Эта мысль не приходила мне в голову, но, должно быть, скрывалась где-то в моем подсознании, так как его вопрос меня не удивил.
С утра я ощущала, что мои груди налились и стали чувствительными, и я сохранила в памяти ощущение требовательного ротика девочки на моем соске. Я не могла кормить ребенка грудью, но могли Брианна или Марсали. Или она могла питаться козьим или коровьим молоком.
Я внезапно осознала, что обхватила одну грудь ладонью, слегка сжимая ее. Я сразу же убрала руку, но Джейми увидел, он пододвинулся ближе и обнял меня одной рукой. Я положила голову на его грудь, ощущая холод и грубую вязку его охотничьей рубашки на моей щеке.
- Ты хочешь ее? - спросила я, не уверенная, надеюсь ли на его положительный ответ или боюсь его. Ответом стало легкое пожатие плеч.
- У нас большой дом, сассенах, - сказал он. - Достаточно большой.
- Хм, - произнесла я. Это не было прямым заявлением, но было принятием обязательства, как бы завуалировано оно не было выражено. Он взял Фергюса из парижского борделя через три минуты после знакомства. Если он возьмет это дитя, он будет обращаться с ней, как с дочерью. Но станет ли он любить ее? Никто не мог обещать ей любовь: ни он… и ни я.
Он понял сомнение в моем голосе.
- Я видел, как ты ехала с ребенком, сассенах. У тебя всегда такой нежный вид, но когда я увидел тебя с ребенком под плащом… я вспомнил, как ты выглядела, когда носила Фейт.
Я задохнулась. Услышать, как просто он произносит имя нашей первой дочери, было потрясением. Мы редко говорили о ней, ее смерть была так давно в прошлом, что иногда казалась нереальной, и все же боль от той потери ощущалась нами обоими. Фейт никогда не была для нас нереальной.
Она была рядом со мной всякий раз, когда я прикасалась к ребенку. И эта девочка, эта безымянная сирота, такая маленькая и хилая, с такой тонкой кожей, что на ней четко выделялись синие нити вен… Да, эхо памяти о Фейт было сильным. Однако она не была моим ребенком. Хотя могла быть, об этом говорил Джейми.
Возможно, она была для нас подарком судьбы? Или, по крайней мере, нашей ответственностью?
- Ты думаешь, мы должны забрать ее? - спросила я осторожно. - Я имею в виду, что с ней произойдет, если мы не возьмем ее?
Джейми слабо фыркнул, опуская свою руку и прислоняясь к стене. Он вытер рукавом нос и наклонил голову в сторону слабого шума голосов, проникающего сквозь бревна.
- О ней будут хорошо заботиться, сассенах. Она ведь наследница, знаешь ли.
Этот аспект вопроса, как-то вообще выпал из моего внимания.
- Ты уверен? - спросила я с сомнением. - Я имею в виду, что она незаконнорожденная…
Он покачал головой, прерывая меня.
- Нет, она законнорожденная.
- Но этого не может быть. Никто кроме нас двоих пока не знает этого, но ее отец…
- Ее отцом был Аарон Бердсли, насколько это касается закона, - сообщил он мне. - Согласно английскому законодательству, ребенок, рожденный в браке, юридически является ребенком мужа - и наследником - даже если известно, что его мать прелюбодействовала. Ведь эта женщина говорила, что Бердсли женился на ней, да?
Я неожиданно поняла, почему он слишком упорно настаивает именно на этом английском законе, и, слава Богу, поняла причину прежде, чем ответить ему.
Уильям. Его сын, зачатый в Англии, и - насколько все считали в Англии, за исключением лорда Грэя - девятый граф Элсмир. Очевидно, что юридически он был девятым графом, согласно тому, что мне говорил Джейми, независимо от того, был ли восьмой граф его отцом или нет. "Да, закон, что дышло", - подумала я.
- Понятно, - медленно произнесла я. - Значит, эта малышка унаследует всю собственность Бердсли, даже если они обнаружат, что он никак не мог быть ее отцом. Это… ободряет.
Взгляды наши на мгновение встретились, потом он опустил глаза.
- Да, - сказал он спокойным голосом, - ободряет.
Возможно, в его голосе был намек на горечь, но он исчез без следа, когда Джейми откашлялся.
- Таким образом, - продолжил он твердо, - ей нечего опасаться пренебрежения. Сиротский суд передаст всю собственность Бердсли - коз и все прочее, - добавил он со слабой усмешкой - ее опекуну, чтобы тот использовал имущество для блага девочки.
- И самого опекуна, - сказала я, внезапно вспомнив взгляд, которым Ричард Браун обменялся с братом, говоря о том, что о девочке позаботятся. Я потерла замерзший кончик носа. - Значит, Брауны возьмут ее с охотой?
- О, да, - согласился он. - Они знали Бердсли и понимают, какую ценность она представляет. Забрать ее у них будет не простым делом, но если ты захочешь, сассенах, ты ее получишь. Я тебе обещаю.
От всего этого обсуждения у меня возникло странное чувство. Что-то, похожее на панику, словно невидимая рука подталкивала меня к краю пропасти. Было ли это краем опасного утеса или возвышением, с которого открывается еще большая перспектива, не известно.
Я видела мысленным взором изгиб черепа ребенка и уши, словно из тонкой бумаги, маленькие и прекрасные раковины, розовые завитушки с легким оттенком синего цвета.
Чтобы дать себе время привести в порядок мысли, я спросила:
- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что дело будет не простым? Ведь у Браунов нет никаких оснований требовать ее себе, не так ли?
Он покачал головой.
- Нет, но ведь они не стреляли в ее отца.
- Что… о…
Эту ловушку я не предвидела - возможность того, что Джейми могли обвинить в убийстве Бердсли с целью завладеть его домом и товарами посредством удочерения сироты. Я сглотнула, ощущая в горле слабый привкус желчи.
- Но никто, кроме нас, не знает, как умер Аарон Бердсли, - указала я. Джейми сказал всем, что торговец умер вследствие апоплексического удара, не упомянув о своей роли ангела-избавителя.
- Нас и миссис Бердсли, - возразил он со слабой иронией в голосе. - Что, если она возвратится и обвинит меня в убийстве ее мужа? Трудно будет оправдаться, особенно, если я заберу девочку.
Я не стала спрашивать, зачем она могла бы сделать это. В свете того, что мы о ней знали, Фанни Бердсли могла сделать что угодно.
- Она не вернется, - сказала я. Насколько я не была уверена во всем остальном, в этом отношении я говорила правду. Куда бы Фанни Бердсли не отправилась - и почему - она ушла навсегда.
- Даже если она обвинит тебя, - продолжила я, отодвигая воспоминания о заснеженном лесе и свертке возле потухшего костра, - я тоже была там. Я могу рассказать, что случилось.
- Если тебе позволят, - согласился Джейми. - Но, скорее всего, тебе не разрешат. Ты замужняя женщина, сассенах. Ты не можешь свидетельствовать в суде, даже если бы ты не была моей женой.
Это замечание заставило меня внезапно задуматься. Живя в глухой местности, я редко лично сталкивалась с возмутительными образцами юридической несправедливости, но слышала о некоторых из них. Он был прав. Как замужняя женщина, я не имела никаких юридических прав. Довольно иронично, но Фанни Бердсли, будучи вдовой, их имела. Она могла свидетельствовать в суде, если бы захотела.
- Проклятие! - с чувством произнесла я, и Джейми тихо рассмеялся, потом закашлялся.
Я фыркнула, выпустив довольно большое облако белого пара. На мгновение мне стало жаль, что я не дракон, было бы чрезвычайно приятно выдохнуть огонь и серу на некоторых людей, начиная с Фанни Бердсли. Вместо этого я вздохнула, и мое белое бессильное дыхание исчезло в полусумраке пристройки.
- Понятно, почему ты назвал дело "не простым", - сказала я.
- Да, но я не сказал, что оно невозможно.
Он поднял мое лицо, обхватив мой подбородок своей большей холодной рукой. Его глаза, темные и напряженные, смотрели в мои.
- Если ты хочешь ребенка, Клэр, то я возьму его и справлюсь со всем, что за этим последует.
Если я хочу ее. Внезапно я ощутила вес ребенка, спящего под моей грудью. Я забыла лихорадку материнства, отодвинула память о восторге, панике, усталости, возбуждении. Но появление Германа, Джемми и Джоан ярко напомнили мне об этих чувствах.
- Один последний вопрос, - сказала я, беря его руку и переплетаясь с ней пальцами. - Отец ребенка не был белым. Что это может значить для нее?
Я знала, что это будет значить в Бостоне 1960-х годов, но это было другое место и другое время, и хотя здесь и сейчас общество было более суровым и менее просвещенным, чем там, откуда я прибыла, оно отличалось значительной терпимостью.
Джейми задумался, выбивая негнущимися пальцами правой руки тихий ритм по бочонку с соленой свининой.
- Я думаю, все будет в порядке, - сказал он, наконец. - Нет никакой опасности, что ее обратят в рабство. Даже если можно будет доказать, что ее отец был рабом - а таких доказательств нет - ребенок приобретает статус матери. Ребенок, рожденный свободной матерью, свободен, ребенок, рожденный рабыней - раб. И какой бы не была эта женщина, она не была рабыней.
- Официально, по крайней мере, - сказала я, вспомнив об отметках на косяке двери. - Но не касаясь вопроса рабства…?
Джейми вздохнул и выпрямился.
- Я думаю, нет, - сказал он. - Не здесь. В Чарльстоне, да, это имело бы значение, по крайней мере, если бы ей пришлось вращаться в обществе. Но не в этой глуши.
Он пожал плечами. Действительно, возле Линии соглашения имелось много детей от смешанных браков. Для поселенцев было обычным делом брать жен из племен чероки. Более редко встречались дети от связи между белыми и черными людьми, но их было много в прибрежных областях. Большинство из них являлись рабами, но тем не менее.
Маленькой мисс Бердсли не придется вращаться в обществе, по крайней мере, если мы оставим ее Браунам. Здесь ее состояние имело бы гораздо большее значение, чем цвет ее кожи. С нами ей в этом плане будет труднее, поскольку Джейми был - и всегда будет - несмотря на нехватку средств, светским человеком, джентльменом.
- Вообще-то это не последний вопрос, - сказала я, приложив его холодную руку к моей щеке. - Последний вопрос - почему ты предложил мне это?
- О, я просто подумал… - он опустил руку и отвел взгляд, - о том, что ты говорила, когда мы вернулись домой со сбора. Что ты могла выбрать бесплодие, но не сделала это из-за меня. Я подумал… - он снова замолчал и сильно потер согнутым пальцем вдоль носа. Он глубоко вздохнул и начал снова.
- Я не хочу, - сказал он твердо, обращаясь к воздуху перед собой, как если бы стоял перед судом, - чтобы ты рожала ребенка ради меня. Я не могу рисковать тобой, сассенах, - его голос внезапно стал хриплым, - даже ради дюжины детей. У меня есть дочери и сыновья, племянники и племянницы, внуки, у меня достаточно детей.
Теперь он взглянул на меня и мягко произнес:
- Но у меня нет жизни, кроме тебя, Клэр.
Он громко сглотнул и продолжил, не спуская с меня глаз.
- Но я подумал… если ты хочешь еще одного ребенка, возможно, я смогу дать его тебе.
Слезы навернулись мне на глаза. В пристройке было холодно, и наши пальцы занемели от стужи. Я сильно сжала его руку.
Пока мы разговаривали, мой мозг работал, просчитывая возможности, оценивая трудности и мечтая о счастье. Но мне не нужно было думать об этом - решение принято. Ребенок был искушением, как для плоти, так и для духа; я знала блаженство неограниченного единения, так же как и сладостно-горькую радость от осознания того, что это единение исчезает, когда ребенок познает себя и отдаляется, становясь личностью.
Но я уже пересекла некую тонкую грань. Было ли это от того, что мой лимит материнства, отпущенный природой, исчерпан, или от того, что я знала, что мои обязательства лежат в иной сфере… но мое материнское чувство было удовлетворено, мой материнский долг исполнен.
Я уткнулась лбом в его грудь и произнесла в ткань, закрывающую его сердце:
- Нет. Но Джейми… я так тебя люблю.
Мы какое-то время стояли, обнявшись и слушая шум голосов в доме за стеной, и молчали, ощущая покой и удовлетворение. Мы были совершенно измотаны, но нам не хотелось покидать мирную атмосферу нашего простого убежища.
- Нам нужно пойти в дом, - пробормотала я, наконец, - а то мы упадем прямо здесь, и нас найдут утром вместе с окороками.
Слабый хрип смеха сотряс его грудь, но прежде чем он мог ответить, на нас упала тень. В дверях пристройки кто-то стоял, перекрывая лунный свет.
Джейми резко поднял голову, руки на моих плечах напряглись, но потом ослабли, позволив мне отстраниться и обернуться.
- Мортон, - произнес Джейми многострадальным голосом, - что, во имя Христа, ты здесь делаешь?
Исайя Мортон вовсе не походил на записного соблазнителя, но полагаю, что вкусы различаются. Он был ниже меня ростом, но шире в плечах с бочкообразным туловищем и слегка кривыми ногами. Правда, у него были довольно приятные глаза и красивые волнистые волосы, хотя я не могла сказать какого они цвета. Я прикинула, что ему было немногим более двадцати лет.
- Полковник, сэр, - произнес он шепотом. - Мэм, - он коротко поклонился, - не хотел вас пугать. Но я услышал голос полковника и решил воспользоваться шансом, так сказать.
Джейми рассматривал Мортона, сузив глаза.
- Воспользоваться шансом? - повторил он.
- Да, сэр. Я никак не мог придумать, как мне вызвать Эли, и все кружил вокруг дома, и услышал, как вы с леди разговариваете.
Он снова поклонился мне, словно по рефлексу.
- Мортон, - произнес Джейми тихо, но со стальными нотками в голосе, - почему ты не уехал? Разве Фергюс не сказала тебе, что милиция распущена?
- О, да, сэр, сказал, - не сей раз он поклонился Джейми. - Но я не мог уехать, сэр, не увидев Эли.
Я откашлялась и взглянула на Джейми, который вздохнул и кивнул мне.
- Э… боюсь, что мисс Браун услышала о ваших прежних обязательствах, - сказала я деликатно.
- А? - Исайя выглядел непонимающим, и Джейми раздраженно фыркнул.
- Она имеет в виду, что девушка знает, что у тебя есть жена, - сказал он жестко, - и если ее отец не пристрелит тебя при встрече, то она сама проткнет тебе сердце. А если они не смогут, - он выпрямился, достигнув угрожающей высоты, - то это сделаю я голыми руками. Что за мужчина может соблазнить девушку и наградить ее ребенком, не имея права дать ему свое имя?
Исайя Мортон побледнел заметно даже в лунном свете.
- Ребенком?
- Да, - сказала я холодным тоном.
- Да, - подтвердил Джейми, - и теперь тебе, ничтожный двоеженец, лучше убраться отсюда, иначе…
Он резко замолчал, поскольку рука Исайи вынырнула из-под плаща с пистолетом. Стоя рядом, я увидела, что он был заряжен, и курок взведен.
- Мне жаль, сэр, - сказал он извиняющимся тоном и облизал губы, переводя взгляд с Джейми на меня и обратно. - Я не причиню вам вреда, тем более вашей леди, но поймите, мне очень нужно увидеть Эли.
Его довольно пухлые черты лица затвердели, но губы слегка дрожали, хотя пистолет он держал довольно твердо.
- Мэм, - сказал он мне, - не будете ли вы так добры, чтобы пойти в дом и позвать Эли? Мы будем ждать здесь… полковник и я.
Сначала у меня не было времени испугаться, но теперь я действительно не боялась, только была безмерно удивлена.
Джейми на мгновение закрыл глаза, словно молил бога дать ему терпения. Потом открыл их и вздохнул, испустив белое облака пара.
- Опусти пистолет, идиот, - сказал он почти любезно. - Ты прекрасно знаешь, что не выстрелишь в меня, и я тоже это знаю.
Исайя теснее сжал губы и палец на курке, и я задержала дыхание. Джейми продолжал смотреть на него со смесью раздражения и жалости во взгляде. Наконец, палец на курке расслабился, и ствол пистолета опустился так же, как и глаза Исайи.
- Мне только нужно увидеть Эли, полковник, - сказал он тихо, глядя в пол.
Я медленно выдохнула и взглянула на Джейми, тот поколебался, потом кивнул.
- Ладно, сассенах. Иди, только будь осторожна, хорошо?
Я кивнула и пошла к дому, слыша, как Джейми сзади бормотал себе под нос по - гэльски нечто о свихнувшемся Мортоне.
Я не была уверена, что он действительно не сошел с ума, но я также чувствовала силу его страстной мольбы. Если кто-нибудь из Браунов узнает про это свидание, разразится настоящий ад, и заплатит за это не только один Мортон.
Пол внутри дома был устлан спящими телами, завернутыми в одеяла, хотя несколько мужчин еще сидели возле очага, болтая и передавая по кругу кувшин с пивом. Я пригляделась, к счастью, Ричарда Брауна среди них не было.
Я осторожно пробиралась по комнате, скользя между телами, иногда переступая через них. По дороге я взглянула на кровать, стоящую возле стены. Ричард Браун и его жена крепко спали на ней, надвинув респектабельные ночные колпаки на самые уши, хотя в доме было очень тепло от множества тел.
Было только одно место, где могла спать Алисия Браун, и я, как можно тихо и осторожно, открыла дверь, ведущую на чердак. Хотя это не имело никакого значения, так как никто у огня не обратил на меня внимания. Они с увлечением наблюдали, как один из мужчин без особого успеха пытался напоить пивом Хирама.
В отличие от комнаты внизу на чердаке было весьма холодно. Маленькое окно было открыто настежь, и студеный ветер надул в него снег. Алисия Браун лежала на нанесенном сугробе совершенно голая.
Я подошла к ней и встала, глядя на нее. Она лежала, вытянувшись и сложив руки на груди. Она дрожала, и веки ее были решительно сжаты. Очевидно, она не слышала моих шагов.
- Что, ради Бога, вы делаете? - спросила я вежливо.
Ее глаза мгновенно открылись, и она издала тихий вскрик. Потом она зажал рот рукой и резко села, уставившись на меня.
- Я слышала о многих способах вызвать выкидыш, - сказала я, беря одеяло с лежака и накидывая ей на плечи, - но замерзнуть до смерти не относится к ним.
- Если я умру, то н-не нужен н-н-никакой выкидыш, - сказала она логично. Тем не менее, она укуталась в одеяло, стуча зубами от холода.
- Едва ли это лучший способ совершить самоубийство, - сказала я, - но я не хочу критиковать вас. Хотя полагаю, вы можете пока отложить это. Мистер Мортон ждет вас в пристройке и уверяет, что не уйдет, пока не поговорит с вами. Так что думаю, вам лучше встать и одеться.
Ее глаза широко распахнулись, и она резво вскочила на ноги, но мускулы ее оцепенели от холода, она споткнулась и упала бы, если бы я не схватила ее за руку. Она больше не разговаривала, только быстро - как могла с занемевшими пальцами - оделась и завернулась в теплый плащ.
Помня о просьбе Джейми "быть острожной", я позволила ей пойти одной. Увидев ее одну, выходящую на улицу, всякий мог решить, что она пошла в уборную. Вдвоем мы вызвали бы удивление и ненужные вопросы.
Оставшись одна на темном чердаке, я завернулась в свой плащ и подошла к оконцу, чтобы подождать несколько минут, прежде чем спуститься вниз. Я услышала тихий стук закрываемой внизу двери, но с моего поста увидеть Алисию не могла. Судя по ее реакции на зов Мортона, удар ножом в сердце тому не грозил, но только небеса знают, что задумал каждый из них.