Веки ее глаз сделались тяжелыми, когда девушка позволила своему взгляду прогуляться по его губам, находящимся так близко от ее собственных.
– Очень красивый. Самый прекрасный.
– Он подходит вам, этот сад? – Его голос стал ниже, выдавая намек на… уязвимость? – Он нравится вам?
Ее сердце растаяло.
– Мне он нравится больше всех других. – Фебе захотелось обнять этого мужчину – нет, просочиться в него, как вода проникает в песок в пустыне. – Я хочу… – Она закусила губу. – Я хочу, чтобы он был моим.
Его взгляд устремился к ее губам и остался там.
– Вы на самом деле хотите, чтобы этот сад стал вашим?
О да, пожалуйста. Ее сердце одновременно и неслось вскачь и пребывало в покое. Это было так странно – найти того, кого ты так отчаянно искала, когда ты даже не знала, как этот кто-то выглядит.
Девушка пристально вглядывалась в мистера Марбрука, в его прекрасно сшитую одежду и темные волосы, в восхитительный рот, тень на мужественных щеках и подбородке… Его внешность была просто совершенна – включая вид сзади, который все еще маячил в ее сознании. Но что-то еще притягивало Фебу к нему, словно он тянул ее душу за ниточку.
Его глаза. Она смотрела в них, как в неподвижную гладь воды, только в их отражении она видела ту свою часть, которой ей не хватало каждый прожитый ранее день своей жизни.
Волшебство. Древняя магия, как в тех историях, которые постоянно читает ее кузина Софи.
– Полагаю, что я околдована, – хрипло произнесла она.
Его глаза знали это.
– В самом деле? – ответил Рейф.
Феба не могла отвести взгляд. Казалось, что мужчина также узнал ее, он словно видел девушку насквозь и делал это всегда.
Удивительная мысль, которая пришла Фебе в голову следующей, заключалась в том, что у нее возникло отчетливое ощущение, что ему нравилось то, что он видел. Что было невозможным.
Не так ли?
И все же, чем дольше он удерживал ее взгляд в плену своих глаз – чем дольше длилось молчание и окутывало их, на мгновение изолировав от времени – тем больше Феба начинала верить в невозможное.
В его глазах она видела себя прекрасной и не только. Девушка ощущала понимание, словно сама ее сущность была обнажена для его обозрения, и он не замечал ни порочности, ни врожденных недостатков, ни темного и ведущего к падению источника чувственности – или, по крайней мере, если и видел, то нисколько не возражал против этого.
На его лице было выражение острой заинтересованности. Как будто она была первой женщиной, которую он когда-либо видел – что было полной ерундой. Только… не было ощущения, что это ерунда. Он выглядел таким же околдованным ею, как и она – им.
Разве это не будет замечательно, если это – если он – будет настоящим?
Рейф не мог оторвать от нее глаз, что не имело смысла. Она, в самом деле, выглядела небрежно, в этом качественном, но не подходящем ей платье, с волосами, забранными в громоздкий узел…
Волосы были длинными, возможно, до ягодиц. Они обовьются вокруг его пальцев, если он решит запустить в них руки и перебросить вперед, чтобы расправить их по ее обнаженной груди…
Потребность в ней поразила мужчину с такой силой, что он едва мог сделать вдох. Не вожделение – хорошо, не просто вожделение, во всяком случае. Это была потребность, такая же необходимая, как нужда в воздухе или в воде. Она была нужна ему, во всей своей милой смелости, во всей проницательной благотворности, просто чтобы жить дальше.
Но все это было бессмыслицей. Не было такого понятия как "единственная". Не было недостатка в леди, желающих стать его любовницей. Женщины окружали его, сверкающие, элегантные создания, настолько идеально и сильно вылощенные, что казались засахаренными.
Феба была вовсе не похожа на них, эта провинциальная девушка с уязвимостью в глазах и решительным подбородком. Она была настолько лишена светского лоска, что его пальцы зудели от желания исследовать каждую округлость, которой та обладала.
До того, как Рейф понял, что он собирается сделать, до того, как смог остановить импульс – потребность – его голова наклонилась, чтобы поцеловать ее.
Это был не настоящий поцелуй – скорее, прикосновение дыхания, рта ко рту, сладкое, почти целомудренное прикосновение мягкости к твердости. Это был не настоящий поцелуй – за исключением того, что в нем заключался толчок, который навсегда перевернул весь мир Фебы.
Его большая рука обхватила затылок девушки, и их не-поцелуй продолжился. Они стояли, прижатые друг к другу, двигались только его и ее грудь, делающие вдохи и выдохи, под аккомпанемент биения их сердец.
Рейф застонал вслух, затем застыл, словно удивился, услышав самого себя. Он отодвинулся от нее, часто дыша.
– Господи!
Феба сама дышала с трудом. Она обняла себя руками, ощущая холод, когда его не было рядом.
– Викарий сказал бы, что Бог не имеет никакого отношения к этому… хотя я всегда задавалась вопросом, правда ли это на самом деле. Я имею в виду, если Бог создал нас и если мы…
Он странно смотрел на нее.
– Викарий?
Ой. Возможно, было рановато поднимать тему викария. Тогда, опять же, было слишком рано для того, чтобы целоваться на террасе, так что пусть остается все, как есть.
– Викарий – мой отец. Мистер Милбери, викарий Торнхолда, в Девоншире.
– Ах. – Он обнял ее и притянул к себе, защищая от холода, опустил подбородок на макушку ее головы, глубоко выдохнув. – Конечно, как же иначе. Твой отец – викарий. Как… подходяще.
Рейф сам удивлялся своим поступкам. Он всегда был дурным семенем, но хватать руками дочь викария в темноте? Это было слишком низко, даже для него.
Если даже не упоминать о той опасности, что в любой момент деревенский викарий мог выскочить из бального зала и потребовать помолвки под дулом своего мушкетона.
Помолвка. Свадьба.
Что-то весьма интересное пробудилось внутри Рейфа.
Жениться на привлекательной мисс Фебе Милбери, немодно одетой, никому не известной малышке, только что появившейся из дебрей Девоншира. И почему же эта мысль так долго удерживает его в плену своих теплых, щедрых, гибких объятий?
Он почти открыл рот, чтобы сделать предложение прямо на месте.
Но в последний момент мужчина сдержал себя. Он словно услышал голос Колдера, распространяющийся о бедах импульсивности. Рейф обуздал странную собственническую безотлагательность, которую эта девушка таинственным образом пробудила в нем, и накрепко привязал это ощущение. Сезон едва начался. Еще есть масса времени, чтобы получше узнать мисс Милбери.
Кроме того, эта идея понравилась ему. Понравилась сама мысль о том, чтобы провести лето в ее компании, ухаживать за ней, удивлять ее маленькими подарками – достаточными как раз для того, чтобы вызвать в ней восхищение, но не вскружить ей голову. Следует покатать девушку по Гайд-парку на своем фаэтоне…
Он сделает это правильно. Для нее он будет играть роль джентльмена. У него есть масса времени.
Новое спокойствие опустилось на него, сглаживая острые углы, оставшиеся от раннего разочарования, вызванного деспотизмом Колдера. Неторопливое ухаживание за Фебой Милбери будет подходящим лекарством от его настоящей беспокойной неудовлетворенности.
И затем, когда его инвестиции окупятся, и его корабль придет в гавань, Рейф обратится к ее очень респектабельному отцу с золотом в кармане и шляпой в руке. Возможно, с поддержкой Колдера этого будет достаточно, чтобы убедить такого человека, что его дочь должна выйти замуж за ублюдка.
Затем, как раз ко времени их обычного возвращения в Брукхейвен, он женится на ней со всеми положенными фанфарами. А потом свернет ее и засунет в свой карман, чтобы она была его талисманом против удушающей тяжести того, что он всегда находится в тени совершенного наследника, маркиза Брукхейвена, Колдера Марбрука.
Рейф легко улыбнулся, глядя на свою восхитительную мисс Фебу Милбери. Она улыбнулась в ответ, сначала робко, а затем с все возрастающей уверенностью. О, да…
Она была единственной.
Глава 3
Фебе удалось довольно легко вернуться обратно на то же место, где она впервые увидела Марбрука. Она появилась, не привлекая внимания, и с чего бы ей привлекать его? В конце концов, она была всего лишь одной из многих ничем не примечательных девушек, одетых в белый муслин и с соответствующим задумчивым выражением лица. Оставалось лишь надеяться, что ее собственная мина выглядит застенчивой и страдающей от жары, а не возбужденной и взволнованной.
Что это она только что сделала?
Девушка покраснела еще больше, окунувшись в воспоминания о его весьма красноречивом молчании, когда она упомянула викария – и о том, как он уважительно проводил ее обратно в бальный зал, его новое поведение так сильно отличалось от поддразнивания перед тем, как…
– Вот ты где!
Тесса. Феба сделала вдох для того, чтобы придать себе мужества, и повернулась к своей компаньонке с невинным выражением лица.
– Да, тетя?
Леди Тесса была племянницей нынешнего герцога Иденкорта и в свое время слыла выдающейся красавицей – что, если поразмыслить, было не так уж давно, так как Тессе исполнился всего лишь тридцать один год – но ее ошеломляющей внешности было недостаточно, чтобы компенсировать знаменитый злобный характер.
Утонченная, совершенная и недобрая всякий раз, когда это ее устраивало. Феба полагала, что Тесса так долго использовала свою красоту в различных целях, что просто не могла представить того, что чего-то можно добиться приятным характером и добротой.
Тесса взяла себе за правило никогда не хмуриться или не поджимать губ. Мышцы на ее лице никогда бы не двигались, если бы это зависело от нее. Как утверждала Тесса, это сохраняло ее красоту, но вдобавок придавало ей какое-то пугающее выражение, как будто Медуза обратила женщину в камень. В прекрасный, но холодный как алебастр.
Тесса, наконец-то, вышла замуж – не так уж удачно – и растратила все деньги своего не слишком богатого мужа в рекордное время. Супруг Тессы, намного старше ее, который однажды женился на сестре матери Фебы, быстро отплатил ей тем, что умер так же тихо и просто, как и жил, оставив ее с красивыми нарядами, пустыми счетами и своим единственным ребенком, Дейдре, которую нужно было воспитывать.
Все это сделало Тессу, благодаря каким-то акробатическим вычислениям, кем-то вроде тети для Фебы, и в таком качестве вдова была подходящей компаньонкой для дебюта девушки в Обществе. По крайней мере, именно так отец Фебы, викарий, объяснял это. Феба считала, что все это слегка притянуто за уши, и что викарию было бы лучше просто признать, что он не заинтересован самостоятельно заниматься этим делом, и что он надеялся с радостью подсунуть дочь язвительной и иногда оскорбляющей Тессе.
– Ты глупая девчонка!
Отлично, пусть будет "часто оскорбляющая". Феба вспомнила, что ей нужно невинно моргать.
– Но, тетушка, что я сделала?
– Я видела, как ты танцевала! С кем ты танцевала?
Феба быстро пробежала в уме список мужчин, которым она была представлена должным образом.
– Это был сэр Элтон?
– Нет, у него были темные волосы, и он не был сутулой старой цаплей, как этот идиот Элтон. Я не видела его лица, но не думаю, что я представляла тебя…
– Ты представляла меня мистеру Эджворду, – который был высоким, но не слишком, темноволосым и довольно молодым. Феба не танцевала с ним, но, опять же, она и не утверждала ничего подобного, не так ли? Было очень важно не лгать. Ложь была грехом. А за сегодняшний вечер она уже достаточно нагрешила.
О Боже. Какой весьма волнующий образ все это вызывало в ее сознании…
Тесса была разочарована.
– Ох. Эджворд. Ну, не трать свое время с этим бестолковым фермером. Вы, девочки, здесь для того, чтобы привлечь герцогов, а не землекопов.
– Тетя, у мистера Эджворда больше акров земли, чем у большинства лордов, и он очень разумный человек – просто он немного застенчив. – И к тому же он не питал никакого интереса к злобным сплетням, предпочитаемым Тессой, что означало на диалекте самой Тессы, что он не мог сказать ничего полезного.
Компаньонка издала нетерпеливый звук.
– Где твоя кузина Софи? Если эта девчонка опять прячется в библиотеке…
– Я здесь.
И Феба, и Тесса в изумлении обернулись, чтобы увидеть девушку, произнесшую эти слова, стоявшую не более чем в ярде от них.
В отличие от других девушек на брачном рынке, мисс Софи Блейк было довольно трудно не заметить, потому что она была почти такого же роста, как и любой мужчина в этом зале – и такая же узкая и прямая, как карандаш. Она приехала только вчера, чтобы присоединиться к их компании конкурирующих дебютанток, после того, как пропутешествовала в одиночестве из своего дома на севере всего лишь с одним маленьким сундуком одежды и одним большим сундуком книг.
От ее неудачного роста можно было бы легко отмахнуться, если бы только девушка обладала привлекательной фигурой, или красивым лицом, но Софи унаследовала все самые худшие наследственные черты Пикерингов. Ее голубые глаза были почти такими же бледными, как молоко, а ее волосы были такого светло-красного цвета, который заставлял вспомнить о жидком мармеладе. Черты ее лица были такими же костлявыми, как и ее фигура, а нос… что ж, нужно было подобрать более сильную личность для того, чтобы снабдить ее такой впечатляющей наследственной чертой.
Прибавьте к этому полное отсутствие интереса к моде или стилю, тенденцию к неуклюжести и острый ум, который заставлял большинство мужчин чувствовать себя немного глупо, и вы получите готовый первоклассный рецепт девушки, остающейся без кавалеров.
Софи получила ту же сумму из фонда, что и остальные, но Тесса затребовала эти деньги себе за аренду дома и за предварительный заказ платьев.
Софи это не волновало.
– Я приехала сюда, чтобы получить опыт путешествия, а так же увидеть историю и великолепие Лондона. У меня нет намерения тратить свое время на поиски мужа.
Сейчас она стояла перед ними в плохо сидящем на ней балахоне с оборочками, наскоро приобретенным Тессой. Ее воздушные волосы выбились из-под гребней, очки сидели на носу немного кривовато, и на подбородке у нее красовалось пятно пыли.
– Ты справлялась обо мне, Тесса?
Софи могла быть скромной и немного застенчивой, но она имела привычку пристально смотреть на людей, которых она в каком-либо смысле считала недостаточно умными – а по сравнению с ней такими были почти все – и, кажется, это всегда приводило к тому, что перышки Тессы начинали топорщиться.
Как это произошло и сейчас.
Феба отвела взгляд, когда Тесса выкладывала свое мнение об осанке, манерах и внешности Софи, пытаясь не вслушиваться в шипящие оскорбления, но в то же время, оставаясь на сцене так, чтобы Софи не могла оказаться полностью во власти ярости Тессы.
В конце концов, Софи отвлекла Тессу от необъяснимого исчезновения Фебы из бального зала, и она оценила это по достоинству.
Трусиха.
О да.
Но ничто не могло отклонить от прямого пути Тессу, когда та была в полной ярости.
– А что до тебя, Феба Милбери…
"О ужас", как красноречиво выразился мистер Марбрук.
– … я не думаю, что твой отец одобрил бы это стремление где-то блуждать! Неужели я должна написать и рассказать ему о том, что ты взяла привычку ускользать прочь со странными мужчинами…
Феба задохнулась.
– Но это не… – Осторожнее. Не лги. – Я была самым должным образом представлена мистеру Эджворду. И я вышла наружу только, чтобы немного проветриться. – Что было правдой. По большей части.
Тесса прищурила глаза и наклонилась ближе.
– Феба, твой отец предупреждал меня о том, чтобы я очень хорошо заботилась о тебе. Ты ведь не хочешь стать причиной инцидента, не так ли?
Феба похолодела. Инцидент. Именно так викарий всегда называл это происшествие, когда вообще мог заставить себя упомянуть о нем. Викарий не стал бы рассказывать о нем Тессе, не так ли? Нет, конечно же, ее отец не стал бы раскрывать унизительный секрет Фебы самой зловредной сплетнице в обществе – даже если она и почти что родственница?
Феба закрыла глаза при мысли о такой возможности. Боже, если все эти люди узнают об этом! А они могут знать, уже сейчас, прямо в эту минуту! Девушка открыла глаза, чтобы в панике оглядеться вокруг.
Эти женщины вон там, склонившиеся друг к другу – может, они разговаривают о ней?
Она почти слышала их.
"Вот эта девушка Милбери… та, что сбежала со своим учителем танцев, когда ей было только пятнадцать… Он погубил ее и бросил, можете представить себе это? Просто оставил ее там, полураздетой в комнате гостиницы, где отец и нашел дочь на следующее утро!"
Через мгновение они повернутся и посмотрят на нее, в их глазах будет живейшее презрение…
Мне так жаль, захотелось выкрикнуть Фебе. Я не хотела ничего плохого. Я просто была слишком одинока очень долгое время. Я зашла чуть дальше…
Нет. Нет, она снова придумала все это, как делала это много раз за последние десять лет.
Никто так и не узнал, что она сделала много лет назад. Викарий хранил в тайне все детали, и никто больше не слышал о Терренсе Ла Помме, музыканте и соблазнителе юных доверчивых девиц.
С тех пор Феба была образцовой дочерью викария, никогда не давая своему отцу ни малейшей причины беспокоиться о своем поведении….
Она наедине на террасе с мистером Марбруком, скользит вдоль его мускулистого тела, его большие руки крепко сживают ее талию, его губы почти касаются ее…
… до сегодняшнего вечера!
Феба торопливо скрыла свое потрясение, пряча подальше волну тревоги, которая прокатилась по ней. Тесса ничего не знала, и Феба намеревалась сохранять дела в таком же состоянии.
Но Тесса внезапно приклеила на лицо сладкую доброжелательную улыбку, чтобы поприветствовать пару, приближавшуюся к ним.
– Дейдре, моя милая! От танцев на твоем лице расцвел такой прелестный румянец! Он так идет тебе, не правда ли, ваша светлость?
Феба сумела присесть в реверансе до того, как локоть Тессы ударился ей в ребра, но Софи запоздала с этим движением.
– Уфф!
Выпрямившись, Феба увидела свою другую кузину, Дейдре, которая элегантно спешила к ним под руку с единственным присутствующим герцогом в этом зале.
Если Софи унаследовала самые непривлекательные черты Пикерингов, то Дейдре достались только самые лучшие из них. Она была достаточно высока, чтобы считаться элегантной, и достаточно стройна, чтобы выглядеть изящной, но при этом имела в наличии все то, что мужчина желает видеть в женщине. Ее волосы были цвета солнечного света, а глаза имели такой насыщенный, искрящийся оттенок голубого, который заставлял Фебу, любившую прежде свои небесно-голубые глаза, ощущать, что ее взгляд выглядит каким-то выцветшим. Даже нос Пикерингов, не существовавший у Фебы и слишком заметный на лице у Софи, у Дейдре принял какую-то орлиную элегантность, что заставляло Фебу чувствовать себя немного не чистокровной.