Свитер Элизабет лежал на сиденье. Между тем вечер был необычно прохладным, и Макс понимал, что сознательно она бы не стала оставлять свитер в машине. Потянув дверцу машины на себя и распахнув ее до конца, он забрался внутрь, высматривая другие признаки случившегося. На полу, прямо под местом водителя, он обнаружил сумочку Элизабет. Там могло оказаться что-то: фамилия, номер телефона или еще что-нибудь, способное пролить свет на ее исчезновение.
Усевшись за рулем, он вытряхнул содержимое сумочки Элизабет на соседнее место. В тусклом внутреннем освещении машины он обшарил ее бумажник, коробочку с косметикой, маленькую записную книжку, которую Элизабет всегда носила с собой...
Не обнаружив в ее записной книжке никакой полезной информации, Макс решил поискать в "бардачке". В его замке что-то заело, и пареньку пришлось повозиться, открывая его. После нескольких безуспешных попыток он попросту взломал "бардачок". Подобно битком набитому чемодану, это крошечное пространство было нафаршировано самыми разнообразными предметами - от наполовину израсходованной упаковки жевательной резинки и сломанной пилочки для ногтей до книги в мягкой обложке.
Макс был настолько поглощен своими поисками, что совсем не заметил ярко полыхнувших красных огней полицейского автомобиля, который въехал на больничную автостоянку. Его рука все еще шарила в "бардачке", когда к нему приблизился полицейский.
- Ну и что же ты здесь делаешь, парень?
Макс резко развернулся и прищурился от луча фонарика, направленного ему в лицо. Он понимал, что не делает ничего плохого, но сильно сомневался, чтобы кто-либо поверил в это. Не нужно было особого ума, чтобы понять: сидеть в чужом автомобиле и рыться в чужих вещах для взгляда наблюдателя преступно.
У Макса не было иного выбора, как рассказать всю правду.
- С моей приятельницей что-то случилось. Это ее машина. А я вот тут смотрю, ищу какие-нибудь нити к разгадке.
- Ну да, прямо вылитый Шерлок Холмс, так? - полицейский явно не верил ему. - А где же твой полуплащ и увеличительное стекло?
- Ну я же честно, сэр. Я не делал ничего плохого. Это машина моей приятельницы.
- Ну, разумеется, - с сарказмом отозвался полицейский, - а я - Санта-Клаус.
И как раз в этот момент подошел второй полицейский.
- Ты прав, Сэм...- Он посмотрел сверху вниз на Макса и, узнав паренька, покивал. - Эй, да ты же... хм-хм... Делон, точно? - На лице этого грубоватого мужчины средних лет отразилась "понимающая" насмешка. - Похоже, на этот-то раз мы схватили тебя с поличным.
У Макса перехватило дыхание. Он тоже узнал этого полицейского. Именно он несколько недель назад допрашивал его около одного ларька. Макс подъехал туда однажды вечером, после особенно позднего выступления со своим ансамблем. Полицейский тогда затащил его в свою патрульную машину и обвинил в "подозрительном поведении". Макса это взбесило - он-то всего лишь пытался раздобыть себе содовой воды и плитку шоколада - и его рассерженность подействовала на полицейского, мягко говоря, не самым лучшим образом. Все же Макс был отпущен восвояси с предупреждением, хотя едва не заработал себе обвинения в оскорблении офицера полиции.
- Ну, второй-то раз он не станет повторять эту ошибку.
- Нет, сэр, - вежливо сказал он. - Я вот как раз объяснял вашему коллеге, что это машина моей приятельницы. Мы должны были с ней встретиться сегодня вечером, но она так и не появилась, вот я и...
- Я понял, понял. Какая-то девчонка тебе отказала. А ты поэтому решил расправиться с ее автомобилем.
- Нет! - закричал Макс. - Я говорю вам правду! По-моему, она попала в беду!
Второй полицейский сграбастал Макса за руку, рывком выдернул его из машины и швырнул к ее борту. Макс не оказывал сопротивления, когда полицейский с размаху захлопнул ему наручники.
Нет, паренек, неверно ты все это понял. Это ты попал в беду. Когда в следующий раз исчезнет какая-нибудь твоя приятельница, ты все-таки попробуй позвонить в полицию, - сказал он. - А этот твой рассказ, Делон, не годится. Ты арестован.
9
Элизабетвяло открыла глаза и снова оказалась лицом к лицу с кошмаром, который никак не желал оставлять ее. Она подумала, что, должно быть, уснула, но вот только не знала, надолго ли. В этом новом, тускло освещенном мире, в который ее бросили, она была лишена возможности определить, день ли был на дворе или ночь. Ах, как же она жалела, что решила оставить свои часы на туалетном столике у себя в спальне! Время вдруг стало для нее таким важным.
Мышцы ее ныли от того, что она спала сидя, и ей безумно хотелось встать и потянуться. Но она совершенно ничего не могла сделать, чтобы облегчить эту боль. Она была надежно привязана к этому деревянному стулу, к стулу, который, по меньшей мере на данное время, стал ее новым домом.
Ей было холодно. Она хотела есть. И была очень сильно перепугана.
Элизабет была настолько уверена, что Карл собирается убить ее за попытку сбежать, что уже почти представляла себя на полпути к небесам. Она понимала, что никогда уже не забудет выражения его глаз, когда он оттаскивал ее от двери: это была приводящая в ужас смесь ярости, разочарования и замешательства. Однако он не набросился на нее. Вместо этого он просто стоял над ее трясущимся телом и пристально смотрел на нее. А потом, к изумлению Элизабет, этот огромный грубый мужчина разразился слезами. Он сотрясался от сильных, натужных рыданий, рухнув на диван рядом с Элизабет. Она не знала, как ей на это реагировать. Ничего подобного она прежде не видела. И очень боялась, как бы Карл не выкинул чего-нибудь в этом истерическом состоянии. Спустя несколько минут Элизабет заставила себя посмотреть на него.
- Я еще здесь, - сказала она, пытаясь успокоить его. - Я не собираюсь уходить.
Что ж, это явно помогло, потому что немного погодя Карл поднялся и улыбнулся, а все следы его недавних мук исчезли. И все-таки его доверие к Элизабет было подорвано, так что, прежде чем отправиться спать в другую комнату, он снова привязал ее к хорошо знакомому деревянному стулу.
И теперь, в ранние утренние часы, Элизабет хорошо слышала его храп. Она не понимала, как же он может так крепко спать после того, как похитил ее... Хотя прежде всего она не понимала, почему он похитил ее, что заставило его сделать это. Неужели он действительно надеялся, что она полюбит его только потому, что он этого хочет? Неужели он и вправду намеревался держать ее здесь вечно?
Элизабет не понимала, как он смог бы выйти из этого положения. Поскольку вопрос о побеге теперь не стоял, она обратила свои мысли к спасению. Она была удивлена, что это не пришло ей в голову еще раньше, впрочем, тогда она была настолько испугана, что и думать-то толком не могла. Теперь же она была уверена, что спасение придет неизбежно. Оно было всего лишь вопросом времени, пока полиция обнаружит ее автомобиль и вышлет поисковую группу. Она не могла припомнить, оставил ли Карл на ее машине какие-нибудь отпечатки пальцев или нет, но даже если и не оставил - он все равно будет основным подозреваемым. Если уж его эксцентричное поведение возбудило подозрения даже у нее, то это, должно быть, также заметили и другие в больнице. Конечно, нельзя арестовать человека только за то, что он странно ведет себя, но Карл, по всей вероятности, в любом случае должен привлечь к себе внимание тем, что не придет на работу в воскресенье. "Воскресенье! - с внезапной тревогой подумала она. - А что, если в воскресенье у него выходной?" Но у большинства служащих был скользящий график работы, так что шансы на то, что Карл таки-должен работать в тот день, были, были... И вот когда он не появится, кто-то уж непременно обязан уловить эту связь.
Элизабет почувствовала, что ее настроение поднимается. Единственное, что ей было необходимо - это терпение, и все решится само собой, просто замечательно решится! А если еще и немного повезет, то уже вечером в воскресенье она будет дома, будет преспокойно спать в собственной постели...
Спустя несколько минут Элизабет услышала звуки из другой комнаты. Карл проснулся, и она приготовилась исполнить главное представление в своей жизни. Она больше не станет пытаться противиться ему или выкидывать разные штучки. Она должна быть с ним как можно любезнее, должна добиться, чтобы он не потерял над собой контроль. Элизабет была уверена, что сможет поддерживать эту игру в течение нескольких часов, которые понадобятся полиции, чтобы найти ее.
В комнату вошел Карл. На нем был тот же свитер и те же мешковатые брюки, что и вчера вечером. По виду было похоже, что он прямо во всем этом и спал.
- Доброе утро, - сказал он, улыбаясь ей.
- Доброе утро, - заставила себя ответить Элизабет, как будто и не было на свете более обычной вещи, как здороваться по утрам с тем, кто накануне вечером связал тебя. - Ты хорошо спал?
- Как младенец, - ответил он. - Ты есть хочешь?
Элизабет не могла и дальше игнорировать рези в желудке.
- Да, хочу, - призналась она.
- Отлично. У меня есть для тебя угощение. Я привез его с собой вчера вечером. Оладьи.
- Оладьи?!
Карл, похоже, был очень горд собой.
- Я случайно слышал, как ты рассказывала миссис Уиллоубай, что очень любишь оладьи, которые печет твоя мама. Так что я знал, что ты будешь довольна.
Он проследовал через комнату на кухню и достал из холодильника упаковку с замороженными оладьями. Они отчасти растаяли, поскольку вместо морозильного отделения провели ночь на нижней полке. Впрочем, для Карла это не имело никакого значения. Он с размаху вывалил все содержимое упаковки в сковородку, стоявшую на газовой плите.
Когда завтрак был приготовлен, он снова переключил внимание на Элизабет: сначала помог ей сходить в ванную, а потом опять привязал к стулу у стола на кухне.
Он подошел к плите и тут же вернулся с парой оладьев. Одну из них он положил прямо перед Элизабет.
-Ох, я и забыл купить сироп, - извиняющимся тоном сказал он. - Ты не возражаешь, что придется есть их просто так?
-Нет, - ответила Элизабет. - Только как же я буду их есть, когда у меня руки связаны?
-А я тебя покормлю. - Поставив вплотную к ней другой стул, Карл присел и разрезал оладьи на подходящие для еды кусочки. - Я же видел, как ты вот так кормила людей в больнице, - сказал Карл, поднося ко рту Элизабет вилку с кусочком оладьи.
Оладьи без сиропа были похожи на миниатюрные диски "фрисби", да и на вкус были ничем не лучше, но Элизабет была слишком голодна, чтобы придираться. Она даже была признательна, что Карл не морит ее голодом. Она съела все, что он ей дал, включая и стакан молока, предложенный им напоследок, чтобы, мол, "прошло получше".
Поставив тарелки в раковину, Карл взял бумажный пакет и положил его на стол перед Элизабет. Почти застенчиво он промолвил:
-Я узнал, что ты любишь читать. Надеюсь, это вот тебе понравится.
И он вытащил из пакета три книжки, разложив их перед ней в рядок. Элизабет посмотрела на книги. Это были обычные книжки в мягких обложках, того типа, что всегда можно найти в магазинчике подарков при больнице. Карл не слишком старательно подошел к выбору. Одна из книг касалась стратегии размещения капитала, другая - разведения животных на фермах, а третья была сборником детских рассказов, которые обычно читают малышам на ночь. Элизабет не нужна была ни одна из них, но она не хотела ранить чувства Карла.
- Большое тебе спасибо, - сказала она ему. - Не сомневаюсь, что буду читать их с наслаждением.
- Я не знал, что лучше взять. Видишь ли, я не умею читать, ну вот я и взял первые три, на которые наткнулся.
•Уходя в свою спальню, Карл просто сиял. Он вернулся спустя несколько минут, и челюсть у Элизабет отвисла, когда она увидела, во что он одет - в свою форму санитара.
- Для чего ты это надел? - спросила она, почти страшась услышать ответ.
- Так я сейчас ухожу на работу.
- В самом деле? А я думала, ты позвонишь туда и скажешь, что заболел.
Элизабет очень старалась, чтобы ее голос не звучал панически.
- Нет. - Такая мысль явно не посещала его сознания. - У меня же телефона нет.
- Ох... - Элизабет с трудом сдерживала слезы. Она понимала, что уход на работу- самое остроумное, что мог сделать Карл. Неужели он и вправду уйдет? Нет, она должна была заставить его остаться с собой. - А разве ты не хочешь провести этот день со мной?
- Хочу, Элизабет. Я хотел бы каждый день проводить с тобой. Вот потому-то я и ухожу сейчас на работу. Я же не дурак - ты ведь знаешь. Сегодня там разные люди буду тискать тебя. Так что для меня самое безопасное - это заниматься своими делами как обычно.
-Но я-то что тут буду делать?
-Я думал, что эти книги помогут тебе скоротать время. Может быть, я мог бы добыть для тебя что-нибудь еще, пока я буду в отлучке?
-Может быть свитер? Тут прохладно.
-Я посмотрю, что можно будет сделать. Я не хочу, чтобы тебе было холодно. Давай-ка я принесу тебе свое одеяло.
И не успела Элизабет возразить,как Карл уже вернулся обратно со старым армейским одеялом. Он осторожно положил его ей на плечи. Потом он ослабил веревки, стягивающие ей запястья, - достаточно ровно для того, чтобы дать ей минимум движения, необходимого для перелистывания страниц этих замечательных книг. А сам он быстро направился к двери. Прежде чем с силой захлопнуть ее, он сказал:
-Я вернусь поздно.
И Элизабет снова осталась одна. У нее не было ни малейшего представления о том, сколько времени она потратила, пытаясь освободиться от этих веревок, но, как и раньше, Карл затянул их надежно. В конце концов она прекратила эти попытки и уступила потоку слез. Но и эти рыдания мало-помалу смолкли. И тогда, опустив правую руку к сиденью своего стула, Элизабет кончиком ногтя большого пальца процарапала зарубку.
День первый, - мрачно сказала она, смутно интересуясь, настанет ли когда-нибудь конец этому ужасу.
10
Это были четыре самых долгих часа в жизни Макса.
Самым худшим во всем этом была поездка в полицейский участок. Полицейский Майкл Хэдли, тот самый, который признал его по их прежней стычке, успел за время этой короткой поездки допросить его, признать виновным и вынести приговор.
- Ты у нас типичный несовершеннолетний преступник, - говорил он с глумливой ухмылкой, обращаясь к отражению Макса в зеркальце заднего обзора. - Будешь жить вместе с тебе подобными, в одной камере с каким-нибудь мерзким воришкой, вроде тебя. Тебе там, конечно, придется держать ухо востро: ведь нипочем не узнаешь, когда одному из твоих приятелей может взбрести в голову наброситься на тебя с ножом...
Макс ничего не отвечал. Ему нравилось изображать из себя этакого крутого крепкого парня, но в тот момент он по-настоящему испугался. Он уже наслушался рассказов о том, что творится в центральном окружном лагере для несовершеннолетних. Если там кто-то будет угрожать тебе ножом - это еще ерунда. Парни, которые попадали туда, были вполне способны сделать что угодно и с кем угодно. А что эти бандиты могли бы сотворить с мальчишкой, вроде него, слабаком в сравнении с ними... Нет, Максу совершенно не хотелось получать подобный опыт. И все-таки он не мог изгнать эти мысли из своего сознания. Его единственная надежда состояла в том, что должно же было существовать правосудие в системе закона и должен ведь кто-то был поверить, что он всего-навсего пытался сделать хорошее дело.
А вдобавок к собственным страхам Макс не мог не тревожиться об Элизабет. Что делал там ее автомобиль, да еще с приоткрытой дверцей и до сих пор валяющейся в салоне записной книжкой? Единственное, что подсказывала логика, выглядело так: кто-то похитил ее. Но кто? И чего ради?
Разумеется, полиции тоже хотелось бы получить ответы на эти вопросы, и в течение следующих нескольких часов они безжалостно долбили всем этим Макса. Где он был весь этот вечер? Достаточно ли хорошо он знаком с Элизабет Уэйкфилд? Но Макс непоколебимо придерживался своего рассказа, снова и снова повторяя, что исключительно беспокойство о ней побудило его уйти из дома на ее поиски. По выражению глаз полицейских было очевидно, что ни один из них ему не верил. Но у него не было иной защиты, кроме истины, и он ни на миг не поколебался.
И в конце концов полицейским ничего не оставалось делать, как отпустить его. У них не было никаких доказательств, что Макс делал что-либо иное, кроме осмотра личных вещей девушки. Он ничего не взял, и не было ни единого свидетельства, что он до этого вломился в автомобиль, да к тому же и ключи до сих пор торчали в замке зажигания. Однако Макс понимал, что они будут пристально наблюдать за ним, и пока не отыщется Элизабет, он будет оставаться главным подозреваемым.
Он никогда не был счастливее при встрече с кем бы то ни было, чем с собственными родителями, которые дожидались его в вестибюле полицейского участка. Он бросился к матери и крепко обнял ее, куда энергичнее, чем когда-либо с младенческих дней. Но когда он поднял взгляд на свирепое и зловещее лицо отца, его поразило ужасное предчувствие, что, возможно, самое неприятное еще ждало его впереди.
Никто в семействе Уэйкфилдов в эту ночь не спал нормально. Когда со своего свидания возвратился домой Стивен и узнал о происшедшем, он настойчиво потребовал отправиться на поиски Элизабет. Тодд пошел с ним, а Джессика с родителями оставались в гостиной в ожидании, что телефон принесет им вести об обнаружении Элизабет живой и здоровой.
Однако такого звонка не последовало, а когда возвратились мальчики, измученные от прочесывания улиц Ласковой Долины, они тоже не принесли с собой никаких хороших новостей. Нигде не было ни малейших следов Элизабет. Она исчезла бесследно.
В отчаянии ища какого-либо правдоподобного объяснения, Тодд только что почти сумел убедить себя, будто за исчезновением Элизабет стоит Макс Делон.
- Как только полиция могла так легко отпустить его на все четыре стороны? - неистовствовал Тодд, мечась по гостиной Уэйкфилдов. - Он должен знать что-то, но только не хочет говорить. Вот мы сейчас поедем и припрем его к стенке!
- Его родители ведь уже не позволили тебе говорить с ним. С чего же ты решил, что они теперь разрешат? - спросил Стивен. - Кроме того, я сомневаюсь, что Макс знает хоть немного больше тебя или меня. Судя по тому, что мне о нем известно, ему просто нравится вести себя круто, а внутренне он обычный порядочный парень. Тебе бы следовало знать это не хуже меня.
- Ну, может быть, ты и прав, Стив, - согласился Тодд, - только я не могу поверить, чтобы Лиз вот так... так просто... исчезла...
Голос его надломился, и по щеке скатилась слезинка. Стивен успокаивающе положил ему руку на плечо и сказал:
-Я понимаю, что ты чувствуешь. Мы снова съездим сразу после восхода солнца. Как только станет светло, мы сможем обшарить парки и по холмам тоже пройдемся.
Он не сказал, не осмелился произнести вслух, что к тому времени они, возможно, будут искать не столько Элизабет, сколько ее мертвое тело.
Через несколько часов измученная Элис Уэйкфилд поднялась с мягкого кресла, в котором она немного подремала, и направилась на кухню вполнять воскресный утренний ритуал. Она понимала, что обязана продолжать жизнь своим чередом, чтобы сохранить здравомыслие во время этого сокрушительного испытания.