- Люк утверждает, что от шампанского исходил подозрительный запах, - пояснила Эмма.
- Кому нужно было травить Эбби? - недоверчиво обратился в пространство Гарретт.
- Сплетники наверняка свяжут этот сомнительный случай с гибелью Банни, - задумчиво произнесла Мэри.
- Просто Люк избрал странный способ предупредить чрезмерное увлечение жены этим напитком, и никакого злого умысла искать не следует, - раздраженным тоном наставника пресек словопрения Кейн.
Друзья договаривались навестить Эбби на следующий день, когда подъехал нанятый Кейном лимузин.
- Наконец одни, - облегченно выдохнул лорд Брентвуд, вальяжно расположившись на заднем сиденье.
Ему наскучил этот деревенский клуб, досужий говорок искусственных дамочек и дутых кавалеров. Он потянулся к своей женщине, усадил ее, такую послушную, к себе на колени и мастерски одолел застежку на ее платье, одновременно лакомясь соком с губ своей возлюбленной.
- Мы не одни, - пыталась она возразить, удерживая от падения лиф платья и кивком показывая на водителя.
- И что? - не поддавался на увещевания Кейн, спуская тонкие лямочки.
Он уложил ее на сиденье, склонился над сжавшимся телом и принялся покусывать кремовую кожу. Шелк чуть прикрывал отвердевшие изюминки ее грудей. Она уступила ласкам, заслонив свою наготу его головой, запустив пальцы в короткие пряди густых волос.
Поведя плечами, Мэри сбросила стесняющую ткань и прижалась свободной грудью к жесткой белизне его крахмальной сорочки. Кейн стиснул ее талию и впился в рот, сразу вспухший от поцелуя.
Он глубоко вдыхал запах, который начинала источать его женщина, - запах солоноватого бриза, заблудившегося августовским вечером в дикой яблоневой роще. Он знал, что эта медовая кислинка восковых яблок никогда не вызовет у него оскомины, а только неутолимый аппетит первобытной страсти.
Внезапно рессоры взбрыкнули и скинули любовников с сиденья. Они жестко приземлились на пол салона. Он охватил ее руками, защищая от повторных ударов. Машина остановилась.
Мэри оправила лиф измятого платья и продела руки в бретельки. Кейн помог ей подняться на сиденье и опустил затемненную перегородку между салоном и водителем.
- Что случилось? Вы в порядке? - спросил он водителя, ослепленный яркими огнями встречных машин.
- Олень перебежал дорогу. Машина со встречной полосы въехала в бордюр. Я в порядке. Вы как? - сжато отчитался водитель.
- Нормально. Узнайте, другой машине нужна наша помощь? - велел Кейн.
- Пойду спрошу. Их машину хорошо провернуло, прежде чем она врезалась.
- Я позвоню по 911, - Мэри достала мобильный телефон из сумочки.
Кейн вышел вслед за водителем. Вернувшись, сказал, что никто не пострадал. "Скорая" и полиция подъехали быстро, офицеры отпустили всех, как только записали показания.
Когда водитель их лимузина включил зажигание, Кейн поднял перегородку и, по-родительски обняв Мэри, спросил:
- С тобой все в порядке?
- Да. А ты? Упали-то мы на тебя.
- Не заметил.
- Головой не ушибся?
- Перестань хлопотать. Все нормально.
- Ты мой герой! - восхищенно признала Мэри.
Кармен выбежала им навстречу, когда они вошли в холл.
- Вам звонили, мистер Брентвуд. Сказали, это срочно.
- Спасибо, Кармен, - поблагодарил Кейн, забирая из ее рук листок с номером телефона. Очевидно, это Билл Хатчинс хочет обсудить с ним вопросы совместного сотрудничества.
- Поговори в кабинете, а после выпьем по бокалу вина на террасе, - предложила Мэри.
- И только-то? - лукаво улыбнулся он в ответ.
- Кейн, - укоризненно произнесла Мэри и прикрыла ладонью его губы, сконфуженная присутствием Кармен.
- Вино - это хорошо. Встретимся на террасе, - пообещал Кейн своему цензору и скрылся за дверями кабинета.
Он установил в кабинете Мэри телефон собственной компании, который часто использовал для проведения селекторных совещаний. Телефон был оснащен звукозаписывающей приставкой, позволяющей фиксировать все переговоры с клиентами, чтобы застраховать фирму от возможных претензий в случае неблагоприятного изменения биржевого климата. И теперь, звоня Биллу Хатчинсу, он заблаговременно включил эту аппаратуру. Предстоял разговор об установлении гонорара - в случае согласия Билла на деловое предложение Кейна. В полной уверенности, что звонит именно ему, Кейн некоторое время слушал в трубке длинные сигналы. Когда они прекратились, Кейн сказал:
- Это Кейн Брентвуд.
- Ты один? - услышал он приглушенный женский голос.
- Да. С кем я говорю?
- Считай меня доброжелателем.
- Что это означает? - Он лихорадочно перебирал в памяти все женские голоса, пытаясь определить, кому принадлежит этот.
- Я хочу тебя предостеречь: Мэри - опасная женщина.
- Виктория? - брезгливо предположил Кейн.
- Нет. Этот разговор не имеет отношения к твоей бывшей жене.
- Вы напрасно думаете, что меня могут заинтересовать анонимные сведения.
- Даже если они касаются лично тебя? - самоуверенно прошептали на другом конце.
- Что вы имеете в виду? - поддался Кейн искушению.
- Мэри обманывает тебя.
- В чем, например? - гневным тоном продолжал выспрашивать он.
- Ты думаешь, она была замужем, - хищным голосом промурлыкала женщина, - так вот, это ложь.
- Допустим, - попытался изобразить равнодушие Кейн.
- Она забеременела вне брака, когда жила в Париже, - дозировала информацию доброжелательница.
- Вы тратите мое время.
- Неужели? Тогда, возможно, ты сам у нее спросишь, кто был отцом ее ребенка.
- Мне это не интересно.
- А все же спроси, - притворно ласково посоветовала женщина и положила трубку.
Раздраженный разговором, своей беспринципностью, странными намеками анонимного доброжелателя, Кейн откинулся на спинку старинного кожаного кресла. Проверил, записался ли этот нелепый диалог, помедлил в путаных раздумьях и направился на террасу, где его ждала Мэри.
На столике перед ней в ведерке со льдом утопала бутылка шампанского. Мэри стояла с торжественно загадочным видом рядом с прикрытым темной материей мольбертом. Торшеры патио и уличные огни по периметру бассейна ярко освещали пространство террасы. Круглая луна с опаской наблюдала, что разыгрывается на сцене заднего дворика.
Кейн был шокирован причудливым пересечением двух реальностей: тяжелого телефонного разговора и необъяснимой торжественности приготовлений на террасе. Он смотрел на Мэри напряженным, непонимающим взглядом.
- Это закрытый премьерный показ моей новой работы, - радостно объявила она, готовясь сорвать покрывало с мольберта. - Все для тебя, любимый!.. Так Билл принял твое предложение?
- Звонил не Билл, - озадаченно проговорил он.
- А кто? - начала беспокоиться Мэри, наблюдая его странную реакцию.
- Какая-то женщина. Она не представилась. Беспокоится из-за тебя, - ответил Кейн, пристально глядя на Мэри.
- Вот как. И что она сказала? - Мэри попыталась унять необъяснимую тревогу.
- Сказала, что ты хранишь секрет, который мне следовало бы знать, - с нарастающим волнением проговорил Кейн, приближаясь к Мэри.
- Какая-то женщина, которая не назвала себя? Гнусная анонимщица, правильно я понимаю? - зло резюмировала Мэри, ища защиту в гневе.
- Да.
- Хотелось бы знать, кто она. Ты определил голос?
- Нет, - Кейн наблюдал за Мэри изучающим взглядом. - Но я записал разговор. Если будет желание, сможешь послушать его позже.
- Зачем же откладывать?
- Хочу последовать совету доброжелательницы и спросить у тебя кое-что.
- Что? - не то от гнева, не то от страха побледнела Мэри. Слабой рукой она пододвинула под себя стул и хотела сесть, когда он задал этот вопрос:
- От кого ты была беременна?
Ее колени заметно тряслись и медленно подгибались. Кейн в очередной раз удержал ее от падения. Она хотела прильнуть к его груди, но почувствовала неблагосклонное напряжение. Его объятия были надежными, но жесткими.
В голове что-то кружилось, взвинчивая гнетущие мысли: кто звонил? А если звонила убийца Банни, выкравшая ее дневник, что еще попытается сделать эта женщина? Неужели она собирается предать все гласности? А если информация исходит не от Банни? Как она все узнала?
- Мне нужно сесть, - пролепетала Мэри.
- Давай покончим с секретами, - примирительным, но сухим тоном предложил Кейн, рассерженный ее постоянными обмороками.
- Да. Именно это я и собиралась сделать сегодня вечером.
- Очень разумно. Приступай.
- Я не была замужем за Жаном-Полем. У нас даже романа не было.
- А с кем был? Кто он? - Не дождавшись ответа, он резко вскрикнул: - Почему молчишь?
- Никого не было! - выдавила она сквозь комок, застрявший в горле.
- А ребенок был? - терял терпение Кейн.
- Да. Твой ребенок.
Кейн ничего не сказал и только присел, а из глаз Мэри выкатились две блестящие капли. Сглатывая горечь, она заговорила:
- В тот день я получила две новости. Как говорят в кино: одна хорошая, другая плохая. Я ждала тебя, чтобы порадовать хорошей новостью. Но плохая перечеркнула все. Я наткнулась на газетное объявление о твоей помолвке. - Кейн бессмысленно смотрел перед собой, и она продолжала: - Я тогда не до конца понимала, что делаю. Знала, что не могу больше оставаться в Лондоне. Вылетела в Париж. Жан-Поль всегда был добр ко мне. Приютил.
- Почему не рассказала все, когда я к тебе приехал? - яростно выкрикнул Кейн.
- Хотела до тех пор, пока ты не предложил мне оставаться твоей любовницей. Так же жить в твоей шикарной квартире и принимать тебя в ней втайне от твоей женушки. Это было унизительно. Я умолчала о беременности, потому что боялась, что ты не оставишь меня в покое, узнав об этом.
- Ты не умолчала, а соврала, сказав, что беременна от другого. Ты лишила меня ребенка. Как ты могла упрекать меня в несправедливом отношении к Виктории, зная за собой такое?
- И ты не смей упрекать меня, - зарычала на него Мэри. - Я заплатила за свой грех. До сих пор расплачиваюсь.
- Что толку, если он мертв, - жестоко произнес Кейн. Но, подумав, спокойно попросил: - Расскажи все по порядку.
- Живя в Париже, я нуждалась. Моя семья отказалась выделять мне деньги. Про беременность я им, разумеется, не могла рассказать. Жан-Поль давал мне крышу, пропитание. Больше я с него брать не могла, не хотела. На врачей денег не было совсем… - Мэри умолкла.
Ее лицо было спокойным, слипшиеся ресницы блестели от слез. Брови приподнялись, открыв ясный взгляд глядящих в пустоту глаз. Мэри была торжественно тиха, оживив в себе то тревожное время, когда она готовилась к рождению нового человека, надеясь, что ее материнская любовь затмит нужду и невзгоды.
- Я начала работать в его галерее и копить деньги на акушерскую помощь. Роды были долгие и мучительные. Когда малыш вышел, оказалось, что пуповина обвила его шею… Он задохнулся. Мне сказали, что его можно было бы спасти, если бы к схваткам подготовились более тщательно.
Мэри сцепила руки как в ознобе. Она плакала без слез, всхлипывая и содрогаясь. Ей хотелось кричать. Осыпать Кейна накопившимися за долгие годы обвинениями. Но теперь в смерти Брента она видела только свою вину.
- Как можно передать это чувство? - стонала она. - Потерять все сразу. В один-единственный миг. Будь он проклят.
- Наверно, это похоже на то, что я чувствую сейчас, Мэри, - колко сказал Кейн.
- Хочешь сказать, что оставил бы Викторию ради меня и ребенка? Не лги.
- Любишь правду? В таком случае должна была спросить меня об этом тогда.
Наблюдая его растерянность, боль и гнев, Мэри почувствовала себя отомщенной. Она долгие годы нуждалась в этом лекарстве.
- Ты прости меня, Кейн. Надеюсь, у нас еще могут быть дети. - Ей показалось это лучшим утешением. Она ошиблась - Кейн вспылил:
- Простить? Ты просишь простить тебя? Не слишком ли все легко получается?
- Но как я могла рассказать тебе об этом раньше, если ты и сейчас отказываешься понять меня? - в отчаянии простонала Мэри.
Но он был непримиримо черств.
- Это наш последний разговор, Кейн, - тихо подытожила она и, зайдя в дом, закрыла за собой дверь на террасу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Кейн не удерживал ее. Он нуждался в тишине, в одиночестве, в скорби. С усилием переставляя ноги, утопающие в прибрежном песке, он добрел до скамьи.
Сидя спиной к ее замершему дому, он беззвучно облекал в слова свои воспаленные мысли: у меня был сын, он погиб; он погиб, потому что был лишен шанса выжить; я не дал ему этого шанса, потому что у меня отняли такую возможность - это сделала Мэри. Так думал Кейн. Слезы душили его, саднили глаза, сдавливали горло. Он стиснул веки, закрыв ладонями лицо.
Он понимал, что для самой Мэри это незаживающая рана, невосполнимая утрата, неизбывное раскаяние, но и непрощенная обида на него - на Кейна.
Он знал, что прошлое нельзя изменить, но никогда прежде не сожалел об этом, ошибочно полагая, что при желании все можно исправить, переписать набело.
Он пошел к себе домой, где его ожидали холодные стены, враждебная пустота и тягостная необходимость думать, принимать решение.
Первым желанием было - вернуться на Манхэттен, в суматоху и иллюзорную общность занятых одним делом людей. Он в полумраке нащупал бутылку солодового скотча. Налил полный стакан, но тут же оттолкнул его от себя. Тот, поблескивая янтарем, скользнул по полировке столешницы и предусмотрительно остановился невдалеке от края. Зло посматривая на своего стеклянного компаньона, Кейн уселся в кресло возле него, прихватив с собой бутылку. Опустошив стакан, наполнил вновь.
Вспомнилась первая ночь Мэри в этом доме, когда она, обеспокоенная чем-то, переусердствовала с мартини. Причина ее беспокойства стала понятной Кейну. Она годы жила с острым сознанием своей вины перед ребенком и его отцом.
Когда бутылка отказалась в очередной раз напоить запотевший стакан, Кейн с досады отшвырнул ее от себя. Она покатилась по полу, глухо позвякивая толстым рифленым телом.
За годы жизни с Мэри он не смог заслужить ее доверия. Даже не старался, потакая лишь собственным мужским желаниям. Он жил по стандартам безмятежной аристократической жизни, высокомерно не терпящей возле себя чужих невзгод, парящей над обыденностью.
Только в последние недели отношений с Мэри, из дневных бесед и откровений о прошлом, он смог осознать, насколько обожженной она была с малых лет. Видя остатки былой славы клана Дюваллов в лице Ченнинга и Лоретты, он всерьез проникся ее переживаниями о тяжелом родовом наследии. Хотя знал это все и прежде, не впуская сопереживания в свое холодное аристократическое сердце.
Идея возвращения на Манхэттен сулила поворот в опостылевшее никуда. Он окончательно отверг ее. Полтора года он мирился с нью-йоркским образом жизни, предвкушая встречу со своей любимой. С мыслями о Мэри он вставал по утрам, в них он искал опору, когда все узы с семьей были порваны и мир вокруг казался бесцельным.
Мэри, которая жила теперь по соседству, наверно, так же, как он, без сна встречала первые проблески восходящего солнца, вытесняющего тьму за край небес. Он мысленно разделял с ней эти минуты противоборства света и сумрака, зная финал.
Именно зная финал, он без лишних рассуждений принял душ, переменил одежду. Стряхнув с себя усталость и хмель, он зашагал к ее дому по червонному золоту песчаного пляжа и поднялся на террасу.
Сквозь стекла в гостиной виднелся скрытый под покрывалом мольберт. Он вошел в дом через патио. Скинул покров с холста и… увидел то, от чего вчера загородился гневом. Увидел, каким было его дитя в призрачные мгновенья короткой жизни. Слезы прорвали все преграды эгоистичного самообладания. Он увидел не художественный вымысел в красках, а портрет подлинной семьи, запечатленной в счастливый миг, который, как бы там ни было, взаправду существовал. Не мог не существовать…
Раздался звонок в дверь, отозвавшись гулким эхом в пустынном холле особняка. Кейн пошел открыть и увидел Мэри, спускающуюся с лестницы. Изможденная и подавленная, она с трудом переставляла ноги, идя на пронзительный звук дверного колокольчика. Бессонница оставила под сникшими ресницами лиловые дуги, делая глаза большими и пугливыми. Ее бессилие вызвало в его сердце нежность, развеявшую боль невосполнимых потерь.
- Не знала, что ты здесь, - произнесла она глухим тоном деланого равнодушия.
- Я только что пришел… поговорить, - пылко и отрывисто прозвучал его голос.
Дверной трезвон не унимался.
- А где же Кармен? - встревожился Кейн.
- Она работает с восьми, - объяснила Мэри.
Кейн пересек холл, отворил двери и увидел перед собой Ченнинга и Лоретту, им не терпелось переступить порог.
- Не рановато ли для визитов? - обрушил на них Кейн остатки гнева, преграждая им путь.
- Юридическая необходимость, - фыркнул Ченнинг. - Прошу вас не встревать в это дело, Брентвуд, - тоном выпестованной наглости прогнусавил плешивый интриган. - Вас это не касается. Пришел конец твоим грязненьким тайнам! - выкрикнул он в сторону Мэри.
- Не забывайтесь, Морхэд, - не сходя с места, процедил Кейн.
- Мэри, не соблаговолишь ли уделить нам время? Ладно, и вас зовем, Брентвуд. Обещаю, будет интересно… всем без исключения.
- Пусть входят, - распорядилась Мэри, и Кейн их впустил.
- Что вам нужно? - спросил он, давая понять, что дальше холла им не пройти.
- Недолго тебе осталось распоряжаться в этом доме. Со дня на день он непременно перейдет к нам, - осклабился Ченнинг в сторону Мэри.
- Вот тогда и приходите, - насмешливо посоветовал Кейн.
- О! Мистер Смельчак. Интересно, а Мэри известен тот факт, что, женившись, вы бросили беременную любовницу? - приступил к обличению самозваный судья.
- Я даже знаю, что он ее не бросал. Она ушла от него по собственной воле, - голосом, полным презрения, произнесла Мэри.
Лоретта приступила к ней с сощуренными глазами и зло поджатым ртом. Кейн поспешил занять пространство между двумя родственницами.
- Не понимаю, при чем здесь Мэри? - спросил Кейн у Лоретты, вызвав ее едкий смех.
- При том, что она и была твоей шл… любовницей, - благоразумно исправившись, прошипела она ему в лицо и, просверлив Мэри злобными глазками, прокаркала: - Развратница, лицемерка. Жаль, что дядя Дэвид умер прежде, чем все это вскрылось. Как вообще он мог тебе поверить? Наивный старик!
- Неудивительно, что, когда мы познакомились, Мэри сказала, что у нее нет семьи, - хмыкнул Кейн. - Стервятники вы, а не люди.
- Нам все равно, что о нас думает какой-то чужак. Мэри взяла на себя обязательства, которые не выполняются, - процедил Ченнинг.
- Как бы вы ни использовали эту информацию, она должна остаться внутри семьи, - предупредил Кейн.
- Нет. Мне очень хочется, чтобы все узнали о ее двуличии. И ничто не помешает мне это сделать.
- В таком случае обещаю, что, если это выплывет наружу, я употреблю все свое немалое в финансовом мире влияние, чтобы пустить вас по миру. Это не блеф. Я адекватно оцениваю свои возможности.