- У меня оставалось пять акров неубранного ячменя, - пояснил Абель, - созревшего и готового для косьбы. Я не мог оставить его, а моя Эбби… она была маленькой женщиной, она не могла косить и заниматься молотьбой.
Не имея возможности потратить неделю, бросив урожай, Абель обратился за помощью к соседям.
- Они хорошие люди, - настаивал он. - Они могли занять мне пенни или два, но им самим нужно было платить налоги, не так ли?
Все еще надеясь получить необходимые деньги без поездки в Салем, Абель задержался и задержался слишком надолго.
- Говард Треверс, шериф, - произнес он и машинально вытер капли влаги на кончике своего носа. - Он пришел с бумагой и сказал, что он должен выселить нас, так как налоги не заплачены.
Столкнувшись с такой ситуацией, Абель оставил свою жену в хижине и поспешил в Салем. Но когда он возвратился с шестью шиллингами, его собственность был арестована и продана свекру Говарда Треверса, в его хижине жили чужие люди, а жена исчезла.
- Я знал, что она не могла уйти далеко, - объяснил он нам. - Она бы не оставила ребят.
И он действительно нашел ее там, завернутую в старое изношенное одеяло, на холме под большой елью, защищающей могилы четырех детей МакЛеннана, которые все умерли в первый год их жизни. Несмотря на его просьбы, Абигейл отказалась спуститься к хижине, чтобы попросить помощи у тех, кто выгнал ее из дома. Было ли это безумие лихорадки или просто упрямство, он не мог сказать; она цеплялась за ветви дерева с сумасшедшей силой, выкрикивая имена своих детей, и умерла там той же ночью.
Его чашка была пуста. Он аккуратно поставил ее на землю возле своих ног, игнорируя жест Джейми, потянувшегося к бутылке.
- Они разрешили ей взять с собой то, что она могла унести. С ней был узел, и в нем ее похоронная одежда. Я хорошо помню день, когда на следующее утро после нашей свадьбы она села прясть себе саван. По одной стороне у него были маленькие цветочки, которые она вышила. Она хорошо шила.
Он завернул Абигейл в вышитый саван, похоронил рядом с младшим ребенком и потом прошел две мили, намереваясь рассказать Хобсонам о том, что произошло.
- Но когда я пришел к ним, они гудели, как шершни - к Хью Фаулзу заявился Треверс за налогами, а денег не было. Треверс усмехнулся, как обезьяна, и заявил, что ему все равно, и через десять дней он явился с бумагами и тремя мужчинами и выставил их вон.
Хобсон наскреб денег, чтобы заплатить свои налоги, и Фаулзы были у них в безопасности, но Джо Хобсон кипел гневом от того, как обошлись с его зятем.
- Он, Джо, кричал, обезумев от ярости. Джанет Хобсон пригласила меня сесть и предложила мне ужин, а Джо кричал, что Треверс заплатит за землю своими боками, Хью был, словно побитая собака, его жена плакала, дети пищали, прося есть, словно выводок поросят, и… я не стал им говорить…
Он покачал головой, как бы в недоумении.
Сидя забытый возле камина, он испытывал странную усталость, от которой его голова падала на грудь; им овладело летаргическое состояние. Было тепло, и его переполняло чувство нереальности происходящего. И переполненная однокомнатная хижина Хобсонов, и тихий склон со свежей могилой под елью - все было нереально.
Он уснул под столом и проснулся, обнаружив, что чувство нереальности сохранилось. Все вокруг казалось не больше, чем сном наяву. Сам МакЛеннан, казалось, перестал существовать; его тело встало, помылось и поело, кивало и разговаривало без его участия. Больше ничего во внешнем мире не существовало. И таким образом, когда Джо Хобсон поднялся и заявил, что они с Хью идут в Хиллсборо искать справедливого суда, Абель МакЛеннан обнаружил, что шагает вместе с ними, кивая и разговаривая, когда обращались к нему, имея не больше воли, чем труп.
- Мне казалось, что по дороге идут мертвецы, - произнес он, как во сне. - Я и Джо, и Хью, и остальные. Я мог быть в том или ином месте; мне было все равно, до тех пор пока не придет время закопать мои кости возле Эбби. Я не возражал.
Когда они достигли Хиллсборо, он не обратил внимания на то, что намеревался делать Джо, только следовал за ним, не думая ни о чем. Он шел по грязным улицам по осколкам оконных стекол, смотрел на факелы и толпу, слушал крики и стоны, совершенно не тронутый всем этим.
- Это были мертвецы, которые стучали костями, одной о другую, - сказал он, пожав плечами. Он помолчал мгновение, потом повернулся к Джейми и посмотрел на него долгим истовым взглядом.
- Это так? Ты тоже мертв, не так ли?
Мозолистая рука со скрюченными пальцами оторвалась от красной тряпки и дотронулась до лица Джейми.
Джейми не отклонился от прикосновения, но взял руку МакЛеннана между своими.
- Нет, charaid, - сказал он мягко. - Еще нет.
МакЛеннан медленно кивнул.
- Да. Время придет, - сказал он. Он освободил руку и сидел некоторое время, разглаживая платок. Его голова немного покачивалась, словно его шея была растянутой пружиной.
- Время придет, - повторил он. - Это не так страшно.
Он встал и повязал красный платок на голову, потом повернулся ко мне и поклонился со странным беспокойным выражением в глазах.
- Я благодарю вас за завтрак, мэм, - сказал он и ушел.
Глава 3
Желчный гумор
С уходом Абеля МакЛеннана завтрак закончился. Рядовой Огилви, выразив благодарность, удалился, Джейми и Фергюс отправились на поиски кос и астролябии, а Лиззи, поникшая духом в отсутствии Огилви, объявила себя больной и отправилась под один из навесов с большой чашкой отвара пижмы и руты.
К счастью, тут появилась Брианна. Она заверила меня, что они с Роджером уже позавтракали у Джокасты. Джемми заснул у тети на руках, а так как обе стороны были довольны этим обстоятельством, Бри оставила его и пришла помочь мне с утренним приемом больных.
- Ты действительно хочешь помогать мне? - я с сомнением посмотрела на нее. - В конце концов, это день твоей свадьбы. Я уверена, что Лиззи или миссис Мартин могли бы…
- Нет, я помогу, - уверила она, вытирая тряпкой высокий табурет, который я использовала для приема больных. - Лиззи чувствует себя лучше, но я не думаю, что она выдержит загноившиеся ноги и вздувшиеся животы.
Она слегка передернулась, прикрыв глаза, когда вспомнила пожилого джентльмена, чью гниющую ногу я обрабатывала вчера. От боли мужчину обильно вырвало на его изодранные бриджи, что в свою очередь вызвало рвотный рефлекс у нескольких пациентов в очереди.
Я сама почувствовала приступ легкой тошноты, вспомнив этот эпизод, но утопила его в последнем глотке крепкого кофе.
- Да, думаю, не выдержит, - неохотно согласилась я. - Однако твое платье еще не закончено, да? Наверное, тебе лучше пойти…
- Все хорошо, - уверила она меня, - им занимается Федра, а Улисс гоняет слуг, как сержант солдат на плацу. Я только что оттуда, там все в порядке.
Я уступила без дальнейших возражений, хотя ее готовность помочь меня несколько удивила. В то время как Бри не испытывала никакой брезгливости в обычной жизни, например, когда потрошила животных или рыб, при общении с людьми, покалеченными или с ярко выраженной болезнью, она ощущала неловкость, хотя прилагала все усилия, чтобы скрыть ее. Это не было отвращением, как я понимала, а чем-то вроде сопереживания.
Я сняла чайник и вылила только что вскипевшую воду во флягу, наполовину заполненную чистым спиртом, прищурив глаза от паров алкоголя.
Сознание того, что множество людей страдают от болезней, которые можно было легко излечить во времена антисептиков, антибиотиков и анестезии, заставляло меня злиться. Хотя отсутствие медицинских средств и передовых методов было знакомо мне и раньше, ведь я работала в полевых госпиталях, когда эти новшества только начали появляться и были довольно редки, поэтому я понимала их необходимость и ценила их.
Но я не смогу никому помочь, если мне будут мешать моя чувствительность. А я должна. В этом все дело. Но у Брианны не было этого понимания, чтобы она могла использовать его, как щит. Пока.
Она закончила вытирать табуреты, коробки и другие атрибуты, необходимые для утреннего приема, и выпрямилась, немного нахмурив брови.
- Ты помнишь женщину, которая была на приеме вчера? С умственно отсталым малышом?
- Это не то, что можно забыть, - сказала я как можно более легким тоном. - В чем дело? Вот, посмотри, пожалуйста, нельзя ли что-нибудь с ним сделать?
Я показала на складной стол, который упрямо отказывался складываться из-за разбухших от влаги ножек.
Брианна немного хмуро осмотрела его, потом резко стукнула по ножке ребром ладони. Ножка тут же покорно сложилась, уступая превосходящей силе.
- Вот так, - она рассеянно потерла ребро ладони, все еще хмурясь. - Ты пыталась уговорить ее не иметь больше детей. Мальчик… у него врожденный недостаток?
- Можно сказать так, - ответила я сухо. - Врожденный сифилис.
Она, побледнев, посмотрела на меня.
- Сифилис? Ты уверена?
Я кивнула, скатывая прокипяченную полосу полотна для перевязки. Она была все еще влажная, но ничего не поделаешь.
- У матери последняя стадия еще не ярко выражена, но у ребенка она совершенно очевидна.
Его мать пришла с нарывом в десне, а мальчик цеплялся за ее юбки. У него был характерный седлообразный нос со вдавленной переносицей, а челюсти были так деформированы, что я не удивилась его истощенному виду, он едва ли мог жевать. Я не могла сказать, насколько его слабоумие было обусловлено поражением головного мозга, а насколько глухотой, скорее всего и тем и другим, но я не стала проверять, я ничем не могла здесь помочь. Я посоветовала матери кормить его бульонами, но больше ничего не могла сделать для него, бедное существо.
- Здесь он встречается не так часто, как в Париже или Эдинбурге, где много проституток, - сказала я Брианне, бросая клубок перевязочного материала в парусиновый мешок, который она держала открытым. - Но иногда я сталкиваюсь с ним. Но почему? Ты не думаешь, что у Роджера сифилис, не так ли?
Она смотрела на меня с открытым от удивления ртом. Ее шокированный вид быстро сменился на сердитую красноту.
- Я не думаю так! - сказала она. - Мама!
- Ладно, я тоже так не думаю, - сказала я мягко. - Хотя такое случается и в лучших семьях, а ты спрашивала.
Она сильно фыркнула.
- Я спрашивала о контрацепции, - произнесла она сквозь зубы. - Или, по крайней мере, намеревалась, пока ты не начала разговаривать, как справочник врача по венерическим заболеваниям.
- Ах, это, - я задумчиво посмотрела на пятна засохшего молока на лифе ее платья. - Ну, помогает кормление грудью. Не стопроцентно, но довольно надежно. Хотя эффект уменьшается после шести месяцев.
Джемми было шесть месяцев.
- Ммфм, - произнесла она, так похоже не Джейми, что я прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. - А есть что-нибудь более действенное?
Я действительно не обсуждала с ней методы контрацепции, применяемые в восемнадцатом столетие. Когда она только что появилась во Фрейзерс-Ридже, это не казалось необходимым, а потом выяснилось, что она беременна, так что вопрос отпал сам собой. А теперь она решила, что это необходимо?
Я хмурилась, медленно складывая рулоны полотна и связки трав в мою сумку.
- Самое простое - это своего рода барьер. Кусочек шелка или губки, смоченные чем-нибудь вроде уксуса или бренди, хотя если есть, то лучше использовать масло пижмы или кедровое масло, считается, что они более эффективны. Я слышала, женщины в Индии используют половинку лимона, но здесь вряд ли это подходит.
Она коротко хохотнула.
- Нет, я думаю, не подходит. Я также не думаю, что масло пижмы помогает. Его использовала Марсали, когда забеременела Джоан.
- А она действительно использовала его? Я думаю, она забыла предохраниться один раз, а одного раза достаточно.
Я почувствовала, а не увидела, как она напряглась, и укусила свою губу, на сей раз от огорчения. "Одного раза достаточно", мы обе очень хорошо знали - какого раза. Она сгорбилась на мгновение, но потом расслабилась, отклоняя любые воспоминания, которые могли быть вызваны моим неосторожным замечанием.
- Она говорила, что пользовалась им, но, возможно, она забыла. И это не всегда срабатывает, не так ли?
Я забросила сумку с повязками и травами на плечо и подняла медицинский сундучок за кожаную ручку, которую приделал Джейми.
- Единственная вещь, которая всегда работает - это воздержание, - сказала я. - Не самый лучший выбор в данном случае, не так ли?
Она покачала головой, задумчиво уставившись на группу молодых людей внизу, которые по очереди бросали камни через ручей.
- Этого-то я и боялась, - сказала она и наклонилась, чтобы поднять складной столик и пару табуретов.
Я оглядела полянку. Ничего не забыла? Мы оставили костер гореть, но это не страшно. Даже если Лиззи спит, при такой погоде ничего не могло загореть; даже дрова, которые мы вчера сложили под навесом, были влажными. Чего-то все-таки не хватало… чего? Ах, да. Я поставила сундучок на землю и, встав на колени, заползла в палатку, где, порывшись в беспорядочно разбросанных одеялах, наконец, вылезла с маленьким кожаным мешочком.
Я произнесла краткую молитву Сент-Брайд и надела его на шею, спрятав за лиф платья. Я так привыкла носить этот амулет, когда занималась врачеванием, что почти уже не находила в этом ничего смешного. Бри наблюдала за мной со странным выражением на лице, но ничего не сказала.
Я тоже ничего не говорила, просто взяла свои вещи и пошла вслед за ней через полянку, тщательно обходя болотистые места. Дождь уже не шел, но облака нависали над деревьями, обещая его в любой момент, а струйки тумана поднимались над поваленными стволами и кустарником.
"Почему Бри заинтересовалась контрацепцией", - задавалась я вопросом. Не то чтобы я не считала это неразумным - но почему сейчас? Возможно, это связано с их свадьбой? Даже если в прошедшие несколько месяцев они жили, как муж и жена, принесение клятв перед богом и людьми могло сделать серьезнее даже самых легкомысленных молодых людей. А ведь ни Бри, ни Роджер легкомысленными не были.
- Есть еще средство, - сказала я ей в затылок, так как она шла впереди по скользкой тропинке.
- Я не использовала его, поэтому не могу сказать, насколько оно надежно. Найавене, старая женщина народности тускарора, которая дала мне врачебный мешочек-амулет, говорила, что есть "женские травы". "Есть разные средства для разных вещей, но есть одно растение, - говорила она, - семена которого не позволят духу мужчины победить женский дух".
Бри остановилась, полуобернувшись ко мне, пока я подходила к ней.
- Значит, так индейцы понимают беременность? - один уголок ее рта приподнялся. - Как победу мужчины?
Я рассмеялась.
- Да, что-то в этом роде. Если дух женщины сильнее духа мужчины, или равен ему, то она не может забеременеть. Так, если женщина хочет иметь ребенка, но не может, шаман будет лечить ее мужа, или их обоих, а не только ее одну.
Она издала тихий хрипловатый смешок, но не совсем веселый.
- Что за растение "женская трава"? - спросила она. - Ты знаешь?
- Я не уверена, - ответила я, - или точнее не уверена в названии. Она показывала мне траву, и само растение, и его семена, и я уверена, что смогла бы узнать его. Но я не знаю его английское название, что-то из семейства Umbelliferae, - добавила я пояснение.
Она строго взглянула на меня, еще раз напомнив Джейми, затем отступила в сторону, пропуская цепочку женщин Кэмпбеллов, которые, гремя пустыми чайниками и ведрами, направлялись вниз к ручью, вежливо кланяясь, когда проходили мимо меня.
- Добрый день, мистрис Фрейзер, - произнесла опрятная молодая женщина, по-видимому, одна из младших дочерей Кэмпбелла. - Ваш муж рядом? Мой отец хотел бы поговорить с ним.
- Нет, боюсь, он ушел, - я неопределенно махнула рукой. Джейми мог быть где угодно. - Но я передам ему, как только увижу.
Она кивнула и двинулась дальше; все женщины, следующие за ней, по очереди приостанавливались и желали Брианне счастья в день ее свадьбы.
Брианна приветливо отвечала на их добрые пожелания, но я заметила маленькую черточку между ее густыми бровями. Что-то определенно ее беспокоило.
- Что? - прямо спросила я, когда Кэмпбеллы, стряхивая своими шерстяными юбками и плащами потоки дождевой воды с кустов восковницы, растущей вдоль тропинки, удалились из зоны слышимости.
- Что "что"? - сказала она, вздрогнув.
- Что тебя беспокоит? - спросила я. - И не говори, что ничего; я вижу, ты тревожишься. Это касается Роджера? У тебя есть сомнения насчет свадьбы?
- Не совсем, - ответила она с осторожным видом. - Я хочу выйти замуж за Роджера, правда хочу. Только… я просто… подумала…
Она замолчала и покраснела.
- О? - произнесла я, чувствуя беспокойство. - В чем дело?
- Венерическое заболевание, - выпалила она. - Что если оно у меня есть? Не от Роджера, нет… от Стивена Боннета.
Ее лицо теперь пылало так, что я удивилась, не услышав шипения превращающихся в пар капель дождя, падающих на ее кожу. Мое собственное лицо похолодело, и сердце в груди сжалось. В свое время вероятность такого заражения очень живо представлялась мне, но я не хотела даже допускать этой мысли, если бы она сама не подняла вопрос. Неделями я скрытно следила за ней в поисках любого намека на болезнь, но зачастую у женщин инфекция на ранней стадии не заметна. Рождение здорового Джемми принесло мне большое облегчение.
- О, - сказала я мягко и сжала ее руку. - Не волнуйся, дорогая, у тебя ничего нет.
Она глубоко вдохнула воздух и выпустила его белым облачком пара, напряжение частично оставило ее.
- Ты уверена? - спросила она. - Ты можешь это сказать? Я чувствую себя в порядке, но я думаю, у женщин симптомы проявляются не всегда.
- Да, - согласилась я, - но у мужчин они проявляются ярко. И если бы Роджер заразился от тебя, я сразу же узнала бы об этом.
Ее лицо снова зарозовело, и она кашлянула, выпустив еще одно туманное облако.
- Хорошо, это такое облегчение. Так значит с Джемми все в порядке? Ты уверена?
- Абсолютно, - подтвердила я. Я закапала нитрат серебра - добытый с огромным трудом и большими затратами - в его глаза при рождении, просто на всякий случай, но я действительно была уверена. Кроме отсутствия любых признаков болезни, Джемми производил впечатление очень здорового ребенка, что делало мысль об инфекции просто невероятной. Он излучал благоденствие, как полный горшок тушеного мяса.
- Ты поэтому спрашивала о контрацепции? - спросила я, махнув рукой в знак приветствия МакРеям, мимо лагеря которых мы проходили. - Ты волновалась из-за детей в случае, если…