– Рита, чтобы ты себя чувствовала уверенно с самого первого дня в новой обстановке, я познакомлю тебя с Галиной. То есть с Галиной Даниловной, директором. Она приедет в Тюмень на педагогическую конференцию. Я тебе говорила: она моя подруга, вы полетите в Тырныват вместе с ней.
– Ну что ж, я готова отправиться в ссылку, – объявила Рита. – На далекий Север.
– Как же, – усмехался папа, – в ссылку. С Севера на Север не посылают. Вот если бы мы тебя снарядили куда-нибудь в Крым, тогда могла бы сказать что-то похожее. А вообще-то, Ритка, разве не круто, а? Пожить в ин-тер-нате!
– Знаете, вы, оба, – сказала мама насмешливо, – Галкин интернат – одно название. Моя драгоценная и очень сообразительная Галина превратила то, что ей досталось, в образцово-показательное заведение во всей Сибири. Этот интернат – настоящий европейский пансион... – Она поморщилась, стараясь найти более точное объяснение: – Ну да, он – своего рода извинение перед малыми народами Севера, которых потеснили вы, изрывшие их землю. – Она резко повернулась к мужу. – Вы, которые...
– Стоп, стоп, – папа поднял руку. – Давай не будем углубляться, дорогая, в такие недра...
– А вы, между прочим, только тем и занимаетесь, что копаетесь в недрах земли, которая спокон веку принадлежала малым народностям и...
Рита наблюдала за родителями и думала: интересно, какой на самом деле этот интернат? Он похож на летний лагерь? Там все здорово, но ей не нравилось дежурить по комнате. Надо мыть пол под кроватями. Он крашеный, какой-то липкий, как ни старайся – остаются разводы. Воспитательница невзлюбила ее с первого дня неизвестно почему, поэтому в наказание за плохую уборку выдавала ей предписание, как она это называла: дополнительное дежурство.
До сих пор, хотя прошло четыре года, Рита помнит запах влажного пола, выкрашенного рыжей краской.
– Мама, а там полы крашеные? – вдруг спросила Рита.
Родители уставились на нее, словно она заговорила по-китайски.
– А тебе не все равно? – наконец нашелся папа.
– Нет, – Рита насупилась.
– Но почему? – изумилась мама совершенно искренне.
– Неважно. Так они крашеные или нет?
– Да, конечно, нет, – горячо воскликнула мама. – По меньшей мере, там линолеум. Но я думаю, не исключено, что даже паркет. Или ламинат. Он удобней в обращении. Галина рассказывала в прошлом году, что дожала своих спонсоров, они сделали ремонт, который не по карману никому из нас.
– Тогда я согласна, – сказала Рита.
– Значит, ничего, кроме качества тамошнего пола... гм, – папа спрятал улыбку в усы, услышав намек на двусмысленность в собственных словах, – тебя не волнует?
– Нет, – сказала Рита. – Не волнует.
– Значит, договорились, – хором произнесли родители.
– Ага, – сказала она и пошла в свою комнату.
Теперь можно обзвонить всех приятелей и сообщить, что в девятом классе она будет учиться в другой школе. Так куда она улетает в конце лета? В ссылку? В эмиграцию?
Или она улетает... Нет, про "или" она никому не скажет...
Глава 4. Полет навстречу любви
Если бы не "блинное дело", иногда с тоской думала Рита, может быть, ее все-таки оставили бы с бабушкой. Так поступили родители подруги Насти. С тех пор, как они уехали, школьная микротусовка не толклась на лестнице во втором подъезде между третьим и четвертым этажом. Бабушка пускала их домой спокойно, даже угощала компотом из ранеток, крошечных яблок. Но после того, что в семье Масловых назвали "блинным делом", надежды не осталось.
Вообще-то Рита любила неожиданные перемены в жизни. Даже совсем маленькая, она требовала, чтобы ее водили в детский сад разными дорогами.
– Весь город мой, – заявляла Рита. – Почему я хожу только по одной улице?
– В отца, – качала головой бабушка. – Геологом станет.
– Вот уж кого не вгонят в стресс никакие переезды, – говорил папа. – Между прочим, люди с таким характером, как у нас с Ритой, легко приживаются в новых местах. И даже, – он подумал секунду, потом добавил: – В разных странах. Наш тип характера хорош для эмиграции.
Рита вспомнила этот разговор вечером, а утром, за завтраком, сказала родителям:
– Ну ладно, если это не ссылка, то значит эмиграция. В другую страну.
– Ты не так далека от истины, – рассмеялась мама. – Ты на самом деле отправляешься в другую страну. Там живут ханты и манси.
– Они говорят на своем языке? – спросила Рита.
– Да, но, насколько мне известно, они прекрасно знают русский.
Перед тем как сесть за уроки, Рита сняла с полки зеленый "Энциклопедический словарь", прочитала все, что написано о ханты и манси. Оказалось, они издавна расселились по берегам реки Обь. Занимаются охотой, рыболовством, оленеводством. Теперь, если ее станут спрашивать, куда она собралась, Рита знала, что ответить: она отправляется в эмиграцию.
Когда в 8 "А" узнали новость, вокруг нее охали так, что Рита чуть не задохнулась.
– Надо же, никаких тебе родителей! Кайф! – визжал от зависти бритый наголо Витек.
– Там такие олени... У них ресницы, как у Новиковой, – хихикал Мартышка, он же Славик Мартынов, который проходу не давал Ритиной соседке Даше Новиковой. – Я видал на картинке.
Даша звонко шлепнула его по стриженому затылку.
– Ты выучишь два языка, Ритка, я просто рыдаю от зависти, – призналась подруга Настя. Она видела себя в будущем переводчиком со всех языков мира. – Один язык ханты и один язык манси. Целых два!
Рита испытывала что-то еще, кроме обычного волнения перед новым поворотом в жизни. Но что именно? Она искала объяснения чему-то неизвестному, что входило в ее жизнь прямо сейчас. Или она сама менялась, а не обстоятельства?
Ночью, когда Рита лежала в постели с открытыми глазами, она поймала, наконец-то, мысль, которая не давала ей покоя.
Ну конечно, могла бы раньше догадаться, сердилась она на себя, если родители отправляют ее одну в такую даль, если верят, что там она может проучиться весь девятый класс, значит, она уже взрослая? Петруша – ребенок, они берут его с собой. Рита закинула руки за голову, вытянулась во весь рост.
А если она взрослая, значит, с ней может произойти что-то, чего не случалось до сих пор. Такое, чего втайне она желала... Там, на далеком Севере, есть кто-то... Особенный, не похожий на одноклассников...
От этой мысли, даже не разобранной на мелкие мысли-составляющие, у Риты быстро-быстро забилось сердце. Ей хотелось влюбиться по-настоящему. По-другому, чем в детском саду или в школе. Чтобы Он был необычным мальчишкой, не таким, каких она видела рядом с собой до сих пор. А еще лучше, если в него уже кто-то влюблен, какая-нибудь девчонка... Нет, не какая-нибудь, а очень красивая... Или он сам влюблен в кого-то... Но как только он увидит ее, то сразу забудет про всех девчонок на свете.
"Смешно", – попыталась одернуть себя Рита. Но что-то внутри противилось. Ничего смешного.
Что ж, умные люди говорят: о чем думаешь, то и случится.
Глава 5. А ты не манси!
– Нет, я не манси, – сказала Рита, укладывая на полке глубокого стенного шкафа свои вещи.
Она привезла немного – три пары джинсов, теплые брюки, футболки, свитера. В интернате на занятия все ходят в форме. Она понравилась Рите – брюки в зеленовато-бежевую клетку, бледно-зеленый пиджак и... Вот эта вещь нравилась Рите больше всего – галстук. Настоящий мужской галстук, с рыхлым узлом, чуть небрежно завязанный на бежевой рубашке. К костюму полагались черные лодочки, кожаные, на школьном каблучке.
Рита была высокая девушка – метр семьдесят пять, ей подобрали костюм точно по росту. Портниха осталась довольна – ничего не надо переделывать.
– Ты просто модель, – похвалила она, оглядев новенькую.
Люба, ее соседка по комнате, тоже оглядела Риту. Потом процедила сквозь зубы:
– Неплохо.
В комнате их четверо, Люба – самая близкая соседка Риты. Две другие обитательницы отделены от них деревянной резной ширмой. Директриса считает, что так удобней: и вместе, и в то же время нет.
– Если ты не манси, не ханты, почему ты здесь? – не отставала от новенькой Люба. – Чего тебе здесь надо? – Черные глаза смотрели недружелюбно. – Можно подумать, твой отец пасет оленей в тундре, поэтому тебя сюда прислали. – Она постаралась скривить губы так, чтобы новенькая не сомневалась в ее неодобрительном отношении.
Рита окинула взглядом свою соседку. Тоненькая, невысокая, с черными прямыми волосами до плеч. Волосы такие густые, что кажется, обычная расческа застрянет в них навсегда. Но самое удивительное, у нее синие глаза. Такие яркие, что хочется зажмуриться, потом снова взглянуть и проверить – не померещилось?
– Можно подумать, – фыркнула Рита, – твой отец пасет оленей.
– Конечно, – усмехнулась Люба.
– Не ври, – бросила Рита и снова отвернулась к шкафу, чтобы закрыть полированную дверцу.
– Я не вру, – Люба покачала головой.
– Ты сама-то видела оленя когда-нибудь? – спросила Рита.
– Они везде, – она захихикала. – Рогатые. А мой отец у них начальник.
Рита пожала плечами.
– Не поняла, – Люба нарочито шумно вздохнула. – У моего отца работает стадо разных мужчин, они все рогатые. Как олени. Поняла? Ха-ха!
Рита снова пожала плечами.
– Вообще-то ты сама не манси и не ханты, если то, что я вижу, правда.
– Ты про что? – Люба наклонила голову набок, с интересом посмотрела на Риту.
– У тебя синие глаза или синие линзы? – спросила Рита.
– А-а, вот ты про что. Глаза. Настоящие. – Люба вытаращила их изо всех сил. – Смотри. Отцовский подарок.
Рита молча ждала, что еще скажет Люба.
И она сказала:
– А ты догадливая. Я полукровка. Мой отец русский, а мать – манси. Таких, как я, здесь много. Теперь понимаешь, почему у моего отца рогатое стадо подчиненных? Ха-ха-ха! Но не у всех получаются такие красивые дети. – Она вскинула подбородок, приглашая любоваться на самом деле прелестным лицом. – Я взяла самое лучшее у обоих родителей, как все говорят. Я красивая, правда?
Рита уставилась на свою соседку. Такой самоуверенной девчонки она еще не встречала.
– Мой отец покупает все, что я хочу, – хвасталась Люба.
– Интересно, чего такого необыкновенного ты хочешь? – фыркнула Рита, поворачивая ключ в замке шкафа.
– Ну... Например, вот это. – Люба сунула руку под подушку. – Ты нюхала когда-нибудь такие духи?
– Какие? Покажи? – Рита отошла от шкафа, потянулась за коробочкой.
– Это духи, в которых есть особенные... Ну как их там?...
– Особенные вещества, – поспешила на помощь Рита. Она сразу заметила, что ее соседка, как говорила бабушка о своей приятельнице, не оратор.
– Ну да. Как только ими подушишься, на тебя все оборачиваются. Принюхиваются. – Люба захихикала.
– Тебе привез их отец? – Рита удивилась.
– Конечно, отец. Маме. Я у нее взяла.
Рита вертела флакон, похожий на яблоко.
– Нажми на хвостик, – сказала Люба.
Рита нажала. Аромат оказался нежный, хотелось вдыхать его снова и снова.
Люба уже сняла блузку, брюки, собираясь надеть ночную рубашку.
– Я всегда душусь на ночь, – продолжала Люба. – Давай. – Она протянула руку. Рита отдала флакон.
– Зачем? – Рита пожала плечами. – Я на ночь умываюсь и чищу зубы.
– Ты глупая, – фыркнула Люба. – Ты, как все.
– Ага, а ты не как все?
– Я, как мама.
– А что твоя мама? Она душится на ночь? – спросила Рита.
– Конечно. Если бы нет, то меня бы не было на свете.
– Не понимаю, – Рита округлила глаза. – При чем тут...
– Притом, что мой отец – мамин любовник. Ему нравилось, как от нее пахло. – Люба засмеялась. – Я дитя аромата, так называет меня отец.
Рита молчала, ошарашенная признанием, она не знала, что сказать. Но ей незачем было напрягаться.
– Любой мужчина западает на запахи, – говорила Люба. – Разве на такой не западешь? – Она щедро полилась духами. – Нравится?
– Нравится, – сказала Рита. – Но ты уж слишком поливаешься.
– Не-а, отец еще привезет. Он вообще привозит все-все-все. Он ничего, – продолжала Люба. – Не дал мне свою фамилию, но отчества не пожалел. Я Любовь Валерьевна. У него другая семья. Но мама говорит, что нам тоже всего хватит. – Люба засмеялась. – Отец богатый, у него своя нефть. А мама очень красивая.
– Ты тоже, – не удержалась Рита. – Ты очень красивая.
– Я знаю, – Люба снова утопила в прозрачное яблоко металлический хвостик серебристого цвета. – Мама говорит, что это – наше все, – она засмеялась.
– Красота?
– Ну да. Мы получим за нее все, что хотим.
Свет погас ровно в одиннадцать, Рита и Люба затихли. В эту ночь, овеянная Любиными духами, Рита видела летние сны. В них все не так, как за окном. Никакой слякоти. Райский остров, на котором она собиралась... печь блины. Единственное, что ее мучило – куда вставить вилку электрической блинницы, если, кроме пальмовых стволов, нет никаких столбов?
Глава 6. То, что способно удивить
В интернате Рите нравилось все, даже дежурства – ничего похожего на лагерные страдания. Наводить чистоту – проще простого: легкие пылесосы для ковров, свежие мохнатые щетки для пола, а для мебели – самые лучшие полироли. Провел один раз салфеткой – блеск!
Но первое дежурство ее удивило. Точнее, соседка Люба. Они должны были привести в порядок свою комнату, а потом пропылесосить половину коридора.
Рита взялась за тряпку, вставила ее в лентяйку и принялась тереть между кроватями. Мама оказалась права – пол покрыт линолеумом, никакой краски рыжего цвета. В коридоре – ковровые дорожки теплого желтовато-оранжевого цвета. На самом деле, корпус, в котором она жила, новый, светлый, с удобной мебелью, сверкающими раковинами и кафелем в душевых.
– Ты скоро? – спросила Рита из-под кровати. – Бери пылесос и...
– Никогда, – услышала она голос Любы, – не убирала и не буду.
– Как это? – Рита чуть не стукнулась головой об угол кровати.
– Обыкновенно, – отвечала Люба ленивым голосом. – Всегда найдется тот, кто за меня уберет. – Рита вынырнула из-под кровати, как выныривают из океана неосторожные пловцы, за которыми гонится акула. – Ты такая быстрая. Вон, уже сделала половину работы за меня. Давай до конца, а?
Рита уставилась на нее.
– Это еще почему? – Внутри вспыхнул огонь.
– А я тебе за это что-нибудь подарю, – продолжала Люба.
– Поищи дураков в другом месте, – прошипела Рита. – Я сделала свою половину, вот и все.
– Ладно, пойду поищу кого-нибудь. – Люба встала с кровати, накинула на себя белоснежный махровый халат и вышла из комнаты.
Очень скоро она вернулась с худенькой девочкой, наверное, класса на два ниже, чем они с Любой.
– Она уберет за меня, – Люба широко улыбалась Рите в лицо.
Рита перевела взгляд на девочку, которая быстро включила пылесос и принялась водить щеткой по короткому ворсу ковра. "В конце концов, ее никто не принуждал, она сама согласилась", – решила Рита. Она пожала плечами и молча отвернулась.
Когда гудение прекратилось, Рита услышала голос Любы:
– Бери. Спасибо тебе. Придешь в следующий раз?
– Ага, – тихо ответила девочка.
Она не видела, что дала Люба, но по голосу было ясно – она рада.
– Видала? – спросила Люба. – Я дала ей помаду. Немного начатую, но все равно фирменную. Ей никогда такую не купить. А отец привезет мне их столько, всяких помад-румян, сколько я захочу.
Глава 7. Какого цвета молоко оленухи
Класс, в который пришла Рита, оказался небольшой, всего двенадцать человек. Ивана Гришкина она заметила сразу – его темные глаза впились в нее, как только она вошла в кабинет.
У него черные, торчащие ежиком волосы, широкое лицо. Он смотрел на нее, как смотрят на что-то невиданное. Пожалуй, именно так Рита смотрела на осьминога, которого поймали рыбаки, когда она с родителями отдыхала на море. Хотелось пройтись рукой по темно-фиолетовому телу, но было страшновато. А... чего хочется ему? Она искоса наблюдала за Иваном и всякий раз ловила на себе его взгляд. Она уже знала, что он – знаменитость. Певец.
Ну и сравнение придумала – она и осьминог. Самой смешно. И потом, почему бы ему не посмотреть на нее? У нее приятная внешность, она хорошо сложена – по крайней мере, так говорят мамины подруги. А потом, улыбаясь, добавляют: "Маргарита – не зрелый плод, но дайте срок..." – и по-особому поднимают брови. В общем, ей вполне уютно в своем теле. Пускай смотрит...
– А что скоро будет, – сказала однажды вечером Люба, поливая себя духами.
– Что? – спросила Рита, слегка морщась. Ее начинала утомлять принудительная ароматерапия "по-Любиному".
– В первое воскресенье октября у нас в школе дискотека. Для всех. Директриса хочет познакомить стареньких и новеньких. У меня тако-ое платье! – Люба закатила глаза. – И еще знаешь что? – Люба спустила ноги с кровати, побежала к шкафу.
Рита смотрела, как она роется в куче пакетов, отыскивая нечто.
– Вот.
Люба держала в каждой руке по длинной тончайшей перчатке. Телесного цвета, длинные, они колебались от ее энергичного дыхания. Рите показалось, что в детской книжке – давным-давно – она видела похожие крылышки эльфа. Только они чуть темнее, чем Любины перчатки.
– А к ним у меня тако-ое платье, – повторила она и снова закатила глаза. – Увидишь, – прошептала Люба.
Перчатки красивые, это правда. Но зачем они Любе на школьной дискотеке?
– Твой... – Рита слегка замешкалась, потом спросила: – Отец подарил?
– Ну да. Он говорит, что из меня должна вырасти настоящая европейская девушка.
– А-а... – неопределенно протянула Рита. – Они все в перчатках?
– Ну... конечно, в таких красивых... Кто откажется... – бормотала Люба, поглаживая то левую, то правую. – А ты в чем пойдешь? – Люба обернулась к шкафу, скользнула взглядом по Ритиным полкам. На них так мало вещей, что они вполне могли уместиться на одной.
– Я? Я пойду в черных брюках, – говорила Рита, – в сиреневой блузке... наверное. Я подумаю.
– Понятно. Черные брюки пока еще никто не отменял, – согласилась Люба. Бросила перчатки на полку, удивив Риту: только что пылинки сдувала, а теперь такой небрежный жест.
Рита отчетливо услышала интонацию телеведущей, которая произнесла точно такую фразу в передаче о моде. Они смотрели ее вместе с Любой.
– Но если хочешь, – услышала Рита глуховатый голос Любы уже из-под одеяла, – я могу тебе что-нибудь дать.
Рита улыбнулась.
– Нет, не надо. Я не ношу чужое.
– Конечно, – с облегчением в голосе подхватила Люба, – мой размер тебе не подойдет.
Иван Гришкин тоже ждал дискотеку, причем с нетерпением. С первого мига, как он увидел Риту, у него зачесались руки: так хотелось погладить ее волосы – светлые, почти белые, настоящие... Никогда он не видел вблизи таких волос. Но не подойдешь на перемене, не скажешь: я хочу потрогать твои волосы. А на дискотеке можно все.