Глядя на нее, он слабо улыбнулся.
— Я подумывал о том, чтобы купить лодочную станцию в Пор-Вандре, открыть художественную галерею в Коллиуре. Что ты об этом думаешь?
— Прекрасная мысль, — беспомощно произнесла она. — И ты будешь жить там? В Коллиуре?
— Возможно. С ним все в порядке? — встревожено спросил он, поскольку ребенок вдруг беспокойно зашевелился.
— Гмм, — промямлила Джеллис, и они вместе посмотрели на сына. — Он просто хочет, чтобы на него обратили внимание.
Джеллис взяла ребенка, плотнее обернула шалью, посадила к себе на колено и принялась что-то нашептывать ему.
— Может, ты отдохнешь с полчасика? — спросил Себастьен и принялся разыскивать все необходимое для приготовления омлета.
— Со мной все в порядке, — поспешно ответила она. — Я просто посижу и посмотрю. — Ей было приятно смотреть, как он проворно все готовит. «Этими руками он касался меня…»
— Ты нашла записку? — тихо спросил он.
— О да. — Она вынула ее из кармана и передала ему. И не сводила с него глаз, пока он читал ее. Чтение не заняло у него много времени.
Себастьен мрачно сложил записку и вернул ее Джеллис.
— Он мой, не так ли? — спросил он, начав сбивать яйца.
— Кто?
— Ребенок. Он мой!
Глава восьмая
Потрясенная, Джеллис лишь мрачно и тупо смотрела на него.
— Он мой? — спокойно и настойчиво повторил Себастьен.
— Ну, конечно же, твой! А чей же еще?
— Может, Дэвида?
— Дэвида? — бессмысленно переспросила она.
— Да. — Он поставил взбитые яйца в холодильник, налил масла на сковородку и поставил ее на плиту.
На лбу Джеллис появились морщинки.
— Дэвида? — в замешательстве повторила она.
— Да. Ты ведь знаешь человека по имени Дэвид, не так ли?
— Да, но я не понимаю, почему… В самом деле, почему ты думаешь… То есть… Кто тебе рассказал про него?
— Натали. — Он достал из холодильника приготовленную смесь и вылил ее на сковородку.
— Когда? — спросила Джеллис. — Когда она сказала тебе?
— Когда я видел ее в Провансе.
— И что же она тебе рассказала? И откуда вообще она об этом узнала?
— Понятия не имею. Так кто же он?
— Его уже нет, — пробормотала Джеллис, не переставая тревожиться о том, что имеет в виду Себастьен.
Осторожно сняв сковородку с плиты, Себастьен обернулся и уставился на Джеллис.
— Нет?
— Он давно умер. За пять лет до того, как я встретила тебя. И ты даже не можешь думать, что…
На этот раз нахмурился он.
— За пять лет до того, как ты встретила меня?
— Да. Мы были обручены. Но когда он играл в регби, у него случился сердечный приступ.
— Сердечный приступ? А сколько ему было лет?
— Двадцать пять. У него был неизлечимый порок сердца, и однажды, во время игры в регби, он умер.
— Боже мой! — потрясенно воскликнул Себастьен. — А ты любила его?
— Да, — просто ответила она. — Но не так, как тебя…
— Понимаю.
— Правда? И что же ты понимаешь?
Он мрачно улыбнулся.
— Не знаю. Я подумал, что, может, из-за этого я уехал… из-за того, что решил… Натали сказала… — Он протяжно вздохнул и повернулся к плите. — Она сказала, — задумчиво продолжал он все с тем же угрюмым лицом, — что ей было понятно, почему я бросил тебя. А когда я спросил, почему, она сказала: «Из-за Дэвида». Сказала, что ты одновременно встречаешься с нами обоими. Что ты поехала в Англию не для того, чтобы повидаться с родителями, а для того, чтобы встретиться с Дэвидом.
— Но откуда она узнала про него? — беспомощно спросила Джеллис.
— Не знаю.
— Я не могла видеть Дэвида, потому что его нет в живых. Но если ты слышал от кого-нибудь его имя… — она нахмурилась, — то должен был спросить меня. Все это бессмыслица, Себастьен.
— Да, — согласился он.
— Так, значит, из-за этого ты приехал? Чтобы все выяснить?
— Нет.
— Нет? Но ведь ты только что обвинил меня в том, что у меня была… любовная связь? Только что обвинил меня в… обмане?
— Нет! Нет, Джеллис! — повторил он и поглядел на нее через плечо. — Мне просто надо было спросить.
— Спросить? — гулко отозвалась она и встала на ноги. — Неужели ты и вправду думал, что я попыталась бы навязать тебе чужого ребенка?
— Не знаю, — понуро отозвался он. — Ведь я же не знаю, что ты за человек.
Джеллис гневно и озадаченно поглядела на него и покачала головой.
— Это верно, — тяжело согласилась она.
— Я не знал, что мы были женаты, не знал, что у меня есть сын, когда Натали мне рассказала про Дэвида. Но теперь я знаю, и мне надо знать — все знать. Иначе…
— Что-нибудь еще может вылезти на свет Божий?
— Да.
Но Джеллис больше ничего не знала. Она глубоко вздохнула и, опустив глаза, заметила, что маленький Себастьен заснул. Она осторожно перенесла его в гостиную и уложила в коляску. «Если бы Натали не рассказала ему о Дэвиде, он, наверное, никогда бы не приехал».
Она медленно вернулась на кухню и увидела мужа. Он стоял там, где она оставила его, с лопаткой в руке, и смотрел на дверь.
— Ты не мог оставить меня из-за Дэвида, — пылко произнесла Джеллис. — И у меня не было связи ни с кем другим. Я любила тебя, Себастьен. Любила больше жизни. И не могла тебя обмануть. Не могла. Ты должен был это понимать. Не сейчас, потому что ты ничего не помнишь, но тогда… Я даже не верю, что ты не знал о Дэвиде и что я не говорила тебе, что мы были с ним помолвлены… — Она беспомощно взмахнула рукой и села за стол.
— Жерар говорил, что я был жестоким, но ты мне не поверила, правда?
— Правда.
— Розовые очки, Джеллис? — нежно спросил он.
«Смотрела ли я через них? Возможно».
— А что сейчас происходит, Джеллис?
— Я не знаю, — ответила она.
— А вдруг ко мне никогда не вернется память? Значит, я никогда не смогу стать отцом для моего сына?
Она покачала головой, понимая, что он не может видеть ее, и тихо сказала:
— Нет. Теперь, когда ты знаешь, ты всегда сможешь приходить к нему. — «Что еще я могу сказать?» Она обхватила себя руками, чтобы согреться и успокоиться, и стала смотреть на него. — Не прошло и дня с тех пор, как мы встретились в Портсмуте, чтобы я не думала об этом, не спрашивала себя, правильно ли я поступаю. Но я больше не знаю тебя, не знаю, как сделать, чтобы тебе было лучше.
— Да, — согласился он, потому что тоже не знал ответа. — Может, ты накроешь на стол? Обед почти готов.
Она кивнула, поставила тарелки, приправу и, пока они молча ели, все думала о том, что еще случится. О том, что еще рассказала Натали. Джеллис казалось, что она никогда не простит этого сопернице. «Но откуда же она узнала про Дэвида?»
Когда они закончили есть, Себастьен собрал пустые тарелки и составил их в раковину, приготовил свежий кофе и принес его на стол.
— Я все время прокручиваю в голове мою поездку сюда из Прованса, — тихо заговорил он, — и все, что случилось, все, о чем мне рассказала Натали и ты. Две женщины отличаются друг от друга как небо и земля. И я бросил вас обеих. Может, здесь кроется что-то еще?
Он всмотрелся в ее лицо, потом помрачнел и беспомощно спросил:
— Но почему? Что могло заставить человека сделать то, что совершил я? Но при этом я не чувствую себя ни мошенником, ни лжецом.
— Не знаю. Может, для тебя слишком тяжела была ответственность, ты почувствовал, что тебя ограничили, связали по рукам и ногам. Может, когда ты снова увидел Натали, ты понял, что все еще любишь ее. Не знаю, Себастьен. Я сама ломала голову в поисках причины. Может, я была во всем виновата, что-то натворила, сказала лишнее или слишком многого ждала? Я ничего не понимаю. Может, тебя выбила из колеи моя беременность, а потом, когда родился ребенок, я слишком много внимания уделяла ему? Он не был «примерным» младенцем, и нам не удавалось выспаться. Мы оба очень уставали… Может, ты почувствовал, что тебе лучше уйти… — беспомощно добавила она.
— Но ведь я мог сказать! Мы ведь должны были обсудить все это! И наверняка нашлись бы какие-нибудь обвинения, доводы…
— Нет, — тихо сказала она. — Ничего не было. Ты поцеловал меня на прощанье, удостоверился, что у меня достаточно денег на текущие нужды, предупредил соседей, что я несколько дней побуду одна, сказал мне, что любишь меня и вернешься как можно быстрее, и уехал.
— Боже праведный, — вздохнул Себастьен. — А когда же я послал ту записку?
— Через три дня.
— А Натали?
— Она приехала через день после этого.
Они словно выдохлись и сидели, грея руки о чашки и задумчиво глядя на кофе. Джеллис снова вздохнула.
— Уже поздно, — пробормотала она.
— Да. Мне лучше поехать в отель.
— Нет! Извини, я просто хотела сказать… — Она быстро посмотрела на него, потом отвела взгляд и смущенно улыбнулась.
— Что если я остановлюсь в отеле, — договорил он за нее, — то все подумают, что…
— Да. Мне лучше поехать в отель.
— Нет! Извини, я просто хотела сказать… — Она быстро посмотрела на него, потом отвела взгляд и смущенно улыбнулась.
— Что если я остановлюсь в отеле, — договорил он за нее, — то все подумают, что…
— Да. В маленькой деревушке все про всех все знают, и…
— Но ведь это никого не касается, кроме тебя?
— Да. Нет. Я никому не говорила, что…
— Я бросил тебя?
— Да. — Она смутилась, потом глубоко вздохнула и спросила: — А на сколько? То есть…
— Сколько дней я здесь пробуду?
— Да.
— А сколько дней мне разрешат провести здесь, Джеллис?
Она посмотрела на него и осторожно спросила:
— Разрешат?
— Да. У меня ведь нет на это абсолютного права, не так ли? Но он мой сын, и я хотел бы узнать его, узнать, какой он, понять его.
— Да, конечно.
Он протянул руки через стол и взял ее ладони в свои, не обращая внимания на то, как она напряглась, пытаясь высвободиться.
— Посмотри на меня, Джеллис.
Она нерешительно подняла глаза, с трудом сглотнула и стала ждать.
— Я понимаю, что ты не хочешь, чтобы я был здесь, понимаю…
— Не то что «не хочу», — поспешно поправила его она. — Не могу. Не могу, — повторила она. — Я говорила тебе…
— Да. Говорила, что, возможно, ко мне никогда не вернется память, и…
Она закрыла глаза и мысленно помолилась.
— Не делай этого, — в страхе прошептала она. — Не делай этого.
— Я должен. Мне надо. Он мой сын. Позволь мне остаться ненадолго, пожалуйста, чтобы я мог узнать его. Я потерял память, всю жизнь. Не дай мне потерять и сына.
«О, как это несправедливо. Но он прав. Как я могу прогнать его? Поэтому я не сразу сказала ему о ребенке».
— Ты позволишь мне остаться, Джеллис?
Она беспомощно кивнула.
— Спасибо. И что бы ни случилось, я всегда позабочусь о том, чтобы ты и ребенок были материально обеспечены. Ты позволишь мне по крайней мере это?
— Да.
— А кстати, как ты со всем этим справлялась? Тебе помогали родители?
— Нет, — тихо ответила она. — Этот коттедж принадлежит моему дяде. Он разрешил мне жить здесь бесплатно, и у меня есть немного своих денег. До того, как я встретила тебя, у меня было небольшое дело, связанное с оформлением дома, — занавески, одеяла, подушки, все в таком роде.
— Ну и как шли дела?
— Неплохо. У меня не было магазина, я работала на дому. Жила на комиссионные, — туманно объяснила она.
— А сейчас?
— Я сделала несколько стеганых одеял, занавесок, когда приехала сюда…
— Вот эти?
— Да. Кое-кому они очень понравились, о них рассказали в округе… Я сделала не так много, у меня не было времени, — с мимолетной улыбкой сказала она. Однако она не очень следила за тем, что говорила, не слишком внимательно прислушивалась к его вопросам. Она ощущала его прикосновение и думала о том, что он остается. О том, что они будут вдвоем в этом доме. В очень маленьком домике.
— Здесь только одна спальня, — глухо сказала она.
Глава девятая
— Я могу лечь на диване.
— Он очень короткий, — неуверенно сказала она.
— Как-нибудь устроюсь.
— Коттедж невелик, — в отчаянии пролепетала она. — Спальня и ванная наверху, гостиная и кухня внизу. Я хочу сказать, тебе лучше… Конечно, глупо волноваться о том, что подумают соседи…
— Но ведь они — твои соседи, — мягко перебил он. — И это твоя жизнь, не так ли?
Она отвела от него глаза и кивнула. «Но я не хочу, чтобы это была только моя жизнь. Я хочу, чтобы это была наша жизнь. Но этого не может быть». Не зная, что еще сказать, она почувствовала облегчение, услышав, что ребенок проснулся и заплакал.
— Похоже, он знает, что сейчас будет, — пробормотала Джеллис. — Я схожу за водой, и мы его выкупаем.
Она поспешила на кухню, налила воды в тазик и аккуратно принесла его в гостиную. Мысленно упрекая себя за глупость и нервозность, она поставила тазик на пол и взяла у Себастьена ребенка.
— Надеюсь, с легкими у него все в порядке? — иронично спросил Себастьен, поскольку ребенок продолжал кричать во всю мочь.
— Да, — согласилась она и посадила сынишку на пол. — Тише, тише, — успокаивала она его. — Люди подумают, что я плохо обращаюсь с тобой. Он ненавидит, когда его купают и переодевают, — объяснила она, чувствуя необходимость поддержать разговор. — А если тебе это кажется ужасным, то что ты скажешь, когда услышишь, как он орет во время утреннего купания? Бог знает, о чем только думают соседи.
— Это точно, — согласился он и с удовольствием принялся рассматривать своего орущего краснолицего сына. — Ты так здорово справляешься, — похвалил ее он.
— Практика.
— Да, — подтвердил Себастьен. — Наверное, очень трудно, — угрюмо прокомментировал он, — все делать одной.
— Иногда, когда он расстроен и много плачет или я чувствую себя усталой… Но ведь у меня нет другого выбора. Мне просто приходится ко всему приноравливаться, жить одним днем. Мои родители помогали бы мне больше, если бы я позволила им это. Может, я и кажусь хрупкой, — смущенно улыбаясь, добавила она, вспомнив слова медсестры, — но на самом деле я крепкая. И вообще, так много женщин в моем положении, да еще без работы, которая есть у меня. Я могу работать дома, мои родители всегда помогут, когда мне это понадобится… — «Но ночи такие одинокие. Без теплых, надежных рук любимого мужчины». Она посмотрела ему в глаза и тихо сказала: — Я старалась изо всех сил.
— Я не критикую тебя, Джеллис.
— Хорошо. Потому что как бы там ни было, но факт остается фактом: ты имел связь с другой женщиной и бросил меня. Я не могу забыть этого, Себастьен. Не могу закрыть на это глаза.
— Да, — согласился он.
— Если бы я знала, или бы мы обсудили это, или ты бы сказал мне, что разлюбил меня, если бы ты был со мною честен… Все тогда было бы по-другому, потому что в жизни такое случается. Но ты этого не сделал. Боль моя могла быть меньше, если бы я знала. Шшш, — обратилась она к ребенку. — Скоро будешь купаться.
Проверив температуру воды, она стала купать малыша.
Потом мельком взглянула на Себастьена и тихо сказала:
— Может, это звучит грубо, но я хочу быть честной. Я не могу этого забыть, как бы ни хотела.
— Не можешь, — сказал он, глядя, как она одевает ребенка в пижаму.
— Пойду принесу его молоко и кашу. — Она передала мужу ребенка и пошла на кухню.
Увидев заветную бутылочку, малыш перестал плакать и, глядя на мать, засиял и сразу стал воплощением кротости, словно никогда за свою короткую жизнь не проявлял таких вспышек гнева, как минутой раньше.
— Ну вот, — сказала Джеллис, — настоящие показательные выступления. — Она завязала фартучек вокруг его шейки и, поскольку Себастьен не желал расставаться с младенцем, придвинула стул и начала кормить их проголодавшееся чадо. — Ты настоящий поросенок, — нежно пожурила она младенца, когда он мгновенно, гораздо быстрее, чем она готовила, проглотил последнюю ложку каши. Передав миску Себастьену, она подхватила сына и пересела на другой стул. Потом взяла бутылочку, попробовала, не горячо ли, и поспешно засунула ребенку в ротик, прежде чем тот снова разразился воплями.
Подняв глаза, она неловко улыбнулась Себастьену. Он угрюмо улыбнулся в ответ.
— Я здесь все уберу, ладно?
— Да, пожалуйста.
Он наклонился, принялся складывать полотенце, чему-то усмехаясь. Потом унес его вместе с тазиком на кухню. Вернувшись, Себастьен аккуратно положил крем и пакет ваты в коробку и закрыл крышку. А Джеллис не сводила с него глаз, смотрела, как он двигался, прикасался к вещам. Он все проделывал точно так же и до того, как уехал.
— Тебе принести что-нибудь?
— Что? О, извини. Может, чашку какао? — с надеждой спросила она, и он послушно отправился на кухню.
Она расслабленно вздохнула и, откинувшись на спинку стула, начала молиться, чтобы Бог послал ей силы. «Но прислушивается ли Господь к отчаявшимся?»
Вернулся Себастьен, и с ним вновь пришла напряженность. Он поставил какао на кофейный столик возле нее, сам сел напротив и вытянул перед собой свои длинные ноги. «Знакомая поза. О Боже, до чего знакомая поза! Если бы все было в порядке, я села бы к нему на колени вместе с ребенком и кормила бы его, сидя на коленях у мужа. А может, я бы и сама кормила его грудью». Но после того, как Себастьен уехал, у нее пропало молоко. «Это из-за стресса и переживаний», — сказал тогда доктор.
Проглотив ком в горле, Джеллис посмотрела на сына и нежно погладила его по темным волосикам.
— Он красивый, правда? — тихо спросила она.
— Да. У него твои глаза. Но меня немного смущает, что нас обоих зовут Себастьен, — негромко заметил он.
— Да. Мы назвали его Себастьен-младший.
— Вот как? Хотел бы я все стереть из памяти, Джеллис. Ведь потерять память — это так удобно.