Мира смотрела на стакан, будто хотела уловить закономерность возникновения этих пузырьков, ей не удалось это сделать, и она подняла на мать свои фиалковые глаза.
- Так вот, драгоценная мамочка Ронни недавно вызвала дух Дидро и спросила, разрешить ли сыну жениться…
- На тебе, - поспешила уточнить Натали и почувствовала, как виски сжались от боли.
Господи, как она хотела этого брака для своей дочери!
- Нет, она спрашивала вообще, не уточняя на ком.
- Понимаю. И… что он ответил?
- Я бы спросила иначе: что она услышала в ответ? - Мира фыркнула.
- Что же?
Мира расцепила руки и сложила их на груди.
- Матушка Ронни услышала вот что. Да, ее сын может жениться хоть сейчас, но при одном условии. - Мира замолчала и пристально посмотрела на мать.
Натали уловила во взгляде дочери нечто, чему не смогла сразу дать определение. Печаль? Но Мира и печаль не совместимы. Тоску? Но и это не про нее.
Сердце Натали сжалось так сильно, что ее рука сама собой метнулась к груди. Неужели все настолько серьезно? Она расшифровала то, что уловила во взгляде Миры. Отчаяние, вот что.
Отчаяние, которое возникает у человека, когда он в сущности уверен, что никто на свете ему не может помочь. Но Мира все равно пыталась, пыталась найти выход, она запрещала своему отчаянию вылезать из дальнего угла, в который она его загнала, и изо всех сил изображала веселость.
- А условие такое… - Мира улыбалась, стараясь прогнать из глаз все, что ее тревожило, и оставить в них только кошачью сытость. - Ронни может жениться хоть завтра, если невесту приведет к алтарю ее отец и по всем правилам передаст с рук на руки жениху.
Натали почувствовала, что ей не хватает воздуха. Ей показалось, что сейчас она снова стала тем самым младенцем, которого выталкивают из комфортной материнской утробы в большой и опасный мир.
Ожидала ли она подобного поворота событий все эти годы? Допускала ли, что Мире понадобится отец?
Когда Мире исполнилось четырнадцать, Натали рассказала ей все, как было: о Марше мира, о юной Натали Даре, до беспамятства влюбившейся в красивого шведа Бьорна Торнберга.
Мира слушала это, как какую-нибудь северную сагу, иногда она просила мать рассказать ей какой-то отрывок из нее… Но никогда до сих пор Мира не просила найти отца.
- А… если нет? - хриплым голосом спросила Натали. - Если Ронни нарушит условие?
- Да, он может жениться, даже если нарушит, дух философа разрешает. Но при этом, предупредил он матушку Ронни, ее сын не должен получить и макова зернышка в наследство.
- Не может быть…
- Может, мама.
Мира усмехнулась, и от этой усмешки сердце Натали зашлось в тревоге. Это была усмешка взрослой женщины, которая давно не верит ни в какие северные саги. И внезапно Натали почувствовала, как она сама подобралась, пропала всякая расслабленность. Теперь это была самая настоящая Нат Даре - так называли ее те, кому довелось почувствовать на себе, что внешность женщины, владеющей сетью ресторанов "Столик Траппера" обманчива.
- Понятно. И что же Ронни? - Голос Натали звучал спокойно.
- Ронни сделал мне предложение, - ответила Мира.
- Он что же, согласен поступиться наследством?
Сердце Натали ворохнулось. В нем все еще боролись два чувства: восторг от безоглядной любви к ее дочери и беспокойство - единственный наследник огромной компании с филиалами во всем мире останется… ни с чем. Да, конечно, все, что есть у нее самой, будет принадлежать Мире. Но… со временем. Сейчас ей, Натали, нет и сорока, и она не собирается отходить от дел.
- Он… хочет другого, мама, - сказала Мира, не отрывая глаз от лица матери. - Он хочет бороться за наследство. - Она помолчала. - С моей, а точнее с твоей помощью.
Натали смотрела на дочь не мигая.
- Я… правильно тебя поняла? - Темные глаза на маленьком остром личике Натали сейчас казались огромными. Когда они становились вот такими, Натали не раз говорили разные люди, что теперь им понятно, какие глаза называют стеклянными.
Не мигая Натали смотрела на дочь, и в ее глазах ничего нельзя было прочесть. Они походили на тонированные стекла офисов или лимузинов, когда невозможно разглядеть, что внутри или кто внутри.
- Ты правильно меня поняла, мама, - тихо сказала Мира. - Ведь он же есть?
Натали почувствовала, что по телу пробежала дрожь. Вот он, этот миг, она никогда не боялась его, она вообще никогда ничего не боялась. Но она никогда и не предполагала, что наступит этот миг. Сейчас ее дочерью двигало не праздное любопытство - посмотреть, кого ее мать выбрала отцом для нее, чтобы преподнести делу мира такой подарок, какой она сделала. Сейчас ею движет необходимость устроить свое счастье. И вариантов нет.
Мысли в голове Натали завертелись, рот сам собой открылся, она готова была произнести первую, пришедшую на ум. Но Мира подняла руку.
- Я знаю, что ты сейчас скажешь. Нет, Бернар не подойдет. Это не сработает. Такой, как он, если бы он даже согласился исполнить роль моего отца, не подойдет. Посмотри на него и на меня. Ты шутишь?
- А как ты догадалась, о чем я подумала? - Натали засмеялась.
- Потому что это было первое, что я сказала Ронни. - Мира усмехнулась и подергала себя за мочку уха.
Детская привычка не оставила ее даже сейчас, когда в ее мочку было вдето большое тонкое золотое кольцо. А повыше блестел крошечный изумруд - во второй дырочке на мочке. А еще чуть выше - еще одно колечко, оно обхватывало краешек уха, не выступая за него. Мира любила украшения в отличие от матери, которая почти ничего не носила, кроме неизменного кольца на указательном пальце. - Я сказала ему: мы запросто найдем папу на час-другой.
- А Ронни? - с придыханием спросила Натали.
- А Ронни сказал, что его матушка не так проста. Ей нужны доказательства.
Внезапно Натали почувствовала, как в ней поднимается негодование. Да в чем дело, черт побери?! Почему ее дочь должна исполнять прихоти сумасшедшей тетки?!
Мира, которая неплохо знала свою мать, предчувствовала подобный всплеск эмоций и опередила ее.
- Понимаешь, Ронни говорит, что, по семейному преданию, примерно то же самое родители проделали с самим Дидро. У него была любимая девушка, но ему поставили условие еще более суровое - не разрешали жениться до тридцати лет. Так что матушка Ронни еще милосердна по отношению к своему сыну.
- Слушай, а не…
- Нет. Не послать, - засмеялась Мира.
- Ты просто читаешь мои мысли.
- Да, мама, мы с тобой прекрасно чувствуем друг друга и можем понимать даже без слов. На это я и надеюсь. - Она улыбнулась и потянулась к руке матери. - Нат, - тихо сказала Мира, - давай попробуем выиграть, а? Мы ведь с тобой… сумеем это сделать. Правда?
Натали хрипло засмеялась. Когда дочь обращалась к ней по имени, причем, сокращенному - Нат, так звали ее друзья, - Натали понимала, что дочь предлагает ей собраться с силами и действовать так, как она умеет.
Ведь они сумели же с Мирой совершить потрясающий бросок - сначала на Аляску, а потом с Аляски в Калифорнию!
Мира встала с дивана, сделала шаг к матери и села на ручку кресла. Она положила руку на плечо Натали, наклонилась и уткнулась подбородком в теплую душистую макушку. От Миры пахло теплыми восточными духами с легким сладковатым мандариновым оттенком.
- А ты знаешь, если честно, - тихо сказала Мира, - я бы хотела увидеть своего отца. Он… похож на меня?
- Ты похожа на него, Мира. Очень.
- Я знаю, ты очень его любила. Говорят, красивые дети рождаются от любви. А я красивая. И такая большая. Значит… было много любви, да?
Натали откашлялась, чувствуя, как комок подступил к горлу.
- Если есть на земле такое понятие, как неодолимая страсть, то это была она, Мира.
- Значит… это была всего-навсего версия, что ты сделала такой подарок миру, да? Я читала в старых газетах и журналах, что Натали Даре решила подарить миру дочь, что тем самым она выражает свой протест против угрозы ядерной войны. Что она хотела родить именно девочку, которая в свою очередь родит много-много детей…
- Я все помню, Мира. То было такое время… экзальтированное. И возраст. И страсть. И желание… Его нужно было как-то оправдать, чем-то подкрепить. Потому что… Бьорн, твой отец, не собирался делать мне предложение, а я была упрямой девочкой. Я хотела его… я хотела отнять у него что-то навсегда. И решила, что это будет половинка тебя…
- Понятно, - прошептала Мира, и от ее дыхания темные волосы Натали легонько ворохнулись.
- А потом все так закрутилось… Наша женская организация сделала из меня героиню. Да ты сама все знаешь.
- О, еще бы. Особенно мне понравилось то, что тебя занесли в справочник "Кто есть кто среди женщин".
Натали засмеялась.
- Никогда не думала, что мне будет так легко попасть в эту великую книгу. Да, это английские женщины из организации "Матери за мир" предложили составителям из Кембриджского университета внести туда мое имя, и они согласились!
- Между прочим, я недавно искала эту книгу, хотела показать Ронни, какая я необычная девочка. Но не нашла.
- Правда? - встрепенулась Натали. - Надо поискать. Я бы не хотела, чтобы она исчезла из… семьи. - Она помолчала. - Может быть, твои правнуки тоже будут ставить условия своим детям - вроде тех, что ставят потомки Дидро.
- Ага. Сперва дети, а потом - поиски их отца, да?
Натали дернулась, уворачиваясь из-под руки Миры. Она посмотрела дочери в лицо.
- Ты… обижена на меня?
- Нет-нет, что ты! Я тебя очень люблю, мама. - Мира поцеловала ее в макушку, и Натали почувствовала, что губы дочери дрожат.
- Ты любишь… Ронни?
- Очень, мама, - прошептала Мира.
- Я все поняла. - В голосе Натали послышалась особенная звонкость. Он звучал, как туго натянутая струна. - Начнем, пожалуй.
Она обняла дочь и почувствовала, как в нее вливаются тепло и сила.
Глава пятнадцатая
Находка для фэт-шоу
- Ты на самом деле в это веришь? - спросила Мира, глядя в желтые, как янтарь, глаза Ронни.
- Да. Верю. - Он кивнул, гладя Миру по белой полной руке. - Я верю, что такая женщина, как ты, само совершенство.
- Но моя мама считает, что мне просто повезло с характером. - Мира пожала полными круглыми плечами, ее грудь при этом соблазнительно качнулась. - У меня просто нет никаких комплексов из-за своего тела.
Ронни расхохотался. Он запрокинул голову, и Мира смотрела, как двигается его кадык на шее.
- Твоя мама просто прелесть. Она мне нравится.
- Ну вот, а ты говоришь, что тебе нравятся такие пухлянки, как я…
- Она мне нравится по другой причине. - Ронни пригладил растрепавшиеся волосы. - Она алогична, как всякая женщина.
- Что ты имеешь в виду? - Мира выпрямилась в кресле, двинула ногой, и Ронни шлепнулся на пушистый ковер.
- Эй, полегче… - проворчал он.
- Но ты легкий, как пушинка…
- Кто? Я? Да я сейчас… - Он вскочил и поднял Миру на руки в одно движение. - Видишь, это ты для меня пушинка!
Он понес ее через комнату, и Мира заверещала, задрыгала ногами.
- Я не хочу, я не хочу…
- Ты… не хочешь? - не поверил своим ушам Ронни.
- Я не хочу… там.
- А где? - Он замер со своей ношей посреди комнаты.
- Я хочу… здесь.
Он огляделся.
- На полу, - прошептала Мира.
Ронни молча наклонился и опустил Миру на белый толстый ковер.
- А ты права, - прошептал он. - Белое на белом - это что-то…
Он принялся расстегивать черную рубашку из тончайшего хлопка, но Мира протянула руку и остановила его.
- Мне нравится черное на белом, - хрипло сказала она. - Если взглянуть на нас со стороны…
- А ты эстетка… - хмыкнул он.
- Да, во всем, - согласилась она, и потянула Ронни к себе.
Как подкошенный, он упал на колени, наклонился к Мире и поцеловал в яркие губы.
- Ты так хороша, так… Что я не могу терпеть больше ни секунды. - Он дернул "молнию" на черных джинсах и упал на Миру.
Ронни зарылся в ее роскошное ароматное тело, и весь мир исчез, остались только они - в большой комнате на белом ковре.
В этот день они занимались любовью уже в третий раз, и никак не могли насытиться друг другом. И если бы то, что они придумали, было правдой, то Ронни мог поклясться: он наплевал бы на все, чтобы остаться с Мирой…
Он лег рядом с ней, чувствуя, как дрожь понемногу покидает ее и от ее тела исходит ровное тепло, и, подняв голову, спросил:
- Значит, твоя мама поверила?
- Да, но ты не объяснил мне, почему она алогична, как всякая женщина, дорогой мой философ, потомок великого Дидро.
- Потому что если о ком-то и можно сказать, что он без комплексов, то о твоей маме в первую очередь.
- То есть? - Мира приподнялась на локте.
- А кто родил тебя в дар миру?
Мира захохотала. Белые ровные зубы сверкали на фоне алых от поцелуев губ.
- Ты помнишь, сколько ей было лет? И что это за время? И потом, моя бабушка была хиппи.
- Я все помню. Прекрасно помню. Но все равно… Я читал старые газеты, ты была в каждой. Такая пухленькая, как сейчас, но о-очень маленькая. Скажи, а ты могла бы поступить, как она?
- Я? - На лбу Миры от изумления гармошкой собрались морщины. - Не-ет. Я готова родить ребенка, но только при муже. Я знаю, что такое для женщины одиночество. - Она вздохнула. - Я понимаю, у мамы были мужчины, но я была только ее ребенком. Понимаешь? - Внезапно лицо Миры стало печальным. - И причина ее болезни - в том же…
- Ты говорила с Агнес Морган?
- Да. И она мне сказала, что мы должны попробовать. Кажется, мы с тобой придумали хороший ход. То, чем сейчас маме предстоит заняться, заставит ее забыть о том, что у нее происходит внутри.
- Значит, если не думать о плохом… - проговорил Ронни, гладя Миру по бедру.
- То все рассосется. Агнес говорит, что ее нужно очень сильно отвлечь. - Когда я сказала, что твоя мама поставила условие, чтобы мой отец привел меня к алтарю, я физически почувствовала, как она напряглась. - Она повернула голову к Ронни. - Мне показалось, что меня кто-то ткнул в бок. Под ребро.
- Ого! - Он легонько ткнул ее, но до ребра не добрался.
Мира засмеялась.
- И не рассчитывай.
- Но ты такая твердая, Мира, - прошептал Ронни. - Мягкая и твердая…
- Слушай, Роналд Уолл, давай-ка выйдем в сад, иначе мы с тобой не сможем поговорить.
Он раскинул руки и закрыл глаза: дескать, ничего не слышу и не вижу.
Мира потянулась к нему и легонько пощекотала.
- Не надо! - взвизгнул Ронни. - Я сам! Я боюсь щекотки, ты же знаешь.
- Иногда надо пойти на крайние меры, чтобы добиться желаемого. Разве не ты так говорил мне?
- Но я ведь говорил не о себе.
- Другим надо желать того же, что и себе. Ты разве не согласен?
Ронни застегивал рубашку на груди, потом дернул "молнию" на джинсах. Он протянул руки к Мире, и она села, натягивая юбку на колени.
- Хочешь чего-нибудь выпить? - спросил он, поднимаясь и поднимая за собой Миру. - Я принесу в сад.
- Хочу. Налей немного кампари, добавь апельсинового сока и положи много-много-много льда.
- Сейчас.
Ронни отправился в кухню, а Мира вышла через французское окно в сад. Она села в плетеное кресло под кустом магнолии, втянула ароматный воздух и закрыла глаза.
Как ей хотелось, чтобы не только они с Ронни были счастливы, но и ее молодая, красивая мать. Она заслужила свое счастье уже за то, что родила ее, Миру.
И Мира не сомневалась ни секунды, что ее мать пылала страстью к Бьорну Торнбергу.
Трудно объяснить, но себя Мира всегда ощущала частицей своей матери, что позволяло ей чувствовать мать так, как никто. Но она ощущала себя частицей кого-то еще - незнакомого, неведомого, другого, очень сильного и спокойного человека. Мире казалось, это он позволяет ей совершенно спокойно носить свою полноту и не комплексовать, не мучить себя диетами. Любить свое большое тело. Невероятно, но иногда Мире казалось, что и Ронни полюбил ее и ее тело потому, что она гордилась собой и своим телом. А как он хохотал, когда она потащила его на представление фэт-шоу в ночной клуб!
- Потрясающе, Мира, правда? Я никогда бы не подумал, что полная женщина в балетной пачке может быть такой грациозной и… такой счастливой.
- Но почему ей не быть счастливой, если зрители вроде тебя отбили все ладони только потому, что она преодолела условности общества и захотела остаться такой, какая есть? Она позволила себе быть довольной собой. Знаешь, я тоже пошла бы танцевать.
Он вскочил.
- Хоть сейчас.
- Да нет, на сцену. Я подумаю об этом…
Ронни недоверчиво улыбался, но не возражал.
Ну конечно, он решил, что она шутит. Сейчас Мира изучала экономику в университете в Беркли и была на третьем курсе. Поэтому, думал Ронни, еще минимум два года ему не угрожает, что любимая девушка захочет выйти на сцену. Но…
Мира не успела додумать мысль до конца, как появился Ронни с двумя бокалами.
- И ты тоже соблазнился на кампари с апельсиновым соком? - удивилась она, зная, что Ронни обычно пьет минеральную воду без газа.
- Да, я хочу, чтобы мои ощущения совпали с твоими.
- Итак… - Мира потянула чрез соломинку напиток и откинулась на спинку плетеного кресла. - Есть один момент, который меня немного беспокоит. - Она вздохнула. - Мне пришлось сказать, что твоя мама… немного странная, чтобы объяснить, почему она требует от тебя выполнить завет твоего предка, Дидро.
Ронни засмеялся.
- Моя мама на самом деле странная женщина, но не в этом смысле. Ты знаешь, чем она сейчас занята?
- Чем?
- Она уехала на ранчо в Техас и там разводит лошадей.
- Но… зачем? Ведь у вас… такой замечательный бизнес - ваша компания…
- Мама говорит, что специи - это прекрасно, но ей хочется живых ароматов. Она уверяет, что нигде нет такого крепкого и живого запаха, как в конюшне. Так что она до свадьбы не появится в Сан-Франциско, значит, они с твоей мамой не столкнутся. Ты меня понимаешь?
- Слава Богу. - Мира снова потянула напиток.
- Ну а твоя как? Она уже приступила к делу?
Мира засмеялась.
- Она и меня уже к нему пристроила. Я разослала столько приглашений… - Мира покрутила головой. - В Париже соберется куча народу. - Она усмехнулась. - Только я хотела бы понять, что может быть гарантией того, что Бьорн Торнберг приедет.
- Но ты ведь поговорила с Бернаром Констаном? Он обещал помочь его вытащить из Йоккмока?
- Ты смотри, уже выговариваешь без запинки это странное название.
- У меня всегда было хорошо со скороговорками. Я мог всех переговорить. Во-дворе-трава-на-траве-дрова.
- На-дворе-трава-на-траве-дрова, - повторила с легкостью Мира. - Видишь, я тебе могу дать фору. Я говорю без тренировки.
- У тебя вообще большой жизненный запас сил и талантов, Мира. - Ронни улыбнулся. - Мне так с тобой повезло. - Он наклонился к ней и поцеловал в щеку.