- Тебе не кажется, что не совсем верно делить людей только на победителей и проигравших? Ты рассуждаешь об этом с точки зрения человека, которому повезло родиться с серебряной ложкой во рту.
Шариф пожал плечами.
- Не спорю, мне повезло, но это ничего не меняет. Если в природе действует естественный отбор, то в человеческом обществе - естественно-социальный, и слово "сильнейший" просто приобретает несколько иной смысл.
На некоторое время им пришлось замолчать, потому что подошел официант, катя перед собой столик с заказом. Однако он не стал перекладывать блюда на их стол, просто поставил столик ближе к Джеслин и ушел. Поймав ее недоуменный взгляд, Шариф пояснил, причем в его глазах вспыхнули веселые искорки.
- Тебе известно, что по нашему обычаю женщина должна прислуживать мужчине.
- Если только она состоит с ним в родственных или иных отношениях, - сквозь зубы улыбнулась она.
- Разве ты на меня не работаешь и нас не связывают деловые отношения?
Джеслин вскинула голову и с подозрением посмотрела на него.
- Может, ты все-таки ответишь, почему появился в школе именно сегодня?
- Я уже говорил, что рассчитываю на твою помощь.
- Не знаю, не знаю, - тихо пробормотала она, но Шариф ее услышал и сощурился.
- Ты сомневаешься, что мои девочки, "окруженные любовью и роскошью", - немного изменил он ее слова, - могут не успевать в школе и поэтому мне понадобился репетитор на лето?
- Тогда забудь про "должна" или "не должна"! С людьми, в чьей помощи нуждаются, так обращаться не принято.
Их взгляды скрестились. Шариф склонил голову, скрывая улыбку, но уголки его губ подрагивали.
- Я оскорбил тебя, не сказав "пожалуйста"?
Джеслин стоило большего труда не выплеснуть ему в лицо стакан с водой. Она отвернулась и несколько секунд смотрела в окно, пытаясь взять эмоции под контроль.
- Ты меня обидел, - наконец произнесла она, поворачиваясь к нему. - Десять лет назад тебе бы даже в голову не пришло сказать мне такое. Наоборот, это ты ухаживал за мной.
- Потому что мы были в Лондоне.
- А ты не был шейхом, - горько улыбнулась Джеслин. - И тогда ты не рассуждал о жизни как о борьбе, как о победителях и проигравших.
На несколько секунд между ними повисло молчание.
- Этот раунд ты выиграла, - процедил Шариф, накладывая себе щедрую порцию риса с морепродуктами и мясо ягненка.
Джеслин грустно покачала головой. Куда исчез Шариф, которого она знала и любила? Где тот веселый, жизнерадостный и предупредительный молодой человек, каким он был на протяжении двух с половиной лет, что они встречались, в котором ни слово, ни жест не выдавали принадлежности к правящей династии? Его место занял высокомерный тип, пренебрежительно взирающий на людей, которые были ниже его по происхождению.
Девушка поежилась и закинула ногу на ногу. При этом ее колено задело ногу Шарифа, и от этого мимолетного прикосновения по ее телу прошла дрожь. Как бы ни изменился Шариф, но одно осталось неизменным: он по-прежнему обладает способностью возбудить в ней желание, с сожалением была вынуждена сознаться себе Джеслин.
Это были безрадостные мысли, и она знала только одно средство, чтобы забыть о любых неприятностях. Этим испытанным средством была работа или разговор о ней.
- Так почему тебе понадобился репетитор на лето? Что ты вообще от меня ждешь?
- Если одним словом, то я жду от тебя чуда.
- Но я не волшебница, а учительница, - растерянно произнесла Джеслин, не ожидавшая от него такого ответа.
- Тогда тебе придется ею стать. - Взгляд Шарифа устремился куда-то за ее плечо и замер в одной точке. - Наверное, что-то произошло с ними в течение последнего семестра. Директриса заявила мне, что вряд ли школа примет их обратно в новом учебном году. По крайней мере, не всех. И оценки по предметам хуже некуда. Я пытался поговорить с ними, но они почти все время молчат. И разлучать их я не хочу. Они уже и так потеряли свою мать. Поэтому мне нужна твоя помощь.
- Понимаю, - мягко произнесла Джеслин, внимательно выслушав Шарифа. - Проблема только в их оценках или есть что-то еще?
- Кое-что еще, - вздохнул Шариф, фокусируя взгляд на Джеслин. - Меня тревожит не столько их успеваемость, сколько оценки по поведению. Мои дочери - не избалованные принцессы. Они милые, не испорченные девочки. И тем не менее учителя отзываются о них как о "трудных" детях. Особенно о младшей. У нее самые плохие оценки. Именно ее директриса не хочет брать на следующий год.
- Я согласна с тобой, что девочек не нужно разлучать. Но тогда, может, стоит поменять школу?
- Но две мои дочери учились там почти два года, и раньше все было нормально.
- Обстоятельства могли измениться, - пожала плечами Джеслин. - Кто знает?
- В эту школу ходила моя жена. Это было ее желание, чтобы они учились там.
- Ясно. И сколько им лет?
- Такии, самой младшей, пять. Она пошла в школу в этом году. Сабе - шесть. Джинан - старшая, ей семь.
- Твои дети учатся в школе с пяти лет?! - изумленно воскликнула Джеслин.
- Моя жена также рано пошла в школу, - возразил Шариф.
Джеслин только покачала головой. Она сама училась в школе-интернате и не любила ее, но ей было девять лет! Как же должны чувствовать себя его малышки, к тому же потерявшие мать?
- Мне кажется, ты рано отдал их в школу, тем более что они пережили такое горе.
- Не думаю, что все дело в школе. Они и дома чувствуют себя довольно скованно. Я вызывал врача, чтобы убедиться, что они здоровы. Я даже пригласил детского психолога, но мне сказали, что ничего необычного в их поведении нет, принимая во внимание не так давно случившуюся в семье трагедию, и у меня нет причин для беспокойства. Но как я могу не волноваться, видя, что с ними что-то происходит? Вот почему я подумал о тебе. Даже когда ты только начинала работать, тебе всегда легко удавалось находить контакт с детьми.
Нахмурившись, Джеслин несколько минут думала. Шейх ей не мешал.
- Шариф, из того, что ты мне сейчас рассказал, я не уверена, что ты правильно сделал, обратившись ко мне. Не знаю, кто им может помочь, но вряд ли это учитель.
- Возможно, им не нужна история или литература, но Такию исключат, если в начале следующего года она не продемонстрирует, что освоила пройденный курс, а Сабе и Джинан нужно подтянуться по нескольким предметам.
- Но ведь это больше работа учителя младших классов, - попыталась возразить Джеслин. - А я уже несколько лет работаю с учениками средних и старших классов по программе американских, а не британских школ.
Шариф был непреклонен.
- Ты справишься, Джеслин. Я ведь не прошу тебя преподавать им высшую математику. Всеми необходимыми материалами я тебя обеспечу.
Убедившись, что переубедить его ей не удастся, Джеслин тяжко вздохнула.
- По правде говоря, я не понимаю причину твоего упрямства, когда для этой работы ты можешь найти настоящих профессионалов.
- Профессионалы мне не подойдут, а вот ты - подходишь.
Ладонь Шарифа накрыла ее руку, и Джеслин беспомощно замолкла. Все эти годы она провела, борясь с воспоминаниями, но сейчас, чувствуя силу и тепло его руки, ей удавалось справляться с ними с трудом. Она с ужасом поняла, что у нее по-прежнему нет против него иммунитета и ее сердце так же ранимо и уязвимо, как и девять лет назад.
- Что же отличает меня от всех других? - стараясь не поддаться магнетизму его глаз, спросила она.
Шариф почему-то отвел взгляд от ее лица.
- В том, чтобы быть шейхом, много преимуществ, но есть и недостатки. Большинство людей, которые меня окружают, боятся потерять мое расположение и лишиться привилегий, которые им дает служба или знакомство со мной, поэтому мне говорят все что угодно, кроме правды, если считают, что она не придется мне по душе. Раньше мне это нравилось, потом я к этому привык, но сейчас я хочу знать правду.
Он повернулся и посмотрел на нее, и Джеслин неожиданно подумала, что Шариф говорит не только о настоящем.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Несмотря на свою удобную постель, застеленную тонким египетским бельем, спала Джеслин плохо. Ее рука хранила прикосновение его руки, а стоило ей закрыть глаза, как она слышала его низкий сексуальный голос.
Когда ее разбудил будильник, она не сразу вспомнила, где находится. Едва ли не ползком она выбралась из кровати, приняла контрастный душ, после чего почувствовала себя немного бодрее.
В холл Джеслин спустилась в сопровождении двух охранников, один из которых нес ее багаж.
- Его высочество просил передать вам, что у него неожиданно возникли дела. Он приедет сразу в аэропорт, - сказал второй охранник, открыв перед ней дверь автомобиля.
Эта новость должна была обрадовать Джеслин, но не обрадовала, а расстроила. Обманывать себя больше не имело смысла: девять лет ничего не изменили, и ее по-прежнему тянет к Шарифу. Именно поэтому она надела сегодня свое любимое облегающее платье аметистового цвета. Ей хотелось, чтобы Шариф снова увидел в ней женщину, а не просто учительницу.
Это были опасные мысли. Ей не следует забывать о своем месте, напомнила себе Джеслин. Она всего лишь учительница на лето для его маленьких принцесс. Если она будет помнить об этом, у нее есть шанс не влюбиться в него снова.
В аэропорту ее проводили в терминал, облицованный мрамором и стеклом. Им пользовались исключительно те, у кого были средства путешествовать по миру или летать по делам на личном самолете. Здесь витал запах денег и власти.
Неожиданно в ее позвоночнике возникло покалывание. Джеслин повернулась, уже зная, кого увидит. Шариф Фер шел к ней навстречу, провожаемый взглядами не менее богатых и влиятельных людей, чем он сам, и, встретив знакомых, несколько раз останавливался.
Его появление сразу возбудило приглушенные разговоры о его свадьбе, а Джеслин вдруг пришло в голову, что она понадобилась ему только затем, чтобы уладить возникшие проблемы и их не пришлось бы решать его второй жене.
Как Джеслин ни хотела, но оторвать от него взгляд было выше ее сил. Она любовалась его легкой стремительной походкой и пластичной грацией, свойственной всем хищникам, его притягательной мужской красотой.
Шариф ни разу не взглянул на нее, и Джеслин почему-то почувствовала себя ненужной и одинокой. Все изменилось в следующую секунду, когда он снял солнцезащитные очки и их глаза встретились. Ей показалось, что его губы прошептали "иди ко мне", но, возможно, это было лишь ее воображение. Как бы то ни было, сердце девушки взволнованно забилось, а ноги сами понесли ее к нему.
Как жаль, мелькнула у нее мысль, что он не позвал ее десять лет назад. Она бы побежала, нет, полетела к нему на крыльях!
- Как ты? - спросил Шариф, когда они поднялись на борт самолета. Он подвел ее к одному из четырех стоящих вдоль прохода кресел и помог сесть.
- Нормально, - пожала Джеслин плечами. - Как ты?
Шариф поднял брови и несколько секунд смотрел на нее сверху вниз.
- Почему-то мне кажется, что это вопрос с контекстом.
- О тебе идут разговоры, - призналась она.
- Скажи что-нибудь новенькое, - хмыкнул он. - Кстати, о разговорах. Мне нужно сделать несколько звонков. Я присоединюсь к тебе, когда мы будем в воздухе.
- Хорошо, - сказала Джеслин уже в спину исчезающего за другой дверью Шарифа. Она увидела только кусочек кожаной мебели в просторном отсеке, устланном дорогим светлым ковром.
Спустя несколько минут самолет уже был в воздухе. К Джеслин подошел человек из экипажа и спросил, не желает ли она чего-нибудь выпить.
- Чай, пожалуйста, - улыбнулась она.
В эту минуту вышел Шариф.
- Кофе, ваше высочество?
- Да, благодарю. - Шариф сел в кресло напротив нее. - Ну, и какие сплетни обо мне ты сегодня услышала?
Джеслин вгляделась в его лицо, которое вдруг показалось ей усталым, и засомневалась, стоит ли начинать этот разговор сейчас, но желание узнать правду пересилило.
- Говорят, ты снова женишься. Это так?
На его лице не дрогнул ни один мускул, но Шариф не спешил с ответом.
- Если я женюсь, этот союз будет выгоден обеим сторонам, - наконец сказал он. - Открытыми остаются только два вопроса: кого я выберу своей невестой и когда состоится свадьба.
Ее сердце упало.
- Значит, ты все-таки женишься.
- Я еще полон сил. Почему бы и нет?
- Еще одна сделка?
Шариф резко выпрямился.
- А что бы ты хотела услышать? Что я женюсь, потому что встретил самую замечательную женщину и влюбился? - Он издал какой-то непонятный звук. - Управление страной отнимает все мое время. Мне некогда думать о любви.
- Когда ты стал шейхом?
- Пять-шесть лет назад. - Шариф пожал плечами. - Не помню. В любом случае достаточно давно, чтобы забыть, когда же это произошло.
Джеслин помолчала.
- Я читала в газетах, что твой отец умер внезапно от сердечного приступа. Никто этого не ожидал, и это стало шоком для всей семьи.
- Не совсем так. У отца были проблемы со здоровьем за несколько лет до того, как случился приступ. У его врача не было причин подозревать что-то серьезное, поэтому ни мать, ни отец сильно не волновались по этому поводу. Мне, правда, казалось, что он немного сдал, но я не связывал это с его болезнью. После похорон дочерей он уже ничем не напоминал себя прежнего.
При упоминании о его сестрах, Джеслин почувствовала тоску и боль. Как ни странно, близняшки Джамиля и Аман ни в чем не были похожи друг на друга, что, впрочем, не мешало им быть не только сестрами, но и подругами. Позже они приняли в свой круг Джеслин. Втроем они стали неразлучны.
После окончания университета они пригласили Джеслин пожить с ними в Лондоне в доме, принадлежавшем их тете. Днем все три девушки работали, стремясь сделать себе карьеру, а вечерами и по выходным все вместе отдыхали. Общество друг друга им никогда не было в тягость, и в первый в своей жизни отпуск в Греции они решили отправиться втроем.
Отпуск закончился трагически. В последнюю ночь, которую они проводили на Крите, в их машину врезался грузовик с пьяным водителем за рулем. Джамиля умерла мгновенно. Аман, получив множественные тяжелые ранения, была госпитализирована. Джеслин пострадала меньше всех.
Она вспомнила, как стояла у входа в реанимационное отделение афинского госпиталя и со слезами на глазах умоляла впустить ее в палату, вход в которую был разрешен только членам семьи. Когда приехал Шариф и узнал, в чем дело, он быстро все уладил, и она вошла в палату вместе с ним…
Вот так, в госпитале она и познакомилась с Шарифом. За день до смерти Аман.
- Наверное, иначе и быть не могло, - тихо сказала Джеслин. - Я тоже часто о них думаю.
Шариф кивнул.
- Вы ведь росли вместе.
Боль исказила ее лицо.
- Ты единственный из семьи, кто не обвинил меня в их гибели.
- Хотя отец об этом не говорил, но он никогда не считал тебя хоть в чем-нибудь виноватой.
- Зато твоя мать…
- Она так и не смирилась с потерей, - криво улыбнулся Шариф. - Но ведь ты в самом деле ни в чем не виновата.
Джеслин кивнула, но его слова нисколько не уменьшили ее боль. Она не осмелилась подойти к родителям своих лучших подруг в день похорон, но до своего отъезда написала им письмо, выразив в нем свою скорбь от общей потери и свою любовь к их дочерям.
Ответа она так и не дождалась.
Жить в доме, который стал для нее настоящим склепом воспоминаний, было невыносимо, но в то время Джеслин не могла позволить себе другое жилье. Через неделю после похорон раздался звонок. Ей представились от лица королевы Фер и попросили покинуть дом в течение недели, так как он был выставлен на продажу.
Это стало для нее новым ударом и одновременно избавлением. Джеслин пришлось немало побегать в поисках нового жилья, но в конце концов ей повезло найти маленькую студию.
На следующий день Джеслин почувствовала себя плохо. Впоследствии выяснилось, что все это время у нее было внутреннее кровотечение, которое сразу не обнаружили, потому что сначала оно было слабым, и на фоне нервных переживаний и действия успокоительных средств она, возможно, не чувствовала боли. Потребовалось хирургическое вмешательство. Ей с сожалением сообщили, что, скорее всего, она не сможет иметь детей. Этот новый удар ее сломил.
Джеслин все еще пребывала в состоянии шока и неосознанной потери, когда на пороге ее студии возник посыльный с букетом цветов. На карточке было написано: "Звони мне в любое время" и прилагался номер телефона Шарифа. Ни тогда, ни позже ей даже в голову не пришло спросить, как он узнал ее новый адрес.
Может, она не стала бы звонить старшему брату своих погибших подруг, чтобы не бередить раны, но тогда она была сгустком боли и отчаяния. Она позвонила Шарифу, единственному человеку из семьи Фер, кто был к ней добр.
Первый же телефонный разговор значительно облегчил ей душу. Через два дня Шариф позвонил сам и предложил ей куда-нибудь сходить.
Джеслин приняла его приглашение, хотя в те дни редко выходила из дома, справляясь со своим горем в одиночестве.
Шариф привел ее в уютный итальянский ресторанчик, и через несколько минут они уже говорили обо всем на свете, включая его сестер, вплоть до последнего дня их жизни в Греции. Это было так естественно, что она даже не сомневалась, что увидит его снова.
Так и случилось. Они стали видеться чаще, потом стали любовниками и по молчаливому согласию больше не возвращались к разговорам о прошлом или будущем, живя настоящим. У Джеслин иногда возникала мысль, что они неравная пара, но тогда она была слишком счастлива, чтобы задумываться об этом. Шариф не только вернул Джеслин к жизни, но и ввел ее в мир, где правит любовь.
Сказка закончилось внезапно, когда она узнала, что Шариф женится на девушке, которую выбрала для него его мать…
- Твои сестры были из тех немногих людей, которые умеют любить жизнь и способны заставить других ценить и радоваться каждому мгновению. - Джеслин проглотила стоящий в горле ком и попыталась улыбнуться, но вместо этого к ее глазам подступили слезы.
- Да, - коротко ответил Шариф приглушенным голосом - Пристегнись. Самолет скоро пойдет на посадку.
Недалеко от того места, где приземлился самолет, их ждала целая вереница черных "мерседесов", в один из которых они сели. Территорию аэропорта они покинули через отдельный терминал для членов королевской семьи и направились во дворец.
Джеслин смотрела сквозь тонированное стекло на улицы города и никуда не спешащих людей. Несмотря на то, что девяносто процентов жителей были мусульмане, многие женщины были не в традиционной одежде, к которой Джеслин привыкла, проведя шесть лет в Эмиратах.
- Такое чувство, что они здесь в отпуске, - не заметив, что говорит вслух, сказала она.
- Многие считают, что скоро Сарк станет испанским Коста-дель-Соль, - отозвался Шариф.
- Это хорошо или не очень? - Джеслин мельком взглянула на Шарифа и снова стала смотреть в окно.
- Как обычно, мнения разделились. Например, мой брат Заид поддерживает политику развития туризма, в то время как Халид, наоборот, придерживается диаметральной точки зрения.
- К какому лагерю принадлежишь ты?