– Ты собираешься провести вечер одна? – спросил Кобурн, останавливаясь у ее стола.
– Харрисон ужинает с Томом Деннисоном. Кобурн насмешливо улыбнулся:
– Да уж, они давят на него, как пресс. Он им чертовски нужен.
Но нужны ли они Харрисону? Этот вопрос Фрэнки задавала себе снова и снова, однако ответа на него пока не было.
– Наверное, ему интереснее в их обществе, – с кривой улыбкой заметила она, беря сумку.
– Ну, не скажи, – послышался голос Харрисона.
Фрэнки подняла голову и увидела своего любовника. Пульс ее зачастил. Мешки под глазами говорили о том, что в последнее время он не так много времени уделяет сну, возможно, потому, что на следующей неделе должна состояться его схватка с Антоном Марковичем. Однако Харрисон оставался для нее самым красивым мужчиной на свете.
В глазах Харрисона вспыхнула подозрительность, когда он уставился на Кобурна. Фрэнки нравилось, когда он ревновал, так как это делало его хоть чуточку уязвимым.
– Привет, – приветствовал брата Кобурн. – Деннисон тебя отпустил?
– Я отменил встречу.
Кобурн отошел от ее стола – подальше от линии огня.
– Полагаю, ты пришел не ради меня. В таком случае пока. Я встречаюсь с друзьями.
Харрисон кивнул:
– Увидимся завтра утром.
В глазах Кобурна что-то мелькнуло. Он попрощался и пожелал спокойной ночи. Фрэнки было ясно, что между братьями пролегла пропасть.
– Ты задеваешь его, – укоризненно сказала она.
– Если не хочешь оказаться меж двух огней, лучше не встревай, – посоветовал он.
– Так было всегда?
– Нет. Когда-то мы были близки. – Харрисон обхватил ее за талию и прижал к себе. – Но мы пошли разными дорогами. Это началось давно. Не хочу вспоминать.
– Ладно, – пробормотала она, чувствуя, что от его объятий начинает кружиться голова. – Здесь повсюду камеры видеонаблюдения, ты не забыл?
Но Харрисон прильнул к ее губам. Его жар растопил ее сопротивление. Ухватившись за лацканы его пиджака, Фрэнки вернула поцелуй.
– Поужинай сегодня со мной, – с легкой хрипотцой в голосе сказал Харрисон. – Если, конечно, у тебя нет других планов.
– Пицца и книга. – Фрэнки отодвинулась, изучая его усталое лицо. – Почему ты отменил встречу?
– Я не могу думать, когда они на меня набрасываются.
И он выбрал ее. Фрэнки затопила теплая волна.
– Закажешь пиццу? – Она провела пальцем по его щеке.
Харрисон заказал пиццу и бутылку кьянти.
– Знаешь, – пробормотала Фрэнки, когда они съели пиццу на диване в гостиной, – интерьер пентхауса ничего не говорит о тебе.
Он усмехнулся:
– Я заметил, что тебе здесь не нравится.
– Дело не в этом. Твой дом больше похож на музей, а не на место, где живут люди.
– Это обычное вложение денег.
– Но ты собираешься здесь жить?
– Пока планы не поменяются.
Если он не окажется в Вашингтоне…
– Что бы ты изменила, будь у тебя такая возможность? – спросил он.
Фрэнки осмотрела пентхаус.
– Я добавила бы цвета. Ковры для тепла. Может, что-нибудь экзотическое.
Харрисон взял бокал с вином.
– Думаешь, это отражает мой характер?
– Да, он у тебя интересный, – со смехом согласилась Фрэнки. – Но ты вовсе не холоден. Ты – как капуста, у тебя много слоев. Ты способен на глубокие чувства, только прячешь их.
К ее удивлению, Харрисон не стал спорить. Его лицо было задумчивым.
– Сейчас я не могу позволить себе быть эмоциональным, – наконец сказал он. – Мне нужно сохранять голову на плечах.
– Мой отец учил меня слушать то, что говорит сердце. Оно не обманывает.
– Что, если сердце не знает, как поступить?
– Тогда нужно понять почему.
Харрисон откинулся на спинку дивана, глядя на две прекрасные картины Шагала, висящие рядом.
– Откуда у тебя желание заняться политикой? – поинтересовалась Фрэнки. – Ты хочешь этого сам, или о том мечтал твой отец?
Она сжала ножку бокала, пульс ее участился. Готов ли он к откровенности? Харрисон покрутил свой бокал в руках, глядя на рубиновую жидкость.
– И то и другое, – наконец признался он. – Политика у меня в крови. Мой дед был конгрессменом, отец мог стать губернатором. Есть много вещей, которые я хочу изменить. Я знаю, что смогу их изменить. Но гожусь ли я для этой роли? Речь не о том, чего хочу я. Речь о том, что нужно людям.
Фрэнки понимала, что, как ответственный человек, Харрисон отдает себе отчет, насколько сложна эта работа.
– Думаю, людям нужны надежда и перспектива, – спокойно сказала она. – Им нужен человек, которому они смогут верить. Я видела тебя в деле, Харрисон. Ты сумел восстановить компанию, которая была готова исчезнуть с лица земли, и сделать ее успешной.
Харрисон довольно долго молчал.
– Иногда непомерные амбиции могут уничтожить человека, – наконец произнес он.
Неожиданно Фрэнки поняла, что не давало ему покоя после сделки с Леонидом. Он боялся повторить судьбу отца. Да и кто на его месте не боялся бы?
Она поставила бокал и села к нему на колени.
– Ты не твой отец, – мягко проговорила она, обхватывая ладонями его лицо. – Он был болен. Ты здоров и силен.
Фрэнки почувствовала, как напряглось его тело – как у кошки, готовящейся к прыжку, – однако продолжала смотреть ему в глаза. Харрисон глубоко вдохнул, раз, другой. Его теплое дыхание защекотало ей щеки.
– Он сломался накануне того дня, когда должен был объявить, что собирается стать губернатором. На него очень сильно повлияла афера Марковича.
Сердце Фрэнки рвалось на куски.
– С тобой все иначе. Ты можешь совершать поступки, на которые не способно большинство людей. Ты делаешь то, что недоступно обычному человеку.
Харрисон невесело усмехнулся:
– Однажды и я могу не оправдать ожиданий, Фрэнки.
Она улыбнулась:
– Я знаю об ожиданиях все. Я сейчас работала бы в "Массериас", если бы делала то, чего от меня ждали, хотя это неверный путь. Сначала ты должен убедиться, что это именно то, чего ты хочешь. Если да, постарайся осуществить мечту. Если нет – даже не ступай на этот путь.
Харрисон поймал ее пальцы. От глубины чувств, отражающихся в его глазах, сердце женщины перевернулось.
– Лекция окончена, – прошептала Фрэнки и принялась расстегивать пуговицы его рубашки. – Может, поговорим о погоде?
– Только если прогноз рекомендует раздеться, – улыбнулся он.
– Само собой.
Она прижалась губами к его мускулистой груди, а ее пальцы продолжали ловко расстегивать последние пуговицы. Харрисон снял рубашку и откинулся назад. Фрэнки расстегнула ремень его брюк и провела языком по его животу. Дыхание мужчины участилось, кровь вскипела.
– Черт, Фрэнки…
Харрисон сбросил брюки и снял с нее платье и белье. Она не возражала. Он лег и уложил ее на себя.
– Ты сводишь меня с ума, – простонал Харрисон. – Я не могу ждать.
Он сжал ее бедра и задвигался, ускоряя темп, пока они оба не нашли то, к чему стремились. Фрэнки содрогнулась и на некоторое время забылась. Затем она почувствовала, как Харрисон гладит ее по спине. Его рука оставляла на ее коже огненный след.
Немного погодя он отнес ее в постель и снова занялся с ней любовью. Засыпая, она улыбалась. Может, у них все-таки есть будущее?
Глава 13
Накануне атаки на Антона Марковича семья Фрэнки пригласила их на ужин в "Массериас". Харрисону понравилась ее дружная и шумная семья, но мыслями он был в завтрашнем дне.
Ему следовало быть спокойным и уверенным, поскольку он сейчас как никогда близок к цели. Харрисон знал, когда и где он настигнет врага, однако сжигавшее его на протяжении нескольких лет желание стереть Марковича в порошок почему-то несколько поутихло. Но Харрисон был полон решимости начать новую главу в своей жизни, отомстив за отца.
Он услышал звонкий, чистый смех Фрэнки. Ее счастливое лицо задело некую потайную струну его души. Харрисон знал, что он изменился только благодаря ей. Чем дольше он находился в ее обществе, тем спокойнее ему становилось. Фрэнки воплощала в себе все, о чем может мечтать мужчина. Она озарила его жизнь. Но Харрисон слишком долго жил в эмоциональном вакууме и опасался, что только временно испытывает эйфорию.
Он пригубил кьянти и с удовольствием продолжил наблюдение за семьей Массериа. Ему еще не приходилось видеть столь крепкие семейные узы. Все они были разные. Федерика, психолог, отличалась спокойствием и рассудительностью, тогда как любимому брату Фрэнки, Сальваторе, были свойственны решительность и даже агрессивность. Но любовь, которую они испытывали друг к другу, была несомненной. Да, между ними возникали разногласия, но Харрисон не сомневался, что все встанут друг за друга горой, если возникнет необходимость.
Его сердце пронзила боль. У них в семье никогда не было таких отношений – даже до болезни отца. Для Клиффорда Гранта превыше всего была его империя. Семья стояла на втором месте. Хорошо, что у Харрисона был Кобурн, с которым они в юности были близки. Однако когда брат сорвался с катушек и превратился в человека, в котором с трудом угадывался прежний Кобурн, между ними образовалась пропасть, становящаяся шире с каждым годом.
Он заметил, что на него оценивающе смотрит отец Фрэнки. Ванни Массериа, казалось, пытался разгадать его намерения. Он смело встретил этот взгляд. Понятно, от кого Фрэнки унаследовала обаяние и мудрость. Ванни было известно, что Харрисон старше его дочери и гораздо опытнее. Догадывался он и о том, что, если Харрисон включится в президентскую гонку, Фрэнки окажется в чуждом ей мире.
Харрисон перевел взгляд на Фрэнки. Выдержит ли она давление, которое приходится выдерживать женам политиков? Сможет ли остаться такой же обаятельной и спокойной. Войдет ли в незнакомый ей мир так же легко, как вошла в его жизнь и в его сердце? Или это погубит ее? Не утратит ли она себя, став миссис Грант?
* * *
Фрэнки прошла за Сальваторе на кухню, держа в руках тарелки. Брат повернулся к ней и оперся о стойку.
– Он мне нравится.
Тяжесть упала с ее плеч. Она поставила тарелки в мойку и только сейчас осознала, как сильно нервничала, приведя на семейный ужин Харрисона. Мнение семьи было для нее очень важно.
Сальваторе продолжал смотреть на нее, и Фрэнки поняла, что брат еще не все сказал.
– Он не из твоей лиги, Фрэнкс.
Она закусила губу.
– Может, ты ошибаешься?
Сальваторе покачал головой:
– Ты смотришь на него так, будто, кроме него, для тебя никто не существует. – Он потер переносицу. – Ты работаешь на него, Фрэнкс. Он – Грант. У него репутация жесткого, холодного бизнесмена. Может, стоит держать себя в руках?
– Я счастлива с ним.
– Это всего лишь означает, что он умеет обращаться с женщинами. – Его взгляд смягчился. – Послушай, я рад за тебя, сестренка, правда. Мне нравится, что твои глаза сияют. Но я мужчина и вижу то, чего не замечаешь ты. Он с тобой совсем не по тем причинам, по каким с ним ты, и, по-моему, мысленно он где-то в другом месте. Просто старайся не слишком мечтать.
Мысли Харрисона действительно были далеко, Фрэнки это было известно. Завтра он летит в Вашингтон, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком, который погубил его отца.
– Все довольно сложно, – призналась она.
– Удобная формулировка, – усмехнулся Сальваторе.
Сердце женщины сжалось. И ей не стало легче после того, как они распрощались с ее родными и поехали в пентхаус. Харрисон молчал всю дорогу. Фрэнки чувствовала, как он напряжен. Ей хотелось остаться с ним. Она знала, что мысли о Марковиче не дают ему покоя.
– Ты им понравился, – сказала она, когда Харрисон принес из кухни кофе для себя и цветочный чай для нее.
– Они мне тоже понравились. Это счастье – вырасти в такой семье.
– Что не так? – спросила Фрэнки.
– У меня в голове тысяча мыслей.
– Ты уверен, что хочешь это сделать?
В глазах Харрисона вспыхнул холодный огонь.
– Никаких лекций, Фрэнки. Не сегодня.
– Это не вернет твоего отца. – Она погладила его по бедру. – Единственный для тебя выход – попытаться простить его и жить дальше, чтя память об отце.
– Простить?! – Харрисон сжал зубы. – Ничего себе совет! Думаешь, это принесет покой моей душе?
– Ненависть разъедает душу, Харрисон. Пока ты не избавишься от ненависти, ты не узнаешь спокойствия.
Он встал и бросил на нее такой взгляд, что она вздрогнула.
– Я не узнаю спокойствия, пока моя ненависть не найдет выхода.
– И что тогда? Ты разрушишь жизнь Марковича и лишишь его всего. Тебе кажется, что после этого ты обретешь покой. Ты думал о том, что у него тоже может быть семья? Что у него могут быть дети, которым ты нанесешь такую же душевную травму, какая была нанесена тебе и Кобурну?
Харрисон пожал плечами:
– Марковичу стоило подумать об этом раньше. Я готов спорить, что от него могли пострадать и другие. Если я с ним расправлюсь, жертв больше не будет.
С этим Фрэнки поспорить не могла. Джулиана говорила, что Антон Маркович дурной человек. Но если Харрисон поставит его на колени, то потеряет свою душу. Он и так почти с ней расстался.
– Спроси себя, – тихо начала она, – сможешь ли ты справиться с чувством вины, когда осуществишь задуманное? Я видела твое лицо после того, как Леонид согласился на сделку. В тебе есть благородство. Но если завтра ты сделаешь то, что собираешься, вряд ли ты сможешь считать себя благородным человеком.
На лице Харрисона мелькнуло выражение, которое Фрэнки не смогла разгадать. Она зашла слишком далеко. Но она никогда не простит себе, если не скажет ему это, пока не стало слишком поздно.
Харрисон вышел на террасу. Фрэнки подождала немного, затем последовала за ним.
– Ты думаешь, что знаешь меня, – отрывисто произнес он, почувствовав ее присутствие. – Но это не так. Ты считаешь, что все люди хорошие, как ты. Зря. Многим свойственны жадность и эгоизм.
Фрэнки встала рядом с ним, чтобы видеть его лицо, на котором была написана мука.
– Ты отказываешься признать, что под оболочкой жесткого бизнесмена, каким тебя считают, скрывается прекрасная душа. Я не хочу, чтобы ты впоследствии мучился.
Тогда уходи, – бросил он. Это было равносильно пощечине. Но Фрэнки не отступила и положила руку ему на плечо. Он сбросил ее. – Если ты думала, что это сработает, то ошиблась. Я предупреждал тебя, но ты не слушала.
– Харрисон…
– Уйди! – От него веяло холодом. – Я хочу, чтобы ты ушла.
Сердце Фрэнки разбилось. Ей было невыносимо больно.
Харрисон умел заставить ее чувствовать себя живой. А еще он умел заставить ее ощутить пустоту.
– Я думала, что ты выше этого.
Фрэнки покинула пентхаус, с трудом сдерживая слезы. Она хотела достучаться до Харрисона. Ей это не удалось. Однако винить себя ей не в чем. Она сделала все, что могла.
Глава 14
Частный клуб, в котором Антон Маркович встречался с крупным чиновником, считался излюбленным местом вашингтонской элиты.
Именно здесь будет протекать жизнь Харрисона, если он включится в президентскую гонку. Он вошел в обшитую дубовыми панелями библиотеку с несколькими каминами и сел у окна. Здесь велись разговоры, которые определяли судьбу нации. Харрисон чувствовал себя немного неуютно.
Его взгляд отыскал человека, который был ему нужен. Тот сидел рядом с седым представительным человеком у одного из каминов. Харрисон воспользовался возможностью незаметно его изучить. Антону Марковичу было за пятьдесят. Несмотря на седину на висках, он отличался редкой красотой. Однако в изгибе его губ притаилась жесткость.
Харрисону вдруг стало холодно, словно на улице был февраль, а не жаркий день конца августа.
Он не позволит ему уйти отсюда, не поплатившись за свое злодеяние.
Маркович бросил на него рассеянный взгляд. Он вроде бы узнал Харрисона, однако тут же забыл о нем, слишком увлеченный беседой. Харрисон ждал. Наконец мужчины встали, обменялись рукопожатиями и направились к выходу. Харрисон встал, подошел к ним и протянул руку Марковичу.
– Харрисон Грант.
Чиновник был удивлен, увидев его. Маркович насторожился.
– Рад встрече, – произнес он, пожимая его руку.
Харрисон ощутил во рту горечь, однако заставил себя улыбнуться.
– Не хотите ли со мной выпить? Мне нужно кое-что с вами обсудить.
Маркович что-то заподозрил:
– Я тороплюсь на ужин, который не могу отменить.
– Десять минут.
Маркович кивнул и попрощался с чиновником.
Он немного подождал, а потом сказал:
– Я чувствовал, что однажды наши пути пересекутся… Итак?
Харрисон от ненависти забыл слова, которые сотни раз повторял в уме.
– Вам все равно, верно? Вы забыли, какую боль причинили моей семье?
Голубые глаза Марковича стали ледяными.
– Я не убивал вашего отца, Грант. Он мог бы сделать то, что удалось вам – исправить ошибку и построить все заново. Но он был слаб.
Харрисон ощутил такую всепоглощающую ярость, что это испугало его самого.
– Вы не испытываете даже малейших угрызений совести?
Маркович пожал плечами:
– Мне жаль, что вы потеряли отца. Мне жаль, что он был болен. Но он сам решил заключить сделку.
– Он не знал, какую сделку заключал. Ваш поступок аморален. Это преступление.
– Вы забываете, что я тоже пострадал, Грант. Я потерял все. У меня был свой ад.
– Готовьтесь пройти через него снова.
– Что вы хотите сказать?
Харрисон подался вперед:
– Я скупил всех ваших поставщиков. Через офшоры, через подставных лиц, друзей. Как только я махну рукой, вы лишитесь всего. В производстве начнутся сбои, и наступит день, когда оно встанет.
Лицо Марковича посерело.
– Я могу обратиться к другим поставщикам.
– Попробуйте. Но боюсь, вы не сможете оплатить счета.
На лице Марковича был написан ужас. Харрисон встал.
– Желаю насладиться ужином.
Он прошел мимо портретов трех президентов, изменивших судьбу нации. Он оставил прошлое и двигался в будущее.
И недоумевал, почему не обрел покой.
Еще не было восьми, когда самолет компании доставил Харрисона в Нью-Йорк. Стоя на террасе с бокалом виски и глядя на ночной город, он наконец осознал, что Антон Маркович остался в прошлой жизни.
"Когда-нибудь ты поймешь, что из-за своего холодного сердца остался в этом огромном мире один. Но когда это произойдет, будет уже поздно".
Предсказание Кобурна, похоже, сбылось. Харрисон ощутил, что в его сердце вонзился нож. Почему брат и Фрэнки были уверены, что месть не принесет ему удовлетворения? Так ли уж хорошо он себя знает? Все эти годы месть владела всеми его помыслами. Теперь мысль о том, что Маркович не так уж и виноват в смерти отца, становилась все настойчивее.
Харрисон отпил виски. Да, он предпочитал обвинять в трагедии Марковича, а не болезнь.
Самое невероятное заключалось в том, что сейчас Харрисону причиняло боль не прошлое, которое он давно должен был бы оставить в прошлом, а Фрэнки. Монстр с холодным сердцем, каким считал его Кобурн, заставил женщину, которую любил, отвернуться от него.