Ирен пошла вверх по тротуару, чтобы поймать такси. Ночной Амстердам выглядел интригующе. За время работы в квартале красных фонарей она хорошо успела изучить этот послезакатный мир. В нем было место всем человеческим порокам. Днем многие улицы безлюдны, зато ночью туда стекаются искатели приключений со всего миллионного города. Но Ирен не из числа подобных людей и, к счастью, больше не относится к тем, кто зарабатывает на них деньги. Приняв решение, она надеялась испытать облегчение. Нет, боль не ушла, лишь усилилась, перерастая в тоску. Тихо шуршали кроссовки по тротуару. Когда-то она приехала в Амстердам, переполненная надеждами и мечтами о счастье.
Марк показал ей мир далеко за пределами родительского дома. Только к чему все это? Лучше бы она никогда не уезжала из Гавра, чем после долгих скитаний возвращаться назад с кучей проблем.
Огни ночного такси показались из-за поворота. Ирен подняла руку. Уже через десять минут после ухода из квартиры Жанлена она ехала на вокзал. Небольшая сумма денег, которая была пропуском домой, осталась у нее со времени работы в борделе. Наличные лежали в отдельном кармане сумки, но после внезапного освобождения от контракта, ошарашенная резкими переменами, Ирен забыла о них. И, как ни странно, не вспоминала до сегодняшнего дня. Это хорошо, что не пришлось брать в долг у Жанлена. Хотя она обязательно их вернула бы почтовым переводом. Нет, лучше оборвать все контакты окончательно. Только бы он не страдал слишком сильно! Ведь он никогда не узнает, каких проблем избежал. Хватит постоянно его впутывать в свои неприятности. И так она до сих пор жива, здорова, не сошла с ума исключительно благодаря его помощи. Он не заслуживает ребенка проститутки в придачу к остальному.
Ничего, Ирен соберет волю в кулак и преодолеет самые трудные препятствия. В конце концов, если хватило ума впутаться в историю, разобраться тоже сможет сама. Это ее вина, ее крест. Она почти убедила себя, что поступает правильно. Только одинокие слезы незаметно скатывались по щекам, выдавая ее истинные чувства. Она пожертвовала своей любовью, несмотря на соблазн решить проблему иным путем. Но в противном случае пришлось бы покушаться либо на интересы Жанлена, солгав о его отцовстве, либо на право ребенка на жизнь, что тем более неприемлемо. Какой смысл добывать себе счастье, если окружающим ты причиняешь одни страдания? Ирен вышла из такси перед центральным входом на вокзал. Где-то недалеко проносились поезда. Совсем скоро она сядет в один из них, чтобы навсегда покинуть Голландию.
Глава 8
Кажется, в этом доме ничего не изменилось с тех пор, как маленькая Ирен играла со взрослыми в прятки, каждый раз отыскивая новый укромный уголок. Родная комната, много лет прослужившая хозяйке верой и правдой, тоже - осталась прежней. Знакомые обои с голубыми разводами, кровать по центру, на полу - мягкий ковер с потускневшим от времени цветочным рисунком, шкаф темного дерева, в котором хранились ее любимые наряды - платье принцессы и прозрачная накидка к нему. В первый момент, когда эта комната распахнула перед ней свои двери, Ирен почувствовала, будто никуда не уезжала, не провела несколько лет вдали от родного дома. А другая жизнь лишь приснилась. Только покрывшиеся налетом времени знакомые предметы развеяли мимолетное ощущение. Комната пустовала с тех пор, как она уехала. Но отец превратил ее в безликое помещение, убрав любые вещи, напоминающие о дочери. Ирен с трудом нашла их в чулане по соседству с коробками, оставшимися после матери. Оказывается, они обе умерли для своей семьи.
Возвращение прошло мучительно. Даже сейчас, спустя неделю, ей не удавалось унять дрожь при одном воспоминании о трех парах глаз, пытливо рассматривающих незваную гостью.
Ирен приехала в Гавр в середине дня. Словно отдавая дань голландской погоде, шел дождь.
Оставшихся денег на такси до дому ей не хватило, поэтому часть пути пришлось проделать пешком, под непрекращавшимся ливнем. Она постучала в заветную дверь, и отец не сразу узнал в промокшей, измученной девушке с дорожной сумкой в руках свою сбежавшую дочь. Ее не пустили дальше холла, пока не собрались остальные участники семейной драмы. Мужчины стояли напротив, их неприступные позы выражали скрытую угрозу, витавшую в воздухе. Ирен почти не запомнила своих сбивчивых объяснений, прерываемых возгласами родственников. И не было среди этих, враждебно настроенных к ее внезапному появлению людей никого, чья доброта смягчила бы любую бурю. Ирен ловила себя на мысли, что ей безумно не хватает матери. Ее любящих глаз, слов утешения, поддержки. Кто разберется в женской проблеме лучше другой женщины? А от братьев и отца она получила лишь осуждение. Целых полчаса глава семьи награждал дочь отборными эпитетами, смысл которых сводился к описанию всей неприглядности ее самой и жизни, уготованной ей в расплату за легкомыслие. Труднее всего молча сносить оскорбления, не имея возможности защититься. Ирен не могла найти достойного объяснения своих поступков. Значит, действительно виновата. Ей оставалось только стоять на пороге, опустив глаза, пока длился этот перекрестный допрос с унижениями. Но худшее в конце концов закончилось. Отец и братья разошлись, разрешив Ирен занять прежнюю комнату. Она едва сдержалась, чтобы не разрыдаться от нервного перенапряжения. Ее не выгнали, не бросили погибать на улице! Ирен больше склонялась к подобному варианту после разразившегося скандала. Конечно, эти люди считались ее семьей, но родственные связи давно утратили значимость, приобрели скорее номинальное значение. Зато теперь она чувствовала к ним огромную благодарность. Поэтому с легкостью взвалила на свои плечи всю работу по дому. Дел действительно скопилось немало.
Женщины появлялись здесь периодически, когда один из братьев приводил очередную пассию.
Иногда эти дамы наводили порядок в своих комнатах, но дальше не шло. В первый же день после возвращения Ирен собрала громадную охапку грязного белья, обнаружила едва ли не на всех предметах в доме толстый слой пыли, скудные запасы в холодильнике и стопку неоплаченных счетов. Теперь каждое утро для нее начиналось с приготовления завтрака, который братья поначалу ели с таким видом, словно она подсыпала туда яд. Когда мужчины уходили на работу, для Ирен начиналось самое напряженное время. Иногда к концу дня поясницу ломило от постоянного полусогнутого положения, а ноги гудели после пройденных по дому километров. Правда, потом стало легче, ведь глобальные проблемы она благополучно устранила. Отец даже дал ей денег на посещение врача. Понемногу он и братья оттаивали, больше не отмалчивались на любое обращение, словно Ирен не существовало. За бесконечными делами она почти не вспоминала о прошлом.
Лишь вечером, сидя в своей комнате, она с надеждой смотрела в окно: не остановится ли перед их домом незнакомая машина. Потом, конечно, ругала себя за глупые выдумки. Жанлен не побежит вслед за ней после такого прощального письма. Счастье в любви - удел кого-то другого, а ее истинное предназначение, видно, здесь, в стенах этого дома. Ирен старалась не перечить домочадцам, если слышала от них очередные претензии. Молчание стало верным ее союзником, даже плакать она старалась реже, заботясь о ребенке.
Среди навалившихся проблем и неурядиц иногда появлялись положительные моменты.
Однажды она случайно услышала разговор отца с соседкой, в котором тот не без тени радости рассказывал о скором рождении первого внука.
- Я уже далеко не молод, - говорил он, - и вот наконец дождался отрады своей старости.
Знаете, как это бывает в молодые годы, жизнь бежит стремительно: работа, планы, проблемы, деньги. Не успеваешь толком осознать свое отцовство, а дети уже взрослые. Зато с годами начинаешь ценить каждую минуту, хочется больше времени проводить дома с семьей. Надеюсь, из меня получится хороший дедушка…
Отец будто ожил, да и нападок с его стороны стало поменьше. Кажется, он многое осознал, переосмыслил с возрастом. Как дочь, она не могла не радоваться этим позитивным переменам в его характере. Ведь, несмотря на взаимные претензии, обиды, ошибки, они не чужие друг другу. Только слишком высокую цену она заплатила за возможность вернуть потерянную семью. Жанлен казался теперь неизмеримо далеким, затерянным в прошлой жизни. И все же любовь временами обжигала ее измученную душу. Пару раз у нее возникало непреодолимое желание набрать заветный номер, объясниться, узнать, как у него дела. Руки сами тянулись к телефону, но Ирен одергивала себя, старалась уйти из дома. Ежедневные прогулки приносили пользу ребенку, а ей позволяли не сойти с ума в четырех стенах. Она любила бродить по гаврским улочкам, обязательно заглядывала в ближайший парк, где гуляло много родителей с детьми. В недалеком будущем и она так будет гулять со своим малышом. Ирен всем сердцем хотела стать хорошей матерью. Сама она недополучила любви в детстве и до сих пор страдает от этого. Зато ребенку готова отдать всю ласку, заботу, внимание за двоих родителей. Неважно, кто появится на свет, мальчик или девочка. Очень многие женщины воспитывают детей одни, она тоже сумеет. Ирен уже купила справочник с именами, чтобы заранее выбрать из нескольких понравившихся вариантов. Если родится мальчик, его будут звать Кристиан либо Даниель, а для девочки ей импонировали имена Дениза, Эмилия, Мадлен. В любом случае у нее еще есть время на раздумья. После полного обследования в больнице ей сказали, что ребенок развивается нормально, прописали витаминно-минеральный комплекс и прогулки на свежем воздухе.
Обычно Ирен выбиралась на улицу во второй половине дня, когда утренние дела, вроде приготовления завтрака и уборки квартиры, уже позади, а до возвращения мужчин с работы довольно далеко. Днем в парке можно встретить лишь пенсионеров и молодых мам. Последние летние дни были на исходе, но это не ощущалось так остро, как в Амстердаме. Гавр радовал теплой ясной погодой. В стране дождей она успела соскучиться по солнцу, поэтому с удовольствием грелась в его ласковых лучах. За десять дней с момента приезда, казалось, прошла целая жизнь. Ирен начинала привыкать к своему одиночеству. С отцом и братьями за день она обменивалась лишь парой общих фраз, у них другие интересы. Соседи глядели косо, перешептывались за спиной. По сути, она давно ни с кем не дружила. Пока была с Марком, полностью посвящала ему свободное время. Потом, оказавшись в борделе, натолкнулась на откровенную враждебность среди таких же неудачниц, вынужденных зарабатывать деньги своим телом.
Они все оказались там не от хорошей жизни. Кто-то выходил на панель, чтобы прокормить детей, другие были законченными наркоманками, а третьи, как она, ни для чего другого не годились. В юности она попала в капкан собственных чувств, не думала о будущем. Судьба преподала хороший урок плохой ученице. Если бы Жанлен не вытащил ее из этого ада, рано или поздно Ирен наложила бы на себя руки. Она почти понимала своих коллег-наркоманок, ищущих забвения от созерцания своего падения.
После первой же рабочей смены она впала в затяжную депрессию, дни напролет лежала, уставившись в одну точку, а с наступлением вечера шла танцевать в витрине, как на эшафот. Жанлен подхватил ее у самого края пропасти. Он отогрел Ирен своей любовью, вселил надежду на лучшее. Впервые ей действительно улыбнулась удача. Воспоминания о нем согревали душу в минуты тоски. Пусть он будет счастлив.
Во время прогулок Ирен обязательно заходила в церковь. Каменное здание эпохи Средневековья она помнила с детства. Под его высокими сводами в окружении мерцающих отблесков свечей всегда становилось легче. Распахнув тяжелые двери впервые за несколько лет, Ирен мгновенно ощутила знакомую атмосферу умиротворенности. Она обошла кругом длинные ряды лавочек, постояла у алтаря, сравнивая нынешнее убранство с тем, что осталось в ее воспоминаниях. Нет, решительно святая обитель всегда находится вне времени, не стремится успеть за его скоротечным бегом. В церкви теряешь ощущение внешнего мира, поэтому ничто не отвлекает от разговора с Богом. Ты остаешься один на один со своими мыслями, переживаниями. Но Ирен приходила сюда не только помолиться. Она разговаривала с матерью. В первый раз это произошло, когда ей исполнилось одиннадцать. Девочка случайно забрела в церковь после школы, потому что не хотела идти домой. Там сидели несколько одиноких прихожан, на нее никто не обратил внимания. Ирен опустилась на ближайшую к двери скамью, сложила ладошки, готовясь прочесть молитву, и вдруг услышала голос. Тихий и далекий, он обращался к ней: "Доченька, ты слышишь меня?
Я так долго ждала, когда ты придешь".
И она узнала, вспомнила почти стершееся из памяти обращение мамы. Ее ласковые, утешительные слова звучали под сводом церкви. И Ирен отозвалась на них, поведала о своих несчастьях, о том, как сильно скучает. Они не могли наговориться. Однако пришло время прощаться, "Не забывай, дорогая моя, я всегда рада выслушать тебя, - говорил голос матери. - Это будет наше с тобой место встречи". Через минуту Ирен всю в слезах разбудил один из прихожан - девочка кричала во сне. Она не разочаровалась, не перестала верить, осознав, что разговор всего-навсего плод ее воображения. Много раз ей было еще хуже, чем сегодня, но мама ни разу не появлялась. С тех пор церковь стала в понимании девочки своеобразным мостиком между миром живых и безвременно ушедших.
Ирен часто наведывалась сюда. Правда, больше голоса она не слышала. Оставалось лишь четкое ощущение присутствия рядом самого родного человека. Девочка не рассказала братьям и отцу о случившемся, они бы покрутили пальцем у виска в ответ на ее признания. Нет, эту тайну Ирен свято берегла долгие годы. Вдали от Франции больше всего она скучала по своим походам в церковь, откуда всегда возвращалась с новыми силами, заряжаясь жизненной энергией.
И вот они увиделись после долгой разлуки.
Со слезами на глазах Ирен описала произошедшие с ней события.
- Очень жалко, мамочка, - шептала она, что ты не понянчишь своего внука или внучку.
Мне сейчас очень нужны твои советы, помощь, поддержка. Недавно я разбирала вещи в чулане и нашла старую фотографию, где сижу у тебя на коленях. Ты улыбалась мне словно наяву!
После этого я сразу же пришла сюда. Прости, что не приходила так долго. Ты лучше других понимаешь, как нелегко мне жилось в нашем доме одной, без твоей заботы.
Не забыла Ирен и упомянуть о своей любви к Жанлену, о его благородстве. Она просидела в церкви два часа и вернулась домой обновленной, спокойной. Ей казалось, что мама советовала не оглядываться назад, пережить боль разлуки с Жанленом и сосредоточиться на ребенке, в котором теперь ее будущее. По крайней мере, именно это она осознала, вернувшись домой.
Теперь в распорядок ежедневных прогулок, кроме посещения парка, входил еще и непременный визит в церковь. Местный священник, сменивший прежнего, хорошо знакомого Ирен, запомнил добросовестную прихожанку и встречал ее приветливо. С ним Ирен обсуждала самые разные вопросы, касающиеся отношений в семье, воспитания детей, греховности тех или иных поступков. Ей не хватало общения, а слуга Господа оказался человеком образованным, чутким, терпимым. Он не осуждал людей за грехи, не грозил расплатой на небесах, а утешал, объясняя, что испытания призваны укрепить дух, помочь найти правильную дорогу в жизни. Так Ирен получила второй шанс вновь обрести себя и начать с чистого листа. Она верила в лучшее.
Удивительно, но с церквями были тесно связаны важные моменты ее жизни. В тот день, когда Жанлен случайно заснял незнакомку, переполненная отчаянием Ирен заглянула в Ньиве Керк.
Она молилась о сохранении своих отношений с Марком, которые все стремительнее катились под откос. Эта любовь, больше похожая на попытку убежать от проблем, казалась ей заслуживающей того, чтобы упорно цепляться за нее.
Но судьба распорядилась иначе. Отбирая последнюю надежду, она послала Ирен новое, подлинное чувство. Если одно теряешь, обязательно найдешь другое, не менее важное и ценное…
Ирен посмотрела на часы. Пора отправляться на прогулку. За час, который Ирен выделила себе на отдых, она успела обдумать все события последних десяти дней. Настроение оставалось стабильно спокойным. Зеркало не отразило никаких изменений во внешности, живот по-прежнему был плоским, фигура не успела приобрести свойственных ее положению округлостей. Прошло всего полторы недели. Но глаза смотрели в зеркало как-то отстраненно, устало. Смирение отныне стало главным девизом Ирен. Потух тот восторженный огонь, горевший во взгляде, когда рядом находился Жанлен, когда счастье переполняло душу, плескалось вокруг, отчего окружающий мир выглядел прекрасным. Одним неверным движением она смахнула розовую пелену, и мягкий шифон с тихим шелестом упал к ногам. Вот ее настоящее: без лишней мишуры, наивных надежд, глупых желаний. Ирен решила, что будет жить иначе, чем миллионы других людей!
Ей хотелось любви, из которой получился бы крепкий семейный союз. Только Жанлен заслуживает идеальной женщины, а она не имеет права претендовать на совершенного мужчину, поскольку сама весьма далека от совершенства. Ирен захотелось крикнуть своему отражению: ты одна виновата в случившемся! Не смей себя жалеть!
Жанлен не будет счастлив с той, которая вечно доставляет ему неприятности! Как наяву, увидела она лицо возлюбленного, суровое и непреклонное, и, не выдержав причуд воображения, бросилась прочь из комнаты.
Что за абсурдные объяснения: "Я совершила ошибку, приняв признательность к тебе за любовь. Наверное, где-то в глубине души еще не остыли чувства к Марку". Нет, Жанлен решительно отказывался верить в них, когда каждый день видел и чувствовал обратное. Но он специально захватил записку с собой, чтобы при встрече попросить Ирен сказать ему эти слова в лицо. Ее отъезд был для него подобен грому среди ясного неба. Накануне они едва не обручились! Хотя она вела себя немного странно: молчала, стремилась остаться одна, грустила. Жанлен отнес этот факт к нервному напряжению, которое свойственно женщинам, как, впрочем, и мужчинам, на пороге принятия важных решений. Ирен волновалась, обдумывала, сможет ли связать с ним свою жизнь, стать хорошей женой. По крайней мере, Жанлен не предполагал чего-то другого.