Виновников торжества, естественно, позвали еще раз прослушать пожелания и поздравления. В их честь один за другим звучали замысловатые тосты, в которых гости упражнялись в красноречии, на всякий лад склоняя слова "счастье", "верность", "согласие", "нерушимый союз". Все выглядели довольными. Братья легко нашли общий язык с соседями по столу. Жак в уголке разговаривал с месье Бонтуроном, который хотел знать как можно больше о новых родственниках. К счастью, на празднике все находились в веселом состоянии и влюбленным удалось незаметно уйти. Ирен повела Жанлена в свою комнату. Там они уселись на полу, а на кровати разложили стопки фотографий. Она рассказывала жениху о своей семье, о маме, о жизни в родительском доме.
- У меня не получается вспоминать о своем детстве с радостью, - говорила Ирен, держа в руках один из немногих семейных снимков. - У нас с отцом всегда существовало напряжение, холодок в отношениях. Хотя сейчас, кажется, он постепенно начинает оттаивать. Наверное, с возрастом научился быть терпимее.
- Твоя ситуация прямо противоположна моей.
Мы с Жаком вспоминаем детские годы как самую счастливую и беззаботную пору. Нас баловали, ни в чем не отказывали, относились снисходительно к нашим шалостям. Я помню веселые семейные торжества, когда приезжали родственники и все собирались за одним столом. Отец произносил речь, которая, если учесть его адвокатское образование, всегда блистала безупречностью. Он говорил о том, как важно не утратить со временем родственные связи, как порой это бывает тяжело. Но, по его мнению, нужно идти на компромисс, договариваться, прощать друг друга. Я верил в искренность слов, произносимых из года в год. Пока мы с братом не оказались на перепутье, измученные нелюбимым делом и притесняемые угрозами отца. И, как только наша жизнь стала развиваться не по сценарию, задуманному месье Тартавелем, он без лишних сожалений отрекся от нас, выбросил из семьи, словно каких-нибудь недостойных, совершивших страшное преступление против своих близких. Со стороны кажется, что это не больно, не тяжело. Если бы со мной рядом не было Жака, я, наверное, сошел бы с ума от одиночества. В повседневной жизни нечасто вспоминаешь о родных людях, но, когда начинаются праздники, созданные для отдыха в семейном кругу, становится грустно. В первое Рождество вдали от родительского дома мы никак не могли привыкнуть к мысли, что теперь постоянно обречены находиться в изгнании. Со временем, конечно, переживания притупились.
Сейчас я просто мечтаю увидеть маму, обнять ее, посидеть со старшими братьями за кружкой пива. У них давно появились дети, а мы ни разу не видели своих племянников и племянниц. Я готов перешагнуть через гордость, забыть обиды и позвонить. Но примет ли этот жест отец? Я боюсь, что он захлопнет перед нами дверь, и тогда дороги назад уже не будет. А так остается надежда на лучшее.
Ирен молча обняла его, выражая этим жестом свою поддержку.
- Ты был хорошим сыном, просто твой отец предъявлял слишком высокие требования. Я уверена, что он уже не один раз пожалел о вашем разрыве. Не нужно больше ждать, наберитесь смелости и сделайте первый шаг.
Жанлен не успел ей ответить, так как в дверь громко постучали. Получив разрешение войти, перед ними предстал довольный месье Бонтурон.
- Вот вы где спрятались! - радостно воскликнул он. - Гости уже решили, что вы тайком отправились в мэрию расписываться. Но я им сказал: нет, моя дочь выйдет замуж по всем правилам! У нее будет белое платье, свадебный лимузин и огромный торт со взбитыми сливками! Ирен покажет всем вам, к чему должна стремиться любая девушка из нашего района!
Влюбленные многозначительно переглянулись, решив не перечить разошедшемуся старику. Ирен только предприняла попытку его утихомирить:
- Отец, у тебя был очень насыщенный событиями день. Может, приляжешь ненадолго?
Нужно себя беречь. А мы извинимся за тебя перед гостями.
- Это преступление отправляться спать в разгар веселья! Я хочу прокатиться на новой машине по центральным улицам! Пусть все видят, какую хорошую я вырастил дочь! Она устроила свое счастье и обо мне позаботилась. Дай я тебя обниму, дорогая! - На мгновение стиснув Ирен в объятиях, он продолжил:
- Все, хватит нежностей. Собирайтесь, мы прокатимся по городу.
- Но отец, - забеспокоилась Ирен, - тебе нельзя садиться за руль!
- А кто говорил, что вести машину буду я?
Брат твоего жениха любезно согласился нас покатать. Замечательный молодой человек! Жаль, у тебя нет сестры.
Успевшие привыкнуть к сюрпризам этого вечера, Жанлен и Ирен спустились вниз, где всю компанию уже поджидал Жак. Вот кто получал удовольствие от вечера сполна!
- Дамы и господа! Наша культурно-развлекательная программа продолжается! - пафосно объявил он. - Прошу следовать за мной к лимузину, который промчит вас по самым живописным местам Гавра!
- Как ты себя чувствуешь, любимая? - забеспокоился Жанлен. - Сегодня тебе не дают ни минуты покоя. Если хочешь, никуда не поедем.
- Не стоит, у меня прекрасное настроение!
Ты рядом, а мне больше ничего не нужно для счастья! Пусть твой отец еще немного порадуется. Сегодня день его триумфа.
- Хорошо, как скажешь. Только вернемся пораньше. Наш ребенок не должен переутомляться. - Будущий отец погладил едва наметившийся живот Ирен. - Как и его мама.
В доме еще оставалось порядочно людей, которых вверили заботам братьев Бонтурон.
Четверо главных действующих лиц отправились на автомобильную прогулку. По дороге отец Ирен не уставал расхваливать подаренную ему машину:
- Вы слышите, с каким звуком работает двигатель? - не унимался он. - Просто фантастика! Мои друзья побелеют от зависти, когда завтра я приеду на работу в этой красавице. А все потому, что они не сумели правильно воспитать своих детей… Нет, вы чувствуете сцепление с дорогой? Последняя разработка в автомобилестроении! Кстати, Жанлен, ты правильно поступил, что выбрал нашу отечественную марку. "Пежо" разработан специально для французских дорог, а все эти немецкие, американские и шведские неповоротливые монстры вызывают у меня отвращение. - Месье Бонтурон говорил не умолкая. Поистине сегодня он чувствовал себя королем.
На центральной улице, где собралось довольно много людей, они вышли из машины. Гуляющие старались насладиться последними теплыми днями, щедро подаренными природой.
Ирен с братьями Тартавель шла чуть позади, наблюдая, как отец, поминутно встречая знакомых, взахлеб рассказывал им о последних событиях:
- Представляешь, моя дочь скоро выходит замуж! - неизменно начинал он разговор, постепенно сводившийся к монологу. - Ее жених сын уважаемого парижского адвоката. Но, не думай, у них настоящая любовь. А я скоро стану дедом! Буду катать внука на машине, которую мне подарил будущий зять в благодарность за воспитание дочери. Я не говорил о своем новом "пежо"?..
И так далее. Они сбились со счета, сколько раз прослушали хвастливые речи подвыпившего месье Бонтурона. Жанлен крепко обнимал Ирен, не переставая нашептывать ей нежные слова. Его взгляд бесцельно блуждал по лицам прохожих. И вдруг он выхватил из толпы чей-то внимательный взгляд. Секунда ушла на опознание человека, облик которого хранился в дальнем уголке памяти. На братьев Тартавель смотрел их отец! С большого расстояния трудно было разглядеть, насколько сильно он изменился.
Жанлену лишь бросились в глаза почти сплошь седые волосы, хотя раньше их не наблюдалось.
Жак, проследив за направлением взгляда брата, тоже заметил отца. Молодые люди остановились. Ирен наблюдала за разворачивавшейся сценой. Только месье Бонтурон ушел далеко вперед, напевая себе под нос незатейливую песенку.
Месье Тартавель с досадой посмотрел на сыновей, затем на девушку, державшую за руку Жанлена. Им показалось, что он сделал мимолетное движение навстречу, но тут же опомнился, демонстративно развернулся и зашагал прочь.
Братья проследили, как отец свернул к автостоянке и сел в ожидавший его "мерседес" с водителем. Он больше не обернулся. Только хлопнула дверца, укрывая пассажира за тонированными стеклами машины. Взревел мотор, колеса зашуршали по асфальту, и черный автомобиль скрылся за поворотом…
Глава 10
Фредерик Тартавель стоял у окна кабинета и смотрел на улицу. Вряд ли он мог передать словами те чувства, которые обуревали его. Досада - слишком мало и невыразительно. Причем еще вопрос - на себя или на сыновей. Обида? Пожалуй. Но уж как-то очень по-детски. Злость. Нет.
Это через край.
Окно выходило на один из многочисленных парков Версаля. Природа уже готовилась к осени, хотя пышные липы, струи фонтанов, голубые небеса еще дышали летом…
Фредерик Тартавель, человек строгих правил, джентльмен во всех отношениях, редко обращал внимание на цветочки-лепесточки, как он презрительно называл те проявления окружающего мира, которые заставляли других людей восхищаться. Он ни за что на свете не переехал бы из Парижа, из этого многолюдного центра деловой жизни, в уединенный, лишенный всякой практичности Версаль. Но жена… она ведь так просила! После того как вслед за старшими братьями уехали еще и Жанлен с Жаком, ничто уже не держало ее в шумном городе. И еще эта дурацкая ссора.
Фредерик старался не думать о позавчерашней встрече, но вот уже второй день как его мысли, нахально игнорируя волю, устремлялись именно в этом направлении. Естественно, неожиданно открывшаяся восприимчивость к цветочкам-лепесточкам была прямым следствием этого рассудочного беспредела.
Да, осень будет особенно трудной. Фредерик не любил желтеющих листьев, хмурого неба и вообще…
Это время года самим своим присутствием внушало ему мысль о смерти. Раньше ему с виртуозной ловкостью удавалось не замечать болезненных симптомов природы. Но злополучная встреча сделала Фредерика сентиментальным.
Вспомнилось прошлое, веселые семейные праздники. И этот огромный дом в Версале показался еще более никчемным. Зачем роскошь, столько комнат? Для кого эта показная пышность? Конечно, жене они тоже не нужны - ей лишь бы добраться до любимого сада. Иногда Фредерика удивляло, как мадам Тартавель удается чуть ли не в одиночку (взяли только двух садовников, да и те не особенно усердствовали) поддерживать идеальный порядок. День и ночь она пропадала среди клумб, оттененных аккуратно подстриженными кустами и деревьями. А эти дорожки…
Но Фредерик знал, почему супруга с таким рвением предается этому некогда не очень любимому занятию. Причина была та же, по которой хозяин дома целыми днями пропадал в конторе, хотя ее годами отлаженный механизм работал как часы и не требовал его присутствия.
По крайней мере, столь частого и продолжительного. Разлад в семье после разрыва с сыновьями. Мадам Тартавель всю свою жизнь повиновалась мужу. Он же взамен выполнял любые ее желания и прихоти. Но, когда Жанлен и Жак укатили в Амстердам, даже не попрощавшись, она принялась упрашивать Фредерика помириться с ними. Взять свои слова обратно, извиниться. Никогда раньше она не позволяла себе ничего подобного. В доме действовала доктрина: воспитанием сыновей занимается отец. Никаких женских сюсюканий, иначе можно безнадежно испортить мальчиков. Мать пробовала защищать их, но большей частью эти попытки так и оставались попытками. Авторитет Фредерика был непререкаем. Но вот теперь речь шла уже не о воспитании детей. Столкнулись взрослые. Их принципы, интересы. А Жак и Жанлен слишком хорошо усвоили непреклонность воли, которой так выделялся их отец. Однако в них она приобрела характер почти ослиного упрямства.
Нет, мадам Тартавель не высказывала ярого возмущения. Только просьбы, только слова, а потом и вовсе холодное молчание. Тему старались обходить. Прошло уже достаточно времени, но отчуждение между двумя людьми, столько лет прожившими душа в душу, нарастало буквально с каждым днем. Оба супруга старались. Фредерик пытался сломить в себе гордыню в угоду жене, а она - забыть, закрыть глаза на несправедливость к детям в угоду мужу. Но ничего не выходило.
Особенно тяжело было, когда мадам Тартавель находила в почтовом ящике злополучный чек, который то и дело сновал из Голландии во Францию и обратно. В конце концов Фредерик распорядился, чтобы почту приносили не домой, а к нему в контору. Но легче не стало, ведь это была последняя ниточка, связывавшая мать с детьми. Теперь не стало и ее. Жозефина отвлекалась от гнетущих мыслей своим садом. Она была матерью в полном смысле этого слова и ничем другим кроме семьи никогда в жизни не занималась. Никакой другой сферы самореализации. И вот дети выросли. Она до последней минуты лелеяла надежду, что Жак и Жанлен не покинут стареющую мать, не уедут из Парижа.
Как ни старалась она оправдать мужа, но простить ему вынужденную разлуку с сыновьями не могла. Да из-за чего, собственно, вышла ссора? Отец отказал им в главном, в свободе воли.
Но и его, однако, можно понять. Для кого столько лет он возводил нерушимое здание фирмы, лучшей нотариальной конторы в Париже?
И Жозефина молчала, чувствуя, что нельзя упрекать мужа.
Особенно тяжело было в дни рождений. Невыносимо тяжело. Старшие дети всегда приезжали с поздравлениями и подарками. Но места близнецов пустовали, вопиюще пустовали глянцем кожаных стульев, доводя мать до отчаяния.
Так или иначе, а разговоры за праздничным столом всегда сводились к вопросу: а как там поживают Жак и Жанлен? Старшие братья не ссорились с ними и располагали некоторыми сведениями о судьбах непокорных отщепенцев.
Жозефина слушала с особым вниманием, ловила каждое слово. И не без радости отмечала, про себя разумеется, тщательно скрываемый интерес Фредерика. Муж всеми силами пытался натянуть на лицо маску безразличного презрения, но складка на лбу, появляющаяся только в минуты особых волнений, выдавала его с головой.
Еще хуже бывало в их дни рождения. Мадам Тартавель однажды не выдержала и позвонила Жанлену, но выяснилось, что он в командировке, так прогнусавил автоответчик. Само собой, муж не узнал об этом звонке. Жозефина не решилась оставить сообщение…
И вот вчера муж вернулся из Гавра в каком-то подавленном состоянии. Он не выходил из своего кабинета, хотя ничем особенным занят не был. Мадам Тартавель знала это, поскольку несколько раз заставала Фредерика у окна - явный признак одолевающей мечтательности пополам с сентиментальностью.
Жозефина знала, что обычно задумчивое состояние мужа есть прямое следствие - а точнее, внешнее проявление мыслей о сыновьях. Вытерев руки, которые были черны от земли, она постучала в дверь кабинета.
- Войдите.
Его глухой голос настораживал еще больше.
- Фредерик, - начала Жозефина издалека. - Как считаешь, что заказать Полю, он едет в город, индейку или курицу? Или, может, запастись говядиной?
Фредерик растерянно смотрел на нее непонимающими глазами. Его словно вырвали из другого мира: как странно было слышать о столь прозаических вещах после философских, далеких от всего земного мыслей.
- Не знаю, дорогая, - пожал он плечами. - Как сама решишь. Мне все равно.
- А как думаешь… - Жозефина запнулась, но, помолчав, довела до конца начатую фразу. - Как думаешь, Жак… Жак и Жанлен приедут на годовщину нашей свадьбы? Ведь тридцать лет…
- Я бы не стал на это рассчитывать, - пробормотал Фредерик, явно стараясь спрятать глаза.
Он отвернулся к окну. - Я бы не стал, дорогая.
Ты же знаешь, они, наверное, и не вспомнят.
"Сколько горечи было в этих словах! Сколько детского стыда и страха. Ну что стоило позавчера просто подойти к ним, заговорить, хотя бы поздороваться. Месье Тартавель раскаивался в своем поступке. И самое смешное, он точно знал, что его к нему толкнуло. Нет, уже не гордость, а страх. Фредерик не знал, как сыновья поведут себя. А вдруг насмешливо, вдруг не захотят говорить? Чего ждать от этих юнцов, одному богу известно. Нельзя так компрометировать себя. Ведь Фредерик Тартавель их отец и глава фирмы. Но ребята, кажется, были ошарашены встречей и даже смущены. Они разом опешили и…
- Что с тобой? - спросила Жозефина. - Что-то случилось в Гавре? В отделении твоей конторы?
- Нет… Нет, ничего. - Он странно замялся, словно стараясь избежать дальнейших объяснений.
- Но ты сам не свой.
- Просто устал.
Мадам Тартавель не знала, как еще подступиться, с какого конца начать.
- Ладно, - кивнула она.
Муж сегодня не поехал в контору. В будний день - это нонсенс. Что же томит его душу? Но лучше поговорить позже.
- Я закажу говядину к столу. Ведь приедут твои друзья, все должно быть идеально.
Фредерик подошел и поцеловал жену. Прошло столько лет, а он все еще любит ее, любит как мальчишка.
- За время нашей совместной жизни ты ни разу не подвела меня с устроением всякого рода мероприятий. Я полностью могу положиться на твой вкус. Все будет великолепно.
Она улыбнулась.
- Хорошо. - И вышла.
Вышла тихо. Кажется, даже не возмутив своим движением застоявшийся неподвижный воздух кабинета. Месье Тартавель распахнул окно.
Запахи, тонкие ароматы сада в один миг наполнили помещение. Это пахли цветы. Цветы, посаженные ее рукой. Жозефина не утратила ни врожденной грациозности, ни, что удивительно после рождения четверых детей, стройности.
Она еще была красива. И Фредерик не замечал на лице жены тонкой сеточки морщин. Это лицо месье Тартавель любил, любил до глубины души, а когда любишь - не замечаешь недостатков и изъянов.
И вдруг ему захотелось вот прямо сейчас, сию минуту разыскать сыновей и помириться. К черту гордость, к черту страх! В конце концов, они еще дети, мальчишки, заносчивые и своенравные, и он как старший должен уступить. Ради нее. Ради возлюбленной Жозефины. Чтобы, как и раньше, не было между ними пропасти непонимания, чтобы не было запретных тем. Ехать назад в Гавр? Разыскать их? Разумеется, нет смысла звонить в Амстердам, ведь они здесь, во Франции. Но где их искать? Похоже, Жанлен женится. Что они отмечали? Свадьбу или помолвку? Но не будешь же спрашивать у первого встречного, где найти молодоженов. Или еще не молодоженов. Но Фредерик Тартавель ощутил острую потребность действовать. Сейчас же.
Накинув пиджак, он вышел из кабинета и спустился вниз. Жена давала указания Полю - одному из самых старых их слуг.
- Только не покупайте фрукты на рынке или в этих лавочках. Обязательно в магазине. И побольше консервированных ананасов. Денег не жалейте.
- Хорошо, мадам, - коротко ответил Поль и, взяв со стола свою водительскую фуражку, уже направился было к двери.
- Подождите, - остановил его Фредерик. - Поль, вы сегодня один или второй шофер тоже здесь?
- Я отпустила его вчера, - вмешалась в разговор Жозефина. - Он устал после поездки в Гавр и взял на сегодня выходной. Вернется из Парижа к утру.
Месье Тартавель как будто собирался сказать еще что-то, но повернулся и пошел назад.
- А ты собирался в контору? - спросила Жозефина. - Если бы я знала… Но ведь Поль вполне может отвезти тебя, а потом поедет за продуктами.
- Нет, - махнул он рукой. - Нет, я подожду Жильбера. Мне не к спеху.
- А куда?..
Фредерик, поняв суть вопроса, не дал ей договорить;
- В Гавр.
- Опять?
- Да, я кое о чем вспомнил. Вот досада. За чем ездил, то и забыл.