Глава 4, в которой выставка меня заинтересовала
Вопреки ожиданиям, выставка меня заинтересовала. Художник с дикой фамилией вовсе не имел отношения к фовизму. Правда, я оказалась единственным посетителем. Рано еще, подумала я и, чтобы унять свой праведный гнев на Мишеля, принялась не спеша рассматривать картины.
Они были густо населены занятными кругленькими человечками, которые сажали деревья, вешали кружевные занавески, летали на воздушных шарах, варили варенье, играли с детьми, пасли лошадей, плавали на кораблях. Их жилища выглядели необыкновенно чистенькими и удивительно жизнерадостными, но при всем том картины производили впечатление романтических. На одном полотне эти персонажи проводили поэтический турнир в рыцарском замке.
Улыбаясь, я свернула за угол и нос к носу столкнулась с высоченным бородатым голубоглазым блондином. Он улыбнулся в ответ, и в темноватом зале вдруг сразу посветлело.
- Ну как? - спросил он.
- Здорово, только странно, что автор - мужчина.
- Почему?
- Они похожи на бабушкины сказки.
- Разве это плохо?
- Наоборот, в жизни очень не хватает именно такой веселой романтики.
- Вы тоже это чувствуете? - Он говорил с каким-то мягким и одновременно жестковатым, но очень симпатичным акцентом.
- Конечно, все девушки мечтают об уютных домиках с кружевными занавесочками и о верных рыцарях.
- А о чем больше?
Я на минутку задумалась.
- Наверное, чтобы и то, и другое в одном флаконе. Смотрите, какой чудесный корабль на маленьком озере. У него синие мачты и голубые паруса. Обычно все рисуют алые.
- А вы не находите, что медведки тяжеловаты для романтики? - Он еще раз так же хорошо улыбнулся.
- Медведки?
- Персонажи. Здесь же написано: "Медведки на корабле", "Медведки на поезде".
Слово "поезд" вернуло меня к действительности.
- Извините, мне нужно возвращаться в контору.
- Но ведь сегодня выходной…
Блондин сразу откровенно погрустнел, и только сейчас я заметила, какой он худой и нескладный, а в светлых волосах кое-где поблескивают пронзительные ниточки седины.
- Я жду одного человека. Если хотите, можем зайти ко мне в офис и выпить кофе. Кроме меня и охранника там никого нет. Это напротив.
Глава 5, в которой я занялась приготовлением кофе
Я занялась приготовлением кофе, а блондин, склонившись над моим столом, с любопытством листал мой драгоценный журнал.
- Это ваш журнал? Вы его читаете? - спросил он.
- И даже выписываю. Присаживайтесь, не стесняйтесь.
Он неловко бухнулся кресло, от которого тут же мне под ноги покатилось боковое колесико.
- Простите! - Блондин испуганно вскочил. - Я сломал ваше кресло.
- Ерунда, это уже не в первый раз. У меня такая туша…
- Что?..
Он смотрел на меня с восхищением, и в следующую секунду мы, оказывается, одновременно наклонились за колесиком и протянули к нему руки.
Наши лица были совсем рядом, от его бороды пахло свежей водой, и я видела, каждую ресничку вокруг его серо-голубых глаз и приоткрытые губы между бородой и усами.
- Думаете, я не способен починить ваше кресло?
- Чините скорее, кофе уже готов. - Я убрала руку от колесика и выпрямилась. - Это моментальная кофеварка.
Но отведать кофе нам так и не удалось, потому что в кабинет с возгласом:
- Вот и я, Рири! - ворвался некто крупный кудрявый в развевающемся плаще не по погоде и, обдав душным ароматом парфюмерной лавки, предпринял бойкую попытку чмокнуть меня в щеку.
- Пойдемте, все у мсье Леду. - Я демонстративно отстранилась и повела Вендоля во владения Мишеля.
Марсельский удалец оглядел коробки и неожиданно спросил:
- А как зовут твоего парня?
От стремительно возрастающего градуса его наглости я окончательно опешила и промямлила почему-то:
- Арнольд, - но вдруг сообразила, что на самом деле даже не знаю имени бородатого блондина.
- Арно, как друга прошу, сгоняй за тачкой, а мы с малышкой это добро на улицу повытаскиваем.
По счастью, мне на помощь пришел охранник. "Арно" быстро вернулся на частнике, и Вендоль с охранником загрузили не только багажник, но и почти все заднее сиденье.
Вендоль втиснулся к коробкам и строго приказал мне:
- Запирай офис, Ирен, садись к шоферу. До поезда всего сорок минут.
Я растерянно посмотрела на "Арно", он тоже открыл рот, но Вендоль еще раз поторопил меня, бросив шоферу:
- Поехали! - И мы умчались.
Надо же, роскошная баба, а служит секретарем или курьером в какой-то занюханной конторе. Стало быть, она наверняка одинокая! Арнульф толкнул дверь в выставочный зал - послушно зазвенел колокольчик. А ведь я ее точно заинтересовал! Он самодовольно усмехнулся. Она же сразу пригласила меня в свою контору, а потом наверняка пригласила бы и домой, если бы не этот кучерявый…
Колокольчик умолк. Арнульф прошелся по залу. На всех полотнах его "медведки" старательно занимались своими делами: бесшумно пекли хлеб и без слов плавали на кораблях, беззвучно строили дома и пасли лошадей, молча играли с детьми и даже безгласно читали стихи и беззвучно играли в оркестре.
Они существовали сами по себе, в своем самодостаточном мире, созданном Арнульфом, но уже не подвластном ему и совершенно не зависящем от него, как и тот мир за стенами зала, созданный вовсе не им, но точно такой же равнодушный и не нуждающийся в каком-то там художнике Арнульфе.
Арнульф с надеждой посмотрел на колокольчик как на своего единственного друга. Но колокольчик над дверью виновато молчал. Арнульф вытащил из кармана деньги и пересчитал их. Как раз на билет до Брюсселя. Если поехать прямо сейчас, то до вечера можно успеть оформить кредит в банке, а завтра вернуться и увезти картины домой. Чего ради становиться жиголо? Чтобы проторчать здесь до конца срока, на который было арендовано помещение? Ради какой-то недели садиться на шею одинокой секретарше? А ведь хороша!.. Эх, были бы деньги, размечтался Арнульф, я с удовольствием пофлиртовал бы с ней оставшееся время!
Вдруг, словно на чистом полотне, он увидел ее руку с тонким запястьем, протянутую за дурацким колесиком от кресла, ее миндалевидные глаза и полураскрытые губы, оказавшиеся в тот момент совсем рядом. И как эти губы дрогнули и произнесли: "Чините скорее, кофе уже готов"…
Если бы ее не увез этот надушенный хлыщ! Наверняка нарочно увез, он же знает ее давно, если обращается на "ты" и называет Рири. Только один раз он произнес полное имя - Ирен… Но ей-то этот хлыщ не нравится! Это же видно! Она не позволила ему поцеловать себя и разговаривала с ним совсем не так, как со мной. А мне она позволила бы поцеловать ее?..
Да. Без сомнения, да.
Арнульф усмехнулся. "Медведки" беззвучно ставили голубые паруса на синем корабле. Он опять увидел губы Ирен, произносящие: "Обычно все рисуют алые"… Ирен, одинокая аппетитная секретарша, которая мечтает о кружевах и о рыцарях "в одном флаконе" и поэтому выписывает глянцевый журнал. Доступный атрибут красивой жизни - дорогой журнал, который даже доставляют в конверте…
Точно, точно! Я же прочитал ее адрес! Арнульф закрыл руками глаза, он всегда делал так, чтобы вспомнить что-либо, увиденное прежде. Зрение художника - особое зрение… И он увидел и конверт, и типографским способом напечатанный адрес: "Ирен Валье, набережная Орлеанов…"
Глава 6, в которой набережная Орлеанов находится на острове Сен-Луи
- Набережная Орлеанов? - переспросил таксист. - Это на острове Сен-Луи. Пересекаем Риволи, теперь по улице Луи-Филиппа, видите, вон слева церковь Сен-Жерве-Сен-Проте? Затем по мосту того же Луи-Филиппа, а там и ваша набережная Орлеанов, мсье. Прекрасный вид на Нотр-Дам, мсье.
Арнульф щедро расплатился с таксистом за маленькую экскурсию и невольно залюбовался изысканными готическими конструкциями собора на соседнем острове Сите.
Хорошо, если окна Ирен выходят на эту сторону и она каждое утро видит такую красоту… Каково же ей потом идти в офис и общаться там со всякими неотесанными типами? И каждый из них без зазрения совести говорит ей "ты", называет уменьшительным именем, лезет с поцелуями…
Зачем женщины стремятся работать? Они стремятся к равноправию? Но мужчины не могут относиться к женщинам, как к равным себе! Не могут, просто по своей природе не могут! Они способны либо, как художники, воспринимать женщин в качестве высших существ, либо, как все остальные, - в качестве неодушевленного инструмента сексуального удовлетворения…
Неужели женщине приятнее работать, то есть зависеть от кучи разнообразных сластолюбцев-работодателей и коллег, чем от одного нормального, способного содержать ее мужчины?
Но ведь миллионы женщин служат в конторах, рассуждал Арнульф, до замужества моя мать тоже работала в офисе, а сестра, хоть и замужем, но уже больше десяти лет трудится в одном из крупнейших банков Брюсселя. Что же, и к ней коллеги-мужчины относятся всего лишь как к более или менее доступному сексуальному объекту?
При этой мысли у Арнульфа похолодела спина. Если бы на его глазах какой-нибудь удалец начал бы вот так, запросто, обращаться с его сестрой или с матерью, он не дал бы обидчику спуску… А почему же сейчас я послушно побежал за такси для этого мерзавца и не сказал ни слова в защиту Ирен? Впрочем, что такого особенного позволил себе этот тип на правах ее старинного знакомого?..
Не криви душой, парень, пристыдил себя Арнульф, поставь на место Ирен собственную мать или сестру. Ты повел себя так, потому что тоже рассматриваешь эту женщину как сексуальный объект да еще планируешь поживиться за ее счет. Самому-то не противно?
Но ведь любая женщина, как и любой мужчина независимо от их профессии и социального статуса, все равно остаются сексуальными объектами! И я, в принципе, вполне способен содержать женщину!
Только не сегодня, дружок… Отправляйся на вокзал, через два часа поезд доставит тебя в Брюссель, раздобудешь денег, вот тогда и рассуждай, на что ты способен хоть в принципе, хоть беспринципно…
Арнульф все еще топтался на ступеньках у подъезда Ирен, не замечая настороженного взгляда девяностотрехлетней генеральской вдовушки, уже довольно долго наблюдавшей с балкона шестого этажа за долговязым худым мужчиной, который несколько раз брался за ручку двери, потом бросал ее, делал шаг в сторону, рылся в карманах, спускался по ступеням, затем снова возвращался, но почему-то так и не входил в подъезд.
Взгляд же самого Арнульфа завороженно скользил по ажурной готике Нотр-Дам. Отсюда не было видно подробностей декора этого грандиозного сооружения, но он прекрасно знал, что в каждом уголочке, на каждой балке, на каждом выступе собора расположились ловкие химеры, невероятно диковинные и невероятно живые, в любую секунду готовые спрыгнуть на плечи зазевавшегося прохожего…
Я всего лишь хочу еще раз увидеть Ирен, объяснял Арнульф самому себе, что в этом плохого? Я просто дождусь ее здесь, на улице, я даже не буду заходить в дом, я ей все объясню, а потом сразу поеду в Брюссель за деньгами, и уже завтра… Арнульф потянулся к ручке двери.
Что ты собираешься ей объяснять? Что? Ты уверен, что ей это будет интересно?
Что именно? Что я скажу ей?
И что же завтра?..
Каждая мысль, казалось бы, совсем простая и безобидная, неизменно несла на себе химеру, которая кривлялась и гримасничала: дескать, ты, Арни, дружище, вовсе не оригинален в своих потугах оправдать банальное мужское желание…
- Мсье, вы собираетесь входить? - раздался за спиной Арнульфа недовольный басок.
Арнульф обернулся. Плотный коренастый мужчина держал в руках пакеты с торчащими из них батонами и бутылками. Рядом с ним стояла высокая худощавая темноволосая молодая женщина с прозрачными голубыми глазами.
- Простите, мадам, мсье. - Арнульф посторонился. - Проходите, пожалуйста.
Мужчина уверенно шагнул к двери, а его спутница замешкалась. Она вдруг пристально посмотрела на Арнульфа, словно вспоминая, где и когда его видела. Но самое удивительное, что и Арнульфу ее прозрачные глаза - неожиданные рядом с темно-каштановой челкой - тоже были явно знакомы.
- Марта, ну идем же! - поторопил мужчина. - Подержи-ка мне дверь.
- Марта! Марта ван Бойгк! - воскликнул Арнульф. - Белоглазая болтушка Марта!
- Да… - Марта захлопала ресницами. - А вы…
- В чем дело, Марта? Кто это? - Мужчина гневно смерил Арнульфа взглядом. - Что вам нужно от моей жены, мсье?
- Марта, я же Арнульф Кохенеринг!
- Арни!
Марта всплеснула руками. Арнульф сразу узнал этот ее жест, только в юности Марта не была такой тощей.
- Жюль, познакомься, это же Арни! Арни, я не узнала тебя из-за бороды. Ты так изменился! Жюль, ну что ты дуешься, это же друг моего детства, даже через пятнадцать лет он отыскал меня! Будешь дуться, я тебя брошу и уеду к Арни в Америку.
- Почему в Америку? Я по-прежнему живу в Брюгге.
- Но Маршан говорил, что познакомился с тобой в Америке, - объяснила Марта.
- Маршан? Ты его знаешь?
- Кто же в Париже не знает Маршана! - веско заметил супруг Марты и многозначительно взглянул на жену.
- Отличный дядька! - Арнульф обрадовался, что нашел общих знакомых. - Мы действительно познакомились в Америке, а сейчас он устроил мою выставку в своем зале на улице Темпль.
- Разве там есть выставочный зал? - засомневался Жюль.
- Конечно. - Арнульф улыбнулся. - Зал Жорефа Маршана недалеко от станции метро "Рамбуйе". Приглашаю отправиться туда хоть сейчас. Я привез двадцать семь полотен…
- А по-моему, галерея Маршана всегда была на Монмартре, - Жюль смерил Арнульфа взглядом, - на бульваре…
- Какой ты зануда, Жюль! - игриво перебила мужа Марта. - Я действительно от тебя сбегу. Ты ведь на мне женишься, Арни? Ты же обещал в пятом классе, когда вы с Дирком Лампе ради меня залезли в учительскую…
- Подожди, Марта, - зануда-супруг неожиданно повеселел, - это та история, как два твоих сопливых поклонника по веревке забрались ночью в учительскую, чтобы накурить там и оставить окурки в пепельнице? Знаете, мсье Кохе… простите, ваши фламандские фамилии мне совершенно не по зубам…
- Называй его просто Арни, - пришла Марта на помощь мужу, - это же мой друг. Ты не против, Арни?
Арнульф кивнул с улыбкой.
- Знаете, Арни, этот сюжет я использовал в сериале про подростков, когда делал свои первые шаги на поприще телевидения…
- Вообще-то первые шаги и тот сценарий мы делали вместе, когда я еще жила в общежитии, а ты забирался ко мне через балкон, - многозначительно уточнила Марта. - Но теперь мой гениальный Жюль - ведущий продюсер, режиссер и автор трех программ канала "Культюр", а я свободная домохозяйка.
- Которая скуки ради пишет уже пятый дамский роман, - добавил, подмигнув "свободной домохозяйке", "гениальный Жюль". - А я-то, когда женился, по глупости рассчитывал всего лишь на практичную бельгийскую кухню.
- Я тебе открою секрет, Арни: я тоже вышла за него по расчету, а вовсе не под воздействием куртуазных сцен на балконе. Я с самого начала знала, что Жюль Рейно станет известным и богатым и мне не надо будет думать о том, из чего стряпать обед. Пойдем, Арни, я покажу тебе, какую мы с Жюлем купили квартиру! Балконы смотрят прямо на Нотр-Дам, а через стеклянный потолок спальни видны бегущие облака…
Глава 7, в которой я вернулась домой в отвратительном настроении
Домой я вернулась в отвратительном настроении. Мало того, что марсельский удалец всю дорогу рассказывал малоприличные анекдоты из собственной жизни, а на вокзале я все-таки вынуждена была помогать ему затаскивать в вагон коробки, вдобавок он еще простодушно заявил мне примерно следующее:
- Ририш, скучно одному на побережье ехать. Оставайся, киска, шампусика раздавим! Купе все мое, и гостиница заказана. Я тебе обратный билет за счет фирмы возьму. В понедельник - прямиком с вокзала на работу. Твой патрон намекал, дескать, ты одна живешь, так что я потом у тебя с удовольствием поквартирую!
Естественно, тут уж я не сдержалась. Нет, я, конечно, не накричала, не надавала Вендолю пощечин, но очень решительно посоветовала ему поискать развлечений в другом месте, добавив, что наше дальнейшее сотрудничество под вопросом, а Леду никакой мне не патрон, а такой же, как и я, совладелец фирмы, которая принадлежит нам обоим.
- В таком случае, мадам совладелец, - обиженно заявил Вендоль, - вы имеете полное право забрать назад ваши образцы и в эту же минуту расторгнуть мой договор с вашей драгоценной фирмой.
- Не паясничайте, мсье Вендоль, - сказала я. - Просто забудем сегодняшнее происшествие. Счастливого пути. - И помахала ему рукой.
На самом же деле я испытывала колоссальное желание плюнуть и на наши образцы, и на Марсельский филиал и просто послать подальше и покрепче этого удальца вместе с моим "патроном".
Дома я была часа в два, потому что бродила по улицам, чтобы хоть немного успокоиться, и заставляла себя думать о приятном. Например, о забавных картинах и о высоком голубоглазом парне с выставки. Хорошо бы с ним повстречаться еще раз, но ведь я не знаю ни его телефона, ни даже имени. Теоретически, при желании с его стороны, бородатый блондин смог бы найти меня на работе, но я так обиделась на "патрона" Мишеля, что решила действительно не показываться там до вторника, а потом заняться подбором другого компаньона.
И тут раздался телефонный звонок.
- Как тебе Вендоль? - Это был Леду. - Орел?
- Стервятник, вернее сказать, стервец, - огрызнулась я. - В другой раз, когда заставишь меня изображать грузчика, предупреждай: дескать, смотрины. Сваха несчастная!
- А я был уверен, он тебе понравится, - расстроился Мишель. - Ты же сама такая: интересная, крупная…
- Это я-то, по-твоему, такая? Всем тыкаю, всех малышками называю? Сразу предлагаю абсолютно постороннему человеку отправляться со мной на побережье, коли все купе в моем распоряжении?
- Просто я подумал, раз я, худой и невысокий, не в твоем вкусе, а он - полная моя противоположность… - оборонялся Мишель.
Я попыталась втолковать ему, что меня оттолкнула вовсе не внешность марсельского молодца, а его манера поведения и что я не терплю хамства. Или я плохо объяснила, или Мишель не захотел слушать, но в итоге я швырнула трубку.
Вечером я вышла на балкон. От реки после душного дня веяло приятной прохладой, в лучах фонарей переливались ночные бабочки. Лунная дорожка манила на другой берег к ажурным конструкциям Нотр-Дам. Смешное слово "а-жур" подразумевает, что вещь рассчитана на один день, но ни прозрачные кружева, ни ажурная готика не стареют. Я же постарела еще на один день.