Филипп повернулся и пошел так быстро, что Элоизе пришлось бежать за ним. Но, когда она уже почти догнала его, Филипп вдруг остановился так резко, что Элоиза чуть не упала и, чтобы удержаться, ухватилась за его руку.
- Теперь я хочу задать тебе один вопрос, - сказал Филипп.
Для Элоизы это было неожиданностью, но, разумеется, после того как она устроила Филиппу настоящий допрос, он имел полное право тоже задавать ей вопросы.
- Я слушаю, - сказала она.
- Почему ты убежала из Лондона?
Элоиза удивленно взглянула на Филиппа - ей казалось, что он давно уже должен знать ответ.
- Чтобы встретиться с тобой, - пожала плечами она. - Для чего же еще?
- Ерунда.
От такой неожиданной грубости Элоиза растерялась.
- Я спрашиваю тебя не о том, - голос Филиппа был строг, - почему ты приехала ко мне, а почему ты убежала из дома.
До сих пор Элоизе казалось, что это одно и то же, но теперь она поняла, что Филипп прав. Встреча с ним действительно была не единственной и, может быть, даже не главной причиной, почему Элоиза, никого не предупредив, удрала из дома посреди ночи - фактически эта встреча была не более чем поводом, позволившим ей, наконец, сбежать из-под всевидящего ока своих родных.
Элоизе уже давно хотелось убежать от всего этого. Но куда? С появлением на ее горизонте Филиппа у нее, наконец, появилась цель. Элоиза могла не осознавать, что на самом деле она бежит не столько к Филиппу, сколько от родных, но факт оставался фактом.
- Признайся, ты девственница? - неожиданно спросил Филипп. - У тебя когда-нибудь был любовник?
- Никогда!
От неожиданности Элоиза вскрикнула слишком громко, чем привлекла внимание Энтони.
- Все в порядке, - поспешила она успокоить брата, - здесь просто пчела летает, я ее испугалась, вот и вскрикнула.
Нахмурившись, Энтони направился к сестре, но та остановила его, помахав рукой:
- Не беспокойся, Энтони, она уже улетела! - И шепотом объяснила Филиппу: - Энтони смертельно боится пчел. Лучше бы я сказала, что испугалась мыши.
Филипп с удивлением посмотрел в сторону Энтони. Ему казалось странным, что взрослый мужчина, тем более такой, как Энтони, патологически боится пчел, но если учесть, что его отец умер от укуса шмеля…
- Ты так и не ответила на мой вопрос, - напомнил Филипп.
Элоиза думала, что, отвлекшись на несуществующую пчелу, Филипп давно уже забыл о своем вопросе, но, как оказалось, это было не так.
- А почему ты вдруг его задал? - спросила она.
- Я не мог его не задать. Ты убежала из дома, никому ничего не сказав, даже не подумала о том, что твои родные будут волноваться…
- Я оставила записку.
- Ах да, записку! - усмехнулся он.
- Ты что, мне не веришь? - обиженно прищурилась она.
- Верю, - кивнул Филипп. - Но что-то это на тебя не похоже. Такая порывистость не в твоем духе. Ты из тех, кто, прежде чем предпринять какой-то шаг, тридцать раз все взвесит, всех предупредит…
- Не моя вина, что записка потерялась! - проворчала она.
- Да при чем тут записка? Дело не в ней! - Филипп сурово скрестил руки на груди.
Эту позу Элоиза просто терпеть не могла. Каждый раз, когда кто-нибудь в разговоре с ней принимал такую позу, Элоизе казалось, что собеседник будет разговаривать с ней, словно взрослый, читающий мораль ребенку. Но особенно бесило девушку то, что обвинения Филиппа, как она признавала в глубине души, во многом были справедливы. А больше всего на свете Элоиза не любила признавать собственную неправоту.
- Дело в том, что ты покинула Лондон под покровом ночи, словно преступник, бежавший из тюрьмы. Поэтому я предположил, возможно, перед этим произошло нечто, что… - Филипп замялся, - скажем так, запятнало твою репутацию. Такой вывод вполне логичен! - добавил он, словно извиняясь. - Поэтому, собственно, я и спросил о любовнике.
Элоиза не могла не признать, что предположения Филиппа не лишены оснований: действительно, перед тем как она приняла решение покинуть Лондон произошло кое-что, послужившее толчком к отъезду. Но репутация Элоизы здесь была ни при чем.
- Элоиза, - поспешил заверить ее он, - не беспокойся - для меня не имеет значения, девственница ты или нет.
- Любовника у меня никогда не было, - снова повторила Элоиза - ей не хотелось распространяться на эту тему, она была ей не очень-то приятна. - Дело не в этом. Дело в том… в том… - Голос ее вдруг сорвался.
Затем Элоиза собралась с духом и на этот раз поведала, наконец, Филиппу все. О шести брачных предложениях, которые она отвергла, в то время как Пенелопа не получала ни одного, об их с Пенелопой полушуточных, полусерьезных планах остаться старыми девами, о том, какой одинокой себя почувствовала вдруг Элоиза, когда лучшая подруга неожиданно вышла замуж…
Элоиза рассказала Филиппу все это и многое другое: о чем она мечтала, что у нее на сердце; рассказала ему то, чего не рассказывала никогда никому, в чем боялась признаться даже себе. Она сама удивилась, как много, оказывается, потаенного имеется у особы, которая никогда не закрывает рта и, казалось бы, ни от кого не таит никаких секретов.
Когда, наконец, Элоиза закончила (возможно, она продолжала бы и дальше, но совершенно выбилась из сил), Филипп легонько коснулся ее руки.
- Все в порядке, Элоиза, - тихо произнес он. - Все хорошо, родная…
Элоиза посмотрела на него. Она знала, что Филипп прав: теперь все будет хорошо.
ГЛАВА 14
…я готова признать, что во внешности мистера Уилсона действительно есть что-то от земноводного. Тем не менее, он все-таки не жаба, и, несмотря на то что я не считаю его достойным кандидатом в мужья, мне остается лишь сожалеть, что моя сестра столь невоспитанна и неразборчива в выражениях.
Из письма Элоизы Бриджертон сестре Хайасинт, после того как Элоиза отвергла четвертое по счету предложение о браке.
Свадьба состоялась через четыре дня, хотя один Бог знает, каким образом Энтони удалось уговорить священника не дожидаться субботы, а провести церемонию в понедельник. Элоиза, правда, была недовольна тем, что таким образом обряд лишился должной торжественности, но недовольна лишь совсем чуть-чуть.
На свадьбе присутствовала вся родня Элоизы, кроме ее вдовствующей сестры из Шотландии - та просто не успела бы приехать за столь короткий период. По большому счету свадьба должна была бы проходить в Кенте, в семейном гнезде Бриджертонов или, на худой конец, в Лондоне, на Хановер-сквер, в соборе Святого Георгия, прихожанами которого была семья. Но, поскольку со свадьбой очень спешили, и от того, и от другого пришлось отказаться. Бенедикт и Софи готовы были любезно предоставить для торжества свой дом, но Элоиза решила, что детям Филиппа дома будет уютнее, и в результате венчание состоялось в ближайшей к Ромни-Холлу деревенской церквушке, а последовавший за ним торжественный обед - на лужайке перед домом Филиппа.
День клонился к вечеру. Элоиза сидела со своей матерью в спальне дома, хозяйкой которого она стала несколько часов назад. Вайолет делала вид, что тщательно разбирает вещи из приданого Элоизы, срочно привезенного из Лондона, хотя она отлично знала, что эта работа утром была уже проделана - и без огрехов - служанкой Элоизы, приехавшей вместе с семьей. Элоиза, однако, не спешила выговаривать матери, что та занимается бесполезной работой, - судя по всему, Вайолет просто нужно было чем-то занять руки, чтобы успокоить нервы. Элоиза, сама не любившая сидеть без дела, отлично понимала мать.
- Как бы то ни было, - проговорила Вайолет, бережно укладывая фату Элоизы в ящик, - но я рада за тебя, Элоиза.
- Надеюсь, ты не очень рассердилась, - проговорила та, - что я все так быстро решила, не посоветовавшись с тобой?
- Вообще-то огорчила… хотя я давно была готова к тому, что рано или поздно ты выкинешь какой-нибудь фокус. Это на тебя похоже.
Элоиза подумала обо всех тех годах, что прошли после ее первого выхода в свет, обо всех отвергнутых ею предложениях, о том, как в это же время ее подруги одна за другой выходили замуж за прекрасных, достойных мужчин, и о том, что всякий раз, присутствуя на этих свадьбах, Вайолет, должно быть, мечтала увидеть, наконец, под венцом свою несговорчивую дочь…
- Прости, мама, если я разочаровала тебя.
Вайолет посмотрела на дочь взглядом немолодой, умудренной жизненным опытом женщины:
- Мои дети еще никогда не разочаровывали меня, Элоиза. И ты не разочаровала меня - просто удивила.
Элоиза подошла к матери и крепко обняла ее. Она всегда так делала, когда ее переполняли эмоции, - видимо, будучи не в силах справиться с ними. Вообще-то в ее семье не принято было слишком открыто выражать свои чувства. Возможно, сейчас Элоиза сделала это потому, что иначе не смогла бы сдержаться и разревелась бы в три ручья; а может, потому, что понимала, что и мать находится в таком же состоянии. Как ни странно, Элоиза снова казалась себе такой, какой она была подростком - нескладной худенькой девочкой с длинными руками и ногами и никогда не закрывающимся ртом. Ей хотелось прижаться к матери, словно это могло защитить ее от самой себя.
- Ну-ну, перестань, - приговаривала Вайолет, гладя дочь по голове, точь-в-точь как в детстве, когда та прибегала к ней с расцарапанной коленкой или локтем.
Наконец, когда дочь более или менее успокоилась, Вайолет произнесла:
- Элоиза!
Та подняла на нее полные слез глаза:
- Да, мама?
- Элоиза, мне нужно с тобой очень серьезно поговорить. - Вайолет пристально посмотрела на дочь. - Впрочем, я уже не знаю, нужно ли…
Элоиза вдруг поняла, о чем собирается говорить с ней мать и с чем связаны ее сомнения. Вайолет думала о том, надо ли посвящать дочь в тайны супружеского ложа или та уже успела познать их на деле.
- Если ты об этом, - забормотала Элоиза, - то у нас с Филиппом пока… ничего еще не было…
- Ну и хорошо. - У Вайолет словно камень с души свалился. - Но знаешь ли ты хотя бы приблизительно, что тебе предстоит?
- Думаю, что тебе нет нужды что-либо объяснять, мама, - проговорила Элоиза, желая поскорее избавить и себя, и мать от испытываемой обеими неловкости.
- Ну что ж, отлично. - Вайолет облегченно вздохнула. - Честно говоря, ненавижу выполнять эту обязанность. Когда мне пришлось просвещать Дафну, я, помню, очень смущалась, бормотала сама не знаю что и не уверена, что ей удалось хоть что-нибудь извлечь из моей лекции.
- Но Дафна, как мне кажется, освоилась в семейной жизни быстро и легко.
- Думаю, что да. Муж, который в ней души не чает, и четверо очаровательных детей - о чем еще можно мечтать?
- А почему ты ничего не говоришь о Франческе? - поинтересовалась Элоиза.
- Что? - переспросила мать.
- О Франческе. - Элоиза говорила о другой своей сестре, которая, хотя и была младшей, вышла замуж шесть лет назад, но через два года после свадьбы муж ее трагически погиб. - Что ты сказала ей, когда она выходила замуж?
Глаза Вайолет затуманились, как и всякий раз, когда речь заходила об ее младшей дочери, овдовевшей в столь юном возрасте. Она постаралась отогнать это настроение и беспечно усмехнулась:
- Можно подумать, ты не знаешь Франческу! Да она сама кого хочешь научит!
Элоиза удивленно посмотрела на мать.
- Да нет, я не в этом смысле… Я уверена, что до свадьбы Франческа оставалась невинной, как и ты. Я имела в виду теоретические познания.
Элоиза почувствовала, что краснеет. Слава Богу, мать, кажется, этого не заметила: день сегодня выдался пасмурный, и в комнате было довольно темно. К тому же Вайолет в этот момент была занята одним из платьев Элоизы - она рассматривала его слегка обтрепавшийся подол. Да, с анатомической точки зрения Элоиза все еще оставалась девственницей - любой врач, если бы обследовал ее, подтвердил бы это. Тем не менее, после того, что произошло в кабинете Софи, невинной Элоиза себя уже не ощущала.
- Я уверена, - продолжала мать, - что уж такая-то пройдоха, как Франческа, успела разузнать все еще подростком. Я не удивлюсь, если узнаю, что она заплатила кому-нибудь из служанок, чтобы та посвятила ее во все подробности…
Элоиза не стала говорить матери, что именно так оно и было и что, кроме Франчески, откровения горничной слышала и она сама. Рассказ Энни Мэйвел изобиловал красочными подробностями и, как по секрету поведала ей после свадьбы Франческа, в точности соответствовал действительности.
Снова вздохнув - должно быть, от нахлынувших воспоминаний, - Вайолет коснулась щеки Элоизы. Щека еще побаливала, но от синяка уже оставался лишь едва заметный желтый след.
- Ты уверена, что сделала правильный выбор? - спросила Вайолет у дочери.
- Теперь уже дело сделано, - усмехнулась та.
- Да, и тем не менее…
- Мне кажется, что я буду с ним счастлива. "Должна быть", - добавила Элоиза, но уже про себя.
- Мне показалось, он неплохой человек.
- Очень хороший! - убежденно кивнула Элоиза.
- Честный, порядочный…
- Да, он честный и порядочный.
- Я думаю, что ты будешь с ним счастлива. Пройдет время, прежде чем ты это поймешь, на первых порах, возможно, будешь сомневаться, но, в конце концов, осознаешь. Помни лишь…
- Что, мама?
- Помни лишь, - проговорила Вайолет так, словно тщательно подбирала каждое слово, - что должно пройти время, чтобы ты это поняла.
"Должно пройти время"? Что означают эти слова? Что она, немного побунтовав, в конце концов, смирится со своей участью? Стерпится - слюбится, перемелется - мука будет? Не о таком браке Элоиза мечтала…
Вайолет поднялась, оправляя юбки и давая понять, что она сказала все, что собиралась сказать.
- Думаю, - заявила она, - нам пора. Пойду потороплю наших, а то они никогда отсюда не уйдут…
Вайолет отвернулась, чтобы дочь не заметила, как она смахивает навернувшуюся слезу. От взгляда Элоизы это все же не укрылось, но она сделала вид, что ничего не видела.
- Ты всегда была очень нетерпелива, - проговорила Вайолет.
- Я знаю, - откликнулась дочь, хотя и не поняла, следует ли это расценивать как упрек и к чему вообще это сказано.
- И скажу по правде, - продолжала мать, - мне всегда это в тебе нравилось. Мне все в тебе нравилось, но это - особенно. Ты всегда жила по принципу "все или ничего".
Элоиза и сама ощущала в себе это качество, однако сомневалась, что это хорошая черта.
- Ты всегда хотела все знать, все испытать. Ты всегда хотела для себя очень многого - и не только для себя, но и для других…
Вайолет стояла у двери, и Элоиза решила, что она уже закончила свою речь, но тут мать снова обернулась к ней:
- Ты всегда хотела для себя самого лучшего, Элоиза. И признаюсь, я рада, что ты отвергла всех тех мужчин, что делали тебе предложение до того. Ни с одним из них ты не была бы счастлива. С ними ты, может быть, жила бы спокойной, размеренной жизнью, они были бы тебе верны, с ними бы ты была неплохо обеспечена, но счастлива все-таки не была бы.
Элоиза удивленно смотрела на мать.
- Но твое нетерпение, - продолжала Вайолет, - может тебе и помешать. Не получив от мужа все сразу, ты рискуешь разочароваться в нем. Терпение, Элоиза, и еще раз терпение - и, в конце концов, все будет хорошо. - Вайолет улыбнулась чуть грустной улыбкой немолодой женщины, которая всей душой желает своей дочери только хорошего.
Элоиза хотела было что-то возразить, но не нашла слов.
- Наберись терпения, Элоиза, - повторила мать. - Не торопи события.
- Хорошо… - Голос Элоизы вдруг пресекся. Не в силах сказать ни слова, она смотрела на мать, только сейчас до конца осознав, что теперь она - замужняя женщина, которой предстоит создать свою собственную семью. До сих пор мысли Элоизы были слишком заняты Филиппом, чтобы подумать о том, что семейная жизнь - это не только счастье и любовь, но и серьезная, трудная работа по созданию и поддержанию того, что называется семьей.
Элоиза покидала свою прежнюю семью и создавала новую. Разумеется, родные ее никуда не денутся, она будет продолжать с ними общаться, но между ними теперь будет некоторое разделяющее их расстояние…
Лишь сейчас Элоиза осознала всю ценность того, что привыкла считать обыденным - свои разговоры с матерью, в которых они делились самым сокровенным. У Вайолет было - ни много ни мало - восемь детей, и все совершенно разные, но к каждому ребенку она каким-то образом умудрялась найти подход, понять его нужды и чаяния.
Даже в том самом письме, что Вайолет передала Элоизе через Энтони, она сумела сказать именно то, что в тот момент желала услышать Элоиза. Вайолет могла бы ругать дочь, обвинять ее во всех смертных грехах - и с полным на то правом.
Но письмо ее состояло всего лишь из пары строк: "Надеюсь, с тобой все в порядке. Но что бы ни случилось, знай: ты моя дочь, и я люблю тебя".
Элоиза прочитала это письмо в тот же день, когда Энтони передал ей его, но не сразу, а поздно ночью, когда все в доме Бенедикта уже улеглись и Элоиза была одна в тиши своей комнаты. Пожалуй, это было лучше, чем если бы она прочитала его сразу.
Вайолет Бриджертон никогда не хотела ничего для себя лично. Она жила ради счастья и благополучия своих детей. И сейчас, прощаясь с Вайолет, Элоиза понимала, что все эти годы та была для нее не просто матерью. Вайолет была для дочери примером для подражания, идеалом, к которому всегда стремилась Элоиза.
Только сейчас Элоиза осознала это и удивилась, почему это произошло лишь сейчас.
- Ну что ж, - повторила Вайолет, берясь за ручку двери, - мне пора. Тебе нужно побыть наедине с мужем.
Элоиза кивнула, хотя мать стояла к ней спиной и не могла этого видеть.
- Мне будет недоставать всех вас, - проговорила она.
- Конечно, - подтвердила Вайолет. Голос ее стал суше, словно она давала понять, что разговор окончен. - Нам тоже будет недоставать тебя, родная. Но ведь ты будешь жить совсем рядом с Бенедиктом и Софи - и с Поузи. Так что теперь, я думаю, у меня будет вдвое больше поводов наведываться в эти края. Тем более, что теперь у меня появились двое очаровательных внуков, которых мне не терпится побаловать.
Элоиза смахнула наворачивающиеся на глаза слезы. Слава Богу, ее семья приняла детей Филиппа без колебаний. Другого, собственно, Элоиза и не ожидала, но она и не предполагала, что этот факт будет так согревать ее сердце. Близнецы уже успели подружиться с детьми Бенедикта. Вайолет сказала им, что теперь они должны называть ее бабушкой, и близнецы охотно согласились, особенно после того, как та презентовала им огромный пакет мятных леденцов, который оказался в ее сумочке, как уверяла она, абсолютно случайно.
Элоиза уже попрощалась с остальными членами своей семьи и сейчас, когда ушла и мать, почувствовала себя, наконец, леди Крейн. Мисс Бриджертон вернулась бы в Лондон со своей семьей - леди Крейн же, жена глостерширского землевладельца и баронета, должна остаться здесь, в Ромни-Холле. Элоизу не покидало странное чувство, словно место прежней Элоизы Бриджертон заняла какая-то другая женщина. Казалось бы, Элоиза давно уже не девочка: как-никак двадцать восемь - возраст довольно солидный! Но, видимо, дело не в возрасте - женщине, вступающей в первый брак, должно быть, в любом случае необходимо время, чтобы освоиться со своим новым положением, будь ей двадцать восемь или восемнадцать…