Николь была не одинока в своем пренебрежении условностями. Ее взгляды разделяли суфражистки, такие как Элизабет Кейди Стэнтон и ее тетка, Грейс Брэгг. Считалось, что женщины должны заниматься составлением букетов и рисованием акварелей. Когда ее учитель попытался преподать ей эти искусства, восьмилетняя Николь пришла в ярость. Она не станет проводить дни, рисуя розочки, пока Чед, Эд и отец будут скакать верхом по Драгмору, присматривая за арендаторами, фермами и скотиной. Ни за что!
Ее все же заставили научиться всем этим женским занятиям, но в свободное время Николь так надоедала мужчинам своей семьи, что ей разрешили сопровождать их после занятий - неслыханная вольность для хорошо воспитанной барышни. Все свое детство и подростком она страшно жалела, что не родилась мальчиком - еще одним сыном в семье. Когда она с братьями и отцом не сидела в седле, ее можно было застать за чтением, а читала она все - от чувственной поэзии Байрона до книги Джона Стюарта Милля "Права женщин". Ее родные никогда не задумывались о ее мальчишеских наклонностях, пока вдруг не оказалось, что она уже взрослая, и тогда они стали игнорировать ее необычный образ жизни.
Они бы упали замертво, если бы знали, чем она занимается, или, что еще хуже, если бы увидели ее теперь.
В ее распоряжении было всего три дня, чтобы найти маскарадный костюм, но она разрешила эту проблему, порывшись на чердаке. Ее мать, Джейн Беркли, была когда-то известной театральной актрисой, хотя через несколько лет после замужества отказалась от своей многообещающей карьеры, чтобы посвятить себя детям, мужу и Драгмору. Актерство было у нее в крови, потому что Джейн шла по стопам матери, известной и несравненной Сандры Беркли, и на чердаке хранились сундуки с замечательными костюмами.
Николь выбрала костюм цыганки. Даже она не могла не согласиться, что с цветом ее волос и кожи в этих пестрых одеждах она выглядела настоящей цыганкой. Костюм был не очень приличным. Блузка падала с плеч весьма двусмысленным образом, а юбки доходили только до колен. Но цыганки - по крайней мере так уверяла ее тринадцатилетняя Энни - ходят босиком и в коротких юбках. Николь это не заботило. Когда Стейси Уэрдингтон и ее подружка увидят Николь, они просто на уши встанут! Ведь они уверены, что Николь не осмелится прийти.
Сидя в карете, запряженной шестеркой лошадей, сопровождаемой четырьмя ливрейными лакеями, Николь с трудом сдерживала волнение. Много лет она не появлялась в светском обществе и еще больше - на костюмированном балу.
Подъездной круг перед кирпичным домом в георгианском стиле уже был полон карет и экипажей. Карета вдвое больше драгморской свернула на аллею перед ними, она тоже была черная и так отполирована, что сверкала в лунном свете. Герб на дверцах был очень яркий. На черно-красно-золотом щите два льва, один красный, другой золотой, стояли на задних лапах, а еще один, красный, разевал пасть сверху. Под щитом два стоящих на задних лапах льва держали девиз, коротко гласивший: "Честь прежде всего". В самом низу струилась серебристая лента. Этот герб мог принадлежать только герцогу Клейборо.
В карету были запряжены восемь великолепных вороных лошадей, золотые перья развевались на их уздечках. Четыре лакея стояли позади на подножке, в своих красно-черно-золотых ливреях. Дюжина слуг сопровождала герцога, все чинно сидели на лошадях одной масти, все были одеты в ливреи цветов герцога. Карета вполне подошла бы особе королевской крови.
Они остановились на подъездной аллее, ее карета позади его кареты, и Николь пыталась рассмотреть этого блестящего почетного гостя. Она заметила только высокую, мощную фигуру в черном фраке и черный, подбитый алым плащ, переброшенный через плечо. Он словно светился изнутри. Герцог не был в маскарадном костюме и приехал один, без герцогини.
Ей помогли выйти из кареты, и она поднялась по лестнице к парадному входу. Дверь была открыта, слуга в ливрее взял у нее плащ, глазом не моргнув при виде ее костюма. Николь следом за лакеем направилась к бальной зале, сердце у нее учащенно билось. Когда лакей осведомился о ее имени, она ответила совершенно машинально.
На мгновение ей вспомнилось слишком много вечеров и слишком много неудач. На мгновение дерзкая сторона ее характера отступила, и ей стало страшно.
Она остановилась позади герцога, пока объявляли о его прибытии. Он оказался еще выше, чем ей представлялось, - на полфута выше, чем она, с сильными широкими плечами. Волосы у него были длинные вопреки моде. Кожа смуглая, он сильно загорел, словно большую часть времени проводил на открытом воздухе.
- Хейдриан Брэкстон-Лоуэлл, девятый герцог Клейборо, - объявил дворецкий, после чего последовал длинный перечень остальных герцогских титулов.
Герцог остановился, поза у него была нетерпеливая и беспечная, но едва дворецкий кончил представления, как он уже шел вниз по ступеням в бальный зал. Николь пошла вперед, глядя на него, в то время как великолепно одетая дама, вероятно, хозяйка дома, здоровалась с ним.
- Леди Николь Брэгг-Шелтон, - объявил дворецкий.
Николь ничего не слышала. Сердце билось у нее в горле. Она вдруг с ужасом осознала, что ноги у нее голые и что она босиком. Ей казалось, что все собравшиеся смотрят на нее, впрочем, так оно и было, поскольку только что объявили ее имя.
Герцог тоже обернулся и посмотрел на нее.
Николь высоко подняла голову. Босоногая, как и положено цыганке, с браслетами на руках, с волосами, свободно распущенными и доходящими до талии, она грациозно спускалась с лестницы. Вокруг зашептались.
Тут она заметила Стейси Уэрдингтон в белом платье времен регентства - весьма благопристойный маскарадный костюм. Стейси не встала на уши. Она усмехалась.
Но Николь совершенно забыла о Стейси Уэрдингтон. На нее смотрел герцог, и у нее дух захватило. Она подошла к хозяйке.
- Леди Аддерли, - пробормотала она, присев в реверансе.
Виконтесса, прищурившись, окинула ее взглядом.
- Ах да, леди Шелтон, как мило, что вы пришли. И какой… очаровательный… костюм.
- Благодарю вас, - промямлила она.
- Костюм великолепен, - произнес герцог, и его голос прогремел на весь зал без какого-либо усилия с его стороны.
Николь обернулась и встретилась с ним взглядом. Ей показалось, что почва уходит из-под ног.
Его мужественное лицо было прекрасно.
- Вы несравненны, леди Шелтон, - сказал он, скользнув взглядом по ее телу. - Я восхищен.
Он кивнул хозяйке дома и пошел прочь.
- Вы несравненны, - повторила леди Аддерли, словно не веря своим ушам.
Сердце у Николь снова забилось. Восторг охватил ее.
И она пошла сквозь толпу гостей. Они все еще глазели на нее, но, как ни противно ей это было, сегодня его слова звучали у нее в ушах, и она ни на кого не обращала внимания. "Великолепный костюм, вы несравненны, леди Шелтон".
Николь обнаружила, что держит в руке бокал шампанского. Ее бросило в жар. Она окинула взглядом собравшихся и увидела его. Он пристально смотрел на нее, и она едва не лишилась сознания.
Николь торопливо отвернулась. Герцог Клейборо. Сколько он пробудет в Чапмен-Холле? Женат ли он? Что это с ней? Она не в силах отвести от него взгляд!
Он слушал, что говорили несколько леди и джентльменов, вид у него был немного скучающий и нетерпеливый - такой же вид у него был, когда он вошел в зал. Стейси Уэрдингтон стояла рядом с ним, глядя на него с обожанием. Николь ощутила укол ревности.
- Николь, дорогая, сколько лет, сколько зим!
Николь с трудом оторвала взгляд от герцога и заметила, как его губы искривились в язвительной улыбке. Она узнала седоволосую даму - маркизу Хейзелвуд - и насторожилась. После скандала эта дама всех настраивала против Николь.
Но сейчас маркиза дружески улыбалась ей.
- Как приятно видеть вас снова, Николь. Ах, можете себе представить? Герцог сказал, что вы - как раз то, что надо!
Николь не понимала, какую игру ведет маркиза, но принимать в ней участие не собиралась.
- Да, времени прошло немало, - сухо ответила Николь. Она не забыла, как унизила ее эта женщина. - С того вечера в Кэслтоне прошло четыре года. Надеюсь, вы не забыли?
Маркиза в тот памятный вечер буквально смешала Николь с грязью в присутствии по крайней мере дюжины гостей, заявив, что общество должно от нее отвернуться, зная, что Николь слышит каждое ее слово. Но сейчас она улыбалась.
- Ах, приходится бывать то в одном месте, то в другом, - вздохнула маркиза. Затем поднесла к глазам лорнет, чтобы рассмотреть костюм Николь. - Да, - заявила она, кивая, - теперь я понимаю, почему герцогу так понравился ваш костюм. Прошу вас, когда окажетесь поблизости от Хейзелвуда, зайдите к нам и передайте от меня поклоны графу и графине.
И, дружески похлопав Николь по руке, она удалилась.
Николь пришла в ярость. Маркиза пригласила ее в Хейзелвуд только потому, что о ней одобрительно отозвался герцог. В противном случае здесь мог бы разразиться скандал из-за ее костюма.
Николь выпила еще бокал шампанского, походила по залу, надеясь наткнуться на герцога.
- Вид у вас невеселый, леди Шелтон, - услышала она у себя за спиной его голос.
Николь повернулась к нему так резко, что пролила шампанское. Ее груди под шелковой блузкой коснулись его руки. Она покраснела, попятилась и опять пролила шампанское.
Он взял у нее бокал. Их руки соприкоснулись.
- Позвольте наполнить ваш бокал, - проговорил герцог. Слуга возник из-за его спины с подносом, на котором стояли высокие узкие бокалы. Герцог взял один для себя, а второй протянул ей. - Почему вы сердитесь?
- Я не то чтобы сержусь, - осторожно сказала она. Вблизи он производил еще более сильное впечатление. Она вдруг поняла, что смотрит на его губы. Интересно, как он целуется? Николь пришла в ужас: Боже, о чем она думает!
- Теперь-то вы, конечно, не сердитесь, - сказал он, скользнув по ней взглядом.
Было в его голосе что-то возбуждающее, интимное. Соски у Николь затвердели, словно от его прикосновения.
- Не сержусь, - еле слышно проговорила она.
- Прекрасно. Мне бы не хотелось, чтобы вы на меня сердились. По крайней мере не теперь, когда мы только что познакомились.
В его словах был скрытый смысл. Почему у него такое невозмутимое, непроницаемое выражение лица? О чем он думает, почему обратил на нее внимание?
- Я просто не могу на вас сердиться, - услышала она собственные слова. Николь вспыхнула, потому что говорила, как жеманная барышня, а жеманных барышень она не выносила.
- Но если бы вы и сердились, что вам присуще, это лишь возбуждало бы.
Она не нашлась что ответить, потому что не понимала, к чему он клонит.
- Не так ли?
- Я… я не знаю. - Она была совершенно растеряна.
- Я в этом не сомневаюсь, - сказал он с хрипотцой в голосе. - Так же, как в том, что ваше своеобразие проявляется не только в сфере светских интересов.
Она вспомнила, как ездит верхом по Драгмору в мужской одежде, и испытала облегчение.
- Вы совершенно правы.
Он резко втянул воздух, глаза его блеснули. У Николь создалось отчетливое впечатление, что он на самом деле не понял ее и придал ее словам значение, которое она в них не вкладывала. Взволнованная его пристальным взглядом, она перевела разговор на безопасную тему.
- Мы с вами теперь соседи, - сообщила она. - Чапмен-Холл недалеко от Драгмора.
- Как удобно, - сухо ответил он. - Значит, я могу пригласить вас к себе. По-соседски. Не так ли?
Его золотистые глаза держали ее в плену. Она ушам своим не поверила. Но вежливо улыбнулась.
- Я часто езжу верхом мимо Чапмен-Холла, - сообщила она.
- Само собой. Когда в следующий раз будете проезжать мимо, непременно сделайте небольшой крюк и заезжайте поздороваться со мной. - В его голосе прозвучали повелительные нотки.
- Заеду, - с вызовом произнесла Николь. - Непременно!
Глава 2
Герцог Клейборо, раздосадованный, вернулся в Чапмен-Холл почти в полночь. Он терпеть не мог, когда в его честь устраивали праздники, поскольку не обольщался на сей счет, хорошо понимая, почему перед ним лебезят. По своей природе герцог был домоседом и завоевал популярность лишь благодаря своему титулу, богатству и власти.
Он терпеть не мог балы и званые вечера, считая их пустой тратой времени. Его интересы всегда лежали где-то в иной сфере. Последние двенадцать лет, с тех пор как ему исполнилось восемнадцать, он провел, управляя огромными поместьями Клейборо, в то время как его отец Френсис, восьмой герцог, наделал долгов, достигших умопомрачительной суммы в миллион фунтов. Пока Френсис потакал всем своим прихотям, его сын старался привести в порядок поместья, переставшие приносить доход. Площади поместья Клейборо достигали почти двухсот тысяч акров, на них располагалась почти сотня ферм; собственность эта была разбросана по Суссексу, Кенту, Дербиширу и даже Дарему. Как у большинства аристократов, основой богатства герцога было сельское хозяйство. Но в последние десятилетия англичане несли большие убытки, будучи не в состоянии конкурировать с ввозимыми из Америки продуктами, которые выращивались при помощи сельскохозяйственной техники. Сотни лет сельское хозяйство было основной проблемой для семьи Клейборо. Требовались невероятные усилия и тяжелый труд, чтобы разрешить эту проблему, а также смелые, новаторские идеи. Пока Френсис проводил дни в игорных домах, а ночи - бог весть где, рассудительный молодой наследник вкладывал средства в торговлю, лондонскую недвижимость и финансы. Но возраставшие день ото дня долги Френсиса тяжким бременем лежали на поместьях.
Теперь эти дни позади. Герцог нисколько не опечалился, когда его никчемный отец, пьяный в стельку, умер два года назад в постели, где лежал не один. Как выяснилось, рядом с ним находился молодой человек. Эти компрометирующие подробности сын постарался замять, чтобы спасти репутацию семьи. Впрочем, образ жизни отца ни для кого не был тайной. В то же время все знали, что сын - полная противоположность отцу.
Его отец наслаждался вечеринками и охотой, балами и раутами, никогда не возвращался домой до рассвета и никогда не вставал до полудня. Герцог поднимался на рассвете и уходил к себе до полуночи. Его дела требовали постоянного внимания, и все знали, что он сидит за работой допоздна. Им двигало честолюбие, унаследованное, в чем он не сомневался, от матери. Де Варенны были известны своим деловым чутьем, им обладала в избытке даже вдовствующая герцогиня Клейборо. Когда герцог впервые погрузился в дела Клейборо, он работал вместе с матерью, удивляясь, как могла она управлять поместьями последние два десятилетия без всякой помощи со стороны мужа.
В тот вечер он был раздражен - время позднее, а у него утром полно дел. Он встанет, как обычно, с восходом солнца. Он не сверхчеловек, хотя многие считают его таковым, и если не выспится, то завтра будет чувствовать себя разбитым. А этот вечер - просто-напросто пустая трата времени и сил.
Он вошел в Чапмен-Холл. Дворецкий Вудворд, камердинер Рейнард и главный лакей Джейкс ждали его. Вудворд принял у него черный плащ на алой подкладке, но герцог даже не заметил этого.
- Будут ли еще приказания, ваша светлость?
- Идите спать, Вудворд, - герцог махнул рукой. Этот вечер был не совсем пустой тратой времени, подумал он, и пульс у него забился быстрее. - Вы тоже мне не нужны, Рейнард. Благодарю вас, Джейкс. Доброй ночи.
Рейнард и Джейкс исчезли, а Вудворд кашлянул, и герцог остановился, прежде чем подняться наверх. Он изогнул бровь.
- Вдовствующая герцогиня прибыла сегодня вечером, ваша светлость. Это было неожиданно, но мы все сделали и поместили ее светлость в синей комнате в западном крыле. Эта комната, ваша светлость, в самом лучшем состоянии.
- Прекрасно сделали, - сказал герцог.
Поднимаясь вверх по лестнице, он хмурил брови. Что его мать здесь делает? Он знал, что ничего срочного нет, в противном случае вдовствующая герцогиня дожидалась бы его возвращения, беспокойно шагая по комнате. Но поместья вдовы находились в Дербишире, проделать такой путь было делом нелегким, а если она приехала из своего дома в Лондоне, значит, почти полдня провела в дороге. Наверняка у нее какое-то важное дело.
Придется подождать до завтра. Завтра. Тело его напряглось. Не заедет ли к нему эта весьма соблазнительная особа - леди Шелтон? Губы его скривились в улыбке, которая появлялась только в уединении его спальни. Ее видел только Борзой и восторженно колотил хвостом, приветствуя хозяина.
Клейборо разделся. У него еще не прошло потрясение от ее сообщения, что она так же своеобразна в личной жизни, как и в обществе, и снова, в который раз, он представил себе ее голой у него в постели, наслаждающейся им со всей ее бешеной цыганской страстью. Представив себе это, он пришел в необычайное возбуждение.
Она была более чем своеобразна; она была смела, и ему казалось, что она еще и беспечна. Он знал, что она состоит в каком-то родстве с графом Драгмором, которым он восхищался и которого уважал. Николас Шелтон был очень похож на него: упорный, дисциплинированный работник и умный, деловой человек. Не невестка ли она ему? Или же просто родственница?
Очевидно, она замужем, потому что уже не юная барышня, а ее смелая манера держаться, особенно то, что она появилась без сопровождения в таком костюме, подтверждала это. Обычно замужние женщины вешаются ему на шею и из кожи вон лезут, лишь бы оказаться в его постели. Пусть он и не предавался карточной игре, пьянству и прочим порокам, он не мог устоять перед красивой женщиной, хотя редко затруднял себя ухаживаниями. Конечно, он постоянно содержал любовницу, но часто их менял. Он знал, что за ним закрепилась репутация волокиты, но это его не беспокоило - по крайней мере он не содомит, как его покойный отец.
И он подумал, что леди Шелтон могла бы стать прекрасной любовницей. Правда, лишь в том случае, если она не замужем. Обычно его романы с замужними женщинами были еще короче, чем отношения с содержанками. У него редко находилось время для тайных свиданий, обычно хватало одной-двух встреч. Леди Шелтон заинтересовала его больше обычного - ему казалось, что двух ночей не хватит, чтобы они могли полностью проявить свои способности.
Он вздохнул, предвидя неудобства, которые это может ему причинить.
Вдовствующая герцогиня тоже вставала рано. Изабель де Варенн Брэкстон-Лоуэлл приобрела эту плебейскую привычку в первые годы замужней жизни, когда Френсис только что вошел в права наследства после смерти седьмого герцога. Она довольно быстро поняла, что Френсис не намерен менять свой образ жизни. Когда счета стали накапливаться, она наняла финансового секретаря, чтобы он занялся ими. Для нее было настоящим потрясением узнать, что денег совсем не осталось, что поместья разорены, но ничто не могло сравниться с потрясением, которое она испытала от своего замужества. И это было еще только начало. Кто-то должен был управлять огромным герцогством. И за это взялась Изабель, что приводило Френсиса в ярость.
Было только начало седьмого, а Вудворд уже налил ей чаю из серебряного чайника, что указывало на положение предыдущих владельцев Чапмен-Холла так же красноречиво, как запущенный парк и истертые дубовые полы. Никто из знакомых вдовствующей герцогини не пользовался посеребренными вещами, особенно старыми.