Она отказалась от совместного ужина в их старом бистро на улице Кюжа и вернулась домой в половине девятого. Встреча с друзьями оставила тягостное впечатление. Полин была удовлетворена ее ранним возвращением и поджарила бифштекс. Потом она широко открыла окно и легла в постель. День угасал, и полоски света быстро меркли на темном ковре. Шум улицы затихал, и она вспомнила, как два месяца назад ее разбудил ветер. Нет, не такой вялый и сонный, как этот, а веселый, дразнящий. Тот ветер будил, а этот навевал сон. Между ними двоими был Антуан и целая жизнь. Они договорились назавтра вместе поужинать. Впервые за все их знакомство. Этот ужин очень беспокоил ее. Вообще, она больше боялась не того, что будет скучать с ним, а того, чтобы он не заскучал с ней. Вместе с тем она ощущала такое умиротворение, ей было так приятно лежать в постели и наблюдать, как угасает день. Никогда еще она так не ощущала, что земля круглая и жизнь не простая штука. Ну и пусть не простая, ведь ничего плохого не должно произойти…
Бывают в жизни минуты, когда человек бесконечно счастлив в одиночестве. В мгновения душевного кризиса, воспоминания о них спасают от безысходности. Наверное, потому что веришь, что можешь быть счастливым. Ведь ты уже был им как-то. Просто так, сам по себе. Но не тогда, когда твое счастье зависело от кого-то еще. Ведь этот кто-то может принести и несчастье. Да, в первое больше верится, оно надежнее. Счастливая любовь может пройти и стать ошибкой, и вместе с тем призрачным и ошибочным станет счастье, когда-то сопутствовавшее любви.
Она должна придти к Антуану в шесть часов. Они сядут в автомобиль Люсиль и отправятся ужинать в загородный ресторанчик. У них будет впереди целая ночь. Она заснула с улыбкой на губах.
Гравий приятно хрустел под ногами официанта, а летучие мыши бились о лампы на террасе. За соседним столиком мужчина и женщина с круглыми красными лицами в полном молчании уминали омлет. Они были в пятнадцати километрах от Парижа, было немного прохладно, и хозяйка ресторана укрыла плечи Люсиль шалью. Они находились в одной из тех многочисленных пригородных гостиниц, куда обычно приезжали усталые парижане. Приезжали и влюбленные, надеясь сохранить тайну своих отношений. Ветер растрепал волосы Антуана. Он смеялся, а Люсиль рассказывала ему о своем детстве, счастливом детстве.
- …Мой отец был нотариусом. Ему очень нравился Лафонтен. Он любил прогуливаться по берегу Индра, читая наизусть басни. А потом он сочинял свои, ради шутки меняя местами действующих лиц. Наверное, я одна из тех редких женщин, которая может наизусть рассказать "Ягненка и ворону". Так что тебе повезло.
- Мне крупно повезло, - заметил Антуан, - я знаю. Продолжай.
- Он умер, когда мне было двенадцать. И почти тут же брат заболел полиомиелитом. Он и сейчас неподвижно сидит в кресле. Мать переживает… Она думает лишь о нем. А может, она уже забыла обо мне.
Она замолчала. Когда она приехала в Париж, то каждый месяц посылала деньги матери. Это было нелегко. Но вот уже два года, как Шарль это делал за нее. Он даже не обсуждал с ней этот вопрос.
- А мои родители… они ненавидят друг друга, - сказал Антуан. - Они не развелись из-за меня. Считали, что у меня должен быть семейный очаг. Ну и что? Их могло быть и два. Я не против.
Он улыбнулся, протянул через стол руку и сжал ладонь Люсиль.
- Представляешь? У нас впереди весь вечер, и вся ночь.
- Когда будем возвращаться в Париж, примем меры предосторожности. Опустим вверх кабины… Будем ехать медленно, я буду прикуривать тебе сигареты. Чтобы ты не выпускал руля.
- Да мы будем ехать медленно. Рядом со мной будешь сидеть ты. Мы сначала пойдем куда-нибудь потанцуем, затем отправимся ко мне и ляжем в постель. А завтра ты, наконец, узнаешь, что я пью по утрам: кофе или чай. И сколько кладу ложек сахара.
- Танцевать. Но тогда мы точно на кого-нибудь нарвемся.
- Ну и что из того? - сухо заметил Антуан. - Не думаешь же ты, что я буду прятаться всю жизнь?
Она ничего не ответила и опустила глаза.
- Ты должна, наконец, принять какое-нибудь решение, - мягко добавил он. - Нет, конечно, не сегодня вечером. Не волнуйся.
Она подняла голову. У нее на лице было написано облегчение. Антуан заметил это и рассмеялся.
- Я знаю, ты рада любой отсрочке. Ты живешь только сегодняшним днем, не так ли?
Она ничего не ответила ему. Ей было так хорошо с ним, так естественно. Когда он был рядом, ей хотелось смеяться, разговаривать, заниматься любовью. Все это ей дарил он. И от этого ей было немножко страшно.
На следующий день она проснулась рано и мутным взором оглядела комнату. Царил жуткий беспорядок. Потом она увидела руку, покрытую светлыми волосиками. Рука мешала ей повернуться. Тогда она закрыла глаза, перевернулась на живот и улыбнулась. Она лежала рядом с Антуаном, и теперь до нее наконец дошел смысл слов "ночь любви". Вечером они отправились танцевать и даже не встретили знакомых. Затем пришли к нему, разговаривали, занимались любовью, курили, снова говорили и опять занимались любовью. И так до самого утра, пока солнце не застало их, пьяных от слов и любви. В своей страсти им даже казалось, что они не переживут этой ночи. Но сон как по волшебству пришел на помощь. Изнуренные, без сил, они взобрались на этот спасительный плот, распластались и забылись. Лишь только их руки продолжали касаться друг друга, как старые друзья по оружию. Люсиль посмотрела на Антуана, на его профиль, шею, щетину на щеках, синие круги под глазами. Как могло случиться, что до сих пор она просыпалась где-то в другом месте, а не рядом с ним! Ей была по душе его рассеянность и беззаботность днем и страсть ночью. Словно любовь превращала его в дикаря, чьим единственным законом было удовольствие.
Антуан повернул голову, открыл глаза и взглянул на нее тем полудетским, полуудивленным взглядом, каким обычно мужчины смотрят по утрам. Но вот он узнал ее, улыбнулся, повернулся к ней всем телом. Его тяжелая и теплая со сна голова легла ей на плечо. Улыбаясь, Люсиль рассматривала его большие ступни, торчавшие из-под простыни на другом конце кровати. Антуан тяжело вздохнул и что-то пробормотал плаксивым голосом.
- По утрам у тебя такие желтые глаза, - сказала она. - Как пиво.
- Какое поэтическое сравнение, - проворчал он.
Неожиданно он вскочил, схватил в свои ладони ее лицо и повернул к свету.
- А твои совсем, совсем голубые.
- Вовсе нет, они серые. Серо-зеленые.
- Хвальбушка.
Они сидели голые на кровати друг против друга. Он по-прежнему держал в ладонях ее лицо. Они улыбались. У него были очень широкие и костлявые плечи. Она вывернулась и прижалась щекой к его груди, услышала как бьется его сердце, громко, почти как у нее самой.
- У тебя так сильно бьется сердце, - сказала она. - Устал?
- Нет, - ответил он. - Это просто шамада.
- Что это такое "шамада"?
- А ты посмотри в словаре. Сейчас мне некогда тебе объяснять.
И он осторожно уложил ее поперек кровати. Уже было светло.
В полдень Антуан позвонил на службу и сказал, что у него поднялась температура, но он придет на работу во второй половине дня.
- Я знаю, что это выглядит по-детски, но я не могу позволить, чтобы меня выставили. Это мой хлеб, как говорится.
- А ты много зарабатываешь? - небрежно спросила Люсиль.
- Очень мало, - ответил он тем же тоном. - Ты считаешь это важным?
Она засмеялась.
- Нет. Просто я считаю, что иметь деньги удобно.
- Настолько удобно, что может стать важнее всего остального?..
Она удивленно посмотрела на него.
- Зачем все эти вопросы?
- А затем, что я хочу жить с тобой. А значит содержать тебя…
- Ты меня, конечно, извини, - быстро перебила она его, - но я могу сама заработать себе на жизнь. Я целый год работала в "Аппеле". Потом газета закрылась. Было так забавно… Если не считать того, что у всех там был такой серьезный и озабоченный вид…
Антуан вытянул руки и прикрыл ей ладонью рот.
- Ты все прекрасно поняла. Я хочу или всегда жить с тобой, или не видеть вообще. Вот моя квартира, я мало зарабатываю и не смогу обеспечить тебе жизнь, которую ты ведешь сейчас. Ты слышишь, что я говорю?
- А как же Шарль? - спросила она слабым голосом.
- Или Шарль, или я, - сказал Антуан. - Он возвращается завтра, не так ли? Так вот, завтра вечером ты навсегда приходишь сюда, или мы больше не увидимся. Вот так.
Он встал и прошел в ванную комнату. Люсиль грызла ногти. Она пыталась размышлять, но у нее ничего не получалось. Наконец, она потянулась и закрыла глаза. Когда-то это должно было произойти. Она знала, что это должно было произойти. Господи, какие мужчины все-таки скучные. Как с ними тяжело! Через два дня ей предстояло принять решение. Одно это слово всегда вызывало у нее ужас.
13
Аэропорт Орли купался в холодном солнечном свете. Он отражался в стеклах и серебристых спинах самолетов, разбивался на множество блестящих капель, словно хрусталь, о блестящие взлетные полосы, слепя глаза. Самолет Шарля опаздывал на два часа, и Люсиль нервно ходила взад и вперед по залу ожидания. Если бы с Шарлем что-нибудь случилось, она не пережила бы этого. Ответственность легла бы на нее. Это она отказалась ехать с ним, она обманула его. Решительное и печальное лицо, с которым она приехала в аэропорт два часа назад и которое должно было еще до начала разговора предупредить Шарля о том, что случилось что-то важное и страшное, помимо ее воли постепенно изменилось, став тревожным и нежным. И именно это лицо увидал Шарль, когда, миновав таможенный контроль, вышел в зал. Он тепло улыбнулся ей издалека, будто говоря, что все нормально, все в порядке. У Люсиль на глазах выступили слезы. Он подошел к ней, нежно поцеловал и несколько секунд так и стоял, прижимая ее к себе. Люсиль заметила, как какая-то женщина бросила на нее завистливый взгляд. Она все время забывала, что Шарль очень красив. Он всегда был так нежен с ней, что ей было просто ни к чему помнить об этом. Он любил ее такой, какой она была, ничего не требуя, ни о чем не прося. Люсиль почувствовала, как в сердце начинает расти комок негодования по отношению к Антуану. Легко сказать: сделай выбор. Как будто можно прожить с человеком два года и не привязаться к нему. Она взяла руку Шарля и задержала ее в своих ладонях. Ей вдруг показалось, что его нужно защитить, причем она совершенно забыла, что защищать нужно было от нее самой.
- Я очень скучал без вас, - сказал Шарль. С привычным изяществом он расплатился с носильщиком и указал шоферу на свои чемоданы. Давным-давно она перестала отмечать, как все было просто… когда он был рядом. Шарль открыл ей дверцу, затем обошел машину и сел рядом, взял ее руку и тихо, почти стеснительно проговорил "домой". В голосе звучало счастье, счастье человека, после долгих мытарств вернувшегося домой. Люсиль поняла, что попала в ловушку.
- Ну почему, почему вы скучали без меня? Ну что я вам в самом деле?
Несмотря на то, что в ее голосе ясно читалось отчаяние, Шарль улыбнулся в ответ. Как будто она кокетничала с ним.
- Вы для меня все, и прекрасно знаете об этом.
- Я этого не заслуживаю, - проговорила она.
- Заслуживаешь, не заслуживаешь… когда речь идет о чувствах… А я привез вам очень красивый подарок из Нью-Йорка.
- Что именно?
Но он не хотел заранее раскрывать тайну, и они нежно препирались до самого дома. Завидев их, Полин облегченно запричитала: она считала полеты на самолетах смертельно опасными. Они вместе распаковали чемоданы. Он привез ей норковое манто. Мех был светло-серый, такой же, как и ее глаза, мягкий, шелковистый. Пока она мерила его, Шарль от души смеялся, словно ребенок. Во второй половине дня она позвонила Антуану и сказала, что ей нужно встретиться с ним, что ей не хватило смелости поговорить с Шарлем.
- Мы встретимся только после того, как ты поговоришь с ним. Не раньше, - ответил Антуан и повесил трубку. Она даже не узнала его голоса.
Четыре дня она не видела его. Она так разозлилась на него, что даже не страдала. Она была очень обижена, что он вот так бросил трубку. Она ненавидела грубость во всех ее проявлениях. К тому же Люсиль была уверена, что он позвонит. Та ночь слишком сильно связала их вместе, они слишком далеко зашли в любви, став двумя жрецами одного культа. И этот культ теперь существовал сам по себе, независимо от прихоти одного или другого. Пусть сейчас разум Антуана враждебен ей, но тело его уже не могло обходиться без тела Люсиль. Оно как бы стремилось к своей половине, чтобы обрести наконец покой, стать единым целым. Она была уверена, что его тело страдает без нее. Иного и быть не могло. Она даже не представляла себе, как можно удержать эту тягу к наслаждению друг другом. Зачем, и какое этому может быть оправдание? В этой вечно ноющей Франции Луи-Филиппа, по ее мнению, не было иной морали, чем та, которую диктует живая горячая кровь.
Особенно ее обидело то, что он даже не пожелал выслушать ее объяснения. Она бы рассказала ему о том, как задержался самолет, как она испугалась… она бы доказала ему, что действительно собиралась все сказать Шарлю. Да, конечно, она могла бы быть более жесткой и попытаться объясниться с ним вечером. Но ей так трудно было решиться на это. Снова настраивать себя на неприятный разговор, на драматические объяснения, на разрыв. Тем более, что первая попытка в аэропорту провалилась, и Люсиль подумала, что это знак свыше. Когда собираешься сделать что-то плохое, то становишься мнительным. Но Антуан не звонил, и Люсиль тосковала.
Приближалось лето, и приемы теперь устраивали на свежем воздухе. Как-то Шарль повел ее на ужин в Пре-Кателан. Антуан и Диана стояли под деревом в центре оживленной группы гостей, и Люсиль услышала смех Антуана, прежде чем увидела его. В голове мелькнула мысль: "Как, он смеется без меня!" Но радость была сильнее: она подхватила ее и понесла навстречу любви, навстречу Антуану. Она протянула ему руку и улыбнулась. Но он не улыбнулся в ответ, лишь быстро поклонился и отвернулся. И тогда такой прекрасный, освещенный яркими огнями, зеленый Пре-Кателан стал мрачным и неприветливым. Она увидела, как ничтожны все эти люди, этот круг, это место и… ее жизнь. Если бы не Антуан, не его золотистые глаза, не те несколько часов, что они три раза в неделю проводили вместе, познавая великую правду жизни, все то, что сейчас окружало ее, было бредом бездарного декоратора. Клер Сантре была безобразна, Джонни нелеп, а Диана показалась живым трупом. Люсиль попятилась.
- Люсиль, - позвала Диана властным голосом. - Не убегайте от нас. У вас сегодня такое красивое платье.
Последнее время Диане нравилось любезничать с Люсиль. Ей казалось, что делая Люсиль комплимент, она тем самым обеспечивала свою безопасность. Но это лишь вызывало улыбку и Джонни и Клер, которой он в конце концов во всем "признался". Естественно, что весь круг был тут же поставлен в известность, и теперь, когда Люсиль и Антуан стояли, отвернувшись друг от друга, полные смятения и бледные, все смотрели на них с иронией и завистью. Люсиль подошла к Диане.
- Я купила это платье вчера, - машинально ответила она. - Правда, сегодня немного холодновато. Наверное, я зря его надела.
- И все же в этом платье не так опасно схватить бронхит, как в том, в котором пришла Коко Дуред, - заметил Джонни. - Никогда не видел так мало ткани и такое обилие плоти. Она сказала мне, что снять его так же легко, как вытащить носовой платок. А мне кажется, что первое сделать все-таки легче и быстрее.
Люсиль посмотрела на Коко Дуред, которая действительно была почти полностью обнажена. В довершение она прогуливалась как раз под гирляндами электрических лампочек.
- Что-то у вас сегодня невеселый вид, - заметила Клер.
Глаза ее сияли. Она держала Джонни под руку, и тот тоже не спускал с нее глаз. Диана, заинтригованная ее молчанием, с интересом взглянула на Люсиль. "Да они просто псы, самые настоящие псы, - подумала Люсиль. - Любопытство ест их изнутри. Если бы они могли, то разодрали бы меня на кусочки". Она слабо улыбнулась.
- Мне действительно холодно. Попрошу Шарля принести манто.
- Я сам схожу, - предложил Джонни. - В гардеробе такой красивый молодой человек…
Он быстро вернулся. Люсиль больше не смотрела на Антуана, но все время, словно птица, видела его уголком глаза.
- О, у вас новое манто, - воскликнула Клер. - Какое великолепие, какой цвет, жемчужный…
- Мне привез его из Нью-Йорка Шарль, - ответила Люсиль.
И в этот самый момент она поймала взгляд Антуана. То, что она прочла в нем, ударило ее, словно плетью. Ей захотелось дать ему пощечину. Люсиль резко развернулась и пошла к другим гостям.
- Когда-то и я с ума сходила от норковых манто, - сказала Клер.
Диана нахмурилась. Она взглянула на Антуана. О, она так хорошо знала это выражение лица, она называла его "слепым": неподвижное, пустое…
- Принесите мне виски, - попросила она.
Она не смела задавать ему вопросы, поэтому отдавала приказы. Это успокаивало.
За весь вечер Люсиль и Антуан не сделали и шагу навстречу друг другу. Но где-то в полночь они оказались одни за целым столом: все отправились танцевать. Они сидели на противоположных концах, и он не мог подойти к ней. Он знал, что нагрубит, и боялся окончательно восстановить ее против себя. Он так страдал эти два дня, что чувствовал себя совершенно раздавленным. Он представлял ее в объятиях Шарля, видел, как она целует его, слышал слова, которые она говорила ему… ему. Он смертельно ревновал эту женщину. Антуан встал, обошел стол и сел рядом.
Она даже не посмотрела на него, и тогда, неожиданно для себя, он сломался. Он склонился к ней. Это невозможно, невозможно вынести. Неужели эта рассеянная незнакомка несколько дней тому назад лежала обнаженная на его постели, рядом с ним?
- Люсиль, что ты делаешь с нами?
- А ты? - ответила она. - Тебе приспичило, и вот я обязана все порвать в двадцать четыре часа. Это невозможно.
Она чувствовала, что полна отчаяния, но вместе с тем, и удивительного спокойствия, словно природа после смерча.
- Мне вовсе не приспичило, - возразил он обиженно. - Я ревную. И ничего не могу с собой поделать. Вся эта ложь невыносима, она убивает меня. Поверь мне. От одной мысли что… что… - Он задохнулся, провел рукой по лицу и спросил: - Скажи, после того как Шарль вернулся, ты… то есть вы… ну…
Люсиль резко повернулась к нему.
- Ты хочешь знать, спала ли я с ним? А как же! Ведь он подарил мне манто.
- Ты сама не знаешь, что говоришь, - пробормотал он.