Бийо мог бы меня выругать, но не стал – бесполезно.
– Что вам угодно, судари?
– Ваши жизни.
– Но они дорого стоят.
– Ничего, – расхохотался толстый, как бочка, человек в темном плаще. – Нам за них дорого и заплатили.
Все пятеро в масках, значит, и правда, жизни, а не деньги. Опля! Кто же это постарался? Недаром всю дорогу было ощущение погони, и я так торопила Бийо. Обидно, две трети пути проехали, совсем скоро Орлеан.
Но подсчитывать то, что не получилось, бесполезно, зазвенели шпаги. Мои спутники старались прикрыть меня, а потому приняли удар на себя.
– Бегите, спасайтесь, мадемуазель! – Бийо забыл, что никому нельзя знать, кто я. Но его все равно никто не услышал.
– Вот еще! Я не мальчишка, чтобы спасаться бегством, и моя шпага в умелых руках, поверьте, сударь!
Боюсь, что я вдвойне стала причиной гибели Бийо, изумленный тем, как я бросилась в бой, он зазевался и получил смертельную рану. Правда, и ранивший его разбойник тоже упал замертво. Но теперь были четверо против нас двоих.
Шарль не замечал наших переговоров и даже гибели друга, он отбивался от двоих. Шарль ранил одного, но тот все же держался на ногах. И против меня двое, один толстяк чего стоил…
Краем глаза успела заметить в сумерках, что Шарль проткнул своего противника, но и сам упал рядом.
А вот это конец…
Одной против троих мне не справиться, даже если я покажу чудеса владения шпагой и акробатические умения.
Нет, они не смогут меня убить, но серьезно ранят и заметно изуродуют, главное, это не позволит мне вернуться к двери вовремя, и я останусь здесь, как Мари. Мелькнула мысль, что это тоже неплохо, зато у меня будет возможность встретиться с Людовиком де Меркером еще хоть раз.
Удар! Еще удар! Как бы то ни было, я не сдамся.
– Да этот мальчишка дерется, как опытный гвардеец! – с изумлением чертыхнулся толстый. – Даже убивать жалко.
Сколько прошло времени, не знаю, наверное, немало.
Я начала уставать и понимала, что долго не продержусь, когда вдруг услышала топот копыт и голос, который отличила бы от всех остальных даже во сне:
– Эй, трое против одного нечестно!
Людовик де Меркер? Что он здесь делает? Но размышлять некогда, герцог с двумя спутниками, теперь их трое на трое. Я не в счет, потому что ранена и тихонько сползла на землю, чтобы просто не рухнуть под копыта топчущихся на дороге лошадей.
Немного посидела, медленно начиная соображать. Можно тихо уползти, подозвать своего коня свистом, он хорошо откликается, и умчаться дальше одной, оставив спасителей разбираться с нападавшими.
Но меня вдруг буквально подбросило: там бьется Луи, причем, в отличие от меня, он вовсе не бессмертен и ему угрожают своими шпагами эти мерзавцы.
Мгновенно была забыта усталость и даже рана, я снова на ногах и со шпагой. Все уже спешились, слышен звон шпаг и резкие выкрики. Увидев меня снова в боевой готовности, толстяк даже присвистнул, несмотря на серьезность положения:
– Не угомонился?
Плохо, что быстро темнело, но это оказалось на руку мне, не заметить толстяка даже в сумерках трудно, а вот мне увернуться, используя придорожные кусты и деревья, если до этого дойдет, с моими объемами легче. Герцог де Меркер попытался отшвырнуть меня:
– Не лезьте под шпагу!
– Вот еще, он мой!
Господи, я никогда не была так зла! Этот толстый наглец не только посмел напасть на меня саму, не только угрожал жизни Людовику де Меркеру, но и мешал мне продемонстрировать перед учителем свое умение. Смерть толстяку!
Неожиданная помощь толстому пришла в лице одного из его товарищей, он сумел тяжело ранить человека герцога и теперь решил, что два против одного для его главаря многовато. Но нападать на меня оказалось не с руки, и он предпочел Луи.
Мы остались с бочкой в маске один на один.
– Ага!
Мой злорадный вопль поднял на крыло всех птиц в округе, уже устроившихся на ночь, и здорово озадачил противника. Казалось, я получила вожделенную возможность порвать толстяка, как тряпичную куклу, голыми руками, и ни за что её не упущу. Наскок был бешеным, в первую секунду толстяк просто обомлел, а потом… бросился прочь со всех ног.
Лес огласил хохот герцога де Меркера, наверное, это действительно смотрелось уморительно.
Больше всего я боялась, что не догоню толстяка, но ему двигаться трудней, чем мне. И все же улепетывал мой враг быстро. Я мчалась по дороге следом и орала:
– Остановись, мерзавец! Обернись!
Не обернулся, но убежать далеко не успел, моя шпага догнала толстую спину.
Теперь лес огласил его дичайший вопль, потому что это оказалась не совсем спина, попросту не дотянувшись ни до чего другого, я всадила шпагу ему в… то, что несколько ниже, фактически нанизав бедолагу на свое оружие, как на шампур.
Жуткие крики отвлекли одного из напарников толстяка, и помощник герцога смертельно ранил его, а оставшегося они легко добили вдвоем с Меркером.
Я стояла над упавшим толстяком и не знала, что делать. Моя шпага все еще торчала из его… в общем, пониже спины. Выдернуть?
Людовик подбежал сразу, как только расправился с последним нападавшим:
– Что?
Я беспомощно развела руками. Сумерки почти перешли в ночь, но взамен солнца вышла полная круглая луна, и было светло, во всяком случае, настолько, чтобы понять, в чем дело.
Бедные птицы, едва они перестали кружить, как пришлось взлетать снова. Людовик де Меркер хохотал так, словно не видел в жизни ничего смешней. Со смехом он вытащил мою шпагу, тщательно вытер её о траву и протянул мне. Я не удержалась:
– Ему же больно…
– Уже нет. Вы его так напугали, что бедолага не смог перенести.
Людовик с помощником уложили на коня раненого напарника, собрали остальных лошадей и подошли ко мне.
– Поедемте, здесь рядом есть у кого остановиться. За убитыми я пришлю.
В запале боя я не задумывалась ни о том, откуда герцог де Меркер взялся почти ночью на лесной дороге между Этампом и Орлеаном, ни о том, как я объясню собственное появление там же. Но мне казалось, что после такой стычки герцог не должен требовать от меня строгого отчета, во всяком случае, смеялся он от души.
Мы быстро добрались до какого-то не то постоялого двора, не то просто дома, стоявшего на дороге отдельно. Хозяин не удивился, может, здесь нападения не такая уж редкость? А может, знал герцога…
– Комнату для двух моих спутников, один ранен. И комнату для нас с пажем. Нам тоже воду и чем перевязать рану.
– Вы ранены, герцог?
Из вопроса следовало, что герцога все-таки знали.
– Да.
– Перевязать?
– Нет, мы справимся. Анри, идите в комнату.
Я не сразу поняла, что команда мне.
Комната совсем маленькая и постель узкая.
Ничего, я посижу у камина…
Пока Людовик объяснял хозяину, что произошло, хозяйка принесла в комнату воду и длинные лоскуты белой ткани:
– Давайте я вас перевяжу.
Видя мое нежелание снимать рубашку, покачала головой:
– Мужчине будет несподручно это делать, давайте я. Я никому не скажу, что вы женщина.
Она ловко промыла мою рану на плече, усмехнулась:
– Царапина, быстро заживет. А герцог не знает, что вы женщина? И ему не скажем. Вы просто не раздевайтесь. Вот, я приложила травы, все быстро заживет…
С уверениями она перевязала меня и, довольная своей работой, удалилась со словами:
– Сейчас поесть принесу.
Герцог вернулся вместе с хозяйкой. Тревожно оглядел меня, комнату.
– Как вы?
– Все в порядке.
Ставя на стол грубоватый поднос, женщина незаметно подмигнула мне.
– Ваш паж молодец. Не пикнул, пока перевязывала. Его рука заживет быстро, хотя крови потерял немало. Спокойной вам ночи, судари… – Спасибо.
Людовик явно был зол, его недавнее веселье сменилось почти презрением. Плотно закрыв дверь, кивнул мне на принесенный сыр, молоко и хлеб:
– Ешьте, здесь другого не будет.
Есть не хотелось совсем.
– Я не голодна. Спасибо. За спасение спасибо.
Думала, он улыбнется при упоминании о бое, но глаза Меркера сузились от злости. Он уселся в единственное подобие кресла у камина, оставив мне постель. Пришлось пристроиться на самом краешке, не стоять же всю ночь у двери. Больше места в комнате не было, как я поняла, это и так королевские условия для данной местности.
– И к кому вы так спешили, сударыня? К любовнику?
– Вовсе нет!
Ожидала словесной перепалки, какие обычно начинались между нами при встрече, за время которой можно было бы уйти от ответа, потом сделать вид, что смертельно устала, а ночью попытаться выйти вроде по нужде и тихонько ускользнуть в обратном направлении, чтобы отправить в Нарбонн кого-то другого и по другому пути.
Мне хотелось спросить, как он сам оказался здесь, но понимала, что ответа не получу.
Может, лучше сразу прикинуться больной и усталой? Зря сказала, что у меня все хорошо…
Людовик хмуро наблюдал за моими размышлениями.
– Герцог, я устала, давайте отложим объяснения до завтра?
– Нет, не отложим. Полчаса назад вы догоняли противника с таким криком, что я бы предположил возможность преследования его до самого Орлеана. Будьте добры ответить на мой вопрос: куда и к кому вы ехали в мужском платье и под покровом ночи?
– А вы сами как здесь оказались?
Лучшая защита – это нападение, но только не против герцога де Меркера, когда тот в бешенстве, причем бешенстве холодном.
– Я мог бы и не задавать этот вопрос, без того ясно: спешили к герцогу де Сен-Мару! Вороне в павлиньих перьях.
– Вы так сердиты на герцога? – Я все равно делала попытку перевести разговор в шутливый тон.
– Я сердит на вас. Вы умная, красивая… даже, – он сделал движение, словно пронзая кого-то, – шпагой владеете вполне прилично, а рискуете жизнью ради пустышки.
Я просто не знала, что отвечать, не могла же рассказать правду?
– Влюблены настолько, что готовы погибнуть от шпаг людей де Гонзага?
– Кого?!
– Вы не поняли, что вас преследовали люди Марии де Гонзага? – в голосе Людовика послышалась озабоченность.
– Нет. Как они узнали, что я уехала?
– Думаю, от вашей наставницы.
Мне стало дурно, но не от спертого воздуха или потери крови, а от понимания, что меня предала Мари.
Нет, этого не могло быть, он ошибается.
– Нет-нет, она не могла ничего никому сказать!
В голубых глазах герцога появилась насмешка. Не желая комментировать мой возглас, он отвернулся к огню.
– А откуда узнали вы? Для меня это важно, Луи.
Меркер вскинул на меня изумленные глаза. Я поняла, что удивление вызвано употреблением имени Луи, мягко добавила:
– Действительно важно.
– Ваша служанка прислала записку, кстати, жутко безграмотную, с сообщением, что вы уехали через Этамп и Орлеан.
– Бьянка?! – невольно ахнула я. Вот моя спасительница!
– Я не знаю, как её зовут. Задавать вопросы герцогине не стал, это только вы не замечаете, что живете под крышей врага, а отправился за вами следом.
Несколько мгновений он молчал, потом снова усмехнулся:
– Никогда не верил, что женщины и впрямь способны на такие безумства – отправиться в мужской одежде ночью через всю Францию к любовнику!
– Я спешу к кардиналу.
– Что?
А я вдруг осознала, что единственный человек, который действительно может мне помочь, независимо от того, сумею я потом вернуться или нет, тот, что сейчас почти презрительно смотрит, не веря ни единому моему слову. В глазах Людовика читалось: какие же вы все лживые!
– Это правда. И не думайте, что кардинал мой любовник, как, собственно, и Сен-Мар. Вы слышали о заговоре Сен-Мара и Гастона Орлеанского?
Герцог поморщился:
– Весь Париж болтает. Глупость. Думаете, кардинал не знает?
Я кивнула:
– Знает. Больше того: и король знает, но ничего не предпринимает.
– В отличие от своих отца и брата я не вмешиваюсь в политику и вам советую поступать так же, мадемуазель.
– Мне пришлось, потом расскажу почему.
Кардинал ничего не может сделать… – Вы так привязаны к кардиналу?
– …пока у него нет вот этого.
Я достала из-за пазухи текст договора, завернутый в ткань.
– Что это? – насторожился герцог.
– Людовик, скажите, как изменится Франция, если король сделает Сен-Мара премьер-министром?
– Вы с ума сошли?
– Это не ответ.
– Растащат все, что еще живо.
– Так и есть, – кивнула я. – Вот потому нужно, чтобы Сен-Мар не стал премьером, регентство над маленьким Людовиком получила королева, а её советчиком стал кардинал Мазарини.
– Ах, вот откуда ветер дует. Теперь я верю, что вы ехали к кардиналу. К Ришелье от Мазарини?
– Нет, к кардиналу от себя. Прочитайте и вы все поймете. Даже при том, что не интересуетесь политикой.
Он развернул лист, не спуская с меня глаз. Зато потом я наблюдала, как менялось по мере чтения текста договора его лицо.
– Откуда это у вас?
– Можно, я расскажу позже? Это нужно срочно доставить кардиналу, чтобы он мог уничтожить Сен-Мара и де Ту.
– А Гастона Орлеанского?
– О, этот выйдет сухим из воды! Не беспокойтесь, пострадают только глупцы, рвущиеся к власти. Утром мне нужно продолжить путь.
И вдруг я с ужасом поняла, что он держит лист с текстом договора прямо над огнем. Одно движение и насмарку пойдут все старания, и даже полученная рана.
Но Меркер вскинул усталые глаза:
– Почему-то я вам верю. Но вы не поедете. У вас есть что-то, что уверило бы кардинала, что послание от вас?
– Да. – Я сняла перстень, полученный от Мари, и протянула герцогу. – Этот перстень подарил кардинал, он поймет.
– Не то, нужны еще слова.
– Просто сказать, что есть текст договора. Он ждет.
– Поедет мой человек, тайно, не беспокойтесь. Первый и последний раз вмешиваюсь в политику, все ради вас.
– Не ради меня – ради Франции.
– Не надо громких слов.
Он вышел и довольно долго отсутствовал. Я села в кресло, еще хранившее тепло тела герцога. Что я еще могла? Если даже заговор сорвать не удастся, должен же Арман понять, что я сделала все, что могла?
Мысли вернулись к Мари. Неужели Людовик прав, и она сдала меня Марии де Гонзага? Тогда это настоящая подлость, она же знала, что моих спутников убьют, а меня ранят, и договор попадет в чужие руки.
Не заметила, как задремала.
В полусне услышала, как вернулся Луи, тихонько прикрыл дверь и склонился надо мной. Открывать глаза не хотелось, я просто не знала, что теперь говорить и делать. Не рассказывать же ему об Армане и моей настоящей жизни?
Теперь я хорошо понимала, что нужно возвращаться. Мари права, нам здесь не место. Может, потому она бесится и готова убить меня своими руками? Я-то еще могу перейти, а она уже нет. Может, потому и сдала меня, чтобы я тоже не могла?
Я почти простила свою наставницу-предательницу, а вот что делать с Луи и своей любовью к нему, не представляла. Уже знала, что буду тянуть до последнего, что перейду так поздно, как только смогу, чтобы еще хоть раз увидеть веселую насмешку этих голубых глаз.
Людовик осторожно просунул руку под мои плечи, а второй подхватил под колени. Собирается перенести на кровать? Неплохо бы, но что дальше? Я не стала "просыпаться", но за шею его обняла, рассудив, что второго такого случая может и не представиться. И в плечо носом тоже уткнулась.
Герцог де Меркер пах хорошим мылом.
Когда он укладывал меня на постель, невольно застонала от боли.
– Тихо, тихо…
Он осторожно устроил меня так, чтобы было удобно, присел рядом. Погладил волосы.
Господи, как же хотелось сбросить с себя "сон" и попросту прижаться к нему! Но я не могла, не имела права, понимая, что скоро уйду навсегда.
Рука легла мне на волосы, пальцы чуть перебрали локоны…
– Кто же ты такая…
Мари права: никаких привязанностей, никакой любви! Сердце обливалось кровью, заходилось в тоске, хотелось выть, вцепившись зубами во что-нибудь или руками в самого Луи.
Огонь в камине почти погас, в комнате стало темно. Людовик осторожно прилег рядом, обнял меня, стараясь не касаться раненого плеча.
Я дышала через раз, чтобы не догадался, что все слышу, но он понял.
– Не спишь?
Соврать не смогла, прошептала в ответ:
– Нет…
– Прости, если обидел. Нужно было сразу попросить помощи, а не рисковать самой. Я бы даже вопросов не задал.
– Я не имела права, Луи. Это не моя тайна.
Его губы коснулись моих волос, прижался к ним щекой, плотней обхватив рукой талию. Ей-богу, я уловила нечто… Герцога явно возбуждало наше слишком близкое соседство на кровати.
– Не лезь больше в политику.
Я тихонько рассмеялась:
– Не буду.
– Я все думаю: им нужна была твоя жизнь или договор тоже?
– Если Мари не сказала про договор, то они не знали. Никто не знает, что у меня есть текст.
Герцог вздохнул:
– Заметь, не спрашиваю откуда.
– И не нужно.
– Скоро у тебя рука заживет?
– Хозяйка сказала, что скоро.
– Жаннетта?
– Я не знаю, как её зовут.
– Она ведает толк в лечении ран. Если травы приложила, значит, все пройдет быстро. Она меня не раз выхаживала.
– Вы так часто попадали в переделки, сударь?
– Неужели вы ревнуете меня к Жаннетте, сударыня?
Разговор пошел в привычном для нас тоне – ироничном с поддевками.
– К Жаннетте нет, просто пытаюсь понять, как часто вы заступаетесь за прекрасных дам.
– М-м-м…
– Кстати, сударь, вы обещали упасть в обморок, увидев меня в мужской одежде, но не выполнили обещание.
– Было темно, я не понял, что это вы. А вообще, предпочел бы увидеть тебя совсем без одежды.
Опасные речи, тем более он развернул меня к себе, правда, стараясь не слишком прижиматься.
– Гм…
– Скажи спасибо, что у тебя рука болит, не то… – пробормотал герцог. – Давай спать, завтра выезжать рано.
– Куда?
– Текст повезли надежные люди. А мы с тобой ко мне в имение, Вандом недалеко.
– Нет, мне нужно в Париж.
– Незачем. Лечить руку будешь у меня. И прятаться от убийц тоже.
– Луи, мне нужно в Париж, чтобы Мари не натворила глупостей. Я не могу сразу всего тебе рассказать…
Он снова вздохнул:
– Не говори, шпионка. Но ты прекратишь этим заниматься. И постараешься вылечить руку поскорей.
– Это я тебе обещаю.
Поцелуй после такого жаркого обещания получился не менее горячим.
Разве можно целоваться двум людям, давно и страстно жаждущим друг друга?
Стаскивая с меня одежду, Луи пообещал:
– Утром все верну на место. И рану твою не задену, не бойся.
– Плевать на рану!
– Надеюсь, ты не девственница? – пробормотал герцог мне в шею.
Какое у него восхитительное тело – сильное, с атласной кожей и перекатывающимися под ней буграми мышц. Руки ласковые и властные одновременно. Губы такие же. Он овладел и подчинил, оставаясь при этом нежным и бережным. Я поддалась и потянулась навстречу, сгорая от страсти, млея от ласки.