- А когда сэр Мэтью дал ему образование и возможность получить специальность врача, он окончательно уверился в этом. Он женился на мне и назвал нашу дочь Дамарис, потому что Рокуэллы всегда выбирали имена из Библии для своих детей. Но хотел-то он сына. Он хотел увидеть своего сына в Ревелз. Поэтому…
Она обернулась к Дамарис, та тихонько плакала.
- Я должна рассказать ей обо всем, - успокоила она ее. - Это единственный выход. Надо было сказать ей обо всем еще раньше. Но ты ведь знаешь, как мы всегда боялись его гнева.
- Пожалуйста, продолжайте!.. - взмолилась я.
- После нескольких выкидышей меня предупредили, что больше детей мне иметь нельзя. Но… он все же хотел сына! И я опять попыталась. Но сына не было. Ребенок родился мертвым, а я… с тех пор я осталась инвалидом. Представляете, как он ненавидит меня! Ведь я даже сына не смогла ему родить! Думаю, он просто избавился бы от меня, если бы не Дамарис. - Она протянула руку и погладила дочь по волосам.
- Ты видишь, детка, какое-то влияние на него мы все-таки имеем. - Потом она обратилась ко мне: - Это было четыре года назад - моя тщетная попытка родить ему сына. Хотя и до этого я не была очень крепкой, но все же принимала участие в местной жизни. Даже играла роль на историческом празднике… правда, всего лишь роль монаха. У меня и костюм сохранился - по крайней мере, еще несколько месяцев назад он у меня был.
Затаив дыхание, я спросила:
- Так значит, это ваша ряса?
- Да, моя. Она хранилась у меня, я немного сентиментальна в таких делах. Это мне напоминало о тех днях, когда я еще не была больна.
- Но Дамарис помогала ему, - с укором произнесла я. - Она клялась, что ничего не видела.
- Я была вынуждена, - прошептала Дамарис со слезами на глазах. - Он говорил мне, что надо делать. Мы всегда подчинялись ему. И не осмеливались перечить. Я должна была проводить вас на развалины… не очень быстро… чтобы он добрался туда раньше нас. А потом, когда он появился, мне следовало притвориться, что я ничего не видела. Из развалин есть проход к дому. Он нашел его, еще когда был мальчиком. Поэтому, когда вы пришли, он уже был в доме.
Теперь, когда все самые важные факты были у меня в руках, все начало совпадать. Выстраивалась цельная картина событий. Меня вдруг обуяла дикая радость по той простой причине, что желание, загаданное мной у Колодца в Несборо, сбылось: это был не Саймон.
- Но почему… почему? - вопрошала я.
- Его целью было в один прекрасный день поселиться в Ревелз. Еще бедным мальчиком он наблюдал, как туда приезжали гости. Как летом они ездили на пикники, зимой катались на коньках. Подглядывая в окна, он видел, какие балы устраивали в Ревелз. Он был одержим идеей попасть в Ревелз, потому что считал себя сыном сэра Мэтью и думал, что его место - там. Поставив перед собой эту цель, он понял, что единственный способ достичь этого - через Дамарис. Он хотел, чтобы она вышла замуж за Люка.
- Но как он мог с такой уверенностью рассчитывать на это?
- Моя дочь обладает редкостной красотой. Люк не мог не заметить этого. Их всегда сталкивали вместе. Может быть, доктор нашел бы способ настоять на этой женитьбе. Он проникал в тайные уголки человеческой души, чтобы затем использовать это в нужных целях. Например, он узнал о сэре Мэтью такие вещи, которые тот не хотел бы делать достоянием гласности… или что-то о миссис Грантли. Так что женитьба состоялась бы. Его не зря беспокоил Габриел. Габриел обладал хрупким здоровьем. Доктор сам поставил диагноз, решив, что у него больное сердце, - так же, как и у его матери. А может быть, у Габриела было здоровое сердце. Может быть, он просто подготавливал всех к его гибели… Я тоже знаю не все. Но когда Габриел женился на вас, он стал представлять для него угрозу. Он боялся, да так оно и вышло, что у вас может быть ребенок. Он решил, что Габриел должен умереть. Вы в то время еще не представляли для него интереса. И вот Габриел… умер.
- Да, теперь все это нетрудно домыслить, - мрачно заметила я. И вот перед моим мысленным взором предстала эта картина. Возможно, он заманил Габриела на балкон, или тот вышел туда по своей привычке делать так каждый вечер. Фрайди в этот раз уже не было, и она не могла предупредить его о надвигающейся опасности. И вот, когда он стоял там, убийца подкрался сзади, закрыл ему рот рукой, поднял его и перебросил через перила.
Самоубийство? Это казалось разумным объяснением.
Она сказала:
- Мы теряем время. Поверьте, больше я ничего для вас сделать не могу. Я помогла вам тем, что было в моих силах. Уезжайте немедленно в свой старый дом к отцу, Там вы будете в безопасности.
- Вам известно, что он что-то замышляет?
- Мы чувствуем это. Он очень зол в последнее время. Он с нами не делится, но, судя по его поведению, случилось что-то, что вывело его из себя.
Я знала, что это было. Он обнаружил, что исчезла ряса. И теперь он будет действовать, не теряя ни минуты. Я вспомнила, как он пришел на певческую галерею в рождественскую ночь, и подумала, что неизвестно, что могло бы тогда случиться со мной, если бы внизу в холле не оказались Саймон и Дамарис.
Теперь и мне передалось настроение матери и дочери. Я понимала, что действовать надо быстро. Не знаю, каким образом в этот раз он собирался расправиться со мной, - ведь у меня было столько доказательств его вины, - но я была уверена, что он дьявольски хитер и изворотлив.
- Уезжайте немедля, - умоляла меня его жена. - Не оставайтесь больше здесь. Он может вернуться с минуты на минуту. Если он увидит вас здесь и узнает то, о чем мы с вами говорили…
- Да, вы правы, - согласилась я. - Я уеду немедленно. Как мне благодарить вас за то, что вы мне рассказали? Я представляю, как нелегко вам было это сделать!..
- Не теряйте времени на благодарность. Пожалуйста, уходите, помните, он не должен видеть, как вы выходите из этого дома.
И я ушла. Покидая этот дом, я прошла мимо елей к воротам и в это время пыталась решить, как поступить дальше.
Нет, я не поеду в Глен Хаус. Я поеду в Келли Гранж. Но сначала я зайду в Ревелз - я хотела захватить с собой монашескую рясу. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь еще потом стал сомневаться, не страдаю ли я галлюцинациями.
Обуреваемая волнением, я спешила в Ревелз. Я была уверена, что все, что мне рассказали, - правда. Как я могла сомневаться в словах этой больной женщины? Ее страх говорил сам за себя. Кроме того, теперь, когда я узнала, кто является моим врагом, мне стало понятно, как он действовал и почему. Я вспомнила все с самого начала… когда Фрайди предупреждала нас, что в коридоре кто-то чужой, и просилась ее выпустить. На следующий день она пропала, я пошла искать ее, заблудилась, и домой меня проводил Саймон. Когда мы пришли, доктор Смит был уже у нас дома. Он мог слышать, как Габриел говорил, что собирается попросить для меня теплого молока. Возможно, он увидел, как служанка несет его наверх, и, объяснив ей, что я очень расстроена оттого, что пропала моя собака, он положил мне в молоко таблетку снотворного. Раньше я об этом как-то не задумывалась. Ведь в то трагическое утро никто из нас не мог думать ни о чем, кроме смерти Габриела. Теперь стало ясно, почему я так быстро заснула и спала в ту ночь так крепко.
И потом, ему ведь было так легко приходить к нам в дом и уходить когда ему вздумается, чтобы задернуть занавески у моей кровати, чтобы взять грелку из моей комнаты и повесить мою накидку на перила балкона.
Он мог входить в дом через тайный вход, и, если кто-то встречался ему на лестнице или в холле, у него всегда наготове было какое-нибудь вразумительное объяснение. Он, видите ли, беспокоился о здоровье сэра Мэтью… или Сары… а кроме того, и о моем здоровье тоже, и якобы зашел, чтобы убедиться, что все в порядке.
А Саймон? Надо было смотреть правде в глаза. Я думаю, что Дамарис с отвращением относилась к тому, чего добивался ее отец, - она совсем не хотела выходить замуж за Люка. И то, что я вначале приняла за любовь между нею и Люком, было просто ее желанием угодить отцу, которого она страшно боялась. А со стороны Люка это было естественным интересом к привлекательной девушке, да еще к такой красавице, как Дамарис. Разумеется, этот интерес со временем становился все сильнее. Но что касается Саймона… здесь было совсем другое дело. Я не верила, что какая-нибудь женщина может устоять перед мужским обаянием Саймона Редверза. Даже я - такая трезвомыслящая и разумная, какой я себя представляла - не могла противиться этому.
Надо постараться не думать о Саймоне. Вот Хагар - это мой друг, на нее можно положиться. Итак, я иду в Ревелз, беру из шкафа монашескую рясу и отправляюсь в Келли Гранж. Я попрошу Мери-Джейн собрать мне кое-какие вещи, и она потом сможет привезти мне их в экипаже. А мне придется идти пешком, так как никто, кроме Мери-Джейн, не должен знать, что я уезжаю.
Вот о чем я думала, входя в Ревелз.
Я позвонила в колокольчик, и Мери-Джейн пришла ко мне в комнату.
- Мери-Джейн, - сказала я. - Я немедленно отправлюсь в Келли Гранж. Собери вещи, которые мне могут понадобиться. Я потом пришлю за тобой и за вещами. Но уходить мне надо немедленно.
- Хорошо, мадам, - ответила Мери-Джейн, глядя на меня широко раскрытыми удивленными глазами.
- Кое-что произошло, - сказала я ей. - Я не могу сейчас задерживаться, чтобы объяснить тебе. Но сейчас я ухожу из дома.
Когда я ей это говорила, внизу заскрипели колеса, подъехал экипаж, и я подошла к окну.
Из экипажа вышел доктор Смит, и так как он для меня уже не был, как прежде, благожелательным доктором, я почувствовала, что меня пробирает дрожь.
- Все, мне пора идти, - сказала я. - И поскорее.
Я поспешила из комнаты, оставив там удивленную Мери-Джейн, которая все смотрела мне вслед. Быстро миновав коридор, я спустилась с лестницы… и тут услышала голос доктора. Он разговаривал с Рут.
- Она дома?
- Да, я видела, как она пришла несколько минут назад.
- Отлично. Мне повезло. Я пойду и заберу ее с собой.
- А что, если она?..
- Она ни о чем не догадается, пока я ее надежно не упрячу туда.
Сердце у меня билось неровно. Он уже пересек холл. Я проскользнула на певческую галерею, надеясь спрятаться там, пока он пройдет в мою комнату - тогда я смогу выбежать из дома и устремлюсь в Келли Гранж.
Рут была еще в холле, и я не знала, как проскочить мимо нее. Скажет ли она доктору, что я выбежала из дома? Если скажет, то как скоро он сможет нагнать меня?
Я тихо закрыла дверь галереи и сразу подумала о шкафе. Ведь если убежать отсюда тайным ходом, то они не поймают меня.
И когда я, согнувшись, чтобы меня не было видно из холла, пробиралась к шкафу, дверь галереи распахнулась и он оказался на пороге.
- А… привет, Кэтрин! - Его добрая мягкая улыбка теперь уже не могла меня обмануть.
Какую-то минуту я стояла и молчала, не в силах вымолвить ни слова. Слова застряли в моем сдавленном от волнения горле.
- Я зашел за вами; я увидел, как вы вошли сюда, когда начал подниматься по лестнице.
- Доброе утро, - сказала я, и сама удивилась тому, что мой голос звучал спокойнее, чем я могла себе представить.
Он вошел на галерею и закрыл за собой дверь. Взглянув вниз, я увидела, что там стоит Рут.
- Утро такое хорошее, - продолжал он. - Я хотел, чтобы вы съездили со мной на прогулку.
- Нет, благодарю вас. Я как раз собиралась прогуляться пешком.
- Но вы же только что вошли.
- Тем не менее я опять ухожу.
Он поднял палец, и в этом шутливом жесте мне почудилось что-то зловещее: по спине у меня пробежал холодок.
- Вы слишком много ходите пешком. Вы же знаете, я против этого.
- Но я же абсолютно здорова, - возразила я. - Джесси Данкуэйт мною довольна.
- А! Деревенская акушерка! - презрительно поморщился он. - Прокатиться вам будет только на пользу.
- Благодарю, но мне не хочется.
Он подошел ко мне и взял меня за запястье. Он держал меня легко, но не отпускал.
- Сегодня я хочу настоять на своем, так как вы немного бледны.
- Нет, доктор Смит. Я не хочу ехать с вами на прогулку.
- Но, Кэтрин, дорогая, - он приблизил ко мне лицо, и его мягкие вкрадчивые манеры были еще ужаснее, чем насилие. - Вам придется поехать со мной.
Я попыталась пройти мимо него, но он поймал меня и крепко держал. Потом отнял у меня рясу и бросил ее на пол.
- Подайте мне это и сейчас же выпустите меня! - сказала я.
- Дорогая, уж позвольте мне знать, что будет лучше для вас.
И тут меня охватила паника. Я позвала!
- Рут! Рут! Помогите мне!
Она пошла вверх по лестнице, и я подумала - слава Богу, что она оказалась внизу.
Она открыла дверь галереи. Он все еще держал меня так крепко, что я не могла вырваться.
- Боюсь, - сказал он, обращаясь к ней, - что она доставит нам кое-какие неприятности.
- Кэтрин, - сказала Рут, - ты должна подчиниться доктору. Он знает, что для тебя лучше.
- Он знает, что для меня лучше? Посмотри на эту рясу. Это он разыгрывал меня!
- Боюсь, - сказал доктор, - что ее состояние хуже, чем я предполагал. Да, нам придется с ней повозиться. Откладывать в таких случаях больше нельзя. У меня уже были такие пациенты.
- И какой же дьявольский план вы теперь задумали? - спросила я.
- У нее мания преследования, - тихо сказал доктор, обращаясь к Рут.
- В таких случаях им кажется, что они одни и весь мир настроен против них. - Он обернулся ко мне. - Кэтрин, моя дорогая Кэтрин, вы должны доверять мне. Разве я не был всегда вашим другом?
Я рассмеялась, и мой смех не понравился мне самой. Я была очень напугана, я начинала понимать, что он собирается сделать со мной. А Рут либо действительно верила ему, либо делала вид; так что я была одна против них двоих… и никого из друзей поблизости. Я теперь знала правду, но какую же глупость я совершила, никому не рассказав о том, что узнала! Я еще могла успеть рассказать… но кому?.. не этим же двоим, которые пытались погубить меня? Рут если и не помогала ему в этом, то, во всяком случае, другом моим не была.
- Послушайте, - сказала я. - Я знаю слишком много. Это вы, доктор Смит, решили, что мой ребенок никогда не родится. Вы убили Габриела и намеревались убить каждого, кто помешал бы Люку стать наследником.
- Вы видите, - сказал он печально, - насколько ей хуже.
- Я нашла рясу и я знаю также, что вы думаете, будто являетесь членом этой семьи. Я все знаю! Вы думаете, что меня еще можно обмануть?
Он крепко держал меня. Я почувствовала запах, напоминающий хлороформ. Мне зажали рот. У меня было ощущение, что все поплыло из-под ног и откуда-то издалека донесся его голос.
- Я надеялся избежать этого. Но это единственный выход, когда они становятся буйными.
И я провалилась… в темноту.
Раньше я слышала, как говорили, что мозг сильнее, чем наше тело. Наверно, это действительно так. Мозг посылал моему телу приказ не воспринимать хлороформ, хотя он был прижат у меня прямо ко рту. Конечно, это было невозможно, я слишком многого хотела, но как только он начал действовать на меня, мой мозг начал упорно сопротивляться. Я не должна терять сознание. Я понимала, что если это произойдет, я очнусь уже в тюрьме, и все доказательства, собранные мной, будут уничтожены, а к моим протестам отнесутся как к отклонениям от нормы, характерным для умалишенных.
Итак, несмотря на то, что тело мое подчинилось, мой мозг продолжал бороться.
Так мы тряслись в этом экипаже - я в полусознательном состоянии, и преступный "доктор" рядом со мной. Я собирала последние силы, чтобы бороться с навалившейся на меня сонливостью, которая, убаюкивая, пыталась погрузить меня в полное забытье.
Я понимала, что меня везут в Уорстуисл.
Мы были одни в экипаже, и возница нас не слышал. Легкое покачивание и стук копыт, казалось, говорили мне: "Над тобой нависла угроза. Борись с ней! Изо всех сил! Еще есть время. Но как только ты попадешь в это мрачное серое здание… выбраться оттуда будет совсем нелегко".
Я не войду туда. Никто не сможет сказать моему ребенку, что когда-то его мать была пациенткой Уорстуисл!
- Не надо противиться, Кэтрин, - мягко сказал доктор.
Я попыталась что-то сказать, но под влиянием лекарства у меня ничего не вышло.
- Закройте глаза, - тихо говорил он. - Вы сомневаетесь, думаете, что я не буду о вас заботиться? Вам нечего бояться. Я буду навещать вас каждый день. Я буду присутствовать при рождении вашего ребенка…
У меня внутри зазвучали слова: "Вы дьявол!.." Но вслух я опять ничего не смогла выговорить.
Меня пугало ужасное желание заснуть, которое пронизывало каждую клеточку моего тела и не давало мне бороться за свое будущее и за будущее своего ребенка.
Подсознательно я понимала, что он так и задумал с самого начала: поместить меня в Уорстуисл, пока ребенок не родился, навещать меня там и, убедившись, что у меня родился мальчик, сделать так, чтобы в один прекрасный день он был мертв.
Если бы у меня родилась девочка или ребенок родился бы мертвым, тогда я больше не интересовала бы его, потому что не представляла никакой угрозы для того, чтобы Люк унаследовал Ревелз и женился на Дамарис.
Но как я ни сопротивлялась, я все равно находилась в полусознательном состоянии. И я копила остаток сил для того момента, когда экипаж остановится и он позовет сильных мужчин помочь ему поместить еще одну сопротивляющуюся жертву в эту мрачную тюрьму.
Экипаж остановился.
Мы приехали. Меня подташнивало, и голова кружилась. Я все еще была в полусознании.
- Кэтрин, дорогая, - сказал он и обнял меня одной рукой. Я опять подумала, что его нежное прикосновение хуже, чем удар. - Вам нехорошо. Это ничего. Путешествие закончено. Здесь вы обретете покой. Больше никаких фантазий… видений… Здесь за вами присмотрят.
- Послушайте, - начала я, растягивая слова, так как язык не слушался меня. - Я… я не пойду туда.
Он улыбнулся.
- Предоставьте это мне, дорогая, - прошептал он.
Послышался звук торопливых шагов, и рядом со мной оказался какой-то мужчина. Я почувствовала, как он взял меня под руку.
Они переговаривались.
- Она соображает, куда ее везут…
Доктор отвечал:
- У них бывают моменты просветления. Да, иногда их так жалко!
Я хотела закричать, но не могла. Ноги у меня подгибались, и меня потащили вперед почти волоком.
Я увидела, как большая железная дверь распахнулась. За ней виднелось крыльцо, над ним название учреждения, которое вселяло ужас в сердца и умы многих.
- Нет! - в отчаянии рыдала я.
Но их было так много, и они были настолько сильнее меня!
Вдруг я услышала стук копыт. И доктор выкрикнул:
- Скорее! Ведите пациентку внутрь!
В его голосе мне почудился страх, хотя лишь минуту назад он звучал мягко и самоуверенно.
И в этот момент все мое существо вернулось к жизни: я поняла, что надежда заставила мою кровь бежать быстрее.
Голос, который я так хорошо знала и любила, выкрикнул:
- Какого черта? Что это вы делаете?
И он оказался рядом - человек, которого я хотела забыть и не смогла. Он пришел, как рыцарь в древние времена, чтобы спасти меня.
- Саймон, - всхлипнула я и упала к нему в объятия.