Поскольку ни одна из них никогда ничего подобного даже не пыталась совершить, а угрозы повторялись раз за разом, маркиз, таивший в себе циничное предубеждение, знал лишь одно: какой бы сильной и безграничной ни казалась любовь красавиц, с которыми он проводил время, все они по-настоящему любили только себя.
Так или иначе, для него не было ничего противнее сцен, подобных той, какую сейчас он избежал с завидной ловкостью.
"Это был гениальный ход, - довольно усмехнулся он, - сказать Сафайре, что я еще не встречался с девушкой, на которой собирался жениться; ведь даже ей окажется не под силу ревновать к некоему фантому".
Он часто думал, что женщинам, находившим его столь привлекательным, дабы вступать с ним в интимную связь, невероятно повезло, что он еще не был женат.
Многие молодые мужчины из высшего общества оказывались перед алтарем в результате непрерывного давления со стороны родителей, прежде чем им доставало здравого смысла, или воли, или желания постоять за себя.
Он же получил титул, едва ему исполнилось девятнадцать, и с того дня был сам себе хозяин - ему не приходилось ни перед кем отчитываться в своих действиях.
И свобода в отношениях с женщинами казалась ему поистине восхитительной - до сегодняшнего дня он не имел ни малейшего намерения вступить в брак, хотя бывали ситуации, когда ему приходилось оказывать упорное сопротивление, чтобы остаться холостяком.
Но такое случалось, разумеется, лишь когда речь шла о вдовах, поскольку ему хватало ума не проявлять интереса к девицам на выданье.
Он прекрасно понимал - подобное внимание расценили бы как серьезные намерения или по крайней мере увидели в нем надежду на возможность заключения брака.
Однако же, когда лорд Джон Рассел известил его о желании королевы, маркиз решил, что должность королевского шталмейстера могла бы компенсировать невыносимую тоску, сопровождавшую существование женатого человека.
Его супругой станет неопытная, неловкая и стеснительная молодая особа, с которой у него не будет ничего общего, разве что она родит ему наследника.
А впрочем, здравый смысл подсказывал маркизу, что рано или поздно ему все равно придется жениться, и если пилюля окажется подслащенной лошадьми из королевских конюшен, ее значительно легче будет проглотить.
Поэтому он стал рыться в памяти, дабы вспомнить, не встречал ли он каких-нибудь симпатичных
молодых девушек на балах и вечерах, которые посещал с завидной регулярностью.
И вдруг обнаружил, что единственными незамужними девушками, которых он мог вспомнить, оказались камеристки юной королевы.
Если даже не учитывать то обстоятельство, что они казались маркизу необычайно блеклыми и пресными, у него не было никакого желания слишком тесно сближаться с окружением королевы и принца-консорта.
Вечера, которые маркиз проводил в Букингемском дворце, где он старался бывать как можно реже, всегда вызывали у него страшное уныние, а статус будущей жены при дворе превратил бы их в основное времяпрепровождение.
"Одного придворного в семье вполне достаточно", - сказал себе Фалькон.
Он всегда где-то в подсознании лелеял мечту, чтобы его жена (если он решит обзавестись семьей) не покидала поместье, а в Лондоне бывала только по острой необходимости.
Отчаявшись самостоятельно найти решение, он посвятил в свою проблему самого близкого своего друга, майора Чарлза Мэрриотта, служившего в конной гвардии.
Тот сразу же отметил, что вряд ли во всем королевстве найдется более подходящая кандидатура на место шталмейстера Ее Величества, но добавил, что сам факт вынужденной женитьбы ради получения этой должности ужасает его.
- Ты постоянно испытывал крайнюю неприязнь к брачным узам, Олстон, - сказал он, - и не хуже меня знаешь, как уже через месяц или около того тебе надоедают даже самые блистательные красавицы. Неужели ты смог бы терпеть одну-единственную женщину всю оставшуюся жизнь?
- У меня нет иного выбора, - отрезал маркиз. - И хватит об этом, Чарлз, давай перейдем к делу! Ты должен посоветовать кого-нибудь из девушек на выданье!
- Если б я мог! - воскликнул майор. - Хотя нет- постой-ка…
Он потер лоб, словно это могло помочь мыслительному процессу, и вдруг промолвил:
- В прошлом сезоне я приметил одну довольно симпатичную девочку. Кстати, мне кажется, она немного похожа на Сафайру Карстэйрс.
- Ты хочешь сказать, внешне эта девочка похожа на Сафайру?
- Бледная копия.
- Кто она?
- Попробую вспомнить… О да! Это дочь Уорнборо, которого мы часто видим в Уайте. Ну, знаешь, у него еще такое красное лицо. Кажется, ты говорил, будто он твой сосед.
- Граф Уорнборо! - вскричал маркиз. - Его земли граничат с моими.
- Именно то, что тебе и нужно, - воодушевился Чарлз Мэрриотт, - лучше не придумаешь! По крайней мере ты точно знаешь, из какой она конюшни, без всяких там неприятных сюрпризов, вы ползающих наружу после свадьбы.
- Это, безусловно, хорошая мысль, - согласился Фалькон. - Могу признаться, мне даже импонирует Уорнборо. Он хороший наездник, а если честно - очень хороший, у него отличные гончие, иногда я охочусь с его сворой, когда нет желания куда-нибудь уезжать ради охоты.
- Значит, проблема решена! - подытожил Чарлз Мэрриотт. - Полагаю, нам следует выпить за это!
Несколькими днями позже маркиз увидел графа Уорнборо в клубе Уайта и не упустил возможности предложить ему породниться, раз уж их земли оказались по соседству.
На его взгляд, он облек свое предложение в весьма деликатную и изящную форму, так как граф улыбался и кивал ему в знак согласия.
Но прошло целых два дня, прежде чем он вспомнил, что должен также подтвердить свое предложение письмом.
Ответ графа, с которым нарочный возвратился из Уорн-парка, оправдал его ожидания.
А посему маркиз послал графу другое письмо, выражавшее сожаление по поводу своего вынужденного незамедлительного отъезда в Лондон.
Он также написал, что с удовольствием отобедает в Уорн-парке, когда вернется в поместье через две недели, и, в свою очередь, приглашал графа вместе с женой и дочерьми на обед в Фалькон несколькими днями позже.
Он возвращался в Лондон с чувством выполненного долга.
Теперь ничто не могло помешать королеве назначить его шталмейстером незамедлительно.
Ему и в голову не пришло подумать о Сафайре Карстэйрс, которую могли огорчить новости, пока он не увидел ее записку, ожидавшую его в Фалькон-Хаус на Парк-Лэйн!
Маркиз понял, что ему предстоит взять еще один барьер, прежде чем он выйдет на финишную прямую и позволит себе пуститься в галоп.
Но вот теперь, когда результаты превзошли все его надежды, Фалькон с чувством глубокого удовлетворения отправился на встречу с премьер-министром, по дороге уже размышляя над тем, сколько средств будет выделено ему на улучшение королевских конюшен, давно требующих немедленной перестройки.
Кроме того, он хотел бы увеличить число их обитателей.
По мнению маркиза, такие конюшни постыдился бы иметь и небогатый городской торговец, не говоря уж о правящем монархе.
Оставшись одна, леди Карстэйрс по первости отчаянно переживала, что потеряет маркиза, когда тот женится.
Но чуть погодя здраво рассудила, что и сама пребывает в замужестве, но это весьма незначительно влияло на их отношения, если не сказать - совсем не влияло.
Коль уж избранницей Олстона станет молоденькая и бесхитростная девочка, ему не составит большого труда держать ее в неведении, во всяком случае, гораздо легче, чем если бы его жена оказалась под стать самой Сафайре.
- Все будет хорошо… я знаю… все будет хорошо! - убеждала она себя, глядя на свое отражение в зеркале и не без удовольствия сознавая, как непросто во всем мире найти более привлекательную женщину.
И все-таки ее приводила в бешенство мысль, что какая-то едва вылупившаяся на свет пташка, став маркизой Фалькон, будет надевать те сказочные украшения, обладать которыми всегда жаждала Сафайра, восседать во главе баронской гостиной в Фальконе и выступать в роли хозяйки на роскошных приемах маркиза.
Для нее самой все это оставалось лишь пределом желаний, даже в тех немногих случаях, когда она гостила в Фальконе.
- Я ее возненавижу! - сказала леди Карстэйрс своему отражению в зеркале.
Голубые глаза сверкнули в ответ, губы сложились в гримасу, портившую ее лицо.
Однако тут она неожиданно улыбнулась.
- Но одновременно я буду к ней очень и очень доброжелательна, и она подружится со мной! И будьте уверены, она станет изо всех сил стремиться следовать моим советам, и, естественно, захочет, чтобы я помогала ей во всем и в Лондоне, и в поместье, и я смогу видеть Олстона гораздо чаще!
Это было разумное решение - Сафайра Карстэйрс осталась довольна своей сообразительностью.
Не зря она гордилась тем, что, вопреки общепринятому мнению, согласно которому очень красивая женщина непременно глупа, сама она во многих случаях проявляла ум, несвойственный большинству светских дам.
И действительно, ее отличала практичность, проницательность и даже гениальность во всем, что касалось самосохранения.
По правде говоря, до брака с Карстэйрсом, Сафайра не занимала никакого положения в обществе.
Ее вдовый отец владел небольшим поместьем и только однажды мог позволить себе вывезти дочь, для представления ко двору.
Он, конечно, считал Сару очень милой, так как она походила на красавицу мать, горячо им любимую, но отнюдь не ожидал, что его дочь, впервые появившись в обществе, произведет такой грандиозный фурор.
Под восторженными взглядами, сопровождавшимися шумным восхищением их друзей, она расцвела подобно розе, и через месяц о ней заговорили как о самой красивой девушке Англии.
Лорд Карстэйрс, степенный мужчина тридцати восьми лет, у которого первая жена умерла при родах, увидев Сару, был поражен в самое сердце и, несмотря на разницу в возрасте, убедил ее отца в возможности их брака.
Разумеется, столь благоприятный брак оказался выше всех ожиданий девушки и всей ее родни - вот почему она стала невестой уже в свой первый сезон в свете.
Теперь предстояло очаровать и завоевать сердца не только тех, кто стал свидетелем ее первых шагов в обществе, но гораздо более знатных и титулованных, преисполненных важности, а главное, более искушенных представителей высшего света, развлекавших друг друга в больших домах Лондона.
До женитьбы на Саре лорд Карстэйрс, будучи вдовцом, имел несколько ограниченный доступ в этот мир, но теперь все двери открывались для них обоих.
Кто-то однажды цинично сказал: для того, чтобы приобрести вес в английском обществе, мужчина должен быть знатен и богат.
Тот человек не добавил, однако, что женщине для этого необходима лишь красота, но такова правда жизни.
Красота служила ей пропуском на любой прием, любой бал, вечер или собрание, не исключая особых балов, устраиваемых в самом Букингемском дворце.
Сару Карстэйрс переполнял восторг, как ребенка, окунувшегося в мир сказки.
Только после пяти лет брака она начала понимать, что кое-кто из молодых людей, осыпавших ее льстивыми комплиментами во время танцев, в отличие от собственного мужа заставлял ее сердце биться сильнее.
Когда Сара завела себе первого любовника, она испытывала неловкость, смешанную с ужасом.
Но по мере появления следующих воздыхателей чувство вины исчезло, зато она приобрела изощренный опыт и всегда оставляла Эдварда в счастливом неведении.
Однако, встретившись с маркизом, она не могла думать о ком-либо еще кроме него и порой вообще забывала, что замужем за другим человеком.
Маркиз Фалькон занимал все ее мысли целый день, она мечтала о нем засыпая.
Он не просто был самым красивым и обаятельным среди ее знакомых, но являлся к тому же представителем сверкающего, чарующего мира, который она никогда раньше не видела.
Принадлежащие Фалькону владения, да и вся окружавшая его обстановка, превосходили, как ей казалось (и, надо сказать, многие разделяли ее мнение), роскошь королевских дворцов.
Но, возможно, более всего Сару, как и множество других ее предшественниц, неодолимо влекла к этому человеку его непредсказуемость.
Ни одна из его женщин не могла быть до конца уверена в его постоянстве.
Ни одна из них, вне зависимости от того, кем она была, не смогла всецело покорить маркиза и сказать: "Он - мой".
Сотни женщин плакали от сознания собственного бессилия, потому что он оставался так же далек от них, как луна в небе.
- Он мой! Он мой! - твердила Сафайра.
Но эти ее слова ничего не значили, о чем она хорошо знала.
Да, маркиз Фалькон вполне рационально и расчетливо подходил к своему браку и привел разумные доводы, но сама женитьба маркиза таила в себе неожиданную угрозу для нее.
Узнав, что маркиз вынужден был отъехать в Лондон и задержится там на две недели, Эльмина вздохнула с облегчением.
Это, бесспорно, давало ей больше времени для поиска соответствующих нарядов.
Кроме того, она хотела дополнительно потренироваться, так как задумала целую серию прыжков через несколько высоких преград, но чувствовала себя не столь уверенно, и ей предстояло еще отрабатывать технику.
Дни проходили в размышлениях.
Она вспоминала время, когда впервые увидела маркиза в охотничьих угодьях, думала о поместье Фалькона, о его лошадях, и никак не могла до конца поверить в то, что этот человек и правда согласится взять ее в жены.
Эльмина не могла недооценивать то потрясение, которое он должен будет испытать, выяснив, что его невестой оказалась не Мирабель.
И все же она была согласна с отцовским замечанием по этому поводу.
Тот, кто не удосуживается осмотреть лошадь перед покупкой, получает по заслугам.
Однако же, когда маркиз твердо заявит, что обманулся, так как предполагал жениться на Мирабель, а не на ее сестре, которая ему совсем не нравится, ей самой от этого вряд ли станет легче.
Разумным и единственным объяснением подобной категоричности маркиза может стать его утверждение, будто он видел Мирабель в Лондоне и издали любовался ею.
Но сестра абсолютно уверена - их дороги ни разу не пересекались.
"Надо сделать так, чтобы я хотя бы понравилась ему, какая есть", - решила Эльмина.
Но ее не покидало чувство, что задача эта не из легких.
Когда они с отцом совершали верховую прогулку, они говорили только о своем поместье, намеренно избегая разговора о маркизе.
На самом деле каждый из них надеялся, что, если тот отнесется благосклонно к своим соседям, которые станут его новыми родственниками, маркизу несложно будет помочь им в решении проблем, которые сейчас так гибельно сказывались на бюджете семьи графа.
И не обязательно деньгами - можно было бы обмениваться жеребцами для разведения породистых лошадей, да и быки в поместье маркиза считались самыми лучшими в стране, неплохо бы спарить их с коровами графа.
Есть и другие способы сотрудничества - допустим, совместно использовать оборудование для ферм, те же молотилки и плуги, а работники обоих поместий могли бы помогать друг другу в уборке урожая.
"Честно говоря, - размышляла Эльмина, - наш брак принес бы папе огромную выгоду, если только мы с маркизом сумеем поладить. И все-таки мне бы хотелось большего".
Ей в жизни еще не встречался никто, кого можно было бы сравнить с маркизом, или кто хоть в чем-то походил бы на придуманный ею идеальный образ, которому в какой-то степени соответствовал Фалькон.
Никто из молодых людей, неотступно преследовавших Мирабель здесь, в поместье, или в Лондоне, не производил на Эльмину никакого впечатления.
Кроме, конечно, Роберта, который сразу ей понравился.
Она тогда даже подумала, что Мирабель сделает ужасную глупость, если не полюбит его.
Все остальные ухажеры выглядели хилыми и глуповатыми неженками.
Многие оказались совсем не такими хорошими наездниками, как она ожидала, и совсем мало (а то и вообще ничего) знали о лошадях, а это вызывало презрение к ним.
- Как может мужчина использовать лошадей только ради того, чтобы переправлять его с одного места на другое, и совсем не интересоваться их разведением, обучением и - главное - их содержанием? - возмущенно вопрошала она отца, когда ей показалось, будто один их гость излишне жесток с лошадью, на которой ехал.
- Ты слишком много требуешь от них, моя дорогая, - заметил граф.
- Ничего не могу с этим поделать, папа, я всех сравниваю с тобой, - объяснила Эльмина. - Ты непревзойденный наездник, это каждый подтвердит, и в то же время ты любишь своих лошадей, заботишься о них.
Граф рассмеялся.
- Если быть откровенным, думаю, заботишься о них для меня ты, и если в чем-нибудь ошибусь или проявлю невнимательность, я совершенно уверен, ты быстро исправишь все за меня, поэтому за наши конюшни я спокоен - пока рядом ты!
- Всему, что я знаю, научил меня ты, папа, - запротестовала Эльмина.
Она понимала - отцу приятна ее похвала.
Но, поднимаясь в середине дня на верхний, чердачный этаж, девушка подумала, что самые основательные знания она получила от Чанга.
Он преподал ей столько уроков правильного обращения с лошадьми!
Хоть она и раньше великолепно с ними справлялась, теперь знала твердо: нет на свете лошади, которую она не смогла бы покорить, если бы поставила перед собой такую задачу.
Кроме того, Чанг учил ее искусству джиу-джитсу и карате - правда, без ведома родителей; они наверняка сильно удивились бы, а может, и пришли бы в настоящий ужас.
Чанг ничего не рассказывал ей о своем мастерстве, ибо, как он заметил позже, искусный мастер никогда не хвастается своим умением.
Но однажды поздним вечером Эльмина случайно оказалась в конюшне и увидела, как пьяный торговец пристает к Чангу с угрозами.
Торговец привез заказанную посылку и, видно, гнал свою лошадь несколько миль с головокружительной скоростью.
Бедное животное вспотело, почти валилось с ног от усталости и было слишком измучено, чтобы пуститься в обратный путь.
Торговец уселся в повозку и начал нещадно понукать лошадь, но тут вмешался Чанг.
Торговец, высокий, дородный и сильный малый, слез с повозки, перехватил свой кнут так, чтобы толстый конец в его руке превратился в некое подобие булавы.
В тот момент, когда появилась Эльмина, громадный верзила бросился на маленького Чанга, казавшегося совсем тщедушным рядом со своим противником.
Девушка уже готова была рвануться, чтобы разнять их, и стремительно преодолела небольшое расстояние, отделявшее ее от мужчин.
Но тут, к ее изумлению, лишь только пьяный торговец попытался ударить Чанга по голове этой самой "булавой", тот неожиданно взлетел в воздух, перевернулся задом наперед и снова очутился внизу.
На секунду Эльмине показалось, будто Чанг и не двинулся с места.
Вслед за тем она поняла, что, вытянув ногу наподобие железного прута, он ударил противника ступней, и сила удара была такова, что нападавший отлетел примерно ярдов на шесть, растянувшись на земле.
Она видела, как Чанг подошел к торговцу, взял у того из руки кнут и сломал пополам.