Мальчику на вид было лет двенадцать, и он действительно выглядел потешно: большие уши постоянно двигались, на губах сияла безмятежная улыбка, а одет он был в матросский костюмчик, и при этом - босиком.
- Вы мисс Брэдли?
- Да, я.
Мальчик моментально отвернулся и яростно зашуршал бумагой.
- Вот, это вам! - В его руках оказался огромный букет роз, видимо недавно срезанных, еще влажных от росы и головокружительно пахнущих.
- Вот это да! - воскликнула Джастин. - Ну-ка давай сюда эту прелесть!
- Велено передать мисс Брэдли лично! - Мальчишка отпрянул в сторону.
- Спасибо, - сказала она, принимая букет. - От кого цветы?
Он помотал головой, потом решительно направился к двери, минуя удивленную Джастин.
- Эй, постой-ка! Тебе же задали вопрос. - Она попыталась ухватить его за рукав.
Но мальчишка увернулся и выскочил из кабинета, крикнув на бегу:
- Это от вашего мужа!
Джастин всплеснула руками.
- Нет, вы только подумайте! Что за глупости, какой муж? - Она обернулась к замершей Монике. - Вы что-нибудь понимаете?
Та молча покачала головой, но на самом деле вспомнила вчерашний розыгрыш полицейского - Энтони сказал, что они молодожены, и офицер тотчас поверил. И как сладок был этот притворный поцелуй - ничем не хуже настоящего. А теперь вот розы... Что это - попытка извиниться или тонкая издевка? Скорее, второе: ведь можно было позвонить и сказать прямо, что планы изменились.
- Так что будем делать с цветами? - спросила Джастин, которая, оказывается, все еще стояла рядом, пристально глядя на Монику.
- Выброси, - коротко ответила та.
- Жалко, они такие красивые. А как пахнут! - Она протянула букет. - Понюхайте!
Моника отшатнулась, словно ей предложили яд.
- Слушайте, босс, с вами явно что-то не в порядке. Давайте я вызову врача.
- Нет. - Она резко отвернулась. - Извини, мне надо побыть одной.
Джастин, пожав плечами, вышла из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. Моника медленно опустилась на диван и закрыла ладонями лицо. Сейчас она чувствовала себя такой слабой и одинокой, никому не нужной, несчастной, что просто не находила в себе сил заняться делами.
Как он мог? Эти Хорни, наверное, всласть позлорадствуют. Они ведь тоже в курсе, что вилла принадлежит - почти принадлежит - Монике. И когда она представила их ехидные лица и все, что они обязательно расскажут Энтони, ей стало совсем плохо. Она поняла, что не может больше оставаться здесь, что обязательно надо вырваться хоть куда-нибудь, вдохнуть свежего воздуха.
- Я ухожу, - решительно объявила она Джастин и, заметив на столе букет, добавила: - Они ядовитые.
- Ничего. - Та равнодушно махнула рукой. - Зато красивые. Мой Алекс мне цветов не дарит, говорит, что я сама цветок. - Она рассмеялась, довольная, но тут же осеклась. - А куда вы собираетесь?
- У меня дела.
- Правда? - недоверчиво уточнила Джастин. - А если кто-нибудь придет?
- Примешь заказ.
- Да они со мной и разговаривать не захотят, вы же знаете.
- Ну, тогда назначишь на завтра. Мне пора. И не забудь, когда будешь уходить, все закрыть и поставить на сигнализацию. Пока.
На улице Моника облегченно вздохнула - наконец-то она осталась одна. Еще не зная, куда отправиться, она села в машину, включила зажигание. День был неяркий, солнце пряталось за облаками, лишь иногда выныривая и озаряя улицу золотистым светом. Теплый ветер доносил солоноватый запах моря, и Моника вдруг подумала, что уже давно не была за городом.
И вот перед ней разворачивается серая лента шоссе, мелькают разноцветными пятнами встречные машины. Она откинулась на спинку сиденья: сейчас ее заботили только дорога и стрелка на спидометре - не стоило беспокоить полицию превышением скорости.
Через полчаса, выехав за пределы города, Моника остановилась у придорожного кафе. Пройдя на веранду, она села за белый столик и заказала стакан холодного апельсинового сока. Открывавшийся вид - переливающиеся светло-голубым воды залива, изумрудная зелень холмов, пустынный песчаный пляж - неотвратимо напоминал о прошлом.
Отсюда недалеко до "Звезды любви", но сейчас туда путь заказан: ведь Энтони демонстрирует приглашенным дамам плодородную землю и двухэтажную виллу из белого песчаника, выстроенную в колониальном стиле, с внутренним двориком и балконом вокруг второго этажа.
Как там было чудесно! Моника сплела пальцы и опустила на них подбородок. Когда она впервые туда попала, ее до глубины души поразила неброская красота старого дома. Высокая кованая ограда окружала обширное поместье, защищая частную собственность от любопытных туристов, и сквозь нее можно было увидеть парк, узкую петлистую дорожку, посыпанную песком, уходящую в тень высоких деревьев.
Грегори открыл ворота, они заскрипели - но так тихонько и музыкально, словно наигрывающая менуэт шкатулка из детства. В парке пахло нагретой смолой и влажной землей, над кустами гортензии вились бабочки, сплетая какой-то замысловатый, им одним известный узор. Сбоку на лужайке стояла беседка, увитая плющом, а рядом был маленький пруд с золотыми солнышками кувшинок.
Моника сразу почувствовала, что будет здесь счастлива. В покое и тишине, нарушаемой лишь пением птиц и журчанием воды: во внутреннем дворике, выложенный разноцветной плиткой, бил фонтан. И она сразу же бросила туда несколько монеток. Потому что, только приехав, уже мечтала возвращаться сюда снова и снова.
Ведь, по сути дела, у нее никогда не было своего настоящего дома - сначала съемные квартиры, потом вилла Джорджа, потом, после смерти мамы, снова квартира. А здесь все дышало стариной и уютом, и казалось, что можно часами сидеть в плетеном кресле, ни о чем не думая и не заботясь, потягивая через соломинку ледяной мартини.
А потом Грегори с заговорщицким видом взял Монику за руку и повел за дом. Они ступили на вымощенную камнями дорожку, спустились по крутой лесенке, и Моника ахнула от восторга. Перед ней расстилалась гладь залива, испещренная белыми барашками пены, а внизу, отгороженный с двух сторон стеной, был маленький пляж.
Она и поверить не могла, что все это принадлежит одному человеку, слишком уж все было похоже на сказку. И Грегори из пятидесятилетнего мужчины с седеющей шевелюрой превратился в доброго волшебника, дарящего мгновения совершенного счастья.
Моника помнила, с каким удовольствием он следил за выражением восхищения на ее лице, и сам улыбался, как будто возвращалась его молодость, когда только и возможна такая чистая, ничем не замутненная радость. Она помнила тот день до мельчайших подробностей и хранила этот кусочек давно прошедшего лета бережно и нежно, лишь иногда возвращаясь туда - но, увы, не во плоти, а легкой скользящей тенью.
- Что-нибудь еще? - неприветливо спросила официантка. - Будете что-нибудь заказывать?
Монике никуда не хотелось отсюда уезжать, и она попросила принести себе коктейль и зеленый салат, зная, как не любят официантки праздно сидящих за пустыми столиками посетителей.
- Бармен заболел, - каким-то вызывающим тоном сообщила девушка.
- Тогда просто принесите мартини, водку, лед и несколько оливок.
Официантка, фыркнув, удалилась, но скоро вернулась, неся на подносе заказ. Ушла она не сразу, неодобрительно наблюдая за тем, как Моника сама себе делала коктейль, и думая, наверное, о том, что богатые дамочки могут себе позволить такие выходки.
- Хотите, чтобы я рассчиталась сейчас?
Девушка равнодушно пожала плечами. Но Моника, чтобы избавиться от ее навязчивого присутствия, достала из бумажника деньги.
- Вот, пожалуйста. Если что-то еще понадобится, я вас позову.
Помешивая соломинкой мартини, она смотрела на бледное небо, подернутое сквозистой пеленой облаков. Благодаря воспоминаниям, ей удалось отвлечься от мыслей об Энтони, а коктейль чуть приглушил обиду. Но Моника знала, что это ненадолго: стоит ей вернуться домой, как горечь снова захлестнет душу.
Она все пыталась разобраться в себе, в своих чувствах к Энтони. Да, безусловно, он очень ей понравился, и не только внешне. Его актерство и пренебрежение условностями импонировали Монике. Потому, быть может, что сама она не часто решалась вести себя на людях так, как хотелось, наученная горьким опытом. Искренность - это не то качество, которое приветствуется в обществе. По крайней мере, в обществе, к которому она принадлежала - не по праву рождения, и поэтому, возможно, у нее было столько проблем.
Хотя, с другой стороны, в любой группе, будь то богачи или бедняки, правила игры примерно одинаковы: не старайся вырваться вперед и не показывай, даже если уверена в этом, что ты лучше других. Никто не любит чувствовать себя хуже кого-то, даже в мелочах. В общем, будь как все, и тогда все будет замечательно.
Моника задумчиво покачала головой и отпила обжигающе холодный глоток из широкого бокала на тонкой хрупкой ножке. Главное, не переусердствовать, ведь еще надо ехать обратно. Но сейчас не хотелось думать о возвращении домой, в пустую квартиру, где так тихо по ночам, что становится страшно. И любой резкий звук заставляет вздрагивать всем телом. Хотя чего ей бояться? Она никому не нужна.
Но вернемся к Энтони. Она все время возвращается к Энтони, к совершенно чужому, по сути, человеку, которому если и есть до нее дело, то только корыстное. Да и может ли быть иначе? С чего она вдруг вообразила, что способна пробудить в нем какие-то чувства? К тому же у него есть женщина, эта таинственная Изабелла, о которой он говорил с такой нежностью.
Интересно, как она выглядит? Какие вообще женщины нравятся Энтони? Вчера он восторгался Кристиной - что ж, юность и свежесть всегда в почете, пусть даже в прелестной головке нет ни одной стоящей мысли. Длинные ноги, высокая грудь, кошачья улыбка - вот что нравится всем без исключения мужчинам, о каких бы идеалах они ни говорили.
Моника постукивала пальцами по гладкой поверхности стола. Кажется, она ревнует? Какая глупость! Но это так, не стоит обманывать себя - она именно ревнует, причем не к неизвестной женщине, которая явится через неделю, а к восемнадцатилетней Кристине. Господи, неужели она влюбилась?
Нет, это невыносимо! Она не желает снова испытывать эти муки, проходить по всем кругам ада, надеяться и разочаровываться, ждать с замиранием сердца и снова встречать лишь пустоту. Нет и нет! К черту вас, мистер Стоун!
Моника оглянулась по сторонам, боясь, что выкрикнула последнюю фразу вслух. Но никто не обращал на нее внимания, хотя многие столики были заняты. Только теперь она заметила, что уже вечереет - кромка неба заалела, и облака на горизонте тоже были окрашены в бледно-розовый цвет, словно стая фламинго пролетала там.
Чудесный вечер для двоих, но тому, кто одинок, он не принесет радости. Моника уже собиралась встать, когда вдруг замерла, услышав знакомые голоса. Стараясь не привлекать к себе внимания, она обернулась и с ужасом убедилась, что слух ее не обманул.
На веранду, оживленно переговариваясь, поднимались Карен и Кристина Хорни, сопровождаемые несколькими мужчинами. И среди них был Энтони. Моника искоса смотрела на него, не в силах отвести взгляд.
- Ах, мне очень понравилось! - Тонкий голос Кристины, с легкой хрипотцой и придыханием. - Правда, домик так себе, слишком маленький.
- Да-да, наш особняк гораздо больше, и все равно не хватает места, - добавила Карен, поддерживая дочь. - Но для холостяка...
Моника напряженно вслушивалась, ожидая, что ответит Энтони, но он, похоже, хранил дипломатическое молчание. Зато в разговор вступил Сэм, один из верных поклонников Кристины, которому вряд ли было на что рассчитывать - он не имел достаточных, по мнению ее родителей, средств.
- Я только одного не пойму: ведь вилла, кажется, принадлежит мисс Брэдли?
- Не совсем. - А это уже известный в Новом Орлеане адвокат, занимающийся как раз разрешением всяческих земельных проблем. - Это очень запутанная история. Бывший владелец "Звезды любви" не оставил завещания, но его вилла была записана на Монику. - Он откашлялся и продолжал: - После гибели мистера Хоупа выяснилось, что он оставил много долгов, и землю хотели пустить с молотка. Но Моника как-то умудрилась договориться с банком о том, что в течение тридцати месяцев выплатит нужную сумму и проценты и вернет себе виллу.
- Говорят, она жила с бедным Грегори из-за денег и заставила его сжечь завещание: ведь у него был прямой наследник. - Карен перешла на заговорщицкий шепот. - Мальчик остался в Европе и, наверное, до сих пор ни о чем не знает.
- Некоторые женщины готовы буквально на все, лишь бы завладеть чужим богатством, - вставила Кристина, своим тоном давая понять, что она не из таких. - А мне лично деньги вообще ни к чему, я бы хотела жить одна, в простенькой квартирке. В сущности, мне почти ничего не надо.
- Ну что ты, девочка моя! - воскликнула ее мать. - Как можно о таком мечтать?
- Если вы этого действительно хотите, я в состоянии обеспечить вас самым минимумом, - с неловким смешком сказал Сэм, обращаясь к Кристине. - Вам всего лишь надо выйти за меня замуж.
- Глупая шутка, - резко оборвала его Карен.
Между тем совсем стемнело, и Моника, улучив момент, выбралась из-за столика и, никем не замеченная, спустилась к автомобильной стоянке. Щеки ее горели, руки дрожали так, что она не сразу решилась включить зажигание. Какой стыд! Она и раньше подозревала, что о ней отзываются не самым лестным образом, но чтобы так! Это просто не укладывалось в голове. И все это слышал Энтони! Можно представить, какое у него сложится впечатление.
Моника попыталась успокоиться, но гнев и обида выплескивали через край. Сейчас она ненавидела этот город, и людей, в нем живущих, и эту проклятую виллу, названную, словно в насмешку, "Звездой любви", и даже Грегори, из-за которого, собственно, все и случилось. Жизнь казалась ненужной, нестерпимой, и невозможно было вдохнуть, а от одной мысли, что завтра будет новый день, в глазах темнело от тоски и страха.
По ветровому стеклу проносились блики от фар пролетающих мимо машин. Ветер усиливался, пригибая к земле ветви деревьев, а небо затянули фиолетовые тяжелые тучи. И Моника подумала, что есть только одно место, куда она сейчас может поехать, - не домой, нет, а туда, где сохранились хотя бы тени прошлого счастья.
На подъезде к вилле Моника выключила ближний свет - на всякий случай, хоть никого там не должно было быть. Она вышла из машины и медленно подошла к воротам, темнота обступила ее со всех сторон, слышался только шум ветвей. Она достала из сумочки ключи, которые всегда возила с собой как некий талисман.
Знакомый легкий скрип приветствовал ее. Тропинка тоже терялась во мраке, но Моника и без освещения нашла бы дорогу: ее ноги помнили каждый миллиметр этой земли. Она дошла до виллы - ничего здесь не изменилось. Дом белел стенами, и лишь черные провалы окон выделялись на этой смутной белизне.
Поднявшись на крыльцо, она открыла входную дверь и проскользнула в дом, не зажигая свет, тем более что электричество, наверное, отключили. Ощупью добравшись до гостиной, Моника нашла в буфете свечи и, осторожно шагая, приблизилась к двери, ведущей во внутренний дворик.
Фонтан, конечно, молчал, не струилась по плиткам вода, выливаясь из позолоченного кувшина, и не блестели брошенные когда-то на дно монетки. Да и были ли они там? Моника зажгла свечу - слабый огонек все равно никто не увидел бы снаружи. Достала из-под навеса плетеное кресло-качалку и устроилась в нем, поджав ноги.
Стены защищали от ветра, ночь была теплая и влажная. Наверное, собиралась гроза, потому что где-то вдалеке слышались глухие раскаты грома, а на сумрачном небе вспыхивали иногда бледные отсветы молнии. Когда-то Моника панически боялась буйства стихий, но теперь ей было безразлично: так неизлечимо больному человеку нет дела до пустякового насморка.
Как давно она не приезжала сюда и как, оказывается, соскучилась по этому дому, скрытому сейчас тьмой. Ах, какое было счастье... И ужасна мысль, что ничего никогда не повторится, потому что мгновения пролетают бесследно и все, что остается, - это льдинки боли или искорки радости, и воспоминания, чуть горчащие, терзающие душу...
5
Свой двадцать четвертый день рождения Моника встречала в одиночестве. Праздник - нельзя сказать, что слишком радостный, - пришелся на воскресенье. И она совершенно не представляла, чем себя занять. Можно было, конечно, нарядиться и отправиться в ресторан, но что за удовольствие пировать без компании? Можно было поехать к Майклу, он приглашал, но это означало бы только новое выяснение отношений и никакой радости.
После выпускного бала, где он все-таки разглядел наконец ее расцветшую красоту и влюбленность, Майкл стал замкнутым и молчаливым. Возможно, Джордж, что-то заподозрив, поговорил с ним и сказал то же, что и Монике, - им не быть вместе, пока он жив. Во всяком случае, общение сводных брата и сестры свелось до минимума - пожелание доброго утра и спокойной ночи, мимолетная улыбка при встрече.
А Моника ведь была уверена, что ей удалось разбить лед в их отношениях. Танцуя, Майкл обнимал ее как женщину. И были потом поцелуи - первые в жизни... и пугающее, но сладкое ощущение пульсирующей теплоты в груди, когда рука Майкла скользнула по ее бедру и задержалась там на секунду.
Они вернулись домой только под утро, тихонько открыли дверь и проскользнули в дом. Моника втайне надеялась, что Майкл поднимется к ней в комнату, и боялась этого до дрожи. Но ничего не случилось: он просто чмокнул ее в щеку. Растерянная и недоумевающая, она долго стояла перед зеркалом, разглядывая свое отражение. И пальцами касалась губ, горевших от поцелуев.
И больше ничего. А потом заболела мама. Врачи не могли понять причину страшных головных болей, которые не ослабевали даже под воздействием морфия. За короткий, заполненный тихими хриплыми стонами месяц Джулия буквально истончилась, словно пышная роза, спрятанная между страницами книги и высохшая, увядшая, потерявшая все свои яркие краски.
Джордж не находил себе места, но ничем не мог помочь - его любимая медленно угасала. И однажды утром он, пошатываясь, вошел в комнату Моники, и она по его осунувшемуся, сразу постаревшему лицу все поняла без слов. Он не намного пережил Джулию. И, кажется, покинул этот мир с облегчением, надеясь вновь воссоединиться со своей возлюбленной уже на небесах, где ничто не сможет их разлучить.
Майкл и Моника, подавленные общим горем, остались одни в трехэтажном особняке. Они слонялись по комнатам, не зная, чем заняться, вечерами подолгу сидели в гостиной, молча перебирая и передавая друг другу фотографии, на которых запечатлено было прошлое счастье двух уже немолодых людей. Вот Джордж и Джулия на яхте, оба в белоснежных костюмах, загорелые, смеющиеся, с бокалами в руках. Вот они загорают в саду - солнечные блики на обнаженных плечах, полосатые шезлонги, кусты ярко-красных пионов. А это - светская вечеринка, и свет играет на бриллиантовом колье Джулии, подаренном Джорджем в день свадьбы.