Одежда, один предмет за другим, поспешно сбрасывалась на пол, их тела изгибались и извивались, облегчая задачу. Сара не могла отвести глаз от неясной фигуры Джеффри, его взгляд не отрывался от нее. Но для неторопливого созерцания было неподходящее время, не время неспешно упиваться сладостью момента - реальность была врагом. Ни Сара, ни Джеффри не желали рисковать ее вторжением.
Наконец, обнаженные, они повернулись навстречу друг другу, слились плотью, и из груди обоих вырвались одинаковые стоны наслаждения. Ее кожа горела огнем в тех местах, где она касалась его; его руки и губы распространяли пламя дальше.
Прилив страсти был подобен взрыву, в этом мгновении растворилось все сущее. Раздавались тихие вздохи и хриплые стоны, им вторил шелест простыней, но ни один из них не произнес ни слова, чтобы не разрушить изумительного ослепления страсти.
Затем с яростью, которая подходила им обоим, Джеффри повернул Сару на спину и лег между ее бедер, ища ее, проникая в самую глубь ее женственности, утопая в ней. Она держала его, издавая мучительные крики страсти, двигалась, только когда двигался он, инстинктивно подчиняясь его ритму. Их тела сливались со все большей силой, это слияние становилось почти насилием, они достигали священного пика, выше, еще выше, и вот, наконец, оно взорвалось яростным спазмом, перед тем как постепенно с дрожью затихнуть, возвращаясь к реальности, которой не желал ни один из любовников.
Та вступала в свои права исподволь, проявляясь сначала в постепенно успокаивающемся пульсе, затем в перемещении тела Джеффри на постель рядом с ней. Воцарилась глубокая тишина, ночная тьма сгустилась. Понемногу факт случившегося стал обозначаться, разрывая покров страсти.
Сара лежала на спине, неподвижно и скованно, ощущая растущее бремя тревоги. Лишь когда разрушение иллюзий стало невыносимым, она откатилась в сторону, подальше от сильного мужского тела Джеффри, и свернулась в клубок. Сара почти не заметила, как он встал, подобрал свою одежду, и лишь спустя несколько мгновений поняла, что осталась одна.
Одна. С этого все и началось; ей хотелось совершить побег из мира одиноких мыслей, во власть которых она попала на похоронах. Но это еще не все… и это-то ее особенно подавляло. Она хотела его! Больше всего она хотела его!
Дрожа, Сара натянула на себя одеяло и лишь тогда поняла, что ее дрожь не связана с прохладой. Восемь лет назад он проник в нее, как яд, как наркотик. Тогда ей пришлось хладнокровно покинуть его. Что заставило ее поддаться ему на этот раз, в смятении спрашивала она себя. Разве случившееся однажды не послужило ей хорошим уроком?
Оглядываясь назад, как делала это множество раз, Сара задалась вопросом, не лежало ли с самого начала в основе их брака чисто физическое влечение? Да, он действовал медленно и осторожно в первые дни их знакомства в Колорадо, когда они только что встретились. Но с той ночи… с той ночи…
Каким он тогда был нежным, как отчетливо она это помнила сейчас! Он вел ее по расплавленной тропе, зажигая сначала одну часть ее плоти, потом другую, пока ее невинность не взмолилась, чтобы он взял ее. Он не знал, что она девственница. Когда она застонала от боли, он весь напрягся, словно это его разрывали на части. Его последовавшая за этим нежность была такой бесконечной, что Сара уверилась, что они действительно едины душой и телом. И тот славный путь, по которому он се провел, вполне стоил той боли, которую ей пришлось испытать в его начале.
Теряясь в потоке бессвязных мыслей, стараясь умерить дрожь, вызванную воспоминаниями, Сара натянула одеяло до подбородка и глубже утонула в подушке. Но образ Джеффри все стоял перед ней. Вот она и потеряла себя в его объятиях, а теперь настало время вернуться в Нью-Йорк, забыть, что эта ночь вообще когда-то была. Ей не место в ее жизни, так же, как и в жизни Джеффри. Но, вкусив его еще раз, сможет ли она стряхнуть с себя вновь обретенную привычку?
Ночь тянулась, как медленная агония, стрелки часов едва переползали от одного часа к другому. Когда Сара, наконец, заснула, ей пригрезился полет страсти, а всего через несколько минут она проснулась в холодном поту одиночества. Та же темнота, которая помогла ей отгородиться от реальности, пока она находилась в объятиях Джеффри, сейчас окутала ее коконом пустоты. Лишь когда забрезжил, отражаясь на подоконниках, бледный свет утренней зари, ей удалось погрузиться в глубокий, глубокий сон.
После девяти часов Джеффри молча медленно открыл дверь и увидел ее свернувшейся под одеялом. Бесшумно приблизившись к кровати, он поправил сбившееся одеяло и остановился, пристально изучая ее лицо. Оно было бледным, но отдохнувшим. Сара спала. Но на этих бледных щеках обозначились слабые полоски, там, где текли слезы…
Наклонив голову и прикрыв глаза, Джеффри рассеянно массировал болезненную точку на виске. Потом вновь посмотрел на нее, на этот раз более грустно, и опустился на стул возле кровати, чтобы продолжить свое бодрствование.
Итак, она была здесь. Ему было в это трудно поверить, даже после прошлой ночи. А что тогда произошло, спрашивал он себя не в первый раз. После всего, что между ними случилось, почему она отдалась ему?
Она была нужна ему. Согнувшись в кресле, поддерживая кулаком подбородок, Джеффри честно признался себе, что нуждается в ней. Он мог бы напиться до бесчувствия. Почему он этого не сделал? Или не отправился в одиночку на машине в горы? Бог знает, сколько раз он это делал в прошлом, когда бывал расстроен. Но он пришел к ней… к ней… и, черт возьми, она откликнулась. Почему? Почему? Учитывая то, как с ней здесь обращались, она была совершенно права, настаивая на том, чтобы вернуться в Нью-Йорк в тот же день. Но она осталась. Почему?
Она изменилась, снова подумал он. Даже отвечая на его ласки, она была другой. Разумеется, в этом для них обоих было нечто вроде бегства, но было и нечто другое. В ней не было никакой покорности. Нет, покорность - неудачное слово. Она никогда не была покорной, по крайней мере, в негативном смысле. Но раньше лидером был он, он во всем задавал тон. Теперь же он был наполовину уверен, что это ее искушенные пальцы и стремительный язык искусно вели их обоих. Ей удалось изгнать из его головы все его мысли, за исключением мысли о ней… а потом она отвернулась.
В его глазах отразилось недоумение, но Джеффри продолжал смотреть на нее. Она отвернулась. Это было ее право. Но почему, после того как она зашла так далеко? Что, она думала, должно произойти, когда крепко обвивала руками его шею? Черт побери, чего она ожидала?
Проведя рукой по щеке, Джеффри обнаружил жесткую щетину. Он посмотрел на старые джинсы и свитер, которые надел на себя утром, и, запустив в волосы пальцы, откинул голову на спинку кресла, не спуская полуприкрытых глаз с лица Сары. На его лице было мрачное выражение, соответствовавшее его мыслям.
Итак, она вернулась. Возможно, было бы лучше, если бы этого не произошло, потому что ее возвращение вдохновило его на план, который не давал ему спать всю ночь. Джеффри снова и снова отбрасывал этот план, но тот снова и снова червяком обратно вползал в его мысли. Она никогда на это не пойдет… или пойдет? Если бизнес действительно столько для нее значит, она вряд ли когда-нибудь согласится. С другой стороны, если он достаточно подсластит эту пилюлю…
Сара зашевелилась, затем слегка подвинулась и сонно потерлась щекой о подушку. Она начала потягиваться, забросив длинную обнаженную руку к изголовью, открыла глаза и застыла.
- Джеффри! - задыхаясь, воскликнула она и мгновенно пробудилась. Осознав свою наготу, она сжалась под одеялом, натягивая его до подбородка. Ее глаза были полны тревоги и каких-то опасений.
- Расслабься, - спокойно сказал он. - Я не причиню тебе зла.
- Сколько ты уже здесь сидишь?
Он пожал плечами.
- Полчаса, может быть, немного больше.
Пристально вглядываясь в него, она спрашивала себя, где он провел остаток ночи. Волосы растрепанны, глаза потемнели и запали - он выглядел так, как будто вовсе не спал.
- Что тебе надо? - Если ему хочется повторения спектакля, разыгранного накануне, то она не собирается играть в нем роль. Если намеренно сидит перед ее кроватью с болезненным и, черт побери, мужественным видом, то его ждет большой сюрприз.
Несколько долгих секунд он ничего не говорил, просто продолжал сидеть рядом. К его удивлению, так было лучше всего, с тех пор к ак он поднялся с ее постели накануне ночью. Присутствие Сары, даже когда она была настороже, действовало на него, успокаивающе.
Наконец, глубоко втянув в себя воздух, он выпрямился.
- Сара, я хочу с тобой поговорить.
- Если насчет прошлой ночи…
- Что насчет прошлой ночи?
Она запнулась.
- Это… это не должно было произойти.
- Почему? Нам обоим это было нужно.
- Знаю. Но я не… Мне кажется… Я хочу сказать, что такое больше не произойдет… Не имею обычая делать… такое…
Он слегка улыбнулся.
- Ты хочешь сказать, что не прыгаешь в постель с первым подвернувшимся под руку парнем всякий раз, когда расстроена?
- Отчасти так. - Пропустив мимо ушей его насмешку, сказала со спокойной убежденностью: - Еще я имею в виду, что, когда летела сюда из Нью-Йорка, то не думала, что это случится.
Остатки иронии улетучились с его губ.
- Я знаю, Сара, но я не думал, что ты будешь так сильно мучиться из-за этого. - Вспомнив следы слез на ее щеках, он вообразил ее страдания. - Это случилось. И все. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой, хорошо это или плохо.
- Тогда почему ты пришел? - спросила она шепотом. Услышав, как спокойно он отбросил их страсть, она почувствовала необъяснимую боль и совершенную беспомощность. - О чем ты хотел поговорить?
Джеффри нахмурился, внезапно почувствовав себя неуютно. Почти все ранние утренние часы он посвятил тому, что подбирал самые подходящие слова. А теперь они куда-то исчезли. Рывком поднявшись с кресла, он подошел к окну, постоял там несколько секунд спиной к Саре, размышляя, как лучше начать. Он оказался в очень затруднительном положении и испытывал на себе его невыразимую тяжесть.
- Джефф?
Он обернулся.
- Я хочу тебе кое-что… кое-что показать.
Он не собирался это делать, но, может быть, это сработает. Безусловно, это проще, чем вдаваться в пространные объяснения. Подойдя к постели, Джеффри протянул руку. - Пойдем со мной на минутку?
- Сейчас? Прямо сейчас?
- Да.
Она так крепко прижимала к себе одеяло двумя руками, что ей было нечем отвести со щек волосы.
- Но я же не одета!
Нахмурившись, Джеффри покопался в куче сбившегося постельного белья, которая образовалась в результате прошлой ночи, и вытащил рубашку, которую принес ей накануне.
- Вот. Это подойдет.
Эти слова ее отнюдь не убедили.
- Но я не могу надеть… только это.
- Но мы идем лишь в другой конец дома.
- Что?..
- Пожалуйста, Сара, просто надень рубашку.
Она понятия не имела, что у него на уме; она только знала по прошлому опыту, что, задумай что-то, он становился непреклонен. И потом, он так на нее смотрел…
- Ты… дашь мне минутку? - спросила она спокойнее. Кивнув, он расправил рубашку.
- Я буду ждать в холле.
Когда за ним щелкнул дверной замок, Сара встала с постели, направилась в ванную и, стоя под душем, спрашивала себя, что он хочет ей показать. Заинтригованная, она надела рубашку, которая, к счастью, была ниже бедер, тщательно застегнула ее на все пуговицы и присоединилась к нему.
Сара не представляла себе, как трогательно выглядит - с золотистыми волосами, ниспадающими на спину, в свежей белой рубашке с закатанными рукавами, обнажающей стройные длинные ноги. Она была воплощением безыскусной, непреукрашенной невинности.
Джеффри почувствовал, словно внутри у него били молотом. Женщина, на которой он женился десять лет назад, выглядела потрясающе в одной его рубашке.
- Джеффри? - Сара чуть не отступила назад, увидев выражение его лица, но он быстро вернулся к своей цели.
- Тебе не холодно? - спросил он, стремительно поднимаясь по лестнице.
- Я чувствую себя прекрасно. Правда, немного глупо. Надеюсь только, что ты знаешь, что делаешь.
- Да, - пробормотал он, хотя серьезно в этом сомневался. Может ли он рассчитывать на ее понимание? - Мы просто идем в западное крыло.
- Западное крыло? Но, когда я здесь жила, им пользовались только твои тетя и дядя. Где они теперь?
- Они переселились на Юг, в Сан-Диего.
- А…
Дойдя до центральной лестницы, они повернули налево, прошли холл, который вел к семейным спальням - там была комната Джеффа, там когда-то была и их спальня, когда они были женаты, - и направились в холл западного крыла.
Когда они шли, Сара чувствовала какое-то извращенное торжество. Если бы Сесилия Паркер могла ее сейчас видеть! Ирония, заключавшаяся в ее наряде, или отсутствии такового, не ускользнула от ее внимания. В то время как ее гардероб в Нью-Йорке ломился от нарядов, разработанных самыми модными дизайнерами, белая рубашка Джеффри являла собой забавное разнообразие. Восемь лет назад все обстояло по-другому. Тогда Сара не решилась бы…
- Вот, - тихо пробормотал Джеффри, повернув голову к единственной из четырех открытой двери. Не останавливаясь, он вошел в эту комнату. Сара последовала за ним более осторожно и, когда вошла, почувствовала, что ее осторожность оказалась оправданной: если она рассчитывала никого не встретить, то ошиблась.
Она оказалась в просторной жилой комнате, но в этом не было ничего удивительного. Ей было известно, что западное крыло состоит из небольших своего рода квартирок, идеальных для тетушек, дядюшек и других родственников, однажды приехавших в гости, чтобы остаться навсегда. Неожиданностью была женщина, которая, свернувшись клубочком в кресле, читала утреннюю газету. При появлении Джеффри она поспешно встала, но он жестом остановил ее.
- Нет, нет, Кэрин. Сиди. Мы зашли всего на минуту. Она проснулась?
Женщина была молода, возможно, на один-два года моложе Сары, темноволосая и симпатичная. На ней были простые свитер и слаксы, и была она либо застенчива от природы, либо просто удивлена нетрадиционным нарядом Сары. Когда она ответила, на ее лице вспыхнул румянец.
- Я не уверена. Я только что ее уложила.
Уложила? Сара нахмурилась, забыв о своем раздражении перед лицом этой загадки. Когда Джеффри направился через полуоткрытую дверь с комнату, в которой, как Саре было известно, находилась спальня, она вопросительно взглянула на молодую женщину, которую Джеффри называл Кэрин. Однако та поспешно отвела глаза, и Саре ничего не оставалось делать, как последовать за Джеффри.
Она неуверенно приблизилась к двери, повернула ручку, а затем, сделав шаг, застыла на месте, пораженная открывшейся перед ней сценой. Джеффри стоял в дальнем углу комнаты спиной к ней. У нее пресеклось дыхание, а потом Сара тяжело задышала, когда Джеффри склонился над высокой стенкой детской кроватки.
Детская кроватка. Ребенок. Его ребенок? Сара в недоумении следила за тем, как он, сделав нежное округлое движение рукой, выпрямился и медленно обернулся. Сердце ее тревожно забилось, когда Джеффри жестом пригласил ее приблизиться.
Она не хотела. По множеству причин испытывая безотчетный страх, она не хотела видеть, кто лежит в кроватке. Но она подошла, молча, неуверенно, широко раскрыв глаза, бледность ее лица могла соперничать с рубашкой, в которую она была одета. Когда, наконец, она встала рядом с Джеффри, то вначале бросила взгляд на него, а потом решилась посмотреть вниз.
В кроватке лежал на спине маленький ребенок, с большим пальчиком во рту, с вытаращенными глазками, неотрывно следившими за Джеффом. Бледно-розовый костюмчик как нельзя больше подходил к нежно-розовым щечкам ребенка - маленькой девочки, о чем говорило все, начиная от тончайших золотистых волос до кончиков малюсеньких босых ножек.
Сара беспомощно втянула воздух лишь для того, чтобы обнаружить, что дышать стало даже труднее, когда взгляд ребенка встретился с ее глазами, когда она рассматривала пуговку носа и чуть сжатые в кулачок пальчики. Голубовато-серые глазки не двигались, хотя маленькая ручка, которую девочка усиленно сосала, подрагивала.
Сара не могла отвести от ребенка глаз. Личико девочки было знакомым, таким знакомым! Или все малыши одинаковы? Но этой девочке около года, и чертами лица она уже должна походить на родителей. Джеффри? Его ли это глаза, щеки, подбородок?
Пока Сара стояла в каком-то то ли ошеломлении, то ли очаровании, девочка перевернулась на бочок и поднялась на коленки, протягивая к Джеффри ручонки, не переставая при этом с опаской поглядывать на Сару. С легкостью, присущей родителю, Джеффри поднял девочку и удобно устроил у себя на руках, одной поддерживая попку в памперсах, а другую, подсунув девочке под мышку. В нем не было ни неловкости, ни неуверенности. Было совершено ясно, что они хорошо знают друг друга.
- Кто она? - спросила Сара, не в силах долее вынести неизвестность. Ребенок радостно прильнул к Джеффри, прижавшись ушком к его широкой груди и не выпуская при этом большого пальца изо рта. Если бы им с Джеффри удалось так легко утешиться в своем горе, подумалось Саре.
Потом глаза Сары расширились, сердце вдруг замерло. Она повнимательнее присмотрелась к младенцу и робко протянула руку, чтобы прикоснуться к мягким золотистым волосикам. Все знакомо… так знакомо. Мысленно она совместила два образа, и в результате получилось то личико, которое было сейчас у нее перед глазами.
- Боже мой, - прошептала она со страхом, но уже совершенно другого рода. - О Боже!
Пораженная, она обратила взгляд на Джеффри, ожидая подтверждения. Печаль в его глазах сказала ей все. Крепче прижимая к себе девочку, он наклонил голову, чтобы поцеловать ее по-младенчески сладко пахнущий лобик, а потом стал ее потихоньку укачивать.
- Сара, это Элизабет. Элизабет Оуэнс.
- О нет… - От волнения у Сары перехватило дыхание. Она что-то беззвучно прошептала. У Алекса и Дианы остался ребенок! Трагедия осложнялась. Ребенок теперь сирота. Такой маленький, беспомощный и совершенно одинокий! - О Джефф! - удалось ей на этот раз воскликнуть шепотом. - Я и не подозревала!
- У тебя и не было оснований для этого.
- Сколько ей?
- Почти одиннадцать месяцев.
- Ее родители… - Сара почувствовала, что на глазах выступают слезы, и не смогла закончить фразу.
Джеффри спокойно кивнул.
- Совершенно верно.
- Боже мой! - снова прошептала Сара, подавшись вперед, чтобы погладить девочку по голове. - Она такая маленькая… такая хорошенькая. Я вижу Алекса в ее глазах. А все остальное - Диана. - Сара робко улыбнулась малышке. - Элизабет. Такое большое имя для такой маленькой девочки.
- Они называли ее Лиззи. Они ее обожали!
Голос Джеффри пресекся. Он прижался лицом к личику ребенка.
Сара, утешая, положила руку ему на плечо; она только сейчас начинала понимать, насколько огромно его горе. - Мне очень жаль, Джефф. Она… У нее кто-нибудь есть?
С долгим усталым вздохом Джеффри поднял голову и мрачно посмотрел на нее.
- У нее есть я. Именно об этом я и должен с тобой поговорить.
Сара растерянно нахмурилась, но ребенок выбрал как раз этот момент, чтобы уткнуться личиком в грудь Джеффри и тихонько захныкать.