Но вся съемочная группа была на ногах. Осветители выносили оборудование, ассистент режиссера искал кого-то в коридоре, актеры торопливо пили кофе в ресторане. Филипп едва успевал отвечать на приветствия. Добравшись до своего номера, он уже наэлектризовался тревожной и радостной атмосферой. Еще бы! Начало съемок!
Оказавшись в сумеречном полумраке номера, Филипп первым делом раздвинул шторы и распахнул дверь на балкон, который, опоясывая весь этаж, благосклонно принимал постояльцев, предлагая им полюбоваться цветами и бассейном во внутреннем дворике. Номер Филиппа был крайним, в соседнем поселился Треньян.
Выйдя на балкон, Филипп увидел на балконе номера режиссера сидящую за круглым белым столиком Маргариту. Она загасила в пепельнице сигарету и приветливо улыбнулась.
- Доброе утро! Выспались? - Нежный голосок актрисы звенел колокольчиком. - А мы ждем завтрака.
- Прекрасное занятие, - буркнул Филипп, у которого сразу испортилось настроение. - Доброе утро. - И он мрачно уселся за такой же круглый и белый столик.
- Присоединяйтесь к нам, Филипп, - пригласил выглянувший из номера режиссер. Толстяк явно пребывал в великолепном настроении. - Нам есть что обсудить. Представляю, в каком вы нетерпении.
При других обстоятельствах Филипп непременно отказался бы от приглашения, но сейчас поблагодарил и отправился в соседний номер. Теперь они сидели за столиком втроем, намазывали булочки маслом и джемом, Маргарита спрашивала, кому добавить в кофе сливок. Режиссер, поглаживая ее по плечу, знакомил Филиппа с общим планом съемок.
Полный оптимизма Треньян нарисовал радужную перспективу их совместной работы, а потом сказал, что уже сегодня просит молодого коллегу кое-что переделать и набросать небольшой диалог для второго эпизода.
Филипп тут же сообразил, что режиссер подслащивает пилюлю, готовясь кромсать сценарий, и окончательно озлобился. Мало ему Маргариты, он и меня хочет подмять под себя!
Маргарита, взглянув на набычившегося Филиппа, звонко расхохоталась:
- Стоит ли так нервничать? Неужели вы решили, что я лентяйка и буду плохо играть? Съемки у меня сегодня во второй половине дня, и мне можно покейфовать. Если позволите, я посижу с вами, пока вы будете писать диалог.
- Да-да, посидите, Маргарита, - закивал режиссер. - Заодно порепетируете, прикинете его на себя. Я специально поставил сцены мадемуазель Дюваль на вторую половину дня, у нас с ней возникли кое-какие идеи. Марго с вами поделится, Филипп, и вы набросаете диалог.
Отказать Маргарите Филипп никак не мог и нехотя кивнул: дескать, набросаю непременно, - а сам вслушивался в мелодичный голосок, который весело щебетал:
- Не стоит так нервничать, Филипп! Перед настоящим съемочным днем я лягу в восемь, встану в пять, сделаю зарядку, разомнусь, порепетирую и к восьми буду как огурчик. Не волнуйтесь за вашу героиню.
Филипп с трудом раздвинул губы в улыбке.
- Не сомневаюсь, мадемуазель.
Он досадовал, что не может совладать с эмоциями. Хорошо еще, что их отнесли на счет озабоченности автора судьбой своего детища.
- А роль у Марго пошла! Она умница, - похвалил актрису Треньян. - Да вы и сами увидите. Марго, в три жду вас на площадке. Работайте, друзья, желаю успеха! И мне пора за работу.
Дверь за Треньяном захлопнулась, и вскоре его громкие распоряжения доносились уже с улицы.
Увидев Маргариту утром на балконе режиссера, Филипп понял, что Санди оказалась права, и никак не мог оправиться от подавленности. Хотя, спрашивается, ему-то что за дело? Каждый живет, как нравится. Однако Маргарита смотрела на него столь простодушно, что он невольно усомнился в своих подозрениях и, упрекнув себя за дурные мысли, опять разозлился на Санди, которая их внушила. А Маргарита все смотрела невинно приветливо, словно приглашая к разговору.
- Этот фильм у вас, кажется, не первый? - выдавил из себя Филипп.
- Третий, - охотно отозвалась актриса, - но впервые такая серьезная роль. Она захватила меня, и вот что я думаю...
Они заговорили о героине, которую звали Анной. И режиссеру, и актрисе хотелось, чтобы роль была расширена. По их мнению, если героиня появится только один раз в начале, то будет непонятно, почему она станет счастливым подарком главному герою в конце. Может быть, имеет смысл вставить еще несколько эпизодов в середине: Анна является герою в снах после самых тяжелых переживаний. Или что-нибудь в этом роде - на усмотрение автора. Но хорошо, если бы Анна на протяжении всего фильма тенью сопровождала героя.
Филипп загорелся идеей и пошел к себе в номер за сценарием, чтобы прикинуть, куда именно вставлять дописанные эпизоды. Маргарита довольно улыбнулась: Треньян - гений, охмурение сценариста прошло как по маслу.
Филипп вышел на балкон и пригласил актрису к себе: работать будет удобнее у него в номере. Они сели рядышком и, просматривая сценарий, набросали общую схему переделок. Потом занялись диалогом: Маргарита тут же проверяла, как звучат реплики. Оказалось, что работать вдвоем куда интереснее: все чаще они смеялись, поглядывая друг на друга, как заговорщики.
Филипп увлеченно строчил, когда Маргарита объявила, что ей пора уходить.
- Я потом расскажу тебе остальное, - пообещал он, закуривая очередную сигарету, и вновь принялся стучать на портативной машинке, своей старой подружке.
Закончив диалог, Филипп почувствовал, что попал в яблочко. Ему не терпелось показать его Треньяну, поделиться находками, на которые они набрели вместе с Маргаритой. Но прежде все-таки следует принять душ и надеть свежую футболку. Только сейчас Филипп заметил, что взмок.
Освежившись, с папкой в руках он помчался на съемочную площадку. Сколько бы ни смотрел он фильмов о кино, сколько бы ни читал о нем, обрушившийся на него шквал неразберихи - неизбежная стихия любой съемки - оказался новостью, поразил, сбил с толку. Здесь явно было не до него. Только режиссер, царь и бог этого кипучего хаоса, провидел в нем будущий порядок.
Хлопок, объявили номер кадра, куда-то побежал актер, камера за ним, навстречу другая... Хлопок, актер, камеры, наезд, отъезд, хлопок...
Филипп не мог понять, чего добивается тиран-режиссер, переснимая уже в третий раз проходную сцену; не мог понять, как актер может твердить одну и ту же фразу, когда соль монолога совсем в других. Почему без всякого перехода играет развязку? Неужели потому, что, по замыслу сценариста, она происходит на той же самой лужайке под липами, но только несколько лет спустя?..
Филиппу трудно было представить, что из дерганья, кусочков, обрывков сложится в конце концов цельная картина. Поначалу он занервничал, но потом увлекся суетливым напряженным зрелищем и стал следить за актерами и режиссером.
На съемочной площадке Филипп отдал должное искусству Роже Треньяна, который, казалось играючи, дирижировал своим разношерстным оркестром. Оценил такт, с которым режиссер неожиданной шуткой или репликой добивался от актера нужной мимики, задавал должную тональность всей сцене.
Вникая в происходящее, Филипп вдруг уловил темп, в котором должен идти его новый диалог, и тут же внес поправки. Ему показалось, что и он ощутил направляющее воздействие дирижерской палочки и наконец влился в напряженный разноликий оркестр. Ощущение было упоительным - Филипп проникся почтением к Роже, восхищением к актерам, симпатией к оператору, осветителям, дружеским чувством к ассистентам...
Чувство локтя, сопричастности было новым и неожиданным для Филиппа, привыкшего к одиночеству за письменным столом, и он упивался им. Перегородка, отделявшая его от мира, рухнула, он оказался с ним лицом к лицу, в ладу, накоротке.
Отсняв эпизод, Треньян подошел к Филиппу. Он видел возбужденное лицо сценариста: прилежный ученик нашел решение задачки и нетерпеливо ждет, чтобы учитель незамедлительно спросил у него ответ.
С профессиональной быстротой пробежав глазами протянутые Филиппом странички, мэтр одобрительно тряхнул гривой: дескать, то, именно то самое.
- Я не ошибся в вас, молодой человек, - одобрительно сказал Треньян, похлопав молодого автора по плечу, и тот почувствовал себя на седьмом небе.
Вечером он опять спустился на грешную землю. Съемка закончилась, единство распалось. Вымотанные киношники потянулись к гостинице, разошлись, каждый в свою сторону, обособились, стали самими собой - каждый со своим характером и привычками. Филипп опять остался один.
Маргариту кто-то звал в бар, кто-то ужинать, но она, словно почувствовав настроение Филиппа, предпочла отправиться с ним побродить по полям, за что он был ей благодарен. Их уже связывало утреннее сотворчество, Филиппу хотелось вновь почувствовать, что они заодно, они в заговоре. Наскоро поужинав в ресторане при гостинице, они отправились на окраину городка.
Филипп, который вырос в таком же крошечном городке, затерянном среди полей, теперь радовался обсаженным боярышником площадям, будто возвращению в детство. Желтый рапс, серебристый овес, зеленая пшеница, а между ними розовый боярышник - эта привычная Филиппу с детства картина показалась чудом из чудес Маргарите, девчонке, выросшей на мостовой в одном из каменных закоулков Парижа. Словно старым знакомым, радовался Филипп полевым цветам, называя каждый по имени.
- Видишь, вон где ты спряталась, - сказал он, сорвав на обочине ромашку и протянув ее Маргарите. - Вы с ней тезки.
- Неужели? - изумилась Маргарита. - А я и не знала.
- Теперь будешь знать, - покровительственно сказал Филипп, - обе глазастые.
Маргарита засмеялась. Ей захотелось туда, от- куда пришла ее тезка, она скинула босоножки и побежала по мягкой манящей траве, хохоча все заливистее, все громче.
Филипп подобрал босоножки и бросился за ней - в нем мгновенно проснулся охотник. Марго почувствовала перемену и не отказалась от любовной игры. Она всерьез убегала и пряталась в кустах цветущего боярышника от ловца, который отыскивал ее с упорством и страстью. Марго радовалась его напору. Ну еще! Еще! - мысленно подначивала она. Показалась и перебежала к следующей цветущей ограде. Совсем как в кино. Она закружит его, раззадорит, заморочит, доведет до исступления, до безумия. А закатное солнце освещало мирную цветущую зелень багрово-красным прощальным светом.
Нервно смеясь, они добежали до блеснувшего между деревьями пруда, где по розово-красной воде плыли золотистые облака.
- Искупаемся? - тяжело дыша, предложил Филипп.
А Марго уже сбрасывала на бегу платье и, наконец высвободившись, отшвырнула в сторону и врезалась в золотые облака. Холод. Блаженство. Бесшумно по-лягушачьи она поплыла, наслаждаясь внезапно наступившей тишиной и покоем.
Филипп догонял ее, шумно отдуваясь, поднимая фонтаны брызг, но, догнав, покорился тишине и так же плавно заскользил рядом.
Вода остудила обоих. И сблизила. Повернув голову, Филипп видел маленькую крепкую грудь Марго, ее гибкое тело, и, казалось, всего лишь миг отделял их от того, чтобы они приникли друг к другу, обнялись, слились и стали единым целым, как уже слились и стали единым целым с мягко обнявшей их водой. Ощущение близости было таким счастливым и взаимным, что они не стали торопиться и, лишь со значением посмотрев друг на друга, одновременно повернули назад.
Взявшись за руки, вышли из воды. Марго наклонилась, подобрала платье, перекинула его через плечо, стащила с себя мокрые трусики и вдруг кинулась как сумасшедшая бежать, размахивая платьем и трусиками, будто флагом. Филипп поначалу замешкался, а потом, уже не сомневаясь в победе, кинулся следом, летя жадной хищной птицей. Добыча поскользнулась на мягкой шелковистой траве и упала. Коршун камнем упал на нее и со счастливым клекотом закогтил.
Вставать они не спешили. Филипп гладил длинные мокрые волосы, касаясь губами щек, глаз, белеющего в траве личика Маргариты-ромашки. Она, прикрыв глаза, отдыхала - ей было хорошо.
Марго любила мужчин и всегда была им благодарна за эти минуты полного счастливого расслабления. Она чувствовала, что Филиппу тоже хорошо, и была довольна. После напряженного дня было просто необходимо расслабиться. Женским чутьем она уже поняла, что этот мужчина из породы охотников и в любви хорош, только если его хорошенько разогреть, раззадорить. Игра была стихией Маргариты. Сейчас она изображала юную девочку, которая только открывает для себя любовь, и представление явно нравилось Филиппу. Что ж, публика благодарна, надо дальше играть...
Филипп укрывал собой Марго, не выпускал ее. Он был счастлив. Все нравилось ему в новой жизни - отсутствие условностей, простота, естественность, бесхитростная Маргарита, которой он завладел в честной борьбе. Он подчинил ее, теперь она будет рядом с ним - добыча, которую он завоевал. Он имеет на нее все права. Ведь и Роже ему воздал сегодня должное. Но, пожалуй, им пора, трава сыровата, Марго того и гляди простудится.
Он посмотрел на нее с нежностью и отпустил.
- Вот увидишь, все получится отлично, - заговорила она, поднявшись и натягивая платье. - Знаешь, я поняла... Когда Анна... И я подумала...
Филипп не все слышал, потому что смотрел, как она надевает, потом расправляет на себе платье, а когда понял, что речь идет о роли, удивленно уставился на Марго: о чем это она?
- Если я о чем-то думаю, то только о тебе, - признался Филипп. - Боюсь, как бы ты не схватила насморк или еще что-нибудь похуже.
- И я боюсь, - подхватила Марго. - Сопливая Анна! Ужас! - И она энергично запрыгала на месте, размахивая руками. - В гостиницу хоть бегом беги, до того вдруг зябко стало! - закричала она Филиппу, который шагал по лугу в чем мать родила к белеющей в траве одежде. Шагал уверенно, по-хозяйски.
Сейчас вступит во владение шортами, подумала Маргарита и невольно усмехнулась, уже зная, что в одну секунду может завести его снова, стоит только подойти, прижаться потеснее, посмотреть снизу вверх кротко и доверчиво. Но зачем ей это? Пусть мужчина чувствует себя хозяином положения.
На обратной дороге Филипп обнимал ее за плечи, многословно рассуждал о чувствах. Марго молчала, сосредотачиваясь на завтрашней работе, внутренне собираясь, готовясь. К гостинице подошли уже в потемках. Филипп предложил пойти куда-нибудь посидеть, согреться.
- Я уже согрелась, - ответила Маргарита. - У меня завтра серьезная съемка. Мне пора бай-бай. - И, помахав на прощание, стала подниматься по лестнице.
Филипп, засунув руки в карманы, смотрел ей вслед. К Треньяну он больше не ревновал. Треньян - это Треньян. Мэтр. Высокий класс. Я сейчас такой эпизод выдам - закачаешься! Поем и засяду.
Он чувствовал себя в форме и готов был работать хоть до утра.
- Спокойной ночи, ромашка, - прошептал Филипп и отправился в ресторан при гостинице.
Он зверски проголодался.
Глава четвертая
Буря
Париж отдалился от Филиппа, сделался маленькой точкой, и различить в этой точке Санди было невозможно. Хотя если бы Филипп подался в обратную сторону, Париж снова бы вырос, разбежался потоками улиц, и на одной из них нашлось бы место Санди. Но пока он даже не оглядывался, до того захватила его новая яркая жизнь.
Санди ждала звонка. Филипп не звонил. От последней встречи у нее остался какой-то осадок, но она гнала от себя неприятные мысли, жалела Филиппа, сочувствовала его занятости. Жара стояла по-прежнему невыносимая. По вечерам она куда-нибудь ходила, ужинала с друзьями. Однако друзья разъезжались отдыхать, и, когда уехали Элен и Серж, Париж показался Санди пустыней, по которой кочевали лишь орды туристов. День или два она занималась домашними делами, собой. Подстриглась, купила новое платье. А на уик-энд решила навестить Филиппа. Позвонила ему в гостиницу раз, другой, третий, но так и не застала. И, уже не в силах изнывать у телефона, решила ехать в Бужи.
Санди выехала в субботу спозаранку и влилась в поток машин, который увозил истомленных жарой горожан из Парижа. Серая лента дороги разматывалась перед ней. Свежий ветерок гнал по небу крутобокие облака-корабли, от зеленеющих по обеим сторонам дороги полей веяло покоем.
Теперь и Санди радовалась, что наконец-то выбралась из города. Нажала кнопку магнитофона, и потихоньку запела ее любимая Барбара. Слушая песню про мучительную неразделенную любовь, Санди невольно взгрустнула. Она поставила другую кассету - у Бреля страсти не меньше, но его всегда одушевляет надежда.
Оказалось, что ехать не так уж и далеко: указатель пообещал вскоре поворот на Бужи. Про себя Санди отметила еще и стрелочку на Валье. Забавно! В Валье живет Поль Кремер. Жаль, что адрес стерся из памяти, а то можно было бы на обратном пути к нему заглянуть, познакомиться. Ну да все равно рукопись осталась в Париже, так что сожалеть не о чем.
Думая о Кремере, Санди не заметила, как добралась до Бужи. В гостинице никого. Неужели все на съемочной площадке? Конечно! С чего я взяла, что во время съемок бывают уик-энды? Съемочные дни всегда на вес золота. Что ж, тем лучше. Посмотрю, как они работают.
В гостинице ей объяснили, где снимают. Близко, всего в нескольких шагах, повернуть, еще раз повернуть, а там...
Умудрившись не заплутать, Санди вскоре убедилась, что киногруппа работает вовсю, переснимая материал, который запороли вчера, а запороли потому, что, одурев от жары, перессорились и переругались.
Треньян, заметив Санди, улыбнулся, но тут же насторожился и улыбнулся еще шире.
- Рад вас видеть, мадемуазель Тампл, вы еще очаровательнее, чем всегда. Вам удивительно идет эта прическа.
- Добрый день, мэтр. Рада вам сообщить, что и вы отлично выглядите!
Комплимент Треньяна был ей приятен, и настроение у Санди стало совсем лучезарным.
- Чем обязаны визиту? Неужели мы так заездили Филиппа, что он позвал на помощь? Мне-то казалось, что он полон энтузиазма, - продолжал журчать режиссер.
Санди обрадовалась, что не ошиблась в предположениях о непомерной занятости Филиппа, и поспешила успокоить мэтра.
- Филипп тут ни при чем, я приехала по собственной инициативе. Да и в договоре есть пункт о необходимых переделках. Полагаю, что у вас они в пределах разумного. - Санди уже говорила как литагент, озабоченный правами автора.
- В пределах гениального, - довольно хохотнул режиссер, - но, если будет перебор, издержки за счет мадемуазель Дюваль. Филипп перекроил ее роль, она стала куда интереснее. В общем, утрясем, не правда ли? Мы сейчас гоним как бешеные, делаем все, чтобы закончить съемки пораньше...
Раз Филипп занят, я ему мешать не буду, слушая режиссера, думала Санди. Я понимаю, что такое работа, и уважаю и свою, и чужую. Но вот одним глазком на мадемуазель Дюваль взгляну непременно, надо же познакомиться с исполнительницей второй по значимости роли.
- На главной у нас Тереза Мерри, как всегда обольстительна и безупречна. С молоденькой приходится возиться, но она того стоит, - веско уронил Треньян. - Рад был повидать вас, мадемуазель. Всего доброго. Филипп, если он вам нужен, полагаю, там, - мэтр махнул рукой, указывая направление, - а я побежал.
И толстяк действительно затрусил рысцой, отдавая на ходу какие-то распоряжения.