Глава 10. Вперед, за грантом!
– Как тебе у нас? – спросила Галина Даниловна, подвигая Рите чашку. Чай был светлый, от него пахло так, что Рите захотелось наклониться и понюхать, угадать, чем именно он пахнет. Но она удержалась. Неважно, что Галина Даниловна – мамина подруга. Важно другое: она – директор школы-интерната. Ее приглашение в кабинет означает что-то особенное. Она могла бы остановить Риту в коридоре и задать тот же самый вопрос...
Но, видимо, есть причина. Когда Рита шагала по длинному коридору, устланному красной ковровой дорожкой, она пыталась догадаться, что собирается сказать или спросить у нее директриса. Может быть, звонили родители? Но они ей звонят через день.
– Так как тебе, – повторила Галина Даниловна, – в компании юных ханты и манси?
– Нормально, – осторожно ответила Рита.
– Ты немногословна, – улыбнулась Галина Даниловна. – Что ж, я рада, если все нормально. Ты учишься хорошо, у тебя нет проблем с учителями и одноклассниками. Верно?
– Никаких, – снова коротко ответила Рита.
– Я так и сказала Светлане. Твоя мама вчера звонила.
– Правда? Мне тоже.
– Ты ведь не скучаешь без родителей, правда?
Рита колебалась, как ей ответить. Вообще-то скучать положено, но у нее на это не остается времени. Надо столько сделать, столько обдумать. И потом, Галина Даниловна, вдруг подумала она, все равно, что мамина тень.
– Н-не очень, – наконец выбрала ответ Рита.
Галина Даниловна улыбнулась.
– Понимаю. Попробуй наш чай. Он не только согревает, но и очищает мысли от разного мусора.
– Правда? А что в чае?
– Травы, ягоды. Между прочим, сбор привозит отец Ивана Гришкина. Он вчера приезжал. Иван – замечательный парень. Я заметила, вы с ним подружились?
Рита покраснела и кивнула.
– Прежде он дружил с Любой. Точнее, она считала, что дружит с ним. Как она тебе? Девочка строптивая. Но ей положено – гремучая смесь родительских характеров. – Галина Даниловна поморщилась. – Прежде у меня в школе не было таких детей. Но – новые времена и новые песни, как говорится. – Она вздохнула.
– А... почему?
– Что почему? Новые времена или новые песни? – Галина Даниловна насмешливо посмотрела на Риту. У нее были зеленоватые глаза, а дужки очков им в тон. – Новые времена почему – вопрос не ко мне. Я не историк, я биохимик. Хотя давно уже директор школы-интерната. А вот новые песни... Гм... Песни редко остаются старыми, когда меняются времена.
– Тогда как же горловое пение? – выпалила Рита, чем удивила даже себя.
Галина Даниловна внимательно посмотрела на девушку.
– Горловое пение? Конечно, это старые песни. Но они настоящие, природные. Поэтому разные времена для них ничто. Иван Гришкин поет замечательно. Он может петь все что угодно. Но эстрадные песни, оперные арии кроме него споют тысячи человек, а вот то, что может он, – единицы. Я очень хочу, чтобы новое время помогло ему. Сейчас горловое пение модно во всем мире как экзотика. Как модно еще кое-что... Чем мы и воспользуемся на пользу Ивану. – Она подмигнула Рите.
– А что это? – тихо спросила Рита.
– Благотворительность, моя дорогая. Она в моде у таких людей, как Любин отец.
– Любин отец? – повторила Рита. – На самом деле?
– Люба наверняка рассказала тебе, что она внебрачная дочь очень богатого нефтяника. Ее мать – манси, а он – русский. Он не дал ей свою фамилию, но все остальное – пожалуйста. Все, что захочет дочь. Наш интернат он отождествляет с Любой, поэтому наши компьютеры – от него, новый домашний кинотеатр – тоже. Сам привез. Более того, он перечисляет деньги Фонду, который ищет таланты в глубинке. Понимаешь?
Рита кивнула.
– В марте приезжает комиссия Фонда. Иван Гришкин должен спеть так, чтобы ему дали грант для учебы в музыкальной школе в Новосибирске.
– Здорово, – сказала Рита.
– Но есть один нюанс, – Галина Даниловна поморщилась. – Люба считает, что Иван должен быть благодарен ей. Понимаешь?
– Ага, что он – ее парень? – Ритино сердце дернулось, высоко подпрыгнуло и перекрыло горло. Она не могла дышать.
– В какой-то мере – да. – Галина Даниловна поморщилась. – Должна сказать, до твоего появления не было никаких проблем между ними. Люба изображала, что Иван в нее влюблен, Ивану ничего не нужно изображать, она умеет это делать за двоих. – Галина Даниловна засмеялась. – Но теперь... Всем ясно, что Иван влюбился в тебя.
– Что! – Рита вспыхнула.
– Все естественно, не пылай. Ты здесь – птица из другого мира со своими светлыми волосами. Тебе никто не говорил, что твои волосы похожи на зимний мех горностая?
– Про горностая – нет. А про молоко оленухи... Иван говорил.
– Ну вот, все правильно. Поэтому... Люба может...
– Уговорить отца не давать грант Ивану? – Страшная догадка огорошила Риту.
– Не думаю, что она повлияет, но сложности могут возникнуть.
Рита замерла. Так вот что означали вчерашние слова Любы! "Я еще не решила, отдам его тебе или нет".
– Понимаю... – медленно проговорила она.
– Только не думай, что я запрещаю тебе относиться к Ивану так, как ты относишься. Знаешь, любовь всегда вызывает зависть тех, кто сам не умеет любить.
– Разве завидуют не те, кого не любят? – удивилась Рита.
– Но не любят тех, кто сам умеет любить. Я это поняла. Может быть, слишком поздно. – Она усмехнулась. Рита увидела, каким печальным вдруг стало лицо Галины Даниловны. – Твоя мама умела любить, теперь передо мной сидишь ты. У меня много детей, но они родились не от моей любви. Но я хочу, чтобы они росли с помощью моей любви. Я научилась любить.
– У вас так хорошо здесь, – нашлась Рита. – Я думала, что все по-другому...
– Понимаю, – кивнула Галина Даниловна. – Я рада, что тебе нравится. – Она помолчала. – Рита, я вот о чем хочу поговорить с тобой. Я знаю, ты здорово катаешься на лыжах...
– В Тюмени я ходила в лыжную секцию. У меня первый разряд по лыжам.
– Понятно. Но если бы ты еще умела стрелять из винтовки...
– Зачем? – изумилась Рита.
– Затем, что у тебя не было бы конкурентов на грант. Фонд ищет того, из кого можно вырастить талантливого биатлониста. Биатлон, если ты не знаешь, – это лыжное двоеборье. Спортсмен бежит на лыжах и стреляет из малокалиберной винтовки. Олимпийский вид спорта, очень перспективный. Я думаю, ты смотрела зимнюю Олимпиаду по телевизору?
– Конечно, – сказала Рита.
– Биатлон не менее модное занятие, чем горловое пение. – Она засмеялась. – Ты могла бы получить грант и поехать учиться в спортивную школу. Тоже в Новосибирск. – Она смотрела на Риту, ожидая реакции на свои слова. – Вместе с Иваном, – добавила она. – Там не будет никакой Любы, между прочим.
– Правда? – тихо спросила Рита, чувствуя, как колотилось сердце. Горло, наконец, совсем очистилось, Рита свободно дышала. – Но мои родители...
– Твоя мама сказала, что, может быть, тебе придется проучиться у нас еще год.
– Десятый класс? – Ритино сердце подпрыгнуло. А Ивана здесь не будет?
– Твоему отцу предложили остаться на Севере в более высокой должности. После нее – прямая дорога в Москву. Вот я и подумала, если ты получишь спортивный разряд по биатлону, тебе будет проще поступить в институт в Москве.
– А... мама?
– Твоя мама не против. К тому же, директор спортивной школы в Новосибирске – мой родной брат. – Она улыбнулась. – Она его знает. Когда-то он пытался за ней ухаживать, но напрасно. – Она улыбнулась. – А если бы все вышло удачно, то ты вполне могла быть моей племянницей. Но это я так. Мой брат – сам биатлонист, ему нужны талантливые ученики.
– Я готова, – сказала Рита. – Но как мне научиться стрелять? Где?
– Попроси Ивана. Пусть он пригласит тебя на каникулы к себе домой. Его отец – профессиональный охотник. К тому же, отдохнешь от внимания своей соседки. – Она подмигнула Рите.
Рита смутилась. Значит, все, что происходит в спальнях, известно Галине Даниловне?
Конечно, и не только в спальнях. Галина Даниловна понимает, что творится в душе ее воспитанников. Кто знает, как сложится судьба каждого, кто покинет эти стены с сугробами по самые окна? Ей хотелось, чтобы удачно. Но знала она и другое: по каждому – удача. Значит, надо помочь каждому не пропустить свою.
Разве Рите не удобно прямо на крыльце встать на лыжи и "глотать" километр за километром? Довести до совершенства то, что она уже умеет? Любое умение – еще один шанс в твою пользу за пределами школьных стен.
И потом, почему не прислать брату перспективную ученицу да еще с солидным грантом на год? Его сумма покроет все расходы на Риту – на снаряжение, на учебу, на содержание и еще останется на развитие спортивной школы.
Вот почему Галина Даниловна, соединив все составляющие в одно целое, решила: Рита Маслова должна проявить себя перед комиссией Фонда, а не только Иван Гришкин.
Если эти двое получат грант от Фонда, такая новость прозвучит особенно сильно на осенней учительской конференции в Тюмени. Для школы-интерната, которой она руководит, это будет здорово.
Глава 11. А что ты умеешь?
– Если бы ты умела стрелять из винтовки, – сказал Иван, – ты стала бы чемпионкой по биатлону.
Рита повернулась к нему.
– Почему ты так решил? – Она удивилась, снова это слово – "биатлон".
– Потому что они, – он указал на экран телевизора, – бегают на лыжах точно, как ты.
– Это я стараюсь бегать, как они, – смутилась Рита.
– Если хочешь, пускай так.
Картинка с биатлонистами убежала с экрана, вместо нее появилась другая – с концерта в Германии. Темноволосый мужчина пел очень похоже на то, как поет Иван.
– Бурятский певец, – заметил Иван. А Рита вернула ему его слова.
– Вот если бы ты учился пению, ты пел бы там, а не он.
– Я могу попросить отца, он даст денег. Иван сможет учиться хоть в Москве. А не в каком-то Новосибирске. – Это Люба. Она снова слушала, о чем они говорят.
– Да брось, – Иван поморщился. – Я получу грант от Фонда.
– Будто Фонд не мой отец, – хихикнула Люба.
– Не только твой, – заметил Иван.
– Ну, может, и нет, – согласилась она, но подозрительно быстро, отметила Рита. И тут же вышла за дверь.
– Отец пришлет вездеход за нами послезавтра, – сказал Иван. – Собирайся.
Рита кивнула.
– Мы едем вдвоем?
– Да. Мой друг Вадик не может, его забирает мать в стойбище на все каникулы.
Рита собралась быстро. Ей повезло, Люба уехала раньше на день, иначе она следила бы за каждым движением.
На вездеходе ехать так странно. В больших оленьих малицах они сидели на металлических лавках, подпрыгивая на снежных холмах. Говорить невозможно, поэтому все молчали. Кроме Риты и Ивана ехало еще пятеро – трое мужчин и две женщины. Тоже в гости. Вездеход высадил их по дороге.
Дом Гришкиных оказался не таким, как ожидала Рита, – он обычный, большой, а не чум, покрытый шкурами. Женщины в селении одеты тоже не так. Она читала перед отъездом из Тюмени, что женщины манси носят суконный халат, оленью шубу, а на голове платок, что они увешаны ожерельями из разноцветного бисера, а пальцы их унизаны кольцами из него же.
Мама Ивана вышла их встречать к шубе из мутона, на голове у нее шапочка из белого песца. Это они с Иваном походили на настоящих манси в малицах и больших рукавицах, которые свисали на кожаных ремешках из рукавов. Как у детей. Галина Даниловна настояла, чтобы они оделись в малицы – она дала их из реквизита школьного театра.
В этом мансийском поселении семь домов профессиональных охотников, таких как отец Ивана.
В доме оказалось полно детей – Иван рассказывал Рите, что у его родителей что-то вроде детского сада. Его мама присматривает за соседскими детьми. Просто так, потому что ей нравится.
Хотя по дороге было трудно говорить, вездеход рычал оглушающе, но Иван рассказал, что к ним летом приезжали гости из Венгрии. Когда-то, давным-давно, те, кто потом стали называть себя венгры, финны, ханты и манси, жили вместе. У них даже язык одной группы – финно-угорской, говорил он. Теперь ученые пытаются восстановить связи между этими народами.
В семье Ивана еще три брата и две сестры, гораздо моложе его, они живут дома. Но когда придет время учиться, они тоже поедут в школу-интернат. Для детей охотников и оленеводов в этом нет ничего особенного. Отец Ивана тоже учился в интернате.
Рита заметила, как заалело лицо матери, когда она увидела Ивана. Он старший и, видимо, любимый сын. Она улыбалась Рите. Иван объяснил, что нет ничего странного – привезти домой друга. Друг – это то, без чего не выживешь в снегах.
Едва поздоровавшись с матерью и отцом, потом с ребятишками, Иван сказал:
– Папа, Рита должна стать чемпионкой. Ее надо научить стрелять из винтовки лучше всех. Она бегает на лыжах так, как никто.
– Хорошо, – просто сказал отец. – Научим. Скоро.
Рита засмеялась.
– Скоро? У меня быстро не получится.
– У меня получится, – рассмеялся он. – Если ты бегаешь на лыжах лучше манси, значит, ты необыкновенная девочка. Неважно, что у тебя волосы цвета молока оленухи. Венгерский друг подарил мне немецкую винтовку, она называется "Аншутц". С такой винтовкой бегает олимпийская чемпионка, я сам видел по телевизору. Завтра начнем. А сегодня – отдыхать.
Но не тут-то было. Отдыхать Рите не пришлось.
Когда Иван с отцом отправились смотреть ездовых лаек, а мама накрывала стол в столовой, Риту окружили дети. У нее глаза разбегались – так много, все широколицые, черноволосые.
– Меня зовут Аля, – бойко представилась девочка лет шести. – А что ты умеешь делать? – спросила она.
Рита захлопала ресницами. Вот это вопрос. На самом деле, что она умеет делать?
– Я? Умею бегать на лыжах.
– Мы тоже, – ее оглушил хор голосов.
– Я умею... Ну да, я умею складывать мозаику, – нашлась Рита.
– Мы тоже, – услышала она снова.
– А что умеешь делать как девочка? – не отступала Аля. – Ты умеешь вышивать? Делать кукол? Шить им платья?
– Нет.
– Тогда что ты умеешь? – Алю поддержал басовитый малыш.
Да что, на самом деле, им сказать? Рита обвела глазами широкие лица в черном обрамлении. Глаза, кажется, пузырились от азарта. Они похожи... Белое на черном... и пузырьки... Ну да! Черная сковорода и белое тонкое тесто...
– Я умею печь блины!
– Научи нас, – потребовала Аля.
– Это просто, – начала Рита. – Нужна мука, потом... – Она вспоминала, что делали ее чердачные поселенцы. Перед глазами возник тазик с мукой, девушка Мила, которая вливала в него... молоко. – Молоко.
– А можно молоко оленухи? – спросила Аля.
Ну почему она не сказала, что нужно коровье молоко? Все само бы собой разрешилось. Откуда ему здесь взяться?
– Или обязательно коровье? – донимала ее Аля.
Рита уже хотела сказать, что коровье и больше никакое. Но Аля опередила ее:
– У нас есть всякое: и коровье, и козье.
– Козье? Откуда у вас козье? – Рита не удержалась от удивления.
– От козы, конечно, – фыркнул басовитый малыш.
Рита поняла – ей придется учить их тому, чего она не умеет сама.
Открылась дверь, морозный воздух внес в дом Ивана с отцом. Лицо Ивана сияло. Никогда еще Рита не видела такой улыбки.
– Папа сказал, что он вырастит мне из самых лучших щенков ездовых собачек. Вот уж покатаемся по тундре!
Он сел на диван, дети навалились на него, как котята. Они устроились на коленях, один малыш пытался залезть ему на спину. Но в дверях столовой появилась мать.
– Все за стол!
Стол занял почти всю комнату, такой длинный, всем хватило места.
– Рита, Иван расскажет тебе, что ты ешь, – предупредила мама.
Иван положил Рите на тарелку тонкую полоску чего-то розового.
– Это строганина. Сырая рыба. Очень вкусно.
Рита попробовала. На самом деле, рыба нежная, жирная.
– Это черная икра, сама знаешь. Осетровая. Моему отцу разрешают ловить осетра, потому что он коренной житель.
– Ох, – выдохнула Рита. – Так много...
Она смотрела на детей, которые ели с аппетитом, а когда все выпили чаю с вареньем из морошки и удовлетворенно застонали, она подумала, что спасена. Едва ли у кого-то найдется место для блинов.
Но она ошиблась.
Аля, промокнув салфеткой губы, объявила:
– А теперь Рита научит нас печь блины.
Глава 12. Бисерное солнце
Рита с трудом разлепила глаза и не могла понять, где она, так бывает со сна. Потом, оглядев комнату, вспомнила – она в доме Ивана Гришкина. Ее поселили в спальне девочек, они все еще сопели во сне. Ух, эти девочки. Но ничего, с блинами все вышло нормально. Она руководила, а они пекли. К тому же, мама Ивана помогала.
Блины ели перед сном. В животе такая тяжесть, а это совсем не то чувство, с которым легко бежать на лыжах.
Бежать придется, стрелять тоже – сегодня. Отец Ивана обещал.
Рита встала, умылась. На завтрак она выбрала кукурузные хлопья. Она больше не удивлялась, что, кроме национальной еды, здесь все такое же, как везде. Она залила их апельсиновым соком, Иван – молоком.
Отец Ивана встал давно, приготовил винтовку, лыжи, подбитые оленьим мехом.
– Готовы? Пошли, – скомандовал он.
Мишень, которую отец Ивана приготовил для стрельбы, – это обыкновенный лист бумаги, на нем отмечен центр. Все остальное, объяснил он, молоко. Не считается за выстрел. Только в яблочко.
– Вот винтовка. Бери ее так. – Он вложил винтовку в руки Рите. – Видишь выступ? Это гребень ложи, прижмись к нему и совмести мушку, – он постучал пальцем по крошечному выступу в конце ствола, – с прорезью целика. Ну да, вот эта щелочка в начале ствола называется целик. Видишь центр мишени? У тебя сильные руки, ты крепко держишь винтовку. До мишени пятьдесят метров.
Рита выстрелила, лист бумаги, пробитый в самом центре, упал.
– Молодец. Я бью из этой винтовки белку. Ты бы тоже смогла.
Все шесть дней, которые Рита провела у Ивана дома, она стреляла.
– Не знаю точно, как должен стрелять человек, который занимается биатлоном, девочка, но на охоту я бы тебя взял, – сказал отец Ивана на прощанье.
А мать сделала ей подарок.
– Рита, ты видела наши бисерные украшения?
– Я даже хотела спросить, не означают ли что-то особенное ваши колечки. Они на девочках, на унтах, на малицах...