- С тобой все в порядке, Бренна? - снова спросил одна этот раз сквозь стиснутые зубы.
Она ответила:
- Я искренне верю в это.
Внезапно ее тело свело будто судорогой. Оно изогнулось дугой, продолжая прижиматься к нему, ее руки еще крепче обхватили его шею, а голова ее упала на подушки в блаженном бессилии…
Он выпустил ее запястья и, обхватив ее лицо обеими ладонями, осыпал ее лицо и рот градом поцелуев и снова задвигался в ней, все больше убеждая ее в том, что это ощущение было самым восхитительным на свете, пока ее бедра не распахнулись ему навстречу и она не подумала: "Нет, нет, это еще лучше…"
И тогда его движения стали решительнее и сильнее, так что кровать, приставленная к стене, стала издавать глухой гул, но Бренне было все равно. Она была рада каждому его новому толчку, и каждый раз он едва слышно выдыхал ее имя охрипшим голосом, и она слышала бешеное биение его сердца напротив своего, будто оба их сердца ударялись о грудную клетку, стремясь соединиться…
И это продолжалось до тех пор, пока вдруг все мускулы в ее теле не напряглись, как струны или рыболовная леска, когда на удочку попадается огромная добыча, монстр рыбьего царства, и теперь этот монстр был привязан, прикован к ее телу где-то глубоко под поверхностью.
Но только на этот раз монстр был не семидесятифутовой змеей, а колоссальной волной неистового наслаждения, раздавившего ее, обрушившегося на нее, заглушившего все остальные чувства и окатившего ее потоком плотского восторга. Это потрясло ее от подошв ее обнаженных ног до кончиков волос, и даже кончики пальцев ее рук, казалось, пылали от этого эротического наслаждения… До самого последнего мгновения, пока рябь этого прилива все еще не успокоилась и не оставила ее лежать на берегу влажной, полностью удовлетворенной и едва-едва смутно сознающей, что поверх нее лежит другая жертва этой восхитительной болезни, она полностью не понимала, что произошло.
К тому времени, когда Рейли поднял голову, свеча на ее туалетном столе оплыла, но не совсем догорела. И потому Бренна была в состоянии разглядеть выражение его лица: это было беспокойство, смешанное с блаженством.
- Ты не будешь испытывать угрызений совести из-за того, что произошло? Не станешь винить меня? - поинтересовался он.
- Из-за того, что произошло?
Она смотрела на него, сонно моргая. Должно быть, было не позднее половины седьмого, но она ужасно хотела спать.
- Да, конечно, потому что, если у тебя есть угрызения… - ответил Рейли, приподнимая ее локон и тщательно разглядывая его в свете свечи. - Я думаю, тебе следует знать, что я имею твердое намерение жениться на тебе, что я хотел на тебе жениться, думаю, с той самой минуты, когда ты вернула к жизни старого Стабена. Думаю, ты согласишься со мной, как только придешь в чувство, что это единственное разумное действие, которое нам следует предпринять. Я имею в виду брак.
И вдруг она вся сжалась, будто окаменела. Она не может с этим справиться. Это было свыше ее сил. Он это почувствовал и заговорил снова, до того как она успела произнести хоть одно слово:
- О, ради всего святого, Бренна! Не пытайся делать вид, что не любишь меня. Я знаю, что ты не допустила бы того, что случилось, того, что только что случилось, если бы не любила.
Конечно, он был прав. Она любила его. Она занималась с ним любовью. Она занималась любовью с Рейли Стэнтоном. Она, Бренна Доннегал, потеряла невинность, подарила ее мужчине, которого еще месяц назад всей душой ненавидела. Разве это было не так? Что подумали бы об этом ее родители? А что сказал бы об этом лорд Гленденинг? Боже милостивый!
Решалась судьба Рейли, а он не мог говорить ни о чем ином, кроме брака. Они не смогли бы оставаться на острове Скай, если бы стали мужем и женой. Лорд Гленденинг ни за что не потерпел бы этого… Но ведь она должна остаться на острове Скай. Все зависит от того, удастся ли ей остаться здесь. Все.
О, ей трудно было сейчас ясно мыслить. Нет, она не могла думать, когда он находился так близко от нее… Господи, да уж ближе некуда! Он все еще находился в ней! Что она наделала? Что она натворила?
Рейли внимательно вглядывался в ее лицо, которое исказилось легкой гримасой. И он приготовился к бою. Прежде ему никогда не приходилось лишать девицу невинности, и он еще не привык к этому состоянию, но Шелли, имевший склонность к модисткам и продавщицам, давал полезные советы и Пирсону и Рейли.
Девственница, поучал их Шелли, как правило, не получает удовольствия, утрачивая невинность. Но если бы даже она и получила от этого удовольствие, можно было рассчитывать, что потом она будет испытывать чувство вины и лить слезы. Даже, добавлял Шелли, станет, возможно, молиться, главным образом мадонне, если упомянутая девственница окажется католичкой. Шелли рекомендовал потенциальному совратителю всегда иметь при себе большой чистый носовой платок и какую-нибудь побрякушку с бриллиантом, чтобы иметь возможность вручить и то и другое совращенной девице, как только она упомянет Пресвятую Деву или начнет взывать к ней.
Носовой платок у Рейли имелся, хотя он полагал, что этот носовой платок должен быть мокрым, но безделушки с алмазом при нем не было.
Но стоило ли пытаться умилостивить недавнюю девственницу, если он собирался на ней жениться? Шелли никогда не имел намерения жениться ни на одной из обесчещенных им девственниц и потому никогда не упоминал, как следует вести себя в случае, подобном ситуации Рейли.
Как бы то ни было, но Рейли не думал, что услышит причитания или молитвы от Бренны Доннегал. Если она верила в божественного творца, то эту веру никогда не афишировала. Кроме того, она не принадлежала к тому типу женщин, которых можно улестить бриллиантовой побрякушкой.
Пожалуй, в ее случае достойным подарком стал бы более мощный микроскоп или путешествие в Париж для посещения медицинской библиотеки…
Но он понимал одно: ее колебания не имели ничего общего с раскаянием или приступом отвращения к самой себе. Нет, за этими обманчиво опущенными веками, за этой имитацией сна он видел быструю работу мысли. Она пыталась представить, как вывернуться из создавшегося положения, избежать брака с ним и остаться на этой чертовой скале, населенной этими чертовыми Макафи и Флорами, и врачевать их и ухаживать за ними в случае, если на их остров вновь обрушится эпидемия холеры. Он просто читал мысли на ее лице!
Ну была ли еще за все время существования человечества женщина, подобная этой? Королева Боадиция, как он полагал, возможно, в чем-то была похожа на нес. Возможно, царица Эстер. Да храни его Господь от этих обворожительных, но чудовищно целеустремленных женщин и не допусти влюбиться в одну из них. Как же получилось, что он все-таки влюбился в такую?
Что случилось с его чувством к Кристине? Ведь, если память ему не изменяла, он был так привязан к ней. Но что такое была Кристина Кинг по сравнению с Бренной Доннегал? Его привязанность к Кристине можно было сравнить с огоньком от зажженной спички, а чувство к Бренне - с извержением вулкана.
Он скорее чувствовал, чем слышал, как что-то заурчало под ним у нее в животе.
- Ты голодна? - спросил он, тщательно скрывая чувство безнадежности, все больше охватывавшее его.
- Думаю, голодна, - ответила Бренна слабым голосом.
Но она отвечала так только по одной причине, потому что мысли ее были далеко и думала она о чем-то другом… В глазах ее не было ни малейшего намека на слезы. Она ничуть не раскаивалась и не сожалела о том, что произошло между ними, во всяком случае, она не показала своего сожаления открыто.
Он так и не мог понять, одержал он победу или проиграл.
Как заметил Рейли Стэнтон, не было на свете более прелестного и женственного существа, чем Бренна Доннегал без одежды, и он не надеялся, что она будет когда-нибудь запечатлена в этом виде в камне или на полотне. Она ничуть не напоминала модели Тициана или да Винчи. Она представляла собой тип классической женской красоты с ее длинными ногами и тонкой талией, полными бедрами и грудью. А какая кожа была у нес! Никогда прежде он не видел такой кожи. Цветом она напоминала слоновую кость, а гладкостью и нежностью - масло.
- Куда ты? - спросила Бренна, садясь на постели и озабоченно глядя на него, потом потянулась за синим с белым покрывалом, лежавшим на краю постели и под которым она, к несчастью, скрыла свою ослепительную волшебную кожу.
- Поискать чего-нибудь нам на ужин. - Рейли уже натянул на себя бриджи, прежде брошенные им на пол. - Полагаю, у тебя в доме есть какая-нибудь еда?
Она выпрямилась. Ее рыжие локоны рассыпались по плечам.
- Конечно, у меня есть еда, - возмущенно ответила Бренна. - Постой, лучше это сделаю я…
Она потянулась за своим темно-синим платьем.
- Нет, - возразил он галантно, - я сам займусь этим.
- Нет, - не согласилась Бренна, - ты не знаешь, где что лежит. Я сама все найду.
Господи! Неужели это будет так? Неужели им придется спорить о таких мелочах, кто будет готовить салат к ужину? Ну что же! По крайней мере их совместная жизнь будет веселой, хотя и несколько утомительной.
- Отлично.
Одним взмахом руки Рейли отпустил пуговицы своих бриджей, которые не успел еще застегнуть. Они упали к его ногам, и он осторожно переступил кучу своей одежды.
- В таком случае займись этим.
Одним прыжком он добрался до постели и устроился на ней, подложив руки под голову и скрестив ноги в лодыжках.
Но, поскольку он был совершенно обнаженным, его не особенно удивило величайшее изумление на лице Бренны, окончившей свои кулинарные занятия и вернувшейся в спальню. Глаза ее буквально вылезли на лоб, а лицо стало неподвижным. Он заметил, что она с особым вниманием разглядывала ту часть его тела, которая доставила им обоим такое огромное удовольствие.
- Привет, - сказал он. - Передумала?
Смущенно и виновато отводя взгляд от него, она покраснела. Бренна Доннегал, несомненно, покраснела. И ему это очень понравилось.
- Нет, - поспешила она ответить, - нет, я просто… я просто уйду и…
- Если, конечно, ты не предпочтешь заняться чем-нибудь другим, - предложил он любезно.
- Да.
Она смущенно откашлялась. На щеках ее все еще рдел румянец.
Каким бы занятным и интересным ни был этот разговор, у него все-таки не хватало духа продолжать эту игру. Он протянул к ней руки и привлек ее к себе. Она рухнула на постель, отбросила покрывало, пролив и просыпав всю принесенную еду и напитки ему на грудь.
- Возможно, - сказал он, - ты предпочла бы остаться в постели немного подольше…
- Это, - сказала Бренна, и голос ее прозвучал глухо, потому что она прижималась лицом к его шее, - было бы славно…
И это оказалось сушей правдой.
Глава 20
Макадамсы. Кэмпбеллы. Макафи. Аберкромби. Мерфи. Маршаллы.
Она смотрела на эти имена, пока они не стали сливаться у нее перед глазами.
В этом была какая-то связь. Они образовывали некий рисунок, некую определенную картину. Но почему она не могла понять логики этой картины? В течение долгих месяцев она собирала данные и составляла особую карту Лайминга, но за все это время так и не приблизилась к цели, как ни старалась. Она была так же далека от ответа, как в самом начале исследования.
В тот вечер в Лондоне, когда ее отца ошикали на собрании Королевского медицинского колледжа, все ей казалось таким ясным. Картина, узор, логика. Именно этого не мог обнаружить ее отец. Картины, которая подтвердила бы его теорию, состоявшую в том, что миазмы не имели значения, что такие инфекционные заболевания, как холера или дизентерия, вызываются какими-то иными причинами, иными возбудителями.
Но какими? Как еще может передаваться инфекция? Если бы ей удалось найти нечто такое, что помогло бы связать каким-то образом семьи, члены которых были поражены инфекционной болезнью, она могла бы вычислить закономерности заражения.
Но цельной картины не получалось, и ответа так и не было.
Она вздохнула и плотнее натянула покрывало на плечи. В ее кабинете было холодно. Камина здесь не было. К тому же, подумала она вскользь, то, что под покрывалом на ней не было никакой одежды, едва ли могло помочь ей согреться.
Она оставила Рейли Стэнтона крепко спящим в ее постели. Утренний свет слабо сочился сквозь занавески на окнах спальни, и в этом свете ей удалось разглядеть, что во сне лицо Рейли было таким же красивым, как когда он бодрствовал, но оно приняло какое-то невинное и безмятежное выражение, о существовании которого она и не подозревала.
Она тихонько выскользнула из комнаты, согрела воду для ванны, наполнила ею переносную медную посудину (ее отец так и не удосужился купить и поставить в доме фарфоровую, которую давно обещал). Для этой ванны вода нагревалась медленно - по котлу за раз. Сидя в ней и производя омовение, Бренна уверяла себя, что смывает не грехи, а всего лишь их последствия.
Покончив с этим, она завернулась в покрывало и прошла в кабинет посмотреть на карты и таблицы, как частенько делал отец. Только на этот раз она смотрела на них не так долго, как обычно. Она вовсе не была уверена, что понимает, что произошло в этот вечер между ней и Рейли Стэнтоном. Она только знала, что вела себя в высшей степени неосмотрительно и что теперь ей придется заплатить за свое легкомыслие.
А цена эта, как ей было известно, состояла в том, что она должна была сделать выбор: продолжить свои изыскания или отдаться тому чувству, которое, как она отлично сознавала, было самым прекрасным, что случилось с ней за всю ее жизнь.
Потому что в центре этого нового чувства был Рейли Стэнтон. И это было чудо, на которое она никогда не рассчитывала: она встретила человека, который уважал ее и восхищался ею и в то же время, как ни странно, прекрасно видел ее недостатки, но относился к ним с мягким юмором. А в постели… О Господи, она вспыхнула при мысли о том, чем они занимались в ее девической постели.
Но это было неправильно, несправедливо. Она не должна была брать на себя тяжесть выбора. Почему Рейли Стэнтон вошел в ее жизнь именно теперь? Через несколько недель потеплеет, как было в прошлом году, когда появились первые больные. Нет, она не могла сейчас уехать отсюда.
От нее зависели многие жизни, на нее полагались люди. Она не только должна была помочь им пережить эпидемию - в случае везения она смогла бы предотвратить ее…
Но нет, она не смогла бы сделать этого в присутствии Рейли Стэнтона, уже поломавшего столько ее планов, уже добившегося от нее столь многого.
Как она поняла, Рейли Стэнтон твердо решил жениться на ней.
И в то же время она отлично понимала, что этого не может произойти на острове Скай. Во-первых, как бы ни приспособился Рейли к жизни в Лайминге, он был лондонцем и жителем долин и всегда таким останется. А жители долин, как было известно всякому, не могут примириться с жизнью, какую ведут закаленные горцы. Конечно, на время он готов был смириться со всем этим ради нее. Но в конце концов желание вернуться к более легкой лондонской жизни станет непреодолимым.
Следовало также еще принять во внимание и лорда Гленденинга. Они никогда не смогут пожениться, если здесь, поблизости, будет Йен Маклауд. Граф никогда и ни за что не допустит этого. Бренна не знала, что мог бы предпринять лорд Гленденинг, но не сомневалась, что он не остановится перед насилием, которое, несомненно, будет угрожать Рейли Стэнтону.
Снова вздохнув, Бренна обратила взоры к своим таблицам и картам. Но она не видела их. Вместо них перед ее мысленным взором оживали картины того, что они пережили прошлой ночью. Она вспоминала улыбку Рейли, его тонкий юмор. И то, как его все еще улыбавшиеся губы прижимались к ее губам, глазам, груди. Полуночный ужин, который они разделили, когда голод иного рода был утолен. За этим последовали минуты, полные веселья, смеха, но чаще вздохов полного удовлетворения… По крайней мере со стороны Бренны.
И, насколько она могла судить по выражению лица спящего Рейли, он испытывал то же, что и она, - полное умиротворение.
Почему бы им просто было не продолжать вести такую жизнь? Зачем было стремиться к браку?
Ведь она не чувствовала ни малейшей неловкости. То, что произошло между ними, казалось ей естественным и правильным.
Больше всего ее беспокоило решение Рейли жениться. И дело было вовсе не в том, что мысль стать женой Рейли не приводила ее в восторг. Заполучить эту восхитительную плоть навсегда и в полную собственность? Это предложение пьянило, ударяло в голову, но ее пугало все, что связано с браком.
- Что ты делаешь? - послышался глубокий голос, отвлекший ее от мрачных раздумий, и она круто повернулась на круглой табуретке.
В двери стоял Рейли, столь же обнаженный, как и она под своим покрывалом.
- Ничего, - ответила она, почувствовав, как учащенно забилось ее сердце.
Он босиком протопал в кабинет и остановился рядом с ее табуреткой.
- Ах, - изумился он, увидав, чем она занимается, - не слишком ли рано для этого?
Бренна пожала плечами, и покрывало с них слегка соскользнуло.
- Я просто подумала, - сказала она, - что сегодня это может выглядеть иначе, чем вчера.
Его брови взметнулись вверх:
- Интересная теория. Потому что теперь… Как бы это выразиться? Ты уже распустившийся и сорванный цветок?
Она почувствовала, что щекам се стало вдруг жарко.
- Ну, - сказала Бренна сухо, - я бы так не выразила это…
- Послушай, - сказал он, приподнимая край покрывала, упавший с табуретки на пол, - пусти и меня туда. Если позволишь, я тоже хотел бы взглянуть.
Она подвинулась, освобождая для него место. Он перекинул через нее ногу, согнув ее в колене, а рукой обнял ее за талию, и совместными усилиями они натянули покрывало на свои голые плечи.
- Что это? - спросил Рейли, указывая на карту.
- Это церковь.
Странно, но теперешнее их тесное соседство оказалось даже более интимным, чем совместное пребывание в постели, потому что там Бренна только открыла для него свое тело, теперь же ей казалось, что она открывает ему свою душу.
- Вот таверна, - поясняла она, указывая на разные точки на карте, - а здесь вот дом Макафи.
Он кивнул. Его взгляд, пока он рассматривал ее карту, стал пронизывающе-острым.
- А эта изогнутая линия, как я понимаю, ручей? - Она кивнула, и он добавил: - Должно быть, по рисованию у тебя были не самые хорошие оценки? И почерк у тебя не из лучших. А это что за слово?
- Север, - ответила она, задетая его словами.
- О, понимаю. Это компас. Право же, почерк у тебя просто отвратительный. Ничего не могу понять. - Он отвел глаза от карты и устремил взгляд на нее: - Значит, мое искусно осуществленное совращение тебя не пролило нового света на твою теорию?
Она покачала головой. Пожалуй, решила она, ей все-таки придется посвятить его во все и сказать ему, что брак между ними невозможен…
Но тут он отбросил в сторону покрывало и принялся изучать то, что скрывалось под ним.