– Да, и еще монахиню, сестру Анжелику, молодую китаянку и троих детей. – Она сверлила посланника гневным взглядом. – Месье Пишо, китайские христиане из последних сил пытаются добраться до Пекина. Их смерть будет на нашей совести. Это наши священники обратили их в христианство. Мы не можем позволить, чтобы их убили за веру. Не можем стоять в стороне, пока их уничтожают.
Пальцы Филиппа безжалостно впились в ее руку, и посланник резко приказал:
– Немедленно оставьте в покое мисс Харленд!
Филипп выпустил руку Оливии и отступил, прекрасно понимая, что никогда не простит ей сегодняшнего унижения. И гибель всех своих надежд.
– Необходимо выслать войска, – продолжала Оливия, успев завладеть вниманием не только посланника, но и всех сидевших за столом. – Совсем скоро будет поздно что-то предпринимать. Пекин возьмут в осаду, и мы не дождемся помощи извне.
– Но надеюсь, Пекину не грозит опасность? – дрогнувшим голосом спросила миссис Маклауд. – "Боксеры" не посмеют напасть на город.
Оливия грустно усмехнулась:
– Посмеют, миссис Маклауд. Это их заветное желание и главная цель. Епископ Фавье утверждает, что в столицу уже проникло немало "боксеров", которые только ждут сигнала, чтобы вытащить из карманов красные повязки и ополчиться против китайских и европейских христиан.
– К-кто такой епископ Фавье? – пролепетала побелевшая миссис Маклауд.
– Апостолический викарий Пекина. Его собор Пэйтан находится в западной части Императорского города и уже забит беженцами, – пояснила Оливия и снова обратилась к внимательно слушавшему посланнику: – Он с помощью одних только монахинь заботится о сотнях голодных и больных китайцев. Святой отец сказал мне, что не раз пытался объяснить членам дипломатического корпуса всю серьезность ситуации. В англиканской миссии положение не лучше. Там буквально дышать нечем и нет дюйма свободного пространства. Им нужна наша помощь. Еда и лекарства.
– Откуда вам известно положение дел в западной части города? – поинтересовался заинтригованный посланник.
– Потому что я была там, – пояснила Оливия. – И все видела своими глазами.
Месье Пишо слегка кивнул. Да, тут нет ничего удивительного. Мисс Харленд – поистине необыкновенная девушка.
– Поздравляю, Филипп, с таким удачным выбором невесты, – сказал он своему бледному, взбешенному сотруднику. – Мисс Харленд не только умна, но и храбра.
Он подпер сложенными руками подбородок и обратился к Оливии с таким видом, словно они были одни в этой комнате. Словно она была мужчиной и его ровней.
– Я единственный из своих коллег с самого начала разделял ваши страхи. За четыре дня до приема, данного сэром Клодом в честь восьмидесятой годовщины королевы Виктории, на совещании дипломатического корпуса я предложил послать в Тяньцзинь за подкреплением.
Оливия вспомнила, с каким жаром леди Гленкарти требовала, чтобы предложение было отвергнуто.
– Сегодня, после нападения на Фэнтай, мы снова созвали совещание и единогласно решили затребовать военной помощи. Если все пойдет, как запланировано, войска отправятся из Тяньцзиня в Пекин через два дня.
Два дня?..
Радость Оливии тут же угасла. Поздно! Через два дня "боксеры", скорее всего, будут уже у ворот города.
– Как, по-вашему, когда солдаты или матросы прибудут в Пекин? И в каком количестве?
Глаза месье Пишо сверкнули. Очаровательной мисс Харленд следовало бы родиться мальчиком! Из нее вышел бы великолепный оппонент за любым столом заседаний.
– Матросы и морские пехотинцы, мисс Харленд. Недалеко от побережья, в Таку, стоят на рейде боевые корабли. От Таку до Тяньцзиня тридцать миль по железной дороге, а потом еще шестьдесят восемь миль до Пекина, – пояснил посланники, помедлив, добавил: – Боюсь, что первый отряд будет крайне невелик по численности.
– Сколько? – коротко спросила Оливия.
Взгляды всех присутствующих были обращены на склоненную седую голову посланника.
– Триста человек. Офицеров и матросов, – выдавил он, наконец.
Мистер Маклауд, уже успевший понять вею степень грозившей им опасности, побледнел.
– Триста? – прошептал он. – Против такого количества "боксеров".
Посланник смущенно кивнул.
– Но железнодорожная станция находится за стенами Пекина, – медленно произнесла Оливия. – Их наверняка заманят в ловушку и убьют еще до того, как откроются городские ворота.
Все присутствующие молчали.
Горничные убрали тарелки с нетронутым десертом.
Посланник вновь посмотрел на Оливию.
– Что вы предлагаете, мисс Харленд? – без всякой насмешки или снисходительности спросил он, словно советуясь с коллегой.
– Послать как можно больше войск, прежде чем будет прервано железнодорожное сообщение с Тяньцзинем. И немедленно организовать спасательные партии для поездки в Чансынтень. У рабочих наверняка есть семьи. Там остались беззащитные женщины и дети.
Посланник покачал головой.
– Чансынтень слишком далеко, – вздохнул он. – Бельгийцам ничем нельзя помочь.
– А я думаю, можно, – возразила Оливия, надменно вздернув подбородок. – Вот вы, мистер Маклауд, согласны участвовать в спасательной партии?
Лицо мистера Маклауда пошло уродливыми красными пятнами.
– Нет, я плохо езжу верхом и стал бы обузой для любой партии.
Оливия окинула его пренебрежительным взглядом и отвернулась.
– А вы, месье Лежен, тоже плохо держитесь в седле? Месье Лежен опустил глаза и покачал головой.
– Нет, – глухо ответил он. – Но простите, мисс Харленд, подобное предприятие было бы самоубийством.
Оливия, не отвечая, встретилась взглядом с Филиппом:
– А вы?
– Разумеется, нет, – без колебаний ответил он. – Сама мысль о таком уже безумие.
– Прекрасно. Месье Пишо, нельзя ли подать носилки к входу?
– Нас ждет экипаж, – резко бросил Филипп.
Она стояла с высоко поднятой головой, и он невольно залюбовался ею: свет люстры образовал нечто вроде золотистого ореола вокруг темных шелковистых волос.
– Я не поеду с вами, – коротко ответила она. Наклон головы подчеркивал длинную прелестную линию шеи.
– Но куда вы собрались, мисс Харленд? – в ужасе спросил посланник.
Оливия улыбнулась ослепительной, вызывающей улыбкой, от которой у месье Пишо перехватило дыхание.
– В Чансынтень, – сообщила она и, повернувшись, ушла под потрясенными взглядами посланника и его гостей.
Глава 7
Ночной воздух был жарким и влажным. Оливия с колотящимся сердцем подбежала к тому месту, где ожидали носильщики Маклаудов и Леженов. У нее всего несколько секунд, чтобы обдумать свой план. Нельзя отправляться в Чансынтень без охраны. Ей нужны спутники, помощь. Епископ Фавье не может оставить собор. Дядя, даже если и согласится, слишком стар и слаб. Она понятия не имеет, где сейчас Льюис и как с ним связаться.
Носильщики вопросительно уставились на нее, ожидая приказаний.
– "Отель де Пекин", – неожиданно для себя приказала она, садясь и опуская занавеску. Оливия обещала дяде, что до приезда Филиппа не выйдет из дома одна. И сдержала слово. Теперь ее долг – спасти бельгийцев, оказавшихся заложниками обстоятельств.
Носильщики быстро бежали по темным улицам. Месье Шамо, владелец отеля, ездил с Льюисом спасать миссионеров. Услышав об ужасной судьбе бельгийских инженеров и их семей, он, конечно, согласится сопровождать ее и захватит несколько лишних пони.
Мысли девушки лихорадочно метались. Сколько лошадей им понадобится? Сколько людей ждут спасения в Чансынтене?
Наконец носильщики остановились перед залитым светом фонарей фасадом "Отеляде Пекин". Оливия подхватила юбки и, подбежав к двери, забарабанила в нее кулаками.
Тщательно выбритый джентльмен, открывший дверь, выказал поразительное самообладание при виде одинокой молодой женщины с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами.
– Месье Шамо, мне нужно с вами поговорить, – вывалила Оливия. – На железнодорожную станцию в Фэнтае напали и сожгли ее. Бельгийские инженеры и их семьи застряли в Чансынтене без всякой надежды на спасение.
Доктор Моррисон задумчиво прищурился.
– Вам лучше войти, мисс…
– Харленд, – представилась девушка, протискиваясь мимо него в просторный вестибюль. – Оливия Харленд. Джордж Моррисон слегка приподнял брови. Так это я есть юная леди, которую Льюис привел в город! Когда мадам Шамо потребовала ее описать, Льюис сказал только, что она храбра и умна, но что-то в его голосе привлекло внимание журналиста. Не обладает ли мисс Харленд и другими положительными качествами?
Теперь гадать не приходилось. Красота ее овального личика бесспорна, а в тонких чертах читались не только чувствительность, но и чистота. Неудивительно, что она произвела на друга столь глубокое впечатление!
– Французский посланник считает, что выслать спасательную партию нет возможности. Я подумала, что вы, может быть, согласитесь помочь…
– Помочь? – переспросил доктор Моррисон.
– Да. Нужно ехать в Чансынтень и взять с собой запасных пони.
Джордж Моррисон потянулся к пиджаку.
– Прежде всего, мисс Харленд, я не месье Шамо. Его сейчас нет. Он и его жена уже отправились в Чансынтень. Мы получили известие примерно час назад. Позвольте представиться. Я доктор Джордж Эрнест Моррисон, пекинский корреспондент "Таймс".
Оливия охнула от неожиданности. Ну конечно! Она видела Моррисона раньше, на одном из приемов у сэра Клода Макдоналда, но сейчас так разволновалась, что не узнала его.
Разочарование было так велико, что она бессильно прислонилась к стене, оклеенной обоями с позолоченными узорами. Она опоздала. Они уже все знают и помчались спасать бельгийцев. Опять она не смогла принести никакой пользы. И снова должна покорно ожидать в посольском квартале, пока остальные действуют!
– С вами все в порядке, мисс Харленд? – встревожено нахмурился Джордж. – Может, выпьете лимонада?
Оливия покачала головой. Темный локон, выбившийся из прически, упал на щеку.
– Нет, спасибо, доктор Моррисон. Я просто думала, что сумею помочь несчастным. Столько людей страдает, а я, как выяснилось, ни на что не способна. Надеялась, что мой приезд сюда поможет бельгийцам. Мне в голову не приходило, что до вас уже дошли новости.
– Я журналист, – мягко напомнил Джордж. – Моя работа – первым узнавать о происходящем в стране.
– Разумеется, – кивнула Оливия с вымученной улыбкой, – И я рада, что вы так быстро получили известия. А месье и мадам Шамо сумеют спасти людей?
– Если доберутся до них, – мрачно ответил Джордж. – Сами знаете, что творится в провинции.
Несмотря на удушливую жару, Оливия вздрогнула. Если Льюис уже услышал о бельгийцах, застигнутых врасплох в Чансынтене, наверняка первым бросится на помощь. Может, он сопровождает чету Шамо?
Оливия нервно провела кончиком языка по пересохшим губам, желая и боясь упомянуть имя Синклера. Она опасалась, что голос выдаст терзавшие ее мысли, о которых не должны догадываться посторонние, а тем более доктор Моррисон.
– Сколько человек взял с собой месье Шамо? – В голосе Оливии слышалась тревога.
– С ним его жена, четверо французов и молодой австралиец.
Она тщетно пыталась что-то сказать. Значит, Льюиса с ними нет. Но она по-прежнему не знает, где он сейчас и что ему грозит. Наконец она дрожащим голосом заметила:
– Мадам Шамо – чрезвычайно отважная дама.
– Да, совершенно бесстрашная.
Джордж Моррисон с любопытством разглядывал Оливию. Несмотря на старания держать себя в руках, она была сильно расстроена, и проницательный англичанин предположил, что причина ее тревог не только застрявшие в провинции бельгийцы.
– Мадам Шамо молода и родилась в Америке. И так же храбра, как и вы, если верить доктору Синклеру.
Заметив, как покраснела девушка, он поздравил себя с тем, что в очередной раз сделал верные выводы.
В этот момент наверху хлопнула дверь, и на площадке лестницы появился Льюис.
– Джордж, я захватил ваш револьвер и свое ружье, и… Тут он осекся и ошеломленно уставился на Оливию.
Низкий вырез синего шелкового платья обнажал верхнюю часть высокой белой груди. Черные волосы переливались в лучах света, широко раскрытые глаза недоверчиво смотрели на него.
Рука Льюиса застыла на перилах. Дыхание с трудом вырывалось из стиснутого горла.
– Какого черта вы здесь делаете? – бросил он. – На улицах небезопасно! В любую минуту начнется штурм города!
В ушах Оливии стучала кровь.
– Я была во французском посольстве. Посланник получил известие о пожаре в Фэнтае и сообщил, что бельгийские инженеры и их семьи в Чансынтене не успели уйти. Я пришла, чтобы поговорить с месье Шамо. Подумала, что он поможет организовать спасательную партию.
– Месье Шамо так и сделал, – перебил Льюис, пристегивая кобуру и сбегая по лестнице.
– Я хотела поехать с ним, – докончила Оливия, вызывающе сверкая глазами.
Доктор Моррисон сложил руки на груди, прислонился к стене и стал с интересом наблюдать, как Льюис медленно багровеет от злости.
– Никак не успокоитесь? – прикрикнул он. – Все пытаетесь покончить счеты с жизнью? Или не знаете, что творится сейчас в провинциях?
Повесив ружье на плечо, он направился к двери.
– Моррисон, постарайтесь благополучно доставить домой мисс Харленд.
– Нет!
Страсть, прозвучавшая в голосе Оливии, потрясла даже ее саму. Льюис и его приятель застыли как вкопанные.
– Вы так просто от меня не отделаетесь! Мадам Шамо поехала в Чансынтень вместе с мужем, и я тоже здесь не останусь!
Брови Льюиса взметнулись вверх, но в глубине черных как уголь глаз не промелькнуло и искорки веселья.
– И в чем же вы поедете? – осведомился он, обозревая темно-синий шелк таким взглядом, что кровь бросилась ей в лицо.
– Да, именно в этом. – Она быстро пересекла вестибюль, выложенный китайскими изразцами, и подошла к двери. – Вы ведь именно туда собираетесь? Решили догнать Шамо?
Молчание Льюиса было достаточно красноречивым. Иного ответа ей не требовалось. Оливия гордо вскинула голову, и на этот раз в ее голосе не было ни дрожи, ни тени неуверенности:
– Я все равно поеду. Либо с вами, либо одна.
Глаза Льюиса жарко блеснули, и Джордж Моррисон едва сдержался, чтобы не спросить, просто ли это восхищение или нечто большее? Но тут Льюис неожиданно сказал:
– Пони уже оседланы. Вам не во что переодеться. Придется обойтись тем, что есть.
Ее улыбка была такой ослепительной, что Джордж невольно зажмурился.
– Разумеется, – кивнула она и, ни секунды не колеблясь, нагнулась и рывком схватилась за подол платья. Моррисон залюбовался поразительно стройными ножками в белых чулках и изящными щиколотками.
Оливия выбежала из отеля вслед за Льюисом. Тот усадил ее в седло. Джордж успел заметить, что стоило Льюису прикоснуться к девушке, как оба на мгновение оцепенели. Успел заметить, как два китайца, очевидно, собиравшиеся сопровождать их, вскочили на пони. Льюис поднял руку в знак прощания, и они умчались.
Узкие мышеловки улиц, обычно пустынные по ночам, сейчас были забиты беженцами, провожавшими всадников пустыми взглядами. Никто не пытался остановить их.
Оливия была вне себя от восторга. Порванный подол позволял скакать верхом по-мужски, что оказалось на удивление удобным, особенно после первых нескольких минут езды. Глядя на темный силуэт Льюиса, скакавшего впереди, она ощущала такую полноту бытия, такое спокойствие, что была готова вновь и вновь выносить приступы его гнева. Лишь бы всегда быть рядом с ним.
Они галопом пролетели сквозь ворота, ведущие из многолюдного Татарского города во внешний Китайский город.
– Как, по-вашему, войска императрицы помогут нам или остановят? – крикнула Оливия.
– Ни то ни другое, – ответил Льюис, подгоняя лошадку. – Публично она осуждает "боксеров", но ничего не делает, чтобы им помешать. По требованию дипломатического корпуса императрица послала небольшой отряд солдат, чтобы защитить миссионеров, живущих к западу от города. Мы прибыли туда вовремя: миссию осаждали "боксеры", и солдаты разбежались без единого выстрела. Когда фанатики окажутся под стенами города, она сбросит маску, и ее армия будет сражаться на их стороне.
До этого же момента она побоится открыто выразить свои симпатии. Сомневаюсь, что сегодня ее солдаты будут для нас каким-то препятствием.
– В отличие от "боксеров"?
Их лошади шли голова в голову. Слуги держались позади. Зубы Льюиса блеснули в улыбке. Той самой улыбке, которую она впервые увидела на вилле Хоггет-Смайтов.
– Верно, – кивнул он, когда они выехали из города через Южные ворота. – Но думаю, они боятся нас не меньше, чем мы их.
Оливия от души расхохоталась. Сердце было так преисполнено счастьем, что казалось, вот-вот разорвется. Пусть у них нет совместного будущего, но она в нем и не нуждается! Существует только настоящее, и этого достаточно. Она живет! Живет, а не влачит существование!
Оливия закрыла глаза, страстно желая остановить мгновение. Пусть длится целую вечность! Пусть никогда не кончается! И она больше не вернется в безмятежность и удушливую скуку дома тетки и дяди. Не вернется к жизни без Льюиса.
Девушка нервно стиснула поводья. Тетка объявила о своем намерении при первой же возможности покинуть Китай и поселиться в Бате.
Сердце полоснуло такой болью, что Оливия едва не вскрикнула. После Китая и его огромных, открытых солнцу и ветрам равнин она просто не сможет дышать в клетке, именуемой Англией.
– Вам плохо? – спросил Льюис, перестав улыбаться и тревожно глядя на нее.
– Вовсе нет, – заверила она и, выбросив из головы мысли о будущем, стала подгонять пони. В бледном свете луны виднелась длинная нескончаемая процессия измученных беженцев, бредущих к городу. Осунувшиеся лица, пыльная одежда, корзины и узлы на спинах…
Они свернули с дороги и помчались по бездорожью. Сначала Оливия испугалась, но быстро успокоилась. Она была хорошей наездницей, а пони казался сильным и уверенно бежал по неровной земле. Решив помочь бельгийцам, она прекрасно сознавала, какие опасности ждут их впереди. И готова была встретить эти опасности лицом к лицу, так же храбро, как неукротимая мадам Шамо.
Она не представляла, каким образом Льюис находит дорогу на местности, где не было ни вех, ни дорожных табличек. Вдалеке, там, где к небу поднимались черные громады холмов, она видела огни. И ощущала слабый, но отчетливый запах дыма.
– Виллы! – пояснил Льюис.
Оливия кивнула, гадая, не горит ли на этот раз вилла Хоггет-Смайтов.
Земля становилась все более каменистой и твердой, и вскоре они уже спускались в овраг. Из-под ног ее пони летела галька, и Льюис старался держаться рядом на случай, если придется подхватить Оливию. Когда, наконец, пони благополучно выбрался на берег пересохшей речки, Оливия подняла голову и при виде встревоженного лица Льюиса испытала невероятное наслаждение, почти лишившее ее способности мыслить связно. Если бы Оливия в этот момент упала и он схватил бы ее в объятия, она отдалась бы ему беззаветно и безудержно. Ее не остановили бы ни существование жены, ни брачные обеты, ни моральные принципы.