— Я не сомневаюсь, что ты потерял память, Себастьен.
— Я знаю. — Он вздохнул и спросил: — А как часто ты должна кормить его?
— Он ест столько же раз, сколько я, кроме того, еще пьет на ночь молоко — где-то около одиннадцати. Потом обычно спит до шести утpa, — подчеркнула она. — Сегодня мы немного выбились из колеи. Утром он проснулся в четыре, поэтому ел раньше, чем обычно. Все немного сместилось, — невразумительно добавила она. Себастьен кивнул.
— Может, тебе неприятно, что я расспрашиваю? Видишь ли, мне нужно во всем разобраться. Это странно, потому что я и так должен был бы обо всем знать.
— Да. А ты не сердишься, что я тебе не сказала? — нерешительно спросила она.
— На тебя — нет. Я просто все время думаю, что… — Он замолчал и, упершись локтями в колени, оглядел небольшую комнату, посмотрел на швейную машину в углу, на портьеры на окне.
— Вот такие занавески ты шьешь?
— Да. И еще наволочки для подушек, и сами подушки. Ничего особенного, но… — «Прекрати свою болтовню, Джеллис, — упрекнула она себя. — Его совершенно не интересуют твои домашние дела».
— Они такие красивые. А почему у тебя нет рождественской елки?
— Ну, потому что я… — Как ему сказать, что без него елка не имеет никакого значения? — У меня не было времени, — смущенно промолвила она.
Они еще сконфуженно помолчали, а потом Себастьен спросил:
— А мы отмечали Рождество, Джеллис?
— Да, — тихо сказала она.
— Расскажи мне. Что было в прошлом году? У нас была елка? Украшения?
— Да, ты сказал… Это был наш первый Сочельник, — тихо начала вспоминать она, глядя на их сына. — Елка была огромная… — Со слабой улыбкой она вспомнила, как они пытались затащить ее в парадную дверь. Она посмотрела на мужа, и лицо ее смягчилось. — Это была великолепная елка, Себастьен. Мы с трудом занесли ее в холл, царапая побелку, поставили в углу возле окна, а ты потратил целое состояние на игрушки и мишуру. — «И такое же состояние он потратил на подарки для меня и моих родителей». — Было так хорошо, — вспоминала она, картины прошлогоднего Рождества отчетливо представали перед нею. — Такое счастливое время. Приехали папа с мамой. У нас было так много приглашений на Рождество — в рестораны, бары, а потом ты пригласил много гостей к нам, на рождественский обед, — улыбнулась она.
— И они приехали?
— Ну конечно. Тебя все очень любили.
— А тебя, Джеллис? Тебя разве не любили?
Она забавно пожала плечами.
— Надеюсь, да.
— А я готовил обед?
— Да. Ты разрезал индейку. На нас были шутовские колпаки. Мы страшно много пили. И смеялись.
— А в этом году елки нет, и нет гирлянд на парадной двери, — тихо проговорил он.
— Да. — Она снова посмотрела на сына, не зная, что сказать.
— Джеллис!
Она нерешительно подняла на него глаза, посмотрела на это дорогое близкое лицо и почувствовала, как у нее сжало горло.
— Да? — хрипло спросила она.
— У нас будет елка.
Джеллис отвела взгляд в сторону, чувствуя себя брошенной. Ей было страшно надеяться. Но она кивнула головой.
Выпрямившись и поводя плечами, чтобы снять напряжение, Себастьен поднялся.
— Я схожу принесу вещи из машины.
— Из машины? Ты приехал на машине?
— Нет, я взял ее напрокат в аэропорту.
Она кивнула и прикусила губу. «Я даже не спросила его, как он сюда добрался».
— А у тебя все еще…
— Фальшивый паспорт? Нет. Теперь у меня все по закону.
— Это хорошо.
Он улыбнулся и вышел, а Джеллис откинулась на спину и принялась размышлять над его словами. «Почему он хочет, чтобы у нас была елка? Потому что понимает мое состояние? Даже если ничего не помнит?»
Она тихонько вздохнула. «Родители обожали его. Они все бы отдали ради того, чтобы мы были вместе. Отец стал экспертом по винам. Во всяком случае, ему так казалось, — с улыбкой подумала она. — Они вместе с Себастьеном вдохновенно обследовали винные погреба, попробовали не одну бутылку и не по одному поводу… И мама стала совсем француженкой. Она полюбила ездить за покупками на рынок, словно привыкла к этому с самого рождения. Несмотря на языковой барьер, она всегда умела отыскать среди торгового изобилия лучшие овощи».
Джеллис решительно покачала головой и смахнула слезы. «Всего час. Всего минута, потому что нового Себастьена очень трудно распознать. Он вел себя не так, как раньше, не так думал и, похоже, не так чувствовал, поэтому трудно догадаться, что можно от него ожидать. Если он остается только ради ребенка… Это не меняет того, что он здесь, разве не так? И мне надо справиться со своими чувствами».
«А если бы он не потерял память? Что бы он сейчас делал? Соблазнял бы еще кого-нибудь? Не знаю. Понятия не имею. А Натали? Что она сейчас делает? И изменилось бы что-нибудь, если бы она тогда не приехала? И на этот вопрос у меня нет ответа».
Джеллис почувствовала, как у нее смыкаются веки, и встрепенулась, чтобы прогнать сон.
Через несколько минут вошел Себастьен, в руках у него была небольшая сумка. Она посмотрела на быстро таявший снег у него на плечах и на волосах.
— Снег еще идет?
— Да, — улыбнулся он. — Намело. Завтра я слеплю снежную бабу.
— Снежную бабу? — Она заглянула ему в глаза и почувствовала, как щеки ее согрело теплом. Вот такие слова мог бы произнести «старый» Себастьен. Знать бы, на самом ли деле он хочет этого. Неловко улыбнувшись, она быстро отвела взгляд в сторону.
— Сейчас я найду для тебя одеяла.
— Спасибо. — Он поставил сумку рядом с диваном и снова сел на стул.
«Чувствует ли он себя так же неловко и натянуто, как я? Или он ждал другой реакции по поводу снежной бабы? Нам и так нелегко. Сейчас мы разные люди. Незнакомцы, которым предстоит узнать друг друга. И если бы у нас не было ребенка, захотел бы он остаться? Конечно, он не привез с собой много вещей. Судя по размеру его сумки, он взял одну пару белья и одну смену одежды. Как для уик-энда».
Джеллис посмотрела на сына, который допил свою бутылочку, вытерла ему ротик. Себастьен протянул руки и наклонился к ребенку.
Оставив его с малышом, Джеллис отнесла детские вещи наверх, в спальню, отыскала простыни, одеяла и подушку и вернулась с ними в гостиную.
Остановившись у порога, она увидела, что малыш заснул на руках у Себастьена. Вид у мужа был испуганный. Сердце у нее заныло с новой силой. Она подошла и принялась раскладывать диван.
— Я сам справлюсь, — тихо сказал он, и Джеллис замерла и кивнула.
— Хорошо. Тогда, если не возражаешь, я пойду спать.
— Да.
Джеллис еще раз глубоко вздохнула и взяла у него ребенка. Когда она наклонилась, коса упала ей на грудь и, казалось, надолго приковала его внимание. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга. Атмосфера сгущалась. Чуть ли не в страхе Джеллис взяла у него ребенка и быстро выпрямилась.
— Спокойной ночи, — хрипло произнесла она.
— Спокойной ночи, Джеллис. Хочешь, я отнесу его наверх? — поднимаясь, спросил он.
— Нет, — торопливо отказалась она и отпрянула от его громадной фигуры. — Правда, я хорошо себя чувствую. Спокойной ночи.
Она быстро ушла и поднялась в свою комнату. «Если бы я разрешила ему нести ребенка, он оказался бы здесь, в моей спальне». Она взглянула на двуспальную кровать и беспокойно вздохнула. Она чувствовала, как внутри ее поселилась невыразимая боль… «Отчего эта боль? Ее не должно быть. Не должно. А вдруг он остался бы? Вдруг бы все вернулось и он вспомнил бы… Вспомнил, почему уехал? И снова оставил бы меня? Нет, этого я бы не пережила. Ни за что на свете».
Она оставила ночник включенным, потом запечатлела на лобике младенца нежный поцелуй и уложила его в кроватку.
— Спокойной ночи, — прошептала она. — Спи крепко.
Убедившись, что он тепло укрыт одеяльцем, Джеллис тихо подошла к окну, отодвинула занавески и выглянула во двор. Мимо окна пролетали снежинки. «Если ему станет плохо, он уедет, не так ли? И что дальше? Напряжение будет расти и расти, как тогда, во Франции… Но я хочу его. О Боже, как же я хочу его!»
Она задвинула занавески и стала готовиться ко сну. Но она знала, что не заснет. Знала, что не сможет спать, поскольку мысли ее будут там, с ним, ведь он всего лишь в нескольких метрах от нее. Она лежала и всматривалась в темноту, и все время перед глазами у нее проплывал тот миг, когда она держала руки у него под свитером и когда они смотрели друг на друга, а сердце у нее неистово билось.
Она представила себе другое развитие сюжета. Представила, как она прильнула ближе к нему, и почти ощущала прикосновение его губ у себя на коже. «Думал ли он о том, какой пробуждает во мне огонь? А может, он вообще не придает этому никакого значения?» Ей хотелось крадучись спуститься вниз и убедиться, что он не ушел. Посмотреть на него спящего. В шесть часов утра ее разбудил малыш.
Она неловко начала спускаться вниз, в полусне приготовила ребенку бутылочку и снова поднялась в свою комнату. Потом взяла Себастьена-младшего и положила к себе в кровать.
Она неловко начала спускаться вниз, в полусне приготовила ребенку бутылочку и снова поднялась в свою комнату. Потом взяла Себастьена-младшего и положила к себе в кровать.
— Тише, тише, ты перебудишь всю улицу.
С закрытыми глазами она сонно укладывалась поудобнее, пока ребенок не припал к ее груди. Тут в дверь тихонько постучали, и Себастьен вошел в комнату.
— Я слышал, как ты встала, — тихо сказал он. — И подумал, что ты, может, хотела бы выпить чашечку кофе.
— Спасибо. — Понимая, что у нее растрепаны волосы, а лицо заспано, она беспомощно посмотрела на него. Он был небрит, в наспех натянутом свитере и брюках, босой… И все же никогда он не казался ей таким милым. — Снег еще идет?
Он улыбнулся и покачал головой.
— Так прекрасно вокруг. Повсюду хрустящий белый холодный снег. — Он поставил кофе на тумбочку и поглядел на сынишку. — Я могу чем-нибудь помочь?
«Да, — хотела сказать она. — Забирайся ко мне в кровать, обними меня, а я буду держать нашего сына. Однако я не могу этого сказать, не так ли?» И она покачала головой.
— Можно, я приму душ?
— Ну конечно. Не нужно спрашивать.
Он как-то странно улыбнулся и переключил внимание на сына.
— А ты снова уснешь после того, как покормишь его?
— О, нет. Я встану.
— Для чего? Если кто-нибудь постучит в дверь или позвонит — я же здесь! Может, ты полежишь и поспишь еще немного?
Джеллис не знала, что на это ответить, не знала, чего ей хотелось. И просто улыбнулась в ответ.
— Может быть. Спасибо за кофе.
— Смотри, чтобы не остыл.
— Хорошо.
«Мы разговариваем, как вежливые незнакомцы», — подумала Джеллис, когда Себастьен вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь. Она почувствовала, как одинокая слезинка скатилась у нее по щеке, и нетерпеливо вытерла ее. Сердце у нее сильно болело. Она страстно тосковала по нему, но вынуждена была бороться с собой.
Она услышала, как он вошел в ванную, включил воду, представила его себе обнаженным… Ей стало жарко, неловко, она почувствовала себя почти больной и закрыла глаза. «Ничего у нас не получится. Ничего».
Она покормила ребенка и положила его в кроватку, потом для забавы установила ему погремушку, отодвинула шторы и посмотрела, что за погода на улице. Очевидно, всю ночь валил снег, потому что окрестности были укрыты толстым белым одеялом.
Зачарованная этим зрелищем, Джеллис медленно улыбнулась и снова почувствовала себя ребенком. Ей хотелось выбежать во двор, слепить снеговика. Скоро, едва люди пойдут на работу, а дети в школу, эта чистая земля будет истоптана, запачкана. Вот, в середине дорожки молоковоз уже оставил свои следы, и Джеллис тихонько засмеялась, увидев, как почтальон намеренно топчет покрытую снегом лужайку миссис Нэйтер, чтобы оставить на ее клумбе свои следы.
По-прежнему улыбаясь, она отвернулась от окна навстречу новому дню. «Это будет другой день. Потому что здесь Себастьен».
К десяти тридцати Джеллис переделала неотложные домашние дела, накормила младенца, и Себастьен спросил ее, не желает ли она помочь ему выбрать рождественскую елку.
— Помочь? — удивленно спросила она. Себастьен искоса взглянул на нее. В карих глазах появились смешинки.
— Неужели ты думаешь, что я единолично буду выбирать праздничную елку? — капризно спросил он.
В ее глазах отразилась его улыбка. Она кивнула и надула губы.
— Я понимаю, я пятно на твоей репутации. Тогда поставлю вопрос по-другому. Хотела бы ты поехать и посмотреть, как я буду выбирать елку?
Джеллис засмеялась и, кивнув головой, быстро отвела взгляд от его добрых глаз. В груди ее снова повисла тяжкая, труднопереносимая боль…
— Тогда иди и возьми пальто и ботинки, а я заберу коляску. Мы можем купить елку в деревне?
— Да. Мне нравится ездить по местным магазинам. Поддерживать владельцев.
— Как во Франции, — кивнул он головой. — Иначе нам останутся одни супермаркеты.
— Да. В любой стране надо сохранять деревенскую жизнь.
— Я согласен с тобой. Бери пальто.
Джеллис взяла куртку и зимние ботинки, одела ребенка в стеганый костюмчик и посадила его в коляску, которую Себастьен вкатил в холл из гаража. Тепло укутав малыша, Джеллис обернулась и увидела, что Себастьен угрюмо смотрит на нее.
— А где твои ботинки?
— У меня других нет. Эти подойдут.
— Нет, не подойдут, — возразил он. — Снег за несколько секунд набьется в них. И куртка эта тоже не подходит. На улице холодно, Джеллис. Пойди возьми пальто.
Джеллис разволновалась, смутилась. Чувствуя себя почти виноватой, она тихо сказала:
— У меня нет пальто.
— Почему? Ты же говорила мне, что у тебя достаточно денег! — Лицо его стало жестким, и он сердито добавил: — Почему? Ведь ты жила бок о бок со мной…
— Нет! Деньги тут ни при чем. У меня не было времени! — «А если быть честной, то просто не было желания». — Я куплю пальто, как только мы поедем по магазинам, — поспешно пообещала она.
— А разве можно купить пальто и ботинки в деревне?
Она покачала головой.
— Я поеду в Фолкстоун или в Дувр, когда мы купим елку.
— Сначала мы поедем в город. — Все так же мрачно глядя на нее, Себастьен тихо сказал: — Я был богатым человеком. Почему же оставил тебя без средств, Джеллис? Почему? Неважно, что я чувствовал, чего хотел, в чем нуждался, но почему же оставил тебя без денег?
— Наверное, потому, что ты знал, что у меня кто-то есть. Может, ты думал, что ребенок — не твой… Я не знаю, Себастьен! Ну, поехали?
— Да, — стиснув зубы, согласился он. — Я могу вернуть арендованную машину, у компании есть отделение в Дувре. Мы сделаем покупки, а они потом нас отвезут в деревню.
— Они этого не сделают!
— Обязательно сделают, — удивленно произнес он.
Глядя на его решительное лицо, Джеллис мысленно согласилась с ним. «Да, разумеется, отвезут. Даже до аварии, если Себастьен чего-то желал, он непременно добивался этого. А теперь он стал гораздо более властным, чем прежде».
— Можно сложить коляску и поместить ее в багажник?
— Да.
Он кивнул, набросил теплую куртку, которая, очевидно, была в машине, вынул ребенка из коляски и передал его Джеллис.
— У тебя есть детское сиденье?
— В машине.
Он снова кивнул и выкатил коляску. Через пять минут коляска уже была в багажнике, младенец сидел в своем креслице. Джеллис забрала ключи и сумку, закрыла парадную дверь и покорно устроилась на сиденье машины.
Она надежно пристегнула маленького Себастьена к креслицу, потом защелкнула ремень безопасности и посмотрела на мужа. Она понимала, что он сердится не на нее, но ей все равно было обидно. «До чего же неприятно чувствовать себя крысой, сбежавшей с корабля». Она стала смотреть в окно на зимний пейзаж.
Завершив поход по магазинам, в результате которого у Джеллис появилась новая дубленка и теплые ботинки, они позавтракали в Дувре, и Себастьен спросил у официанта, нет ли в кафе комнаты, где его жена могла бы покормить и переодеть ребенка. К большому удивлению Джеллис, такая комната у них нашлась. «Если бы я была одна, они отнеслись бы ко мне с сочувствием, но отказали бы. Благодаря Себастьену все оказалось как нельзя лучше».
Погрузившись в грустные размышления, она начала кормить сына, а муж ее тем временем вышел полюбоваться на древний город.
Когда он вернулся, она заметила, что он не просто осматривал достопримечательности. В руках Себастьен держал несколько больших пакетов, но когда она спросила его, что это, он просто улыбнулся ей в ответ.
Автомобильная компания отвезла их домой, а потом Себастьен занес в дом пакеты и детское креслице, и они отправились в деревню. Себастьен вез коляску. У него был немного глуповатый вид, однако Джеллис не собиралась говорить ему об этом.
— Люди будут смотреть на тебя, — тихо предупредила она его. — Им интересно узнать, где ты был.
Он искоса взглянул на нее и улыбнулся.
— Хотя Тереза, это медсестра, — объяснила Джеллис, — из-за твоего загара решила, что ты, скорее всего, не сидел в тюрьме.
Улыбка его стала шире, в карих глазах запрыгали лукавые смешинки.
— Ну и что же должен сказать старина Себастьен? — спросил он.
— Что-нибудь… оскорбительное.
— В таком случае я придумаю что-нибудь этакое. Может, мой английский не так уж хорош? Non?[7]
— Non, — с радостной улыбкой согласилась она, а потом рассмеялась и покачала головой. «Как все это напоминает прежние времена! Такая очаровательная чепуха. Но раньше этого не было, — предостерегла она себя. — И никогда не повторится вновь».
— В чем дело? — тихо спросил Себастьен, и Джеллис вымученно улыбнулась и покачала головой.
— Я могла бы сама заплатить за пальто и ботинки, — тихо произнесла она.
— Да, — мягко согласился он.
— Если бы ты не потерял память, все было бы по-другому. Но ты потерял ее, и тебе не нужно искупать свою вину.