Он набросал проект документа, который обеспечивал ежемесячное пособие ребенку, расходы, включающие в себя все до получения им университетской степени. Как отметил Син, этого было вполне достаточно. Черт, это было немало, если учитывать всю сумму.
Вроде бы он давал ребенку все, но слово "отец" продолжало преследовать его. Он будет отцом. Он не планировал этого, не хотел этого, по крайней мере, сейчас. Может, когда-нибудь в будущем. Ведь этого хотел любой мужчина. Найти нужную женщину, жить спокойной, размеренной жизнью, завести детей…
Но вмешалась судьба. Одна ночь безумной страсти изменила все.
Поздно ночью он составил новый документ. Даже тогда он не был уверен, что использует его. Уставший, на рассвете он засунул обе стопки бумаг в дипломат и завалился в постель, говоря себе, что все решит окончательно, пока будет лететь в Калифорнию.
На самом деле он решил все только несколько минут назад. Хорошо это или плохо, но он представил Мариссе брачный контракт.
Марисса подняла глаза от бумаги. Документ, который он набросал, еле держался в ее руке.
- Брак.
- Брак, - подтвердил он спокойно. - Именно об этом я твержу тебе последний час.
- Нет! - Она отошла от него, ее щеки горели. - Именно это я говорю вам уже целый час, мистер О'Коннелл. Я не выйду за тебя. Никогда. Ты понимаешь? - Она порвала документ пополам, потом на четыре части. Обрывки бумаги упали на потертый ковер.
- Ты внимательно прочла?
- Ты имеешь в виду пункт о том, что мы будем обновлять брачный контракт каждые два года? - Марисса засмеялась. - Лазейка специально для тебя, чтобы ты смог начать бракоразводный процесс, когда тебе все осточертеет.
- Я не планирую развод, Марисса. Это просто открытая дверь.
- Это признание того, что у нас ничего не получится.
- Я не собираюсь обсуждать свое решение, - спокойно сказал Каллен. - Кроме того, я обговариваю мой финансовый вклад. Здесь говорится…
- Я знаю, что здесь говорится. Ты будешь снабжать меня… Как там написано? "Соответствующая финансовая поддержка, полагающаяся супруге".
Каллен почувствовал, что краснеет. Эти слова так ужасно звучали, потому что были плохо сформулированы.
- Здесь также говорится, - быстро добавил он, - что я оплачу твое образование в Гарвардской школе права.
- Только подумайте, - ледяным голосом сказала Марисса. - Той ночью я стоила тебе лишь ужина в ресторане. Проклятье, даже меньше. Наш университет оплатил счет.
- Проклятье, - рявкнул Каллен, подошел к ней, схватил за локти и приподнял на цыпочки. - Что произошло с тобой?
- Что произошло с тобой? - парировала она. - Неужели ты думаешь, что я все та же глупенькая девочка, которая поддалась тебе той ночью?
- Мы любили друг друга той ночью и сделали ребенка. В этом нет ничего глупого.
- Да. Ничего глупого в этом нет, - подумала она. - Зародить жизнь - это серьезное дело.
- Неужели я прошу чего-то невозможного, Марисса? Я все лишь хочу, чтоб ты вышла за меня.
О, как легко он это говорил! Брак и идеальная жизнь для их ребенка…
- Послушай, Каллен. Я знаю, что ты хотел, как лучше, но…
- А как насчет яхт? Ты любишь плавать?
- В смысле, по воде?
Каллен засмеялся.
- Да. В смысле, по воде.
Марисса передернула плечами.
- Когда воды больше, чем может войти в ванну, я нервничаю. Мы из разных миров. Даже если… если я бы рассматривала возможность заму…
- Не рассматривай, - резко оборвал он, - просто согласись.
Она начала что-то говорить, но он остановил ее нежным поцелуем, мягким прикосновением губ. Может быть, именно эта нежность лишала ее слов. В ее жизни было так мало нежности…
- Марисса, - прошептал Кален. Она отдалась его поцелую, отдалась успокаивающему теплу его тела, теплоте обнимающих ее рук. Она представила себе этого сильного, целеустремленного, сексуального мужчину своим мужем.
Эта мысль смутила и испугала ее. Она никогда не полагалась ни на кого, особенно на мужчину.
- Видишь? - отрывисто сказал Каллен. - У нас получается.
- Ты имеешь в виду секс. Но…
- Но что? - Он погладил ее лицо, и его глаза заблестели. - Разве муж не может желать свою жену?
- Да, может. Когда они знают друг друга. Когда их брак не является формальностью. Когда…
Он снова поцеловал ее, на этот раз более страстно. Марисса почувствовала, как земля уходит из-под ее ног. Она тихо застонала и прислонилась к плечам Каллена.
Она опять поддалась своим чувствам, опять позволила эмоциям взять верх.
- Каллен, - задыхаясь, сказала Марисса. - Каллен, я думаю…
- Прекрати думать, - яростно сказал он. - Просто чувствуй. Просто сделай это, выйди за меня.
- Если я выйду, - услышала она свои слова, - если я выйду, ты должен согласиться на то, что между нами не будет секса.
- То есть у нас будет ненастоящий брак?
Он сказал это серьезным голосом, но она знала, что он смеется над ней. Это придало ей решимости. Ее дыхание участилось. Она всегда хорошо играла в шахматы. Их разговор напоминал шахматную партию. Партия в шахматы… и она только что поставила ему шах и мат. Она привела Каллену довод против женитьбы на ней. Конечно, он был слишком сильным мужчиной, чтобы принять брак без секса.
- Я вижу тебя насквозь, - мягко сказал он.
- Не поняла?
- Ты ставишь условия, которые, как ты считаешь, я не приму. И бремя ответственности упадет с твоих плеч. Мы не поженимся, и это будет на моей совести.
Ее смешок прозвучал лицемерно даже для ее собственных ушей.
- Ерунда!
- Я думаю, ты надеешься именно на это.
- Ну, мне все равно, что ты думаешь. - Марисса отошла от него. - Твой выбор, Каллен?
Каллен прищурился и посмотрел на убежденную в собственной правоте Мариссу. Надо бы сказать ей, что ничто не заставит его надолго принять эти условия. И намекнуть, что она тоже не сможет так долго жить.
- Ну, - повторила она. - Твой ответ?
Он улыбнулся ей странной улыбкой. Потом завернул рукава еще на дюйм, бросил быстрый взгляд вокруг и заметил, что пора собираться.
Сердце, кажется, врезалось ей в ребра.
- Это значит, что ты принимаешь мои условия?
- Это значит, - спокойно сказал он, - у тебя есть час для того, чтобы собраться.
- Час? Это невозможно.
- Час, - отрывисто сказал он.
Марисса пошла в спальню, открыла шкаф и достала чемодан.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Почему его жизнь стала такой тяжелой?
Прошло две недели, четырнадцать дней, триста тридцать шесть часов. Если сравнить эти дни с листками в календаре, то получится немного.
Но если ты живешь эти часы, эти дни, эти недели, то тебе кажется, будто ты наблюдаешь вечность. Почему время идет так медленно?
Каллен стоял на террасе своего городского дома и смотрел на сад. В его руках стыла чашка кофе. Осень еще не наступила. Хотя листья начали краснеть и золотиться, температура стояла как в середине лета, такая же высокая.
Он любил осень, любил яркие краски листвы, холодные вечера… Но в этом году погода запуталась.
Так же, как и он.
Марисса презирала его. Она презирала это место. Она отказывалась говорить с ним, отказывалась смотреть на него, отказывалась даже признавать его присутствие.
Каллен глотнул кофе и скорчил гримасу. Кофе был таким же холодным, как и отношения в его доме. Но кофе, в отличие от отношений, можно было отставить в сторону.
Дать отставку Мариссе нельзя. Она была его женой.
Его неприкасаемая, неулыбающаяся, молчаливая, как сфинкс, жена.
Развод решил бы эту проблему. Половина знакомых ему людей была разведена или жила отдельно. Их бы даже не удивило, что он разводится через пару недель совместной жизни. Один из его коллег только что занимался разводом пары, чье семейное счастье длилось ровно девять дней.
Неужели именно такое отношение заслужил мужчина, который пытался поступить как должно?
Каллен нахмурился и повернулся лицом к двери.
Он действительно поступил разумно. Он был убежден в этом. Ну и что, что женщина, которая однажды смотрела на него со страстью во взгляде, теперь отворачивалась от него?
Жена не выносит его присутствия, мрачно думал Каллен. Из-за чего, интересно? Из-за того, что он вытащил ее из прекрасной жизни в трущобах Беркли? Из-за того, что ей не приходилось больше подниматься на четыре пролета ступеней в ее трехкомнатный карцер, обставленный мебелью, которую не приняла бы даже Армия спасения?
О, да. Он, без сомнения, вызвал этим ее ненависть.
Кому ни скажи, что он собирается оплатить ее обучение, и всем сразу станет ясно, что он плохо с ней обходится. У нее еще было время поступить в Гарвард, но будь он проклят, если упомянет об этом.
Пусть она подойдет к нему. Пусть скажет что-нибудь. Что угодно. Черт, если она ненавидит его, пусть скажет ему об этом.
Марисса не разговаривала с ним, не смотрела на него и, кажется, вообще не жила с ним на одной планете. Она прекратила разговаривать, как только согласилась стать его женой. Пока они ехали в аэропорт, она сидела рядом с ним, как манекен в музее восковых фигур. Неужели поступки в соответствии с долгом так дорого обходятся?
Он решил сделать остановку в Лас-Вегасе, перед тем как лететь домой. Лас-Вегас - это место, где не практикуются длинные брачные церемонии. Сначала он хотел, чтобы их расписал знакомый мировой судья в Бостоне. Но выражение бесчувственности на лице Мариссы, выражение полного презрения заставило его изменить планы. Лучше сказать "да" перед незнакомцем, который не будет задавать лишних вопросов.
Перед церковью стояла статуя Элвиса Пресли трехметровой высоты, сделанная со всеми подробностями, включая короткие баки и синие замшевые ботинки. Внутри церковь была украшена красными сатиновыми сердечками. Сначала он хотел развернуться и увезти Мариссу оттуда.
Но здравомыслие победило. Он живо представил себе, как позвонит в гостиницу "Песнь пустыни" и скажет матери, что он в городе. Что бы он сказал? "Привет, ма, знаешь что? Я женюсь, и, кстати, через пять месяцев ты станешь бабушкой".
Точно. Только это ей и не хватало услышать.
Пока Мэри не знает о Мариссе. Никто в семье не знает о ней. Син не в счет, но и он не знает, что брат женился…
Женился. Неужели это слово так странно звучит на английском?
Каллен стоял в церкви, украшенной красными сердечками, и смотрел на женщину, у которой желания выйти замуж было меньше, чем у приговоренного умереть на виселице. Он сжал зубы и рявкнул отрывистое "да" так, что мировой судья покосился на него.
Марисса, в свою очередь, прошептала ответ. Этот ответ заслуживал внимания общественности.
- С вами все в порядке, мисс Перес? - спросил мировой судья и беззастенчиво посмотрел на живот Мариссы.
- Все в порядке, - ответила она. - Давайте побыстрее закончим.
Мировой судья сделал из бракосочетания шутку. После того как он объявил их мужем и женой, он сказал: "Всегда приятно видеть невесту, которая рада связать себя узами брака".
Каллен вежливо засмеялся, мировой судья сделал то же самое. Марисса выглядела так, как выглядит остывающий труп. В конце концов, никто никого не обманывал. Марисса Перес стала Мариссой О'Коннелл, и событие было не из радостных.
Каллен поднес чашку к губам, скорчил гримасу, но допил кофе.
Чашка сильно врезалась в руку Каллена и треснула. Он ругнулся и посмотрел на белые фарфоровые осколки, лежащие у его ног. Он рванул дверь террасы, вошел на кухню, взял совок и щетку из подсобки.
Какую игру она затеяла?
Он поклялся себе, что не прикоснется к ней. Он не хотел, чтобы она была рядом, если ему придется бороться с ее презрением, бороться до тех пор, пока она не признает, что хочет его. Каллен вернулся на террасу и начал собирать осколки чашки в совок. И тут заметил красное пятно на щетке и красные капли на двери террасы. Он глубоко поранился и даже не почувствовал. Он вернулся в квартиру за бинтом и увидел, что за ним тянется красная полоска по жемчужно-серому берберскому ковру.
Этого только не хватало.
- У тебя кровь!
Каллен оглянулся.
Марисса стояла на верхней ступеньке широкой мраморной лестницы, которая вела в гостиную из прихожей. Ее лицо было белее мела.
- Марисса?
Она открыла рот и покачнулась. Каллен бросил совок и щетку и побежал к ней.
- Марисса, - сказал он, хватая ее, - в чем дело?
- Все в порядке, - прошептала она, но он прекрасно видел, что это не так.
- Святая Мария! Что-то с ребенком?
Каллен оглянулся и увидел Консепсьон. Экономка стояла в вестибюле, ее карие глаза округлились от ужаса.
- Я не знаю. Моей жене стало плохо.
- Мне не плохо, - неуверенно сказала Марисса. - Правда. Отпусти меня. Со мной все в порядке.
И Каллен, и экономка проигнорировали ее слова.
- Усадите сеньору на софу. Опустите ей голову. Да, так. - Консепсьон скрестила руки на груди. - Она может потерять ребенка. Кровь…
- Это моя кровь, не ее.
Каллен присел на корточки рядом с женой и взял ее руки в свои.
- Марисса. Поговори со мной.
- Я сказала тебе, все хорошо. У меня просто закружилась голова.
- Сеньора? Что происходит? Это ребенок?
Марисса покачала головой.
- С ребенком все в порядке. Голова уже прекратила кружиться. Кровь…
- А, да. Кровь.
Каллен переводил взгляд с одной женщины на другую. Они говорили по-испански. Почему ему не приходило в голову, что эти женщины могут говорить на одном языке?
И как могло получиться, что Марисса была в более близких отношениях с экономкой, чем с ним?
Пошло все к черту. Как вышло, что он не знал такой важной вещи о своей жене?
- Что? - спросил он. - Что она говорит?
- Во всем виновата кровь. При виде крови сеньоре стало плохо.
Каллен посмотрел на свою руку. Кровотечение прекратилось, но были видны капли крови на ковре и на джинсах.
- Ничего страшного, - сказал Каллен Мариссе, - просто небольшой порез. Порез, - повторил он для экономки.
Консепсьон кивнула.
- Я уберу все, сеньор.
- Спасибо, Консепсьон. Но пока не принесешь ли ты нам холодный компресс?
- Мне не нужен компресс, - запротестовала Марисса и посмотрела на него. - Я в порядке. Правда.
Каллен подумал, что она выглядит неважно: бледная, круги под глазами, дрожащие губы. Разве две недели отдыха и хорошего питания не пошли ей на пользу?
- Лучше все-таки приложить компресс.
Она покачала головой, распрямилась и аккуратно высвободила руки. Нетрудно было понять, что она опять уходит в себя.
Марисса не хотела помощи ни от кого, особенно от него.
Консепсьон шумно вошла в комнату, неся пакетик со льдом. Она передала пакетик Каллену и так же шумно вышла, чтобы собрать осколки. Когда она скрылась на кухне, Марисса попробовала подняться.
Каллен схватил ее за руку и задержал около себя.
- Посиди спокойно пару минут.
- Дай мне лед.
- Я сделаю сам. Ты только наклонись вперед. Вот и все.
Марисса нагнула голову. Каллен убрал волосы с ее шеи. Кожа там была мягкой и нежной. Он представил, что она сделает, если он приложит свои губы к ее шее вместо льда.
- Смешно, правда? - сказала Марисса. - Взрослая женщина вырубается при виде крови.
Он улыбнулся и нежно прижал пакетик со льдом к освобожденному от волос месту.
- Однажды мы были на пикнике, и паук упал в суп моей сестры Меган. Она завизжала, как бэнши .
Марисса издала какой-то приглушенный звук, будто пыталась не рассмеяться.
- Она, наверное, была очень маленькая?
- Ей было двадцать.
На этот раз Марисса засмеялась. Он не мог понять, почему ему вдруг стало хорошо.
- Ладно, ей было пять. Но ее представление никто из нас до сих пор не забыл.
Каллен прижимал лед к затылку Мариссы.
- Знаешь, не жаль потерять немного крови, чтобы узнать, что тебе не все равно.
- Мне не… - Ее щеки покраснели. - Это не имеет отношения к тебе.
- А-а. Я мог бы догадаться. Я мог бы упасть к твоим ногам с торчащим из сердца мечом, и ты даже не моргнула бы глазом.
Марисса издала очередной смешок. Было бы ошибкой сближаться с этим человеком. Не стоило показывать ему, что он что-то для нее значил.
Каллен О'Коннелл появился на горизонте, выбил почву у нее из-под ног и заставил ее принять то, что он считал правильным.
Но он не принадлежал ей. Он исполнил свою обязанность, женился на ней. Привез ее в свой дом…
И поселил ее в комнату для гостей.
Отдельные комнаты. Разные жизни. Он сбежал в первое же утро. Оставил ей короткую сухую записку, в которой написал, что у него встреча.
Марисса встала. Каллен убрал пакетик со льдом.
- Сейчас лучше?
- Да. Спасибо за помощь.
Он посмотрел на нее, но не сдвинулся с места. "Встань, - приказала себе Мариса. - Сейчас же…" Каллен взял ее за руку.
- Держу пари, у тебя нет братьев.
- Да. У меня нет братьев.
- Если бы они были, ты бы так привыкла к виду ссадин, что и глазом бы не моргнула.
- Действительно, - согласилась молодая женщина, пытаясь придать голосу скучающее выражение, но это у нее не получилось. У этого человека был дар красноречия. В тот вечер, когда они встретились, она нашла этот дар очаровательным. В ту ночь он заставил ее забыть о себе, забыть, кем она была, заставил ее забыть обо всем на свете.
Она снова попыталась встать. Каллен не дал ей этого сделать.
- А сестры? У тебя есть сестры?
- Я - единственный ребенок, - коротко ответила она.
- Счастливица.
- Нет, это не так. - Слова вырвались сами собой. - То есть, это должно быть приятно иметь родных братьев и сестер.
Каллен усмехнулся.
- Родных, да? Ну, что ж, ты назвала их лучше, чем называю я по временам. Особенно братьев.
- Сколько у тебя братьев? - Не то чтобы это имело какое-то значение. Его жизнь интересовала ее только в связи с ребенком.
- Двое, и еще три сестры-сорвиголовы.
Марисса приподняла брови.
- Сорвиголовы?
- Да. Их интересуют футбол, бейсбол, американский футбол. Моя мать всегда говорила, что местный травм пункт из-за нас не запирался на засов.
У Мариссы вырвался короткий смешок.
- Ну вот, - мягко произнес Каллен, - видишь? Ты умеешь смеяться. А то я уже начал сомневаться в этом.
- Каллен, действительно…
- Почему у тебя такое серьезное лицо?
Потому что я думаю, я думаю…
- Марисса. - Его улыбка была ласковой. - Марисса. - Он провел по ее щеке рукой, провел пальцем по губам. - Неужели ты здесь так несчастлива?
- Сеньоре нужна забота. - Появившаяся в дверях экономка испепелила Каллена взглядом. - Вы думаете, что достаточно сделать ее вашей женой, но это не так. Вы оставляете ее одну на целый день. Позволяете ей плакать, не разговариваете с ней…
- Плакать? - переспросил Каллен, глядя на Мариссу.