один пациент.
- Я не хочу, чтобы знали о том, что я была у вас. Я хочу пройтись до дома пешком и войти… как будто ничего необычного не произошло.
- И вы ничего не расскажете им обо всем этом?
- Пока - нет. Я хочу подумать.
- Вы очень мужественны, Кэтрин.
- Хотела бы я быть умнее!
- Вы и так умница. Я хочу попросить вас об одолжении. Вы не против?
- А в чем дело?
- Вы позволите Дамарис проводить вас домой?
- В этом нет необходимости.
- Но вы же обещали прислушиваться к моим советам, а эта новость о вашей матери - для вас такой удар! Пожалуйста, Кэтрин, сделайте, как я говорю.
- Ну хорошо, если Дамарис не возражает…
- Конечно, нет, она будет очень рада. Подождите здесь, я схожу за ней. И еще я хочу налить вам капельку бренди. Пожалуйста, не возражайте. Это пойдет вам на пользу.
Он сходил в свой кабинет и принес две рюмки. Одну он наполнил наполовину и подал ее мне. Вторую он налил для себя.
Он поднял рюмку и улыбнулся мне, глядя поверх ее.