Борьба за Милета
Европа всегда говорила, что из трех ее сыновей Радамант был самым умным, а Сарпедон - самым красивым и удалым.
- А чем же хорош Минос, на твой взгляд? - спросил однажды у Европы Астерий.
- Минос? - Европа на некоторое время задумалась, глядя, как тот отнимает у своих братьев банку с медом. - Я не знаю, чем он хорош, но в нем кроется какая-то темная сила. Минос честолюбив, но это вряд ли можно отнести к достоинствам.
Минос больше всех почерпнул из уроков своего отчима, который, взявшись за воспитание детей, первым делом запретил им общаться со своими сверстниками, и особенно с кносскими девушками.
- Продолжай в том же духе, и я сделаю тебя своим наследником, - говорил Миносу Астерий. - И осторожнее с критскими женщинами, сынок. Они обманут тебя при первой же возможности. Взять хотя бы твою мать. С нее же ни на минуту нельзя глаз спускать.
И Минос кивал головой.
Когда мальчики подросли, Астерий привел во дворец прелестного малыша, отнятого у нимфы Арии.
- Дети мои, - сказал он, - этого мальчика зовут Милетом, с сегодняшнего дня он будет вашим товарищем. Тот из вас, кто сможет завоевать его любовь и уважение, станет моим наследником.
Европа постаралась помешать тому, чтобы ее дети боролись между собой, не видели своей матери, да и еще росли без женского присмотра. В тот день, когда Милета привели во дворец, она добавила к своей свите трех девушек и постоянно отправляла их с поручениями в комнаты детей. Астерий, однако, прознал об этой хитрости и сказал служанкам, что обреет их наголо и бросит их косы в огонь, если хоть одна из них перемолвится с его наследниками. Служанки не на шутку испугались, ведь длинные волосы были самой большой ценностью для критских девушек, постоянно состязавшихся между собой в составлении изысканных причесок.
Появление Милета всерьез перессорило братьев. Через несколько дней отчаянной борьбы Радамант отказался от трона. Юноша беззаветно любил безымянную нимфу, что каждую ночь появлялась в одном из фонтанов дворца. Узнав о том, что придумал для своих детей Астерий, нимфа своим журчащим голосом, похожим на переливы весеннего ручейка, стала умолять Радаманта, чтобы тот не мечтал о троне, ибо лицезреть ее может лишь человек, у которого ничего нет.
- У меня даже нет имени, - сказала она, - и счастье нищеты объединяет нас. А если когда-нибудь ты вдруг обретешь богатство и власть, а царство - это очень, очень много денег и власти, ты придешь сюда искать меня, но найти не сможешь. И сколько бы я тебя ни звала, ты не отличишь мой голос от шума воды и пения сверчков.
Поняв, что Радамант выходит из игры, Минос постарался всеми силами опорочить Сарпедона. Однако вскоре он понял, что сделать это будет гораздо сложнее, чем ему казалось поначалу: Сарпедон умел очень многое из того, что может поразить мальчика в возрасте Милета. Он мог сбить копьем летящего голубя, поймать голыми руками дикого кота, за одно погружение достать три жемчужины и взвалить себе на спину взрослого осла. Подарки, которыми Минос осыпал Милета, ничего не стоили по сравнению с подвигами Сарпедона, чье сердце к тому же пленили невинность и детская красота мальчика.
Поэтому, видя, что столь желанный трон может ускользнуть от него, Минос решил очернить Сарпедона и Милета в глазах Астерия. В один прекрасный день он подошел к Сарпедону и сказал ему:
- Брат мой, я хочу посоветоваться с тобой по поводу кошмара, который гложет мою душу вот уже несколько дней: снится мне, что некто входит в покои Астерия и крадет у него скипетр. Через несколько дней бесплодных поисков наш отчим умирает от горя. Тогда откуда-то появляется вор, который объявляет себя сыном Зевса и берет трон. Его первый приказ - казнить трех братьев. Я просыпаюсь, когда вижу твое тело, повешенное на тисе.
Холодок смерти пробежал по спине Сарпедона, но он был храбрым юношей.
- Дорогой брат, - сказал он, - почему ты не расскажешь о своем сне нашему отчиму?
- Обдумав все хорошенько, я так и собирался поступить, но, боюсь, никакая охрана не поможет уберечь скипетр, ведь сила вещих снов больше, чем сила простых смертных. Однако два дня назад мне приснился другой сон, в котором не вор, а ты украл скипетр. Вор из первого сна пришел к отчиму, чтобы украсть скипетр, но его уже не было в комнате. Тогда он разозлился, споткнулся, и на шум прибежал стражник, который схватил его. Потом ты вернул скипетр Астерию, а тот в знак благодарности сделал тебя своим полководцем.
- Ты считаешь, что я должен сам украсть скипетр, чтобы предотвратить беду?
Минос нахмурился, как человек, попавший в безвыходное положение.
- Я не знаю. Надо быть очень смелым человеком, чтобы пробраться в покои Астерия и выкрасть то, что он ценит больше всего на свете. Но сколько я ни думаю, я не могу найти другого выхода: лишь вещий сон может быть сильнее другого вещего сна. Я прошу тебя лишь подумать о моих словах.
Сказав это, Минос оставил Сарпедона в смятении размышлять над его лжевидениями.
Спустя два дня, как и предполагал юный интриган, скипетр украли, и царь пришел в бешенство. Минос побежал к своему брату и нашел его в саду бледного от страха, обхватившего голову беспокойными трясущимися руками.
- Ты украл скипетр?
Сарпедон посмотрел на брата и кивнул головой:
- Да, я украл его этим утром, когда Астерий был на охоте.
- Хвала Зевсу, могущественнейшему из богов! - весьма искренне воскликнул Минос.
- Что же мне теперь делать? Скипетр жжет мне руки. Даже голова пантеры на набалдашнике, кажется, смотрит на меня с яростью.
- Не бойся, я обо всем подумал. Отдай скипетр Милету и попроси спрятать его и никому не говорить, откуда он у него. Никто не заподозрит ребенка, а если скипетр вдруг найдут, все решат, что это просто детская шалость. Надо выждать, пока не появится настоящий вор.
Сарпедон вновь последовал коварным советам своего брата, а тот тем временем завладел одним из колец Милета и спрятал его между шкур, покрывавших ложе Астерия. Царь нашел кольцо и тотчас же приказал, чтобы стражники обыскали комнату Милета. Скипетр нашли почти сразу: малыш не придумал ничего умнее, как сунуть его под кровать. Несмотря на все угрозы Астерия, Милет отказался поведать, каким путем скипетр попал к нему в руки. Тогда его обвинили в краже, и Сарпедону пришлось признаться отчиму в совершенном преступлении. Он попросил, чтобы Астерий выслушал Миноса, который, по его словам, мог все объяснить.
Послали за Миносом. Тот, представ перед Астерием, сквозь слезы произнес слова, окончательно погубившие его брата:
- Не так давно мне приснился ночной кошмар, в котором Сарпедон входил в твои покои и крал скипетр. Я пытался разубедить его, но тщетно: теперь я понял, что вещие сны сильнее людских желаний.
- Первый сон! Расскажи и про первый сон! - отчаянно кричал оклеветанный Сарпедон, пока стража тащила его из зала.
Лишь вера Астерия в божественное происхождение Сарпедона спасла того от смерти. И его и Милета выслали с Крита. Теперь он живет в одном из городов на побережье Малой Азии, построенном им в честь своего возлюбленного в устье реки Меандр.
Нерадивая воспитанница
Бессонница рано состарила Астерия, истощила его тело, помутила разум. Царь тяжело заболел и несколько недель был очень плох. Когда ему немного полегчало, он велел позвать Европу.
- Европа, - сказал Астерий, - мы скоро умрем.
- Ты хочешь сказать, ты скоро умрешь. Что ж, ты и вправду совсем стар: слишком много пьешь и не знаешь, когда остановиться. Но я-то чувствую себя прекрасно.
- Ты не понимаешь, Европа. Мы умрем вместе. Когда умирает ахейский царь, его жену хоронят вместе с ним. Нельзя, чтобы она родила новых претендентов на трон. Минос, твой сын и сын Зевса, станет моим преемником. Мы же с тобой отправимся в рай, взявшись за руки, переплывем на ладье Харона воды реки забвения.
Новая блажь Астерия заставила Европу серьезно задуматься. Она не стала спорить с мужем по поводу появления новых наследников, поскольку, несмотря на то, что детородный возраст для нее давно прошел, за несколько ночей до разговора с Астерием звезды сказали царице нечто удивительное. Эта чудесная новость заставила ее вспомнить звериный запах своего последнего любовника, который разделил с ней ложе в прошедшее полнолуние. Он настолько истощил Европу своими ласками, слишком страстными для женщины ее возраста, что она не сразу смогла припомнить слова, что обронила его рогатая тень, прежде чем уйти: "Убереги своего сына от Астерия, чтобы уберечь Кносс от погибели".
Если бы еще месяц назад царице сказали, что она должна умереть, это ничуть бы не огорчило ее, но сейчас все существо Европы бунтовало против смерти. Она была уверена, что Минос в точности исполнит волю своего отчима. Астерий хорошо поработал над ним, превратив его в такого же глупца, как и он сам.
Тем же вечером Европа отправилась в южный город Гортина. Приехав во дворец, где прошло ее детство, она потребовала, чтобы к ней привели юную Пасифаю. Встречавшие царицу жрицы радостно переглянулись, и через несколько мгновений весь дворец запестрел от цветных юбок, мелькавших в залах и на лестницах, наполнился смехом и восторженными криками. Пасифая предстала перед Европой немного оторопевшей от того, что шесть женщин одновременно причесывали ее, мыли, растирали благовониями и одевали. Ее льняные волосы были уложены в прическу, напоминавшую клубок змей, тугие косы стягивали кожу на лице и придавали глазам девушки хищное выражение. Молчаливой, сдержанной и прекрасной предстала Пасифая перед Госпожой Луны.
- Мой сын Минос недостоин тебя, - тихо сказала Европа, потрясенная красотой девушки. В ее голосе слышалась печаль. Пасифая нетерпеливо кашлянула. - Ты готова принести свою жизнь в жертву и провести ее вместе с этим… этим…?
Европа тщетно пыталась подыскать нужное слово. Рядом, на подоконнике, лениво сворачивалась в клубок змея.
- Недоумком? - спросила Пасифая.
- Да, пожалуй, недоумком. Так ты готова?
Пасифая вновь кашлянула. Она прекрасно знала о существовании гораздо более искушенных претенденток, готовых оспорить титул Госпожи Луны, и никогда не думала, что сама сможет стать одной из них.
- Госпожа, меня учили, как найти среди мужчин того, кто готов любить, как уйти от него, когда он захочет этого, как не ранить его чувства, как сделать так, чтобы его не ослепили гнев или ревность, как…
- Да, - оборвала ее Европа, - тебя действительно пытались всему этому научить, но, насколько мне известно, особого успеха в этом не достигли. Твои учителя говорят, что ты дерзкая, своенравная, непокорная и капризная. Ты ни с кем не считаешься, ты постоянно даешь волю своему гневу, да к тому же еще и подаешь другим воспитанницам дурной пример.
Пасифая на мгновение опустила голову и тут же горделиво вскинула ее, столкнувшись своим ядовитым взглядом со взглядом Европы.
- Тогда, - воскликнула она, - зачем я здесь? Зачем я тебе понадобилась? Ты могла бы спокойно дождаться, пока у тебя не вырастет собственная дочь.
Европа инстинктивно провела кончиками пальцев по горлышку маленькой амфоры.
- Ты далеко не столь проницательна, как тебе кажется. Ребенок, дарованный мне Богиней, - мальчик. Быть может, он станет воином, первым воином Кносса, который сможет спасти город от разрушения. Ты ведь знаешь, что в последнее время Крит сильно изменился, не так ли? Даже я не в силах справиться с той бедой, что принесли на нашу землю ахейцы. И я не верю, что хоть одна из девочек, которых готовили заменить меня, сможет приспособиться к новой жизни. Быть может, я ошибаюсь, но мне кажется, что в тебе есть сила, что именно ты - одна из последних надежд Крита.
Пасифая глубоко вздохнула. Ей совсем не хотелось покидать Гортину.
- А то, что ты не хочешь стать Госпожой Луны, - продолжала Европа, - еще сильнее убеждает меня в правильности моего выбора. К тому же я знаю твою сестру, Цирцею, женщину из женщин. Если ты согласишься, я назначу тебя своей преемницей. Я так решила.
Пасифая бросила взгляд в окно. Легкий вечерний ветер играл складками ее шелковой накидки. Почуяв где-то в углу комнаты мышь, змея бесшумно соскользнула с подоконника на пол. Погруженная в себя, Пасифая даже не заметила этого. Она вдруг поняла, что в ее мыслях этот разговор повторялся уже не раз. Ей осталось лишь произнести два слова, которые она говорила раньше:
- Я согласна.
- Великолепно, - Европа наконец улыбнулась. - Теперь слушай меня внимательно и запоминай, у нас нет времени: ты должна превратить жизнь Миноса в пытку, сделать так, чтобы он позабыл, чему научил его отчим. Но прежде подчини его себе настолько, чтобы он жить не мог без твоего голоса и твоего тела. Делай все, что умеешь, но своего добейся. Как я понимаю, в тебе недавно проснулась семейная склонность к магии, - Пасифая недовольно нахмурилась. - Так вот, с сегодняшнего дня ты используй ее полностью, без остатка: приходи к нему во сне в обличье кобылицы, заставь его страдать от бессонницы, так же, как я заставила страдать Астерия, не дай Криту погибнуть…
Европа остановилась на мгновение, чтобы вдохнуть. Пасифая решила, что настала ее очередь высказаться. Девушка говорила сквозь зубы, в голосе ее слышались истерические нотки.
- Для меня нет лучшей доли, Мать, чем терзать сердце твоего сына.
- Послушай меня хорошенько, девочка, - сказала ей Европа со всей строгостью, на которую была способна, - помни, что ты можешь пролить человеческую кровь лишь по воле Богини, будучи подвластной ее чарам, в священной ярости. Если же хоть раз ты совершишь грех, убив человека по собственной прихоти, Минос победит навсегда.
Молниеносным броском змея вцепилась в мышь и начала неторопливо заглатывать ее.
Превращение
Астерий посвятил немало времени строительству роскошной усыпальницы: большой подземной пещеры, вырытой на склоне священной горы Юктас. Помпезный и безвкусный мавзолей был возведен стараниями недоумевающих кносских зодчих: до того на Крите умерших всегда клали в амфору в позе зародыша в материнской утробе и закапывали неглубоко в землю. Хороня своего отчима, Минос в точности следовал всем варварским ритуалам, хотя ему было очень непросто сделать так, чтобы люди не унесли оружие и другие вещи Астерия, решив, что тот просто забыл раздать перед смертью свое имущество, как часто бывает с теми, кто слишком много думает о собственной смерти. В конце обряда Минос потребовал, чтобы к нему привели мать. Царевич собирался оставить ее в пещере, завалив вход камнями, и замуровать заживо.
Когда вместо матери Минос увидел молочного теленка, возмущению его не было предела.
- Что это? Зачем мне это животное? - раздраженно спросил он у жрицы, отдавшей ему теленка.
- Этот теленок - воплощение Европы, - и глазом не моргнув, заявила жрица. - Богиня… я хотела сказать… Зевс превратил ее в животное, чтобы облегчить ей переход в мир мертвых.
Минос попытался оценить соотношение сил, хорошо помня, что его отчим не слишком преуспел в войне против жриц. Он видел, что все критяне, участвовавшие в церемонии, смотрят на него с нетерпением. Они хотели как можно быстрее выбраться из пещеры и покончить с абсурдной церемонией. Минос повернулся к старым товарищам Астерия. Многие из них успели стать настоящими критянами. В ответ на взгляд молодого царевича они лишь пожали плечами. В конце концов Минос оставил в пещере тихо и жалобно мычащего теленка и приказал своим людям замуровать гробницу.
В это самое время в расположенном неподалеку морском порту Катсамба Европа, поддерживая рукой юбки, с помощью двух финикийских моряков поднималась на торговое судно.
- Жрица! - воскликнул один из моряков, узнав ее. - Плохие времена настали для Крита.
- Крит переживет ахейцев, - твердо сказала Европа. - Но кто знает, какая беда придет за ними.
Корабль, медленно переваливаясь на волнах, начал удаляться от берега, направляясь в бесконечное зеленое море. Беременная Европа одиноко застыла на корме и со слезами на глазах смотрела, как за горизонтом исчезает берег острова, земли где она родилась, но умереть не сможет.
II
ПАСИФАЯ
Ведьмы Эа
Пасифая была дочерью Персеиды, дочери Тетис, дочери Геи. Она родилась в Гортине, в полнолуние за шестнадцать лет до того, как Европа навсегда покинула Крит. Как и все женщины, родившиеся под полной луной, Пасифая отличалась необычайной остротой чувств и силой страстей: легко полюбить, тяжело удержать, невозможно обмануть, говорит о таких критская поговорка. Детство Пасифаи проходило среди дубрав острова Эа, что в Адриатическом море, под присмотром старшей сестры, знаменитой жрицы Цирцеи, учившей девочку, как чтить Богиню, как с помощью танца находить дорогу в священной роще, как усмирять животных, как прясть, чтобы навлечь смерть или отвести ее, как добывать лекарства и яды, скрытые в растениях, и как находить те немногие двери в преисподнюю, что еще оставались на земле, и открывать их с помощью человеческих жертвоприношений.
Маленькая Пасифая вела вольную жизнь среди лесов, пока сестра не отправила ее на Крит. Цирцея решила, что так будет лучше, когда обнаружила пропавшую на две недели сестренку спящей с окровавленным ртом на теле недавно убитого олененка и обвившейся вокруг ног большой змеей.
- Я собирала в лесу цветы, устала и решила немного вздремнуть, - рассказала девочка, когда Цирцея погрузила ее в гипнотический транс. - Внезапно земля разверзлась, и оттуда появился человек на огромной колеснице, который хотел похитить меня. Я пыталась убежать, но не могла двинуться с места. Человек бросил меня в свою колесницу и повез в глубь земли. Когда я проснулась, здесь была только эта змея. Мне кажется, что это она меня спасла.
Цирцея серьезно задумалась над видением девочки, в жилах которой, как и в ее собственных, текла кровь Эмпусы, и поняла, что сестру ждет великое будущее. Повинуясь своему чутью, она вместе с Пасифаей отправилась в Гортину, на Крит, и передала сестру на попечение жрицам Богини.
- Поклянись мне именем Богини, - сказала она Пасифае на прощание, - что эта змея всегда будет с тобой.
В пышных дворцовых залах Гортины Пасифая тосковала по священным рощам Эа. Она росла красивой, но нелюдимой, друзья восхищались ею и боялись ее: не раз и не два Пасифая, к величайшему неудовольствию своих наставниц, шутя втаптывала в грязь чувства очередного юнца, покоренного ее пленительным взглядом. Девушка внушала несчастному, что он свинья, затем отводила его в хлев и бросала ему желуди, чтобы тот ел их.