Глава 7
Прекрасна. Она невыразимо прекрасна. Глаза сияют, губы чуть приоткрыты.
Александр дрожал, глядя на нее снизу вверх. Он едва верил, что время пришло. Наконец. Наконец они стали мужем и женой. Наконец они одни.
Весь праздничный обед он едва сдерживался. Речи, бесконечные тосты, пожатия бесчисленных рук. Когда пришло время подхватить ее и унести, его охватил безумный восторг. И вот теперь они здесь. А он не знает, что делать дальше. Потому что никогда не был с женой.
Но он знал, чего хочет. Он хотел боготворить ее.
Он встал на враз ослабевшие ноги, зашел ей за спину и высвободил ее волосы из узла. Они упали ей на плечи шелковым водопадом. Александр стал пропускать мягкие пряди между пальцами.
Потом отстегнул розетку и снял плед, накинутый на нее его братом. Тщательно сложил его и бросил на стул. Отстегнул веточку белого вереска и положил рядом со своей.
Теперь нужно продолжить. Медленно расстегнуть ее лиф и снять платье. Но нет. Он должен отведать, каковы на вкус ее губы. Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз ощущал этот вкус.
Он приподнял лицо Ханны за подбородок. В ее глазах мелькнул страх. Да, он такой большой, а она такая маленькая, но нельзя, чтобы она его боялась. Он всегда будет нежен с ней, потому что поклялся в этом.
Прикоснувшись губами к ее губам, он прошептал слова, рвавшиеся из сердца:
– Ханна. Моя жена. Моя любовь.
Хотя последнее слово она могла и не расслышать, потому что в этот момент их губы соприкоснулись.
А мгновение спустя у него вылетели из головы все мысли.
Потому что это происходило каждый раз, когда он касался ее. Ощущал ее вкус.
Жар поднялся в нем, когда он припал к ее губам, притягивая ее ближе, проникая в ее рот языком. Она застонала и прильнула к нему, отчего он загорелся еще сильнее. Это их первый настоящий поцелуй после того, как они стали мужем и женой. Она была теплой и пахла так ароматно, и он умирал от желания взять ее.
Хотя Ханна с готовностью отвечала на поцелуи, зарываясь пальцами в его волосы, Александр отступил, напомнив себе, что должен поклоняться ей. А не набрасываться, как дикарь. Он продемонстрирует ей своим телом то, что было так трудно сказать вслух.
Хотя Ханна нахмурилась, он повел ее к стоящему у камина стулу и усадил. Потом снова встал на колени и снял с нее туфли. Ее глаза широко раскрылись, но она не отстранилась. Не издала ни звука. Зато тихо вскрикнула, когда он стал гладить изящный подъем ступни. И вскрикнула снова, вернее взвизгнула, когда он поцеловал этот подъем. С ее губ рвался смех, и она попыталась увернуться, но он не позволил. И продолжал обводить линии ее ступни, пальцев, щиколотки, наслаждаясь каждым касанием. Сопровождая каждое касание поцелуем.
Она ахнула, когда Александр поднял подол ее платья и стал целовать икры.
– О господи, – пробормотала Ханна.
– Ш-ш-ш. – Он прижал палец к ее губам.
Она закусила губу – зрелище, едва не убившее его. Но он вынудил себя продолжать, уделяя особое внимание местечкам под коленками, потому что она стонала и извивалась, и он наслаждался ее реакцией.
К тому времени, как он добрался до ее бедер, его член уже был твердым как камень и подрагивал с каждым ударом его сердца. Желание волнами прокатывалось по телу Александра.
Он медленно поднимал юбку Ханны, пока она не собралась на коленях. Изумленный белизной и безупречностью шелковистой кожи своей жены, он провел по ней кончиками пальцев. Его поражало, что это изысканное создание позволяет ему касаться ее. Держать в объятиях. Ласкать. Он ожидал, что она в любой момент вскочит и остановит его. Но этого не произошло.
Когда он поднял подол еще выше и увидел треугольник угольно-черных волос, у него перехватило дыхание. Александр едва не проглотил язык, едва ее бедра разошлись. Совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы его возбуждение достигло высшей точки.
Ее жар, ее запах, ее тихие вздохи сводили его с ума. Он положил ладонь на внутреннюю поверхность ее бедра, подбираясь ближе и ближе. Ханна громко выдохнула.
Когда он коснулся ее там, все нервы в его теле натянулись, как тетива лука. Пробравшись через поросль завитков, он нашел ее жемчужину. Она была влажной.
Ханна была влажной!
У него закружилась голова. Поклоняться ей, напомнил он себе, твердя это, как молитву. Потребность взять ее грубо, неистово, сжигала его. Но он не мог так с ней поступить.
Он поклялся. А Лохланнахи никогда не нарушали клятвы. Хотя он и может умереть, пытаясь сдержать эту клятву.
Александр нервно облизнул губы, и Ханна охнула. Он тут же посмотрел на ее лицо. Взгляд его застыл.
Неужели раньше он считал ее лишь красивой? Может, он безумен?
Ничто не завораживало так, как выражение, которое появлялось на ее лице, когда он гладил ее самое интимное место. Ее глаза словно заволокло дымкой. Губы раздвинулись, дыхание участилось.
Когда Александр замер, – всего на секунду, но ей она показалась вечностью, – Ханна запустила руки в его волосы.
– Не останавливайся, – хрипло скомандовала она.
Он открыл лепестки ее лона большими пальцами и бесстыдно уставился.
Боже. Боже на небесах! Он мог смотреть на это вечно. Но нет.
Когда она подняла бедра и еще крепче вцепилась в его волосы, он понял, что вечно смотреть на это не может. Для этого он недостаточно терпелив.
Он хотел, жаждал отведать вкус этих лепестков. Сейчас.
Ханна сжалась, когда Александр наклонил голову. В груди ныло, потому что она, оказывается, все это время не дышала. Как может простое прикосновение его руки, его пальцев, вызвать такое смятение чувств?
Чувств, о существовании которых она не подозревала. Странных ощущений. Мучительного желания, копившегося между бедер, беспокойства, разрывавшего тело и ум. Матроны из Кайрен Рея совершенно точно никогда не упоминали об этом.
Она хотела поднять бедра, но не посмела. Не могла упустить и мгновения из того, что он делал. Все это было слишком невероятно! Божественно.
Когда Александр стал ласкать ее языком, Ханна едва не потеряла сознание. Хотя обычно она не падала в обмороки. Безумное и восхитительное наслаждение пронзало ее, когда он проводил бархатистым языком по ее нежной расщелине и обводил сгусток нервов в центре ее существа.
Александр издал звук, сдавленный стон, отозвавшийся в ней пьянящей мелодией. Ханну охватил трепет, все ее естество словно вибрировало. Она не смогла остановиться. Сомкнула бедра по обеим сторонам его головы и выгнулась, отдаваясь блаженству.
Слава богу, он не остановился. Слава богу.
Вместо этого его губы сомкнулись на крошечном бугорке и, милосердное небо, – он стал его сосать.
Она не знала, что с ней, но это было волшебством. Перед глазами плясали языки пламени, огромные волны собирались внутри. Ее сотрясала непонятная дрожь. Но как бы великолепно все это ни было, в ней росло одно желание – познать еще больше. Нет, не желание. Мучительная потребность.
Ханна вцепилась в его уши и, игнорируя его ропот недовольства, притянула его голову к своей и поцеловала в губы. Понимая, что странный вкус был вкусом ее собственного возбуждения.
Желание ее все росло. То, что он терзал ее губы, словно стараясь ее поглотить, приводило ее в восторг. Тяжесть его тела была восхитительной. Волоски на груди терлись о ее соски, и ощущение было почти невыносимым.
Но она сможет вынести и это.
Александр сжал чувствительный холмик между ее ног. Теперь удовольствие разлилось по всему ее телу, ее охватила страсть.
Ханну сбивало с толку то, что она сама не знала, чего хочет. Не знала, в чем нуждается. Но Александр, похоже, знал. Играя с ее грудью, он одновременно продолжал гладить местечко между ее бедер, вызывая все новые и новые волны наслаждения, пока крохотные всплески не слились в один долгий поток бесконечной сладости.
Он приподнялся, чтобы взглянуть на нее. Кажется, он хочет отстраниться? Остановиться?
Она едва не взвыла.
– Не… здесь, – резко бросил он.
– Нет. Здесь и сейчас.
Ханна не хотела, чтобы это прекращалось. Это будет ужасно. Даже если они разъединят объятия, чтобы просто перебраться на кровать.
Ханна потянула его назад, припала к губам и провела ногтями по его шее. Ее беспокойные руки, словно сами собой, гладили его плечи, волосы, спину. А когда она провела по его спине ладонями, почувствовала странные бугорки. Любопытство одолело ее. Она обвела пальцем один, потом другой. И уже целенаправленно стала их исследовать.
Поняв ее намерения, Александр напрягся. Замер, поднял голову и, хмурясь, взглянул на нее.
– Ханна…
– Как ты их получил?
Шрамов было так много! Они покрывали всю его спину.
– Ничего особенного, – усмехнулся он.
– Ничего?
– Это было… давно.
Он нагнул голову и снова с безумной страстью ее поцеловал, возможно, чтобы она прекратила расспросы. А может быть, потому что испытывал такое же неукротимое желание, как и Ханна.
Его губы проложили дорожку по ее щеке, до основания шеи, где он остановился.
Реакция Александра ясно давала понять, что он не хочет говорить о шрамах. Что же, пусть будет так. Потому что его новые ласки были такими…
Ханна сжала его голову, чтобы удержать на месте. Очевидно, его одолевала та же потребность слиться с ней, потому что он лег на нее, продолжая ласкать ее бедра под юбками и сжимать ноющие груди. Когда Александр нагнул голову и стал сосать ее сосок прямо сквозь ткань платья, Ханна выгнулась и прижалась к его чреслам своими.
Его твердость шокировала ее. И восхитила. Она потерлась об него, и он содрогнулся.
– Господи, будь милосерден, – пробормотал он, или что-то другое в этом роде. Было трудно разобрать, потому что в ушах шумела кровь. Но Ханна продолжала извиваться и тереться об него. И на этот раз Александр отстранился. Глаза его покраснели, ноздри раздувались, губы были плотно сжаты.
Он сжал ее бедра и потянул на себя. Его сила восхищала Ханну. Она улыбнулась, возможно, слишком лукаво, потому что он отреагировал рыком и проклятьем. Подняв килт, он сжал свой член. Ханна уставилась на него. Сердце подпрыгнуло и громко забилось.
О, не от страха! От мук желания.
Она развела ноги как можно шире, чтобы открыться ему. Его член и раньше казался огромным. Но сейчас стал еще больше и затвердел, как древко пики. Кончик головки блестел, украшенный крошечной капелькой. Неожиданный порыв слизнуть эту капельку завладел ей. Возможно, позже она так и сделает.
Александр подождал, пока их взгляды встретятся, и подался вперед, подведя свою мужскую плоть к входу в ее лоно. Когда он коснулся ее, проводя толстой головкой по скользким складкам ее лона, Ханна втянула в себя воздух. И затем он вошел в нее. Ее слегка обожгло болью, когда он взял ее девственность, болью, тут же, как только он наполнил ее до конца, сменившейся ослепительным наслаждением.
Александр двигался медленно, хотя Ханна видела, чего это ему стоит.
А чего это стоит ей! Она хотела больше. Больше!
– О боже! – вскрикнула она, когда он вновь пронзил ее. Все ее чувства обострились. Ей хотелось кричать от каждого его прикосновения.
Он прорычал что-то свирепое и дикое, в его голосе звучало животное удовлетворение. Но он тут же вышел из нее.
Ханна едва не ударила его. Она не желала, чтобы он выходил. Она желала…
Но муж снова ворвался в нее, и возбуждение свернулось в животе в тугой кулак. Водоворот, в котором Ханну кружило раньше, снова едва не поглотил ее, когда он стал двигаться: быстрее, жестче, глубже, по мере того, как росло его желание.
Она льнула к нему, обхватив ногами его талию и руками – шею, и держалась так крепко, как только могла, боясь, что вихрь его страсти унесет ее. Почти в беспамятстве она вонзала ногти в мышцы его спины, гладила ткань рубашки. Он входил в нее снова и снова, даже когда ее охватило нечто, вроде лихорадки, отправившей ее в беспорядочный полет, подобно листику на ветру.
Ханна сжалась и тут же стала содрогаться в восхитительных конвульсиях, остановить которые не могла.
Когда ее потаенные мышцы сжали его плоть, Александр вонзился в нее сильнее. Энергичнее. Выпады становились все короче. Дыхание вырывалось из горла резкими толчками. Лицо словно осунулось. Шрам на щеке побелел.
Ханна смотрела в его лицо очарованная, обезумевшая, завороженная биением жилки на шее. Она не могла устоять и лизнула эту жилку. Пососала. Прикусила.
А ее муж, ее молчаливый, почти немой муж издал такой громкий крик, что задрожали стены.
Его плоть вновь нырнула в глубины ее лона. Теплая влага наполнила ее. Он вонзался снова, снова и снова и вдруг со стоном обмяк на ней, зарывшись лицом в волосы.
Обессиленная, довольная, счастливая от испытанного неведомого ранее наслаждения, Ханна прижимала его к себе и гладила по голове. Да, он почти не разговаривает и обладает раздражающей привычкой писать письма, когда можно обойтись простой беседой. Но небо, как он умеет любить!
Похоже, она будет вполне довольна этим браком.
Проклятье! Дьявол его побери! Он все испортил!
Потому что сначала намеревался боготворить ее. Любить медленно, нежно. Любить часами, пока она не обезумеет от желания. Пока не станет задыхаться и молить его. А не падать на нее с размаха, подобно истерзанному вожделением глупцу.
Он успел только добраться до ее бедер, прежде чем окончательно потерял разум. Возможно, виной всему ее запах. Или тихое мурлыканье. Или просто одно ее присутствие. Но он попросту обезумел и совершенно забыл о том, что ее нужно боготворить.
Он взял ее. На стуле. Как животное. И вряд ли имеет значение то, что животные не совокупляются на стульях.
Теперь она, конечно, ненавидит его. И в лучшем случае считает дикарем.
Однако сейчас не время распинать себя. Нет. Это только начало их брака. Начало их брачной ночи. В следующий раз он будет более нежным.
В следующий раз означает "сейчас".
Полный решимости, Александр осторожно поднял ее и понес к кровати. Ханна покорно лежала в его объятиях, что он посчитал хорошим знаком. Она вздохнула и обняла его за шею, потом стала теребить волосы, но так сонно, словно не сознавала, что делает.
Александр уложил ее на постель. Сам лег рядом, схватил ее в объятия и поцеловал. Но только для того, чтобы отвлечь, чтобы без помех расстегнуть длинный ряд пуговиц на спине. И при этом поглаживал и целовал каждый клочок обнажавшейся кожи. Она была теплой и мягкой в его объятиях. Пригоршня рая.
Пока он исследовал ее плечи и голую спину, она исследовала его.
Сердце Александра затрепетало, когда она дернула его за килт. Будь оно все проклято! На нем слишком много всего надето. Слишком много для того, что он намеревался сделать.
Александр встал и, глядя ей в глаза, развернул плед, наслаждаясь ее жадным вниманием. Он небрежно отбросил плед на пол. Медленно снял рубашку. Ханна ахнула, когда он обнажил грудь. Ее взгляд жадно скользил по его телу. Его колени подогнулись, когда между ее полураскрытыми губами показался кончик ее языка.
Ханна оцепенела, когда он взялся за ремень. И опять обвела языком губы.
Его пульс снова участился. Эти влажные губы… словно она хочет узнать его вкус. И, черт возьми, он хотел, чтобы она узнала его вкус.
Он расстегнул ремень и позволил килту упасть, открыв все ее горящим глазам. Она не могла отвести взгляд от его чресл, что едва не довело его до исступления.
Зверь зашевелился. Поднялся.
Ноздри Ханны раздувались. Тело напряглось. Она встала на колени. Одно движение – и лиф платья спустился до талии. Темные окружности ее грудей просвечивали сквозь прозрачную ткань сорочки, воспламеняя его пыл. У Александра разве что слюнки не потекли. Он громко сглотнул.
Его член удлинялся на глазах. Ханна потрясенно приоткрыла губы.
Их взгляды скрестились, словно были двумя шпагами. Между ними что-то вспыхнуло.
– Твое платье, – только и смог выдавить Александр. Но к счастью, Ханна поняла его просьбу. Его желание.
Она поспешно сняла платье и бросила его за спину. За платьем последовала сорочка.
Вид Ханны, обнаженной, распростертой на кровати, окончательно подкосил его.
Боже! Он только что взял ее. Только что насытился. И поклялся на этот раз действовать медленно, показать, какой великолепной может быть страсть, когда мужчина не спешит.
Сейчас ему грозила опасность нарушить клятву.
Когда Ханна раскрыла ему объятия, Александр понял, что пропал. Он рывками стянул сапоги. У него даже не было времени снять чулки.
Александр тоже встал на колени. Они смотрели друг на друга. Изучали тела друг друга.
Ханна положила руку ему на грудь, медленно провела по плечу, что-то бормоча и время от времени царапая кожу ногтями.
Его неодолимо тянуло ласкать ее груди. Тянуло, как пчелу к душистому цветку. Он взвесил их на ладонях. Теплые, мягкие и, о, такие сладкие! Влекущие, соблазнительные… и как раз помещаются в руку. Идеально. Он задел большим пальцем сосок. Ханну бросило в дрожь. Она застонала и стала обольстительно извиваться.
Александр не смог удержаться и, нагнув голову, припал к ее большому и тугому соску. Сдерживаясь из последних сил, он стал лизать его, обводя языком набухшую вершинку, прежде чем втянуть в рот.
Ханна задрожала и тихо застонала. Он стал сосать сильнее. Ее пальцы сжали пряди его волос, удерживая его голову на месте. Она едва позволила ему взять губами другой сосок. Одновременно Александр гладил ее бока. Шелк ее кожи обжигал палящим жаром. От ее запаха и вкуса голова у него шла кругом.
Ханна. Его Ханна.
Он хотел целовать ее везде. И намеревался сделать это.
Но у нее были другие планы.
Когда она оттолкнула Александра, сердце его упало. Ханна отклонилась назад и уставилась на него со свирепым выражением на красивом лице. Она снова толкнула его, на этот раз сильнее. Сознание того, что жена отвергает его, едва не раздавило Александра. Он не мог понять, в чем дело.
Но когда она в третий раз сделала то же самое, ее намерения стали ясны.
Его отчаянье сменилось раскаленным вожделением, потому что она уложила его на спину и стала оглядывать, как голодающая обозревает богато накрытый стол.
Только вместе еды был он. На кровати. Голый. Возбужденный. В одних чулках.
Его чулки Ханна проигнорировала. Он тоже их не замечал. Тем более что она наклонилась ниже. Ее волосы упали ему на грудь, и он почувствовал прикосновение шелка. Она сжала ладонями его лицо и поцеловала. Не в губы, как хотелось бы ему, а в кончик носа, лоб, щеки. Осыпала легкими поцелуями его шрам. Когда Александр попытался остановить ее, схватить в объятия, Ханна сжала его запястья, подняла руки над головой и продолжала атаку. Но предварительно послала ему предостерегающий взгляд. И он прекрасно ее понял.
"Не двигайся".
Святой боже!
И он еще думал дразнить ее? Заставить потерять разум от желания?
Он уже готов взорваться, а она едва коснулась его. Он долго не продержится и знает это.
Но он вынесет, вынесет эти невинные ласки! Вернее, будет терпеть, сколько сможет. Потому что она так хочет.