— Он похож на тебя, тебе не кажется? — тихо спросила Джеллис.
— Похож на меня? — удивленно спросил Себастьен, потом иронично улыбнулся — типичной улыбкой француза. — Вполне возможно, — пожал он плечами. — Он же мой сын. Боже мой, как мне трудно переварить это! Я и так с трудом понял, что ты — моя жена, но еще это…
— Да, — невпопад согласилась она и, не зная, что еще сказать, глуповато пробормотала: — Мне кажется, его надо переодеть. — Поднявшись, она взяла почти пустую бутылочку и вручила ее Себастьену. — Может, он потом захочет доесть. А я возьму его вещички.
Она подхватила пластиковый матрац для переодевания и бросила его на пол у ног. Все еще вздрагивая, не веря в происходящее, она взяла коробку с детской одеждой, при этом наблюдая, как ее муж неуклюже докармливал сынишку из бутылочки.
Она взяла у него ребенка и положила его на матрац. Малыш пускал пузыри, размахивал ручонками и сучил ножками, и Джеллис нежно пощекотала его животик. На какой-то миг она застыла, представляя себе, как он начнет ходить, потом пойдет в школу, вырастет в сильного юношу и станет таким же, как отец.
Она с трудом проглотила ком в горле и, ощущая на себе взгляд Себастьена, аккуратно стянула ползунки с ребенка и испачканную пеленку. Джеллис вымыла его, переодела и снова передала отцу. Потом убрала матрац и коробку, унесла грязную пеленку и нерешительно спросила:
— Хочешь уложить его спать?
Себастьен, казалось, не удивился и не испытал благодарности, он просто кивнул и пересел в кресло. Сынишка извивался у него в руках. Отец казался таким большим, крепким, а сын — таким крошечным. И Джеллис не верилось, что ее муж — здесь. Что он вернулся. Но надолго ли?
— Ты не мог бы отнести его в кроватку наверх? Днем он спит долго, он так привык. — Махнув рукой, она невнятно пробормотала: — А я пойду приготовлю кофе.
И она торопливо ушла на кухню, сохраняя в памяти эту картину — отца с сыном на руках. И тут ее начало трясти. Она вцепилась в стол, чтобы не упасть. «Он имеет право сердиться, но, похоже, не сердится. По крайней мере, мне так кажется. Просто он испуган».
Стараясь ни о чем не думать, она схватила кофеварку, наполнила ее и включила. Но тут вспомнила, что не сказала Себастьену, чтобы он положил ребенка на спину, когда тот заснет.
Джеллис молча поднялась наверх, заглянула в спальню и увидела, как Себастьен стоит возле кроватки. Он смотрел на спящего сынишку, и на лице его была написана такая боль, такая печаль… Ребенок лежал на спине. Отец заботливо подоткнул одеяльце, так что ей не нужно было входить и что-то говорить ему. Чувствуя себя так, словно вторгается на чужую территорию, Джеллис тихо отступила. На ее миловидном лице отразилось смятение.
Дойдя до подножия лестницы, она услышала, как кто-то постучал в дверь. Тихонько вздохнув, она подошла к двери и улыбнулась, увидев медсестру.
— Вы что-то забыли?
— Да. Извините, Джеллис, но я не оставила здесь свою ручку, когда заходила к вам?
— Вашу ручку? — Джеллис нахмурилась. — Нет, по крайней мере, я ее не видела.
— Кажется, я оставила ее на кухне. Вы не станете возражать, если я посмотрю?
Джеллис понимала, что у нее не слишком гостеприимный вид, и снова выдавила из себя улыбку.
— Разумеется, нет. — Широко открыв дверь, Джеллис впустила женщину.
— Я чувствую запах ко… — Гостья оборвала себя на полуслове, заметив Себастьена, медленно спускавшегося по лестнице. — О Боже, — еле слышно прошептала она.
Джеллис тоже повернула голову и увидела его глазами Терезы. Он был высокий, загорелый, крепкий, сурово-недоступный и необыкновенно привлекательный. Из-за таких мужчин у нее ослабевали коленки, а сердце начинало стремительно биться. «Какой он чувственный. Уверенный в себе. Он стал жестче, чем раньше, когда я его знала, но все равно, он просто разбивает мне сердце. На его лице появился отпечаток зрелости и решительности».
Он кивнул медсестре, улыбнулся Джеллис и отрывисто объявил:
— Мне надо ненадолго выйти. Вернусь через час.
— Хорошо, — тихо ответила она. — Ребенок заснул?
— Да. — Он еще раз кивнул Терезе и вышел.
— О Боже! — снова воскликнула Тереза. Вид у нее был ошеломленный. Глядя на дверь так, словно видела сквозь нее, она откровенно спросила: — Это?..
— Да, это мой муж.
— У него такой… опасный вид. — Она моргнула, потом сморщилась, сообразив, что допустила бестактность, и с извиняющейся улыбкой повернулась к Джеллис. — Простите меня, но я никогда бы не подумала, что у вашего мужа может быть такой вид. Я хочу сказать, он… не выглядит так, словно… А вы такая нежная! Хрупкая!
— Вряд ли я такая уж хрупкая, — возразила Джеллис. — Идите, посмотрите, где ваша ручка.
— Да, хорошо. — Все так же озадаченно Тереза пошла впереди Джеллис на кухню.
«Теперь, — криво усмехнулась Джеллис, — вся новость распространится по деревне как пожар. «Вы видели мужа Джеллис? О Господи, у него такой грозный вид!» Так оно и есть на самом деле. А каким они ожидали бы увидеть моего мужа? — с усмешкой подумала она. Наверное, нежным. И забавным, и очаровательным. Но какое мне дело до того, что скажут другие. Я думаю лишь о том, что будет дальше».
Джеллис отвечала на вопросы медсестры, пока та разыскивала свою ручку. Потом нехотя налила ей кофе, когда девушка попросила ее об этом, и тут Джеллис начала подозревать, что Тереза пришла потому, что видела, как приехал Себастьен. А может, кто-нибудь другой видел.
— У вас всегда такой чудесный кофе — самый лучший, — пробормотала Тереза, с удовольствием отпив из своей чашки. — А какой он большой, не правда ли? — как бы невзначай отметила она.
— Младенец? — спросила Джеллис, намеренно притворившись, что не понимает, о ком речь.
— Нет, ваш муж.
Едва улыбнувшись, Джеллис кивнула.
— Да, он высокий. Но ведь и я тоже не маленькая.
— Да. У него такой сексуальный акцент. Он ведь француз, не так ли?
— Да.
— А где, вы говорили, он был?
— Я ничего не говорила.
— О! — И глядя на вежливую маску на лице Джеллис, она неожиданно ухмыльнулась: — Это не мое дело, правда?
— Гмм.
— Вы не поверите, но в деревне о вас рассказывают такое! Вы вдова, ваш муж бросил вас, вы вообще не были замужем. Он был женат…
— Но он и в самом деле женат, — тихо ответила Джеллис. — На мне.
— Вы, наверное, соскучились по нему…
— Да.
— Вряд ли он был в тюрьме, ведь у него такой загар…
Слегка вздрогнув, Джеллис поставила чашку и посмотрела на сидевшую напротив нее девушку.
— Не был, — твердо произнесла она. — Он не был в тюрьме. А вы вообще не теряли свою ручку, не так ли?
— Теряла!
— Нет! — мягко возразила Джеллис и поняла, что она права, так как щеки Терезы порозовели. — Но только не слишком преувеличивайте, ладно?
— Что?
— Когда начнете рассказывать сказки.
— Джеллис!
— Тереза, — насмешливо произнесла Джеллис.
— Ну хорошо, — согласилась Тереза. — Мне стало любопытно. Миссис Маркхэм видела, как он приехал.
— И вас послали на разведку?
Она усмехнулась.
— Ну, вы должны понимать… все об этом только и судачат. Я хочу сказать, когда вы приехали сюда, вы были похожи на Спящую Красавицу…
— На Спящую Красавицу? — потрясенно воскликнула Джеллис.
— Да, — твердо сказала Тереза. — Такая красивая, элегантная, таинственная. И у вас были такие печальные глаза. И когда бы кто-нибудь с вами ни заговаривал, вы моргали глазами, словно кто-то разбудил вас, потом загадочно улыбались и шли своей дорогой. Ну, разумеется, все сгорают от любопытства! И, кроме всего, вы не похожи на окружающих. У вас совсем иной вид. Какой-то аристократический.
— Чепуха! Я не больше аристократка, чем вы.
— Может быть, но у вас такой вид! И каждый мужчина старше четырнадцати предается тайным мечтам о вас!
Допуская, что медсестра преувеличивает, Джеллис грустно улыбнулась и покачала головой.
— Это правда!
— Глупости. А вам лучше пойти и доложить всем обо всем, пока еще кто-нибудь не постучал ко мне в дверь, чтобы узнать про меня.
Стыдливо усмехнувшись, Тереза встала из-за стола.
— По крайней мере, я дала вам время, чтобы вы могли поздороваться друг с другом.
— Это верно, — тихо согласилась Джеллис. «Видимо, Тереза представляла себе страстные объятия? Или как мы неистово и нетерпеливо занимаемся любовью? О, я хотела бы этого. Еще как хотела бы. Но если бы мои желания могли исполниться…»
— Вы не сердитесь?
— Нет, — с вымученной улыбкой ответила Джеллис. — Но на вашем месте я бы не стала пытаться что-нибудь выжимать из Себастьена: от него вы еще меньше добьетесь, чем от меня.
— Но я и не посмею! У него такой…
— Ну да, опасный вид, вы уже это говорили.
— И он так волнует… О таком любовнике можно только мечтать.
— Не пытайтесь, — тихо предупредила Джеллис.
— Не буду, — буркнула Тереза и пошла к двери. — Я не хотела, то есть… О! — смущенно и расстроено воскликнула она. — Увидимся позже.
— Гмм.
— Берегите ребенка.
— Постараюсь.
С облегчением закрыв за Терезой дверь, Джеллис прислонилась к стене и вздохнула. «Не пытаться? Но что я сделаю, если кто-нибудь все же попытается? Ничего, потому что у меня больше на это нет права. Себастьен меня не помнит. Но он думает обо мне. Он сам так сказал».
Глаза у нее загорелись мрачным огнем, она быстро побежала вверх по лестнице, чтобы принять душ и переодеться. А потом подумала, для чего ей это. «Я ведь не буду пытаться привлечь его, потому что это глупо донельзя. Но я хочу его. Так сильно хочу, что у меня даже болит сердце. Однако я не могу быть с ним — не могу, потому что к нему не вернулась память… Но что будет теперь, когда он узнал про ребенка?»
Расчесывая свои длинные волосы, Джеллис смотрела на себя в зеркало. Она видела незнакомку в черно-белом шерстяном платье с пуговицами впереди, в черных туфлях на низком каблуке. Она часто носит одежду в черно-белых тонах (вернее, носила, поправила она себя, когда мне еще не было все равно). Потому что это ее устраивало. Немного тщеславно, но…
«Но теперь я не знаю, кто я, — в панике подумала Джеллис. — Так много времени прошло с тех пор, как я сдерживала себя и свои эмоции тоже. Мне трудно вспомнить, какой я была. Он влюбился в веселую девушку, но сейчас во мне веселья не осталось. И давно уже его нет». Джеллис попыталась улыбнуться, но улыбка показалась ей же самой вымученной и неискренней.
Она бросила щетку и быстро заплела волосы. Чуть-чуть косметики, немного духов, и сердце ее забилось: она услышала шаги на дорожке перед домом. Джеллис знала его походку, различала ее и, набрав в легкие воздуха и пытаясь не нервничать, устремилась вниз, чтобы открыть ему дверь.
Масса розовых роз скрывала лицо Себастьена, и к ней потянулся тяжелый аромат цветов. На сгибе его локтя сидел плюшевый медвежонок.
Он отодвинул цветы в сторону и тихо, серьезно проговорил:
— Немного поздно. Я не помню…
— Да, ты меня поблагодарил, — быстро ответила она. — И спасибо тебе, — добавила она, неуверенно улыбаясь. — Чудесные цветы, — сказала она, протянув руки к букету.
Себастьен зашел с ней на кухню, посадил на стол медвежонка. Джеллис пыталась дышать ровно и медленно, не давая своему напряжению вырваться на волю, не бросаясь в его объятия, хотя ее неодолимо тянуло к нему. Она готова была умолять его о любви. Глядя на медвежонка, чувствуя как никогда присутствие здесь Себастьена, Джеллис заметила ярлычок на шее игрушки. Она опустила цветы и наклонилась, чтобы прочитать, что там написано. Надпись была на французском языке. Она была переведена наспех, небрежно и гласила: «Привет, Себастьен. Меня зовут Аль Бер[6]».
Улыбнувшись, Джеллис вопросительно посмотрела на мужа:
— Аль Бер? Ведь так по-французски произносят «Альберт»?
— Гмм. А ты переоделась.
— Что?
— Твое платье. Это для меня?
— Да… Нет! — в панике воскликнула она. И быстро отведя взгляд от его потеплевших глаз, пытаясь успокоить лихорадочно стучащее сердце, она уставилась на записку и стала читать дальше: «Я пришел, чтобы заботиться о тебе. Я буду любить тебя, ухаживать за тобой, оберегать от несчастий». — О, Себастьен! — прошептала она.
— Да. По крайней мере, он не уйдет, если только кто-нибудь не унесет его, не правда ли? Насколько я знаю, медведи не посылают записок.
— Да, — согласилась она. — Он просто очаровательный.
— И ты тоже.
Она испуганно подняла не него глаза и тут же опустила их.
— Не надо, — умоляюще произнесла она. — Пожалуйста, не надо.
— И мужественная, — добавил он, словно она ничего не говорила. — Я шел по городу — это Фокстоун? — спросил он и, когда Джеллис кивнула, продолжил: — И постоянно думал и думал о том, как обошелся с тобой. И о том, как ты здесь осталась совсем одна. Что ты делала после того, как я уехал?
— Ничего особенного, — мрачно ответила она. — В первую неделю я была в шоке. Я позвонила Жерару, каким-то нашим друзьям, но никто ничего не знал и ничего не слышал. Потом я позвонила родителям. Папа поехал в Коллиур посмотреть, не вернулся ли ты туда. Я разговаривала с полицией, со всеми, с кем можно. Сюда приезжал Жерар, он был так зол, — прошептала она. — Забрал все твои вещи, спросил, не нуждаюсь ли я в деньгах. Я еще немного пожила в нашей квартире, просто на всякий случай, но мы снимали ее на определенный срок, и мне показалось глупо… Так что я приехала сюда, — закончила она.
У Себастьена был мрачный, какой-то чужой вид. И злой.
— Почему ты не вернулась в Портсмут? По крайней мере, у тебя там друзья.
— Да, — тихо согласилась она, но не стала объяснять, почему этого не сделала. Не стала говорить, что ей невыносима была чья-либо жалость. Что ей необходимо было остаться один на один с ребенком. Ей нужно было справиться со всем этим. — Я думаю, мне просто надо было отгородиться от мира.
— Это можно понять. А я все время твержу себе, что у меня есть сын. Что он мой, и я не могу… Это так трудно, Джеллис… — Замолчав, он сделал какой-то странный жест рукой. — Я не могу ничего изменить. Факт в том, что я бросил тебя. И не могу притворяться, что ничего не произошло. Но я сожалею. Так сожалею, что ты даже не представляешь себе. Прости, что обидел тебя, прости за…
— О, пожалуйста, не надо, — расстроено оборвала она его. Она не сводила с него глаз, страстно мечтая, чтобы все между ними наладилось. — Ну, пожалуйста, не надо цепляться за прошлое. Теперь ничего не изменить, а если говорить о нем, то это…
— Да, — согласился он, и Джеллис благодарно улыбнулась ему.
— Я думаю, ты хочешь есть, — пробормотала она, пытаясь поменять тему и снять напряжение, которое все росло между ними.
— Да.
— Ты бы хотел…
— Остаться пообедать?
— Да, — сдавленно произнесла она. — Если хочешь… Я имею в виду…
— Хочу.
Джеллис не поднимала глаз от пола, чтобы он не увидел в ее глазах тоску и не почувствовал дрожь, которую ей почти не удавалось сдерживать. Она рассеянно погладила медвежонка по лапе.
— Кофе остыл. Я приготовлю другой.
Он кивнул.
— Можно отнести Аль Бера наверх, к Себастьену?
— Ну да, конечно, — быстро согласилась она. — Тебе незачем спрашивать, то есть… — Она умолкла и беспомощно вздохнула.
— Я ненадолго, — мрачно улыбнулся он. Джеллис резко кивнула в ответ, отвернулась, чтобы взять чашку, включила кофейник и, услышав, что Себастьен вышел, прерывисто вздохнула. Закрыв глаза, она словно плащом окутывала себя решимостью. «Он может не вернуться. Может. Он не обязан возвращаться. Но как же я этого хочу!»
Она подавила в себе эти мысли и стала вглядываться в сумрачный декабрьский день. Но в окне увидела лишь свое отражение. Джеллис ненавидела зиму, холодные вечера, влажные дни. Ей нужно было солнце и тепло, смех и любовь. Она скучала по Франции. Скучала по их общим друзьям…
В отчаянии вздохнув, Джеллис рывком опустила шторы, чтобы отгородиться от зимнего дня, и занялась цветами. «Не думай, не размышляй, не строй планы, — приказала она себе. — Живи одним днем, одним часом. Одной минутой».
Она перенесла вазу с цветами в гостиную, аккуратно поставила ее на сервант и нагнулась, чтобы насладиться ароматом. Ей так трудно было держаться естественно, высказать то, что таилось в душе, не зная, чего она действительно хочет. Вспомнив, что Себастьен просил показать ему записку, она вынула ее из шкафа, развернула и в сотый раз прочитала несколько скупых строк. Потом быстро сложила ее и засунула в карман, услышав шаги Себастьена, спускавшегося по лестнице.
Она вышла в холл и почувствовала, как сердце ее оборвалось: Себастьен осторожно нес малыша на руках.
— Он проснулся, — словно оправдываясь, начал он, и Джеллис сделала грустную мину.
— Он пытается выставить меня лгуньей, — пробормотала она. Направилась на кухню и с извиняющейся улыбкой произнесла: — У меня не так много еды на обед. Я сегодня не выходила из дома.
— А что у тебя есть? — мягко улыбнулся Себастьен.
— Яйца.
Он снова улыбнулся.
— Тогда будем питаться яйцами. Может, омлет? Жена Жерара говорила, что я любил готовить, что у меня получался отменный омлет. Это правда?
— Да. — Она чувствовала, как отрывисто звучит ее голос, и постаралась расслабиться. Вдохнув глубже, чтобы успокоиться, она повернулась к нему лицом: — Похоже, ты уже смирился с тем, что потерял память.
Гладя сына, Себастьен дотронулся до его кулачка.
— Мне тоже так казалось, но только до тех пор, пока я не выяснил, что бросил не только жену, но и сына. Мне кажется, что если смирюсь, то память никогда не вернется ко мне. Я уже начал надеяться, что так и будет… Я так устал от этих приключений. Оттого, что у меня нет цели в жизни. Устал от собственной злости.