- Повторяю, риск есть, но сейчас у нас только один выход: продолжать наступление. - Стентон перевел дыхание. - Я познакомился с материалами Пола Бродерика. Он накопал столько грязи, что Киркленду и его администрации не отмыться до конца жизни. Мы заставим его отступить. Мы вышвырнем его из города. Люди никогда не проголосуют за человека, обвиненного во всех мыслимых преступлениях. Вы же знаете, как рассуждает обыватель: дыма без огня не бывает.
- Следует ли мне понимать вас так, что вы намерены продолжать публикацию непроверенных материалов?
- Я намерен свалить Киркленда. И если для этой благой цели придется принести определенные жертвы… что ж, я готов. - Стентон поднялся, давая понять, что разговор окончен. - Советую хорошенько подумать, мисс Фоллетт. Вам нужно решить, на чьей вы стороне. Я хочу, чтобы первая из статей Бродерика появилась уже послезавтра.
Джессика встала. С ней еще никогда не разговаривали в подобном тоне. Мысли прыгали в голове, как лягушки по камешкам. Спросить совета у отца? Согласиться на требование Стентона? Послать его к черту и уйти, бросив газету на произвол судьбы?
- Я не согласна с вами, мистер Стентон. И буду настаивать на проведении внеочередного заседания учредительного совета.
Секунду или две он молча смотрел на нее, потом покачал головой.
- Что ж, это ваше право. Но имейте в виду, что совет может согласиться и с моим мнением. А тогда…
- Я понимаю.
- Не смею вас задерживать.
Не чувствуя под собой ног, Джессика вышла из кабинета, пересекла приемную под сочувствующим взглядом сидевшей там секретарши и вывалилась в коридор.
Что же происходит? Какую игру ведет Стентон? Он ведь не может не понимать, к чему приведет эта безрассудная затея с атакой на мэра? И что делать ей самой, если учредительный совет примет сторону главного акционера?
Майкл Монро любил свою жену, Правда, это не мешало ему любить и других женщин, а также вкусную еду, дорогую, пошитую на заказ одежду, спортивные автомобили и много чего еще, что придавало жизни вкус и не позволяло ей превратиться в бессрочное заключение в тесной камере под названием "семья". Встретив четыре года назад Джессику Фоллетт, Майкл был сражен наповал ее красотой, широтой взглядов, оптимизмом и острым как бритва интеллектом. Их роман был подобен лесному пожару. После первой же ночи Майкл почувствовал, что готов отдать все ради этой женщины. Через полгода они поженились.
Вот это было время!
Он невольно вздохнул, вспомнив, как они летели навстречу друг другу - она после занятий в университете, он после работы. Ночей не хватало, и супруги пользовались каждой свободной минутой, чтобы побыть вместе. Казалось, счастью не будет конца.
Ветер перемен подул после переезда из Чикаго в Спрингфилд. Майкл был не против. В конце концов оба города находятся в одном штате, а климат в столице даже получше, чем в Городе ветров. К тому же - что скрывать - с переездом он связывал и подвижки в своей карьере, которая в Чикаго не то чтобы не заладилась, но как-то застопорилась.
Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Они купили в кредит прекрасный двухэтажный особняк - помог отец Джессики, - Майкл без проблем устроился в рекламное агентство, владелец которого принял специалиста из Чикаго с распростертыми объятиями, а Джессика возглавила "Дейли кроникл".
А потом…
Да, он понимал, что жене приходится нелегко, и был согласен потерпеть, но шло время, а газета засасывала Джессику все сильнее, как болото. Она приходила домой совершенно вымотанная и без сил падала на кровать. Заниматься сексом с трупом - увольте!
И огонь понемногу угас.
Тем не менее Майкл вовсе не собирался разводиться с Джессикой. Он продолжал жить так, как привык - легко и беззаботно, поддерживая прекрасные отношения с родителями жены и находя удовольствия уже не дома, а в других местах.
Предложение расстаться исходило от Джессики. Она ничего не объяснила, но Майкл не стал спорить, надеясь, что, пожив в одиночестве, жена поймет, чего лишилась, и все вернется на прежние рельсы. Теперь он узнал причину. Жаль, конечно, что так получилось, не стоило тащить Синтию домой, но что сделано, то сделано. Джессика не спешила с разводом, и это позволяло Майклу рассчитывать на лучшее.
Только бы она никого не встретила!
Покончив с ланчем, Майкл собирался уходить из "Павлина", когда вдруг увидел Джессику. Она шла по проходу между столиками, направляясь во второй зал. Но поразило его то, что за Джессикой следовал незнакомый ему мужчина. Парочка устроилась за тем самым столом, за которым Майкл несколько дней назад сидел с Джессикой. Именно это почему-то задело его сильнее всего.
Майкл понаблюдал за ними пару минут, после чего незаметно пробрался к выходу.
Ситуация менялась, и бездействие означало поражение.
Сон не шел. Джессика открыла глаза и посмотрела на электронный будильник со светящимся циферблатом. Через двадцать минут наступит полночь. День выдался слишком богатым на события и переживания: разговор со Стентоном, ланч с Кевином в "Павлине", встреча с отцом, поздний ужин с Бетти и, наконец, странный, беспричинный звонок Майкла. Мысли кружились, цепляясь за отдельные фразы, жесты, взгляды, но все же чаще всего возвращались к Кевину.
Они встретились на стоянке, и Кевин, похоже, сразу заметил, что с ней не все в порядке.
- Может быть, никуда не пойдем? - спросил он. - Поднимемся ко мне и поговорим.
- Нет-нет, я и так чувствую себя виноватой из-за того, что заставила вас ждать. Предлагаю "Павлин". Устраивает?
- Вполне. Сегодня командуете вы. Машина или пешком?
- Давайте прогуляемся. Мне надо немного развеяться, - объяснила она.
- Что-то случилось? У вас неприятности?
Джессика ответила не сразу. После расставания с Майклом она почти ни с кем не делилась своими проблемами и постепенно привыкла держать все в себе. К тому же жаловаться на трудности - самый верный способ отбить у людей желание общаться с тобой.
- Ничего особенного. Так, пустяки.
За ланчем Кевин пытался развеселить Джессику, рассказывал интересные случаи, шутил, и, надо признаться, у него получилось. Неприятный разговор со Стентоном отошел на задний план, проблемы если не ушли совсем, то, по крайней мере, уже не выглядели такими непреодолимыми, как полчаса назад.
- Я только что закончил одно дело, - сказал он, когда подошло время десерта, - так что могу заняться вашим. Только…
- Только что? - спросила Джессика, видя, что Кевин замолчал. - Вас что-то смущает? Если дело в оплате…
- Нет. Понимаете, вполне возможно, что человек, который писал те письма, ничего против вас не имеет. Может быть, он просто хотел развлечься, понаблюдать за вашей реакцией… Я предлагаю подождать, посмотреть, будет ли продолжение. Не исключено, что он уже переключился на кого-то другого или нашел себе какое-то иное занятие.
Странно, но Джессика почувствовала разочарование. Однако настаивать не стала.
Она уже почти уснула, когда в тишину дома вторгся посторонний шум. Джессика открыла глаза и повернула голову - циферблат работавших от сети часов погас. Попыталась включить лампу - та тоже не работала.
Отключился свет? Но почему? Джессика прислушалась - тишина. Что же ее разбудило? Может, это Цезарь? Проголодался и отправился поискать что-нибудь вкусненькое. Такая привычка была у Майкла. Секс пробуждал в нем дикий аппетит. Джессика вспомнила, как однажды чуть не умерла от страха, когда, проснувшись вот так же, среди ночи, увидела входящее в комнату привидение и услышала жадные, чавкающие звуки. Привидение шагнуло к кровати, и Джессика вскрикнула от ужаса и вжалась в стену. В следующую секунду вспыхнул свет - перед ней, держа в руке ножку цыпленка, стоял растерянный Майкл. Боже, как они потом хохотали!
Звук повторился. На этот раз отчетливее. Звук осторожных шагов. И тут же подал голос Цезарь. Хорош сторож, мысленно упрекнула пса Джессика.
Ну что, так и будешь сидеть, как трусиха, ждать, пока тебе свернут шею? У тебя же есть оружие.
Оружие у нее действительно было. Пистолет купил Майкл, объяснив, что будет чувствовать себя спокойнее, зная, что она в случае чего сможет постоять за себя. Он же объяснил, как им пользоваться. Но где же сейчас этот "глок"? Хорошо - если на шкафу в спальне, в коробке из-под обуви. Плохо - если в пустой жестянке на кухне. Тогда придется позвонить в службу спасения.
Если телефон работает.
Джессике стало не по себе - сотовый точно остался внизу.
Надо же быть такой дурой!
Джессика откинула одеяло, спустила ноги на пол, встала и сделала шаг к шкафу. Глаза уже привыкли к темноте, так что двигалась она уверенно. Судя по весу коробки, в ней что-то есть. Но что? Пистолет или туфли? Джессика просунула руку под крышку и облегченно выдохнула, когда пальцы прикоснулись к прохладному металлу.
Ну все, злоумышленники, теперь держитесь!
Она выскользнула в коридор, пробежала на цыпочках к лестнице и, остановившись на верхней ступеньке, громко и решительно крикнула:
- Кто там?!
Ответом была тишина, но в этой тишине слышалось - или Джессике только показалось? - чье-то глубокое, сдержанное дыхание. Выскочивший из кабинета терьер ткнулся в ногу хозяйки холодным, мокрым носом.
- Эх, трусишка, - прошептала Джессика и подняла пистолет. - Подойдите к лестнице - или я буду стрелять!
Глупость - куда стрелять, если ничего не видно?
Молчание.
Ситуация складывалась патовая. Спускаться на первый этаж было слишком рискованно. Вернуться в спальню и позвонить в полицию? А если он перерезал провод? Стрелять наугад? Нет, это уже полный идиотизм.
- Я даю вам десять секунд, чтобы убраться отсюда. Не уйдете - звоню в полицию. - Джессика перевела дыхание. Что, если он сейчас бросится на нее? Рассчитывать на помощь терьера не приходилось. - Раз… два… три…
Цезарь вдруг сорвался с места и с громким лаем скатился по лестнице.
Дверь, видеть которую с верхней ступеньки Джессика не могла, скрипнула… что-то звякнуло… порыв прохладного ночного воздуха лизнул босые ноги, и только тогда Джессика вспомнила, что даже не накинула халат и стоит в одной коротенькой ночной сорочке. Дверь с шумом захлопнулась.
Спуститься? А если он не ушел? Если поджидает в холле? Если это хитрая уловка?
- Цезарь, ко мне!
Телефон, как оказалось, работал. Джессика набрала номер службы спасения, объяснила дежурному, что случилось, надела халат и, вернувшись на лестницу, села на ступеньку. Пистолет она держала в руке. Цезарь устроился рядом, демонстрируя преданность и запоздалую готовность встать на защиту своей хозяйки.
Искать нужный дом долго не пришлось. Свернув на Рейнбоу-стрит, Кевин Моррисон сбросил скорость и почти сразу увидел двухэтажный особняк, возле которого стояла патрульная машина с мигалкой. Заглушив мотор, он выскочил из "астон-мартина", пробежал по дорожке, разделявшей ухоженную лужайку на две половины, и уже ступил на ведущую к двери каменную лестницу, когда его остановил материализовавшийся из темноты полицейский.
- Сюда нельзя, мистер.
Кевин повернулся. Молоденький офицер в щегольски сдвинутой фуражке положил руку на расстегнутую кобуру.
- Что случилось? С мисс Фоллетт все в порядке? - Кевин потянулся рукой к карману рубашки, в котором у него лежало удостоверение. Офицер напрягся. - Извините. Я частный детектив Кевин Моррисон. Работаю на мисс Фоллетт.
- Она вас вызвала?
- Нет, мне позвонил Джек Арбетнот. Вы его знаете?
- Да, но… Подождите, сэр. - Офицер подошел к приоткрытой двери и крикнул, обращаясь к кому-то, кого Кевин не видел: - Эй, Моссли, здесь Кевин Моррисон! Говорит, что работает на мисс Фоллетт.
Через несколько секунд дверь открылась и на крыльцо вышел другой офицер, постарше.
- Моррисон? Это вы?
- Джексон? - Кевин знал офицера - пару раз они играли в боулинг вместе с Арбетнотом. - Что там случилось? Я могу войти?
Полицейский кивнул.
- Конечно. - Он пожал плечами. - Странная история. Кто-то проник в дом…
Кевин уже не слушал. Переступив порог, он поспешно прошел в холл и в ужасе остановился - прямо перед ним, прижимая руку к животу, стояла Джессика Фоллетт. Темное пятно, расплывающееся на светлом халате под ее ладонью, очень напоминало кровь.
7
Джессика не успела опомниться, как кто-то подхватил ее на руки и понес… Куда? Боже, где же полиция? На нее напали в собственном доме, а коп стоит и смотрит!
- Эй, что вы делаете?! - вскрикнула она. - Отпустите меня! Немедленно!
Незнакомец остановился.
- Это я, Кевин Моррисон. Вы ранены. Надо остановить кровь. - Он повернулся к полицейскому. - Почему до сих пор нет "скорой"?
- Кевин? А вы откуда взялись? - Джессика лишь теперь узнала детектива. - И с чего вы решили, что я ранена?
Кевин недоуменно посмотрел на нее.
- Но у вас же кровь… на животе…
В другой ситуации Джессика, пожалуй, наградила бы наглеца хорошей оплеухой, но, странное дело, ни злости, ни возмущения она не ощущала. Наоборот, она испытала неведомое прежде ощущение безопасности и покоя. Ей было уютно и приятно. Кевин держал ее легко, без заметных усилий. От него исходило тепло. Прямо под ухом стучало его сердце. Наверное, Джессика могла бы провести в его объятиях целую ночь. И даже уснуть…
- Черт! - вскрикнул Кевин, пошатнувшись.
Джессика посмотрела вниз - подоспевший на помощь хозяйке Цезарь вцепился в штанину незнакомца и угрожающе рычал.
- Отпустите меня. Я не ранена.
- Но…
- Это томатный сок, - объяснила Джессика. - Я пролила на себя томатный сок. Только и всего.
Часа через полтора, завершив осмотр и не обнаружив, насколько смог понять Кевин, ни единой улики, кроме не очень отчетливого отпечатка подошвы на газоне, полицейские уехали. Свет уже горел - злоумышленник устроил каким-то образом короткое замыкание, так что никаких перерезанных проводов не было. В общем, все выглядело действительно странно.
Зачем неизвестный проник в дом? Как ему удалось открыть замок? Были и другие вопросы, но тоже без ответов.
Кевин и Джессика сидели в гостиной. Все получилось как-то естественно и просто. Она предложила кофе - он согласился.
- Думаю, это тот же человек, который посылал мне письма. Его цель - запугать меня, вывести из равновесия. Увидел, что письма не произвели должного эффекта, и…
- Но зачем кому-то запугивать вас? Какой в этом смысл? - возразил Кевин. - У вас есть враги?
Джессика пожала плечами.
- Кажется, нет. Может, меня взял на мушку какой-то маньяк? Им ведь никакие причины не нужны?
- Маньяки чаще всего подходят к выбору жертв довольно основательно, но принцип отбора можно определить только при сравнительном анализе.
Джессика с любопытством посмотрела на него.
- Вам приходилось иметь с ними дело?
- Случалось. - Кевин явно не проявлял желания останавливаться на этой теме, и Джессика не стала настаивать. - В последнее время в городе не отмечено случаев, похожих на этот, так что если мы имеем дело с маньяком, то вы - его первая цель. Но мне эта теория не нравится.
- Почему?
- Подумайте сами. Он слишком легко проник в дом. Легко отключил свет. Не оставил никаких следов, хотя и двигался в темноте. Провел внизу некоторое время, но ничего не взял.
- Ну на первом этаже и брать нечего. Я небогата, а украшения держу в банке.
- И еще одно, - упрямо продолжал Кевин. - Странное поведение Цезаря. Уж слишком поздно он среагировал на чужого. Кстати, у кого кроме вас есть ключи от дома?
Джессика задумалась.
- Ну, во-первых, у отца. Потом у Сьюзен… она убирает в доме два раза в неделю. И… у моего мужа.
- У вашего мужа? - Сообщение явно застигло Кевина врасплох.
- Точнее, у бывшего мужа, - поспешила поправиться Джессика. - Мы разошлись полгода назад, но до сих пор не оформили развод.
Кевин задумался. Вопросов было много, но задавать их сейчас не хотелось.
- А на работе? Там все в порядке?
- Ну как вам сказать… - неуверенно протянула Джессика. Вообще-то она ожидала расспросов о Майкле, и деликатность Кевина стала приятным сюрпризом. - Раньше я думала, что да, все в порядке.
- А теперь?
Она тяжело вздохнула, посмотрела в пустую чашку и перевела взгляд на Кевина.
- Я бы выпила чего-нибудь покрепче, а вы?
- Пожалуй, не откажусь.
Слово за слово Джессика рассказала все. О появившейся в ее отсутствие статье Бродерика, о требованиях Стентона, о заявлении мэра, пообещавшего привлечь "клеветников" к суду. Она бы рассказывала и дальше, потому что накопившееся требовало выхода, а лучшего слушателя, чем Кевин, трудно было представить, но в какой-то момент их взгляды встретились и Джессика с пугающей ясностью осознала, что на самом деле рассказывает это все только потому, что хочет удержать здесь этого мужчину. И вовсе не из страха перед возможным маньяком.
Несколько секунд оба молчали, напряженно, словно ожидая некоего знака, глядя друг другу в глаза. Потом Кевин, очевидно интерпретировав молчание по-своему, начал подниматься.
- Я, пожалуй, пойду.
Джессика отвернулась, закусив губу. Ну почему мужчины в наше время такие нерешительные? Почему они всегда ставят женщину перед выбором, не понимая, что ей самой природой определено подчиняться? Неужели Кевин не понимает, что она не хочет оставаться одна в пустом доме? Неужели не слышит, как отчаянно колотится ее сердце? Не видит, как дрожат ее губы?
И что же делать? Вот сейчас он уйдет, и момент будет упущен, может быть, навсегда. И что тогда? Доживать жизнь в одиночестве? Искать случайных связей? Согревать себя воспоминаниями о Майкле?
- Подожди. - Она протянула руку, легко коснувшись его плеча. - Я… Останься со мной.
Последние два слова прозвучали настолько тихо, что Кевин и не расслышал их. Боясь, что понял что-то не так, он наклонился и вдруг увидел перед собой лицо: широко раскрытые карие глаза под черными зонтиками густых длинных ресниц, порозовевшие щеки и влажные, призывно раскрытые губы.
Все еще не веря, Кевин потянулся к ней, и Джессика, всхлипнув, обхватила его за шею и притянула к себе.
Любовь приходит, как смерч. Никто не знает, когда и где она рождается, и лишь немногие способны определить ее приближение и решить, остаться ли на пути грозной стихии или броситься в ближайшее убежище, чтобы переждать гибельный шквал. Тот, кто выбирает первый путь, получает завидную возможность вознестись под облака, испытать восторг безумного парения и ощутить силу первозданной, неприрученной природы. Некоторые заходят настолько далеко, что, более или менее благополучно пережив первое приключение, настойчиво ищут встречи с новым. Любовь для таких экстремалов то же самое, что веревка для самоубийцы - они суют голову в петлю до тех пор, пока узел не затянется на шее. Другие, изведав сладость и горечь страсти, благоразумно предпочитают отойти в сторонку и полюбоваться ураганом издалека.
В любви, как утверждают фрейдисты, соединены два основных инстинкта, две главные движущие человеком силы - эрос и танатос, стремление к жизни и тяга к смерти, и, пожалуй, правы те, кто определяет пик этого чувства как "сладкую смерть".