- Зачем? Всего полно в холодильнике. Сейчас что-нибудь приготовим.
- А ты умеешь готовить?
- То есть?
- Нет, правда ты умеешь готовить?
- А твоя мать разве не умеет?
- Нет, конечно. Она тоже юрист, как ты. Только я не помню, чтобы она когда-нибудь готовила.
- Твоя мать работает?
- Ха! Еще как. - Майкл развеселился. - Она - одна из самых известных специалистов по защите прав женщин. У нее контора не меньше, чем у твоего мэтра Ванвэ. Но одни тетки!
- Я была уверена, что жены богатых людей не работают. Зачем, когда и так все есть?
- Дело не в том, есть или нет. Ее же никто не заставляет. Просто матери хочется социальной активности, приносить другим женщинам пользу. Что в этом плохого? Кстати, ты бы тоже смогла работать в ее конторе, если, конечно, тебе это…
- Майкл, - перебила его я, - ты не очень торопишься?
- Эле, тебе ведь уже лет тридцать? Да? А насчет президента я, кажется, доходчиво объяснил. Что тебя смущает?
- Но мы живем в разных странах, я - француженка, ты…
Он лукаво повел бровью.
- А по-моему, ты как раз и искала мужа-американца. Кто обращался в брачную контору?
- Майкл, я тебе уже говорила, что это была глупая шутка моего брата. Вставай с кровати, надо правда чего-нибудь поесть.
- Глупая не глупая, но без мессира Оникса, я даже думать боюсь, чем бы закончилась вся эта история.
- Никс и тебе успел рассказать свое семейное предание?
- Эле, может быть, мы позвоним в ресторан? А сами полежим еще немного, поболтаем? - Он провел рукой по моему бедру, опускаясь ниже, и зашептал на ухо: - Тихонечко, по-бойскаутски…
От его дыхания у меня опять начала подкруживаться головы. Но, честно говоря, перспектива вновь лишиться чувств меня пугала, и я твердо произнесла:
- Майкл, если со мной опять случится голодный обморок, пеняй на себя. Телефон "скорой" ты уже знаешь.
- Ну вот, - демонстративно обиженно протянул Майкл и сел на кровати. - Кому все, кому ничего.
- Интересно, кому это ничего? - спросила я, вставая и закутываясь в плед. - Тебя обошли во втором завещании?
Он вскочил.
- Значит, ты про него знала?
- Нет, конечно. Сегодня утром обмолвился мэтр Ванвэ, когда разрешил мне поболеть.
Майкл впился в меня глазами. Впрочем, это опять был не Майкл, а вчерашний перепуганный и агрессивный мистер Уоллер! Я постаралась продолжить как можно спокойнее:
- Просто знаю, что оно почему-то заверено монахами аббатства Мон-Сен-Мишель. И ничего больше.
- Потому ты и была уверена, что никто не покушается на мою жизнь? - спросил он, словно не слыша моих пояснений.
- Майкл? Что с тобой? Все хорошо. Насколько я поняла, Никс помог тебе найти правильную финскую кузину. А новым завещанием займется Мишель Сарди. Это очень знающий специалист. - "По корпоративным искам" и "которому полезно пообщаться с монахами", я, естественно, опустила. - Я не думаю, что там что-то такое особенное в этом завещании, мэтр Ванвэ сказал бы мне. Ты рано или поздно унаследуешь свой замок. Просто странно, откуда оно всплыло?
Майкл вздохнул, устало опустился на кровать и потянул меня к себе. Обнял за талию и посмотрел снизу вверх.
- Ты очень красивая, Эле. Красивая, честная и уверенная в себе. Именно такой должна быть мать президента. И я безумно рад, что ты досталась не Никсу, а мне. Правда, ценою замка.
- Как это?
- Я отдал ему его. Я не мог поступить иначе. Ты пойми и не смейся. Он его законный владелец. Он, он, Эле, а не я, не финская кузина. Кстати, она очень милая и так удачно, что Никс вовремя потерял голову от нее. А то я просто думать боюсь, что было бы, если бы он тоже влюбился в тебя. - Майкл встал и потянул меня за руку. - Пойдем, дорогая, дашь мне выпить, и я все расскажу тебе. Ты не бойся, я не напьюсь, как вчера, я вообще-то почти не пью. Слишком много работы, пить некогда, мне все время нужна трезвая голова. Но в самых критических ситуациях моя французская кровь старомодно требует вина.
- У тебя французская кровь?
- Да, любовь моя, да.
Глава 24,
в которой у человека с опереточной фамилией мало перспектив
- Та сама-то посуди, Эле: ну чего может добиться во Франции портной по имени Жак Вуаля? Да-да, Эле, наша настоящая фамилия Вуаля. И никто не может принимать человека с такой фамилией всерьез, портного - тем более. Но стоило моему предку перебраться в Америку, чуть-чуть изменить имя на английский лад - и сразу зазвучало гордо: Джейк Уоллер.
- Особенно когда при постройке сарая для овец из земли забила нефть, - иронично согласилась я.
- Тебе Никс рассказал?
Я кивнула.
Майкл отпил кофе. Мы уже перебрались на кухню. Майкл добавил к рубахе брюки, а я надела джинсовый сарафан, и мне показалось, что за сутки он стал намного просторнее. Кстати, едва завидев кофеварку, "француз" Майкл тут же забыл про вино и попросил сделать ему чашечку - "только, пожалуйста, с кофеином", - и очень удивился, когда я сообщила ему, что другого кофе мы в доме не держим.
- И, по-моему, Майкл, дело не в фамилии, - сказала я, помешивая соус: чтобы поесть поскорее, я варила макароны и к ним - чтобы поразить воображение Майкла - острый соус. - Извини, но, если бы твой предок был хорошим портным, ему бы и в голову не пришло ехать в Америку, чтобы заняться там животноводством. И потом, как же надо не любить историческую родину, чтобы не выучить потомка нормальному французскому языку, - добавила я, уловив лукавство на лице Майкла. - Моя бабушка и прабабушка были русскими, и я владею их родным языком точно так же, как французским.
Неожиданно Майкл захохотал.
- Какая прелесть, Эле! Представляю заголовки газет: "Невеста сенатора Уоллера - наследница русской мафии!".
Я вспыхнула.
- Не говори глупостей! Моя бабушка родилась в Париже в тысяча девятьсот восемнадцатом году! Это была очень уважаемая купеческая семья!
- Так ты купчиха? Всего лишь? Я-то уж было испугался, что ты русская принцесса. Куда тут мне с моим портновским происхождением! Ну ладно, не обижайся. Слушай, Эле, а ты была в России?
- Нет. И не хочу. - Я друг почувствовала приближение слез и отвернулась к плите. Как раз вовремя: закипели макароны. Я помешала их и убавила огонь. - Я француженка. Я люблю только Францию. Это мой дом!
- Эле. - Майкл подошел сзади и мягко обнял меня за плечи. - Ну не расстраивайся. Твоим предкам не повезло в России, моим - во Франции. Но у нас-то с тобой все хорошо? - Он коснулся губами моей шеи. - Все о'кей, дорогая?
- Ты не любишь Францию. Ты сам сказал. Я помню.
- А ты не помнишь, я сказал, что люблю тебя?
Я не оборачивалась и усиленно перемешивала макароны.
- Ты сказал только, что боишься думать, что бы было, если бы Никс тоже влюбился в меня. И что ты отдал замок ему, как бы в обмен на меня, но он - его законный владелец. Ерунда какая-то получается, - добавила я, потому что Майкл целовал мою шею и плечи все энергичнее.
- Значит, не сказал, - подытожил он. - Ну ничего, потом скажу. Хоть какая-то перспектива. А когда мы будем есть?
- Сейчас. Подай мне, пожалуйста, дуршлаг.
- Что?
- Дуршлаг. Вон висит. - Я показала пальцем.
- Похоже на приспособление для промывания золота. Я видел в кино. - Майкл с интересом изучал кухонный предмет. - Зачем он тебе?
- Промыть макароны. Золота у меня нет.
Майкл протянул мне дуршлаг, хмыкнул и спросил:
- А я?
Я резко вскинула голову.
- Ну и самомнени… - И осеклась, налетев на его улыбку, тут же прильнувшую к моим губам.
- Эле, сказать, что ты сама золото - прозвучит слишком банально, - переведя дыхание после поцелуя, заметил Майкл.
- Это по-английски банально, по-французски - не очень.
Я опрокинула макароны на дуршлаг, затем вывалила их в большое глубокое блюдо из настоящей итальянской майолики, благо коллекции посуды моего брата может позавидовать любой музей, вылила на них весь соус, перемешала и поставила на стол. Майкл внимательно наблюдал за моими действиями. Добавила две тарелки, столовые приборы, вытащила из холодильника бутылку белого вина - опять же спасибо Вики, который притащил вчера ночью всего-всего, - поставила перед тарелками бокалы - серебряные кубки, между прочим, - и сказала:
- Ву-а-ля, мсье Вуаля!
Майкл захохотал.
- О'кей, мадам Вуаля! Кстати, не помешал бы штопор.
- Давай, за Жака Вуаля, - предложила я, когда Майкл разлил шардонне по кубкам. - Наверное, он все-таки был не таким уж плохим портным, просто, наверное, слишком авантюрным.
- В самую точку, Эле, за Джейка Уоллера! - Кубки мелодично звякнули; мы сделали по глотку. - Роскошные стаканы, серебро, - значительно сказал Майкл, перед тем как приступить к спагетти. - Фамильный сувенир из Сибири?
- Нет. Парижская гильдия серебряных дел мастеров. Приданое жены моего брата. Я тебе уже говорила, она дочка мэтра Ванвэ, а его предки входили в эту самую гильдию.
- Теперь верю, почему Ванвэ сделал для тебя исключение.
- Я хороший специалист!
- Никто и не сомневается, но, если надоест юриспруденция, я бы посоветовал тебе открыть ресторан. Вкусно потрясающе! Это русская кухня?
- Майкл, это спагетти. Самый банальный рецепт итальянского соуса. Правда, с капелькой французского коньяка.
- Когда ты успела добавить коньяк? Я не видел.
- Пока ты надевал брюки.
- Могла бы предложить мне к кофе.
- Эстет!
- Да. Между прочим, не только у вас у всех утонченные предки. Мой Джейк Уоллер был соратником самого маркиза Лафайета. Надеюсь, тебе не надо объяснять, кто это такой?
- Ваш, можно сказать, национальный герой, который в начале семидесятых годов восемнадцатого века добровольно покинул Францию, дабы воевать за независимость будущих США. А на самом деле - весьма авантюрный вояка, и отправился он через океан по негласной санкции короля, дабы, подогревая гражданскую войну, подорвать мощь Британии.
- Браво, Эле. Можешь преподавать историю в школе. А теперь вспомни, как выглядела форма добровольцев?
- Н-ну…
- Их мундиры отличались изяществом форм и пропорций, потому что Жак Вуаля был дамский портной! Почему маркиз Лафайет взял с собой дамского портного? Ничего удивительного тут нет. Операция в известной мере была тайной, с какой стороны ни взгляни. И Лафайету был нужен очень надежный и неболтливый человек. А уж дамские портные, как никто другой, секреты хранить умеют. И для Жака путешествие с Лафайетом тоже имело прямую выгоду - в долгах мой предок был как в шелках, из которых он шил платья для знати. Знать ведь считала унизительным для себя расплачиваться со всякими там портными и башмачниками, вот карточный долг - это дело чести.
Единственная проблема для Жака заключалась в беременной жене и в наличии пятерых детишек, которых, будучи порядочным человеком, мой предок не мог бросить. Но маркиз Лафайет посчитал, что присутствие на военном корабле, закамуфлированном под торговое судно, женщины и детей отвлечет от секретной операции подозрения.
Понятно, что путешествие через Атлантику в восемнадцатом веке значительно отличалось от того же самого мероприятия на современном лайнере, тем не менее выжили все, и через пару недель по прибытии в Америку жена Жака благополучно разрешилась от бремени. Так что их младший сын родился уже настоящим американцем - тот самый Гарри Уоллер, внук которого и купит у мистера Никса, прошу запомнить это имя, кусок земли в Оклахоме на берегах Ред-Ривер. Перемена же моими предками фамилии была вызвана не столько желанием избавиться от опереточного имени, сколько конспиративными требованиями проекта мистера Лафайета.
- Тогда уж сэра, Майкл, - поправила я. - Лафайет все-таки титулованная особа.
- Мистера, мистера, Эле. Америка - свободная страна. И мистер Лафайет сам боролся за это.
- По благословению французского короля, - напомнила я.
- Да ты никак роялистка? Ладно, ладно, я пошутил. Так вот, прибыв в Америку, Жак проявил недюжинные организаторские способности и очень быстро сколотил целую фабрику, не говоря уже о состоянии. Он не первый, кто сделал состояние на поставках для армии, Эле, ничего постыдного тут нет. Кстати, Жак был первым, кто предложил нашивать на рукава сержантские и унтер-офицерские знаки различия. Можно, конечно, было и вышивать на мундирах знаки отличия, но это долго, к тому же жена Жака была мастерицей по галунам. Она их быстро плела, а сыновья быстро нашивали.
- Особенно преуспевал младший Гарри, который и получил на галуны патент.
Майкл усмехнулся и подлил нам вина.
- Гарри был тогда еще в люльке. И запатентует эти галуны на рукавах кто-то другой. Так часто бывает с изобретениями. Но это правдивая история, Эле, - повторил он. - Как и то, что внук Гарри, которого звали Дональд, кстати, как моего деда-военного журналиста, купил землю именно у предка Никса. И вовсе не потому, что дела с пошивом армейской формы пришли в упадок. Напротив! Уоллеры так дружно плодились и размножались и так лихо строили мундиры, что решили завести собственное суконное производство - от выращивания овец до ткачества и окраски. Это ведь гораздо дешевле, чем покупать заокеанское сукно. И по чистой случайности выбор пал на Оклахому. Ну, может быть, не совсем случайно - там была самая дешевая земля и достаточно мало населения.
Итак, Дональд Уоллер купил овец, нанял пастухов, строителей, приобрел кое-что для обустройства фермы и собственноручно стал рыть фундамент под дом. Ну и тут хлынула нефть. Честно говоря, первое время она никому не была особенно нужна - разве что для производства керосина. Но наступила эра автомобилей, и уж армии-то бензин потребовался в первую очередь. Так мы, Уоллеры, стали, что называется, нефтяными королями, а Никсы - по-прежнему выращивают на мясо бычков.
- Зато семейная легенда у Никсов гораздо красивее!
- Не такая уж это легенда, Эле. - Майкл откинулся на спинку стула и стал рассматривать серебряный кубок так, будто мог увидеть сквозь серебро, как светится вино. - Иначе я бы не отдал ему замок.
- Майкл, по-моему, ты разыгрываешь меня.
- Это не я, Эле. Это судьба. Знаешь, я никогда не был фаталистом, никогда не верил во всякую там мистику и во все такое. Я даже политику из-за этого не люблю, потому что там сплошное… Как бы это сказать? Шаманство, что ли. Или азартная игра с бесконечным блефом. Я прагматик, Эле, я люблю производство. Тут я все понимаю. Вот нефть. Вот вышка. Вот цистерны. Вот рабочие. Вот добыли столько, произвели столько, продали столько, купили новое оборудование, добыли и переработали еще больше. Ладно, Эле, это я так. В политику все равно мне лезть придется.
Но если бы не политика, я тебе говорил уже, что приехал сейчас в Париж только ради того, чтобы накануне выборов покрасоваться перед камерами с нашим благотворительным журналистским фондом Уоллеров. Пятьдесят лет как-никак. Большое событие. Пришлось даже арендовать ваш Центр Помпиду. Мне же всего тридцать два, Эле, это очень мало для политика, просто несерьезно. Нужно ловить каждую возможность, чтобы все видели, какой я успешный и значимый. Мои секретари вылетели заранее, чтобы подготовить все, а я собирался прилететь только сегодня, прямо к пресс-конференции, и тут же обратно. У меня сейчас с этими выборами жуткий график. И вдруг срывается одна встреча! Такое счастье! Я и думаю: а не полететь ли мне заранее? Хоть высплюсь. Раньше времени не буду попадаться своей команде на глаза, переночую в "Павильоне" с Брунсберри, он все равно уже там, я же знаю, что он поехал заниматься этим идиотским наследством. И он, хоть и зануда и бабушкин любезник - представляешь, на протяжении нескольких лет каждый день старательно переписывал ее завещание! - но парень серьезный, не заложит никому, что я устроил себе эдакий отпуск. Сама понимаешь, мне сейчас совершенно не нужно, чтобы кто-то сфотографировал меня в Париже вне Центра Помпиду.
Говорю команде: раз встреча отменилась, поеду домой, и вы тоже отдохните пару деньков до моего возвращения из Парижа, а сам еду в аэропорт и по дороге звоню Брунсберри, дескать, закажите мне соседний номер. А он с ходу начинает рапортовать и бурно радоваться, что у мистера Уоллера появилась возможность увидеть финскую кузину и замок. А мне, Эле, честно, не до кузин и не до замков! У меня проблем столько, еще отеля во Франции не хватало! Мне бы выспаться. Он спрашивает, на какой аэродром и во сколько прилетит самолет - у меня же свой - и кого из тех, кто уже в Париже, отправлять меня встречать. Я говорю, умоляю вас, Брунсберри, не говорите никому, что я прибуду сегодня и что я полечу обычным рейсом, потому что до смерти устал и элементарно мечтаю выспаться. "Но хоть машину-то вам в аэропорт прислать можно?" - спрашивает он. Я не возражаю. Он просит перезвонить ему из самолета, чтобы он знал, во сколько точно мне потребуется машина и чтобы он мог мне сказать, какая она будет. Я говорю, любая, но лучше, конечно, если принадлежит гостинице.
Все. Приезжаю в аэропорт, ставлю машину на обычной стоянке, а не там, где "VIP", покупаю билет в бизнес-класс на ближайший рейс - да так удачно, уже идет посадка, и самое главное - вокруг ни одного знакомого лица. Сажусь в самолет и прямо тут же начинаю дремать. А потом вдруг чувствую, кто-то пристально на меня смотрит. Я невольно открываю глаза и вижу огромного парня, разодетого на ковбойский манер, но роскошно, прямо как какая-нибудь кинозвезда. Я вежливо улыбаюсь - мало ли, вдруг оклахомский избиратель, кто еще может меня узнать? Только там мои фото на каждом углу по всему штату, а дело-то происходит в нью-йоркском аэропорту! Надо улыбаться, нельзя избирателя обижать. Этот верзила тоже делает улыбку, приподнимает шляпу, кивает и проходит куда-то в глубь салона мимо меня. Ну, думаю, угадал, избиратель - точно! И со спокойной совестью продолжаю дремать, а потом, видимо, и совсем уснул, если уже в Париже стюардесса разбудила и во всем салоне я один. И тут я вспоминаю, что забыл позвонить Брунсберри.