- А вы не сговорились между собой насчет барельефа и тайника? - Мне было странно взаимопонимание между ними. - Вы же понимаете, что я не решусь спуститься в эту дыру?
Неожиданно Зигрено обнял меня.
- Прекрасная Катрин, мы все сфотографировали!
- Предлагаю в качестве благодарности отдать нашу корзину мадам Сижу и ее фрейлинам и поскорее отправляться в Шинон. Уважаемый маркиз Печати и Штампа, мы обязаны сегодня же сделать третье открытие в честь нашей королевы!
- Полностью согласен с вами, кавалер Иглы и Наперстка! Вперед, нас ждет Шинон!
Я с изумлением смотрела на горящие глаза своих рыцарей. В стенах пятой северной башни с ними точно произошло какое-то дружелюбное чародейство…
Глава 33, в которой мы были на скалистом мысе Шинон
К вечеру мы были, как высокопарно выразился Зигрено, "на скалистом мысе Шинон". Мы остановились в старинной гостинице, помнившей, если верить мемориальной доске на стене, еще Проспера Мериме. По-моему, гостиница помнила не только Мериме, но и Орлеанскую деву, если судить по ветхости постройки.
Я не ошиблась: в гостинице об Орлеанской деве напоминало все, начиная от названий блюд в ресторане и заканчивая певицей, подстриженной а-ля Жанна Д’Арк и красовавшейся на крошечной эстраде в облегающих штанах, в ботинках с загнутыми носами и в коротеньком стеганном жилетике-пурпуэне.
Мы расположились рядом с эстрадой и с удовольствием ужинали, обильно запивая исторические блюда вином, даже Зигрено, днем не позволявший себе лишнего, теперь расслабился и даже покачивал головой в такт незатейливой музыке. После Анжера Зигрено нравился мне все больше. Конечно, он не выдерживал никакого сравнения с Леоном, тем не менее был явно приятнее и привлекательнее большинства мужчин его возраста. Он перекидывался с Леоном галантными остротами, куртуазно-вежливо разговаривал с "королевой Катрин", приняв игру Леона в "вассалов". Честно говоря, если днем меня раздражали их взаимные неприветливые взгляды и выпады Зигрено, то сейчас мне откровенно нравилось находиться в обществе двух влюбленных в меня мужчин. И невольные прикосновения рук Леона, когда он передавал мне хлеб или салфетку, больше не вызывали во мне прежнего трепета. Я просто знала, что он меня любит, а я его. И поэтому я любила всех - и Зигрено, и официанта, и людей за столиками, и певичку.
Гитарист объявил: "Песенка о счастье", и девушка тоненьким голоском запела о том, что "не верила, как странно, что еще любить способна", а потом влюбилась и от этого взлетела. "Осторожно небом ясным я несу в ладонях счастье, - пела она, - и нельзя мне торопиться, чтоб ему не расплескаться, и нельзя мне оступиться, чтобы с неба не сорваться".
Я почувствовала, как мои глаза наполняются влагой. Не хватает еще разреветься, подумала я, ощущая приступ нежности к Леону.
- Пожалуй, пойду спать, что-то устала сегодня.
Мои мужчины переглянулись и одновременно, Леон - левую, а Зигрено - правую, поцеловали мои руки.
Глава 34, в которой я приняла душ
Я приняла душ и только тогда сообразила, что не прихватила с собой никакой ночной рубашки, а халатов здешняя гостиница не предоставляла. Так даже лучше, думала я, сняв с себя все и забравшись по одеяло, ночью ко мне придет Леон, и я сразу почувствую его всего. И опять, в который раз, удивилась внезапно свалившемуся на меня счастью. Ну не найдутся остальные "вассалы", какая ерунда, если нашелся Леон. Леон… А я ведь ничего не знаю о нем. Жаль, что не удалось выведать побольше у директрисы музея. Она назвала его "одержимым историком", а я-то полагала, что он - лишь портной, хотя… он же занимается старинными костюмами, значит, историк и есть. И мог бы, как и я, работать в школе. Значит, мы с ним почти коллеги. Зигрено из ревности унижал его, а потом Леон понравился даже ему. Леон не может не нравиться. Если бы он был всего лишь портным, а не историком, все равно его невозможно не любить. Его же все любят. А он - меня… Что во мне такого? Нет, наверное, что-то есть, ведь влюбился же Зигрено с первого взгляда… Но Леон? Леон…
Кажется, я задремала, потому что звонок телефона не сразу вернул меня в номер гостиницы. Во-первых, некому мне звонить, а во-вторых, познакомившись с Леоном, я действительно как бы перенеслась на пятьсот лет назад, когда телефонов не было и в помине.
- Добрый вечер, - очень вежливо поприветствовал женский голос. - Могу я поговорить с мсье Зигрено?
- Вы ошиблись, это седьмой номер, а он в восьмом.
- Простите, там никто не снимает трубку, мобильник тоже не отвечает, и я осмелилась позвонить вам, я знаю, что он поехал с вами, извините за беспокойство.
- Вы его клиентка? - догадалась я.
- Да, - обрадовалась женщина. - Он мне очень нужен.
- Завтра к вечеру он будет в Париже. Сейчас он в ресторане, я могу спуститься и передать, чтобы он вам позвонил.
- О, благодарю, вы очень любезны, но я сама постараюсь ему дозвониться. Всего доброго.
Я услышала гудки, повесила трубку и взглянула на часы. Половина первого ночи, вероятно, нотариальный поверенный действительно очень нужен этой особе, если она решается звонить в такое время. Я перевернулась на другой бок и подумала, что Леону уже давно пора прийти ко мне. Телефон зазвонил опять. Неужели она все-таки хочет что-то передать Зигрено? Но это был Леон.
- Не разбудил? - спросил он.
- Я тебя жду…
- Соскучилась, моя маленькая королева? - За стенкой, отделявший его номер от моего, раздались шаги.
- Очень… - Мне было непривычно ощущать в трубке его дыхание и вообще говорить с ним по телефону, да к тому же одновременно слышать его шаги в соседней комнате. - Почему ты не идешь ко мне?
- Знаешь, мне кажется, это будет слишком жестоко по отношению к Гийому.
Ничего себе, он уже называет сноба Зигрено по имени!
- А почему мы должны скрывать от него наши отношения? Он же не ребенок, я уверена, он давно все понял.
- Именно поэтому. Он немного перебрал сегодня вечером и рассказал мне, что очень тебя любит, что сделал тебе предложение и ты окончательно не отказала ему. Он надеется.
- Это его дело! - вспылила я.
- Конечно, но, согласись, если бы ты любила человека, а он начал бы заниматься любовью с другой женщиной в соседней комнате, тебе было бы сладко?
- Не знаю… Может, я приду к тебе, и тогда это произойдет уже не в соседней комнате?
- Катрин, прости, я так не могу. Я все время буду представлять себя на его месте. Я же понимаю, что испытывает любой мужчина, знакомый с тобой. - Он помолчал. - Гийом ведь тоже живой человек. Завтра он уедет…
- Ты считаешь меня бессердечной?
- Я так не сказал. Просто я не могу. Не обижайся. Тебе не помешает выспаться, ты же почти не спала двое суток, правда?
- Спокойной ночи! - Я повесила трубку. Какое человеколюбие! Или это называется мужской солидарностью? "Что испытывает любой мужчина, знакомый с тобой!" Да ничего! Знал бы он, что Зигрено болтает за его спиной, наверное, не стал бы демонстрировать свое благородство! А я, выходит, лезу к нему в постель! К такому благородному и великодушному! Он не может! Я ужасно разозлилась, завернулась в одеяло, уставилась в окно и закурила. Через тонкие стенки я прекрасно слышала, как с одной стороны по своему номеру ходит Леон, а с другой - Зигрено и, похоже, что-то бурчит под нос.
У Зигрено зазвонил телефон, а в мою дверь осторожно постучали. На пороге стоял Леон с бутылкой коньяка в руках.
- Пошли.
- Куда?
- В замок.
Глава 35, в которой городишко спал
Городишко спал. На улицах нам все же попадались редкие парочки, но здесь все было совсем не так, как в развеселом Шенонсо. Мощеная крупным булыжником, немного выгнутая горбом дорога вела к громаде Шинона. Часы на Часовой башне прозвонили старинную мелодию. Луна таинственным светом заливала высокие крепостные стены, но ров казался еще глубже, мрак словно выползал из него.
- Глотни коньяку, мне кажется, ты мерзнешь, - заботливо предложил Леон, прижимая меня к себе.
- Я просто немножко нервничаю. Как мы ночью попадем внутрь крепости, где тут искать наш тайник?
- Перейдем мост, я договорюсь со сторожем, он славный старикан - вроде нашего потомка Маркеса.
- И все? Здесь больше нет никакой охраны?
- Сигнализация, камеры, как всюду теперь, двое парней на пульте следят за ними и в случае чего вызывают полицию. Кроме остатков строений здесь практически нет особенных ценностей даже в экспозиции, а на часы, хоть они и тысяча триста девяносто девятого года рождения, вряд ли кто-то покусится. Моя королева разочарована?
- Неприступный замок стерегут камеры и славный старикан? Я бы на месте прежнего хозяина обиделась.
Мы шли по мосту, освещаемому лишь небесными светилами, и я все время ловила себя на мысли, что Леон опять каким-то одному ему известным способом переносит меня во времена рыцарей, прекрасных дам и замков, в тех временах он чувствует себя гораздо уютнее, но и мне уютнее именно там…
- А мне не хотелось бы жить при Ричарде Львиное Сердце, - Леон опять как будто прочитал мои мысли, - а тем более при Генрихе Плантагенете.
- Почему? Рыцари, конные турниры, прекрасные дамы, роскошь, драгоценности!
- Эти любимые всеми рыцари и дамы на самом деле почти никогда не мылись, разве что попадая под дождь или сваливаясь в реку. Турниры же мало чем отличались от настоящих войн. Паршивая пища, пещерная медицина. А уж роскошь и драгоценности - совсем условные понятия, об этом можно говорить начиная лишь с пятнадцатого столетия, и то в очень узком кругу королевской свиты.
- А дамы?
- Дамы стали прекрасными только после крестовых походов, а прежде существовало мнение, что у женщин нет души, стало быть, они ничем не отличаются от домашнего скота. Страшное, жестокое, кровавое, грубое время.
- Если ты так ненавидишь прошлое, зачем же стал историком? Есть и другие способы заработать на жизнь.
- Наоборот, я очень люблю и горжусь стариной, я дорожу каждым осколком, каждым напоминаем о жизни тех людей, которые, несмотря на ужасающие нравы и бытовые условия, - Леон усмехнулся, - сумели выжить и передать нам в наследство потрясающую архитектуру, рыцарский кодекс, живопись, литературу… С возрастом я стал острее чувствовать свою ответственность перед будущим. Знаешь, мне никогда бы в голову не пришло составить завещание в таких трогательных стихах и разбросать по замкам "вассалов". Этот человек превратился в прах тысячу лет назад, а мы словно идем по его следам. Мы не знаем о нем ничего, даже имени, но ведь благодаря ему мы встретились, для меня это словно щедрый дар какого-то далекого предка, мне он кажется родным, заботливым дядюшкой, который привел ко мне тебя. Мою королеву, мое сокровище…
- Леон, не нужно, я заплачу, ну какое я сокровище? - Я снизу вверх заглянула в его глаза, и на этом лекция по истории закончилась, потому что мы просто начали целоваться так, будто здесь, на мосту, нам предстояло расстаться навеки.
Вдруг залаяла собака.
- Совсем как в Шенонсо прошлой ночью, - заметила я.
- Неужели это было всего лишь прошлой ночью?
Собака старательно лаяла, но держалась на расстоянии. Из тени замка показалась фигура человека.
- Кто тут шляется? - раздался недовольный старческий голос.
- Доброй ночи, старина. Мы любуемся видами. Дед подошел к нам и прошамкал, обращаясь к Леону:
- А я тебя, парень, помню, ты позапрошлый год к нам приезжал и щенка, сучонку эту мне подарил. А она тебя не признала! - Дед хитро погрозил пальцем. - А я узнал, ты Леон, ты тогда машину платьев привез, и девок долговязых в них твой фотограф на камнях снимал! А? Точно! - Дед снова погрозил пальцем. - А сейчас чего как тать в ночи заявился? Дня мало?
- Угощайся, старина, - Леон протянул ему коньяк, - ты меня в замок-то пустишь? С подружкой под луной погулять!
Дед с удовольствием сделал пару глотков и хотел было вернуть бутылку Леону.
- Бери, бери, это тебе, подарок! - Леон отвел его руку. - Как ты собаку-то назвал, я и не припомню?
- Собака называется Бриошь, потому что я - сеньор Врио. - Старикан захихикал после дополнительного глоточка. - Она звонкая такая, как бубенец, кусачая, палец в рот не клади.
Мы прошли за ним в замок через железную калиточку, старик тут же старательно ее запер. Собака вертелась у его ног.
- Дед, ты ребятам-то в охрану позвони, а то они увидят нас на экранах, чтобы не устроили панику.
- От шельмец! А то я не знаю, что парням-то сказать. Позвоню-позвоню, гуляйте, ваше дело молодое. - И старик скрылся в какой-то дверце рядом с калиткой.
Глава 36, в которой внутри стен оказался целый город
Внутри крепостных стен оказался целый город. Луна освещала множество строений, внушительных, но давным-давно полуразрушенных, без крыш, с мрачными провалами пустых окон, с одинокими лестницами, забывшими, что их когда-то окружали стены. Были и полноценные здания, вокруг некоторых громоздились строительные леса или даже шла реконструкция, но это еще больше подчеркивало усталость и одиночество никому не нужных устаревших воинственных сооружений. Такую же грусть вызывает старый боевой генерал, которого жестокое время превратило в забавного склеротического старичка, теряющего где попало вставную челюсть. Его соратники давно ушли в мир иной, туда же ушли и их дети, даже внуки их состарились. А новое поколение лишь понаслышке знает о героических днях генерала и с насмешкой взирает на пережившего свой век ветерана, не в силах поверить, что он тоже был молод, как они, а они в свое время станут жалкими стариками.
Мы медленно брели по крепости, луна, которая как раз очень хорошо помнила былую мощь и славу Шинона, нахально высвечивала самые неприглядные и заброшенные уголки. У меня сжималось сердце, я казалась себе такой же старой и ненужной, а Леон - лишь призраком, каким-то чудом преодолевшим толщу веков, чтобы поманить меня нереальной любовью, а потом бросить доживать свой век, как эта крепость, оставленная временем беззастенчивым взорам любопытных.
- Даже днем искать здесь бесполезно, - вздохнула я.
- Тебе не нравится гулять в лунную ночь по замку?
- Эти руины наводят на меня ностальгию, мы ведь оба совсем немолоды, ты знаешь, что мне уже сорок?
- Предполагаю, но для королевы возраст не имеет никакого значения! Прекрасной Елене, из-за которой разгорелась Троянская война, было около сорока, Клеопатре, когда она покорила Антония, тоже, а королева Гвиневера и рыцарь Ланселот?
Я, конечно, понимала, что сегодня Леон выпил больше обычного, но сейчас он явно перестарался с комплиментами.
- Леон, ну как ты можешь равнять с ними меня, учительницу физики, ты хоть сам понимаешь, что говоришь?
- Королева может быть кем угодно, даже учительницей физики, но при этом она все равно остается королевой! В тебе течет кровь древних цариц, такая же кровь кипела в жилах Елены и Клеопатры!
Я не могу ошибиться, я знаю, чем отличается обычная женщина от королевы! Я знаю, поверь мне! Вспомни Диану де Пуатье, она была на семнадцать лет старше своего возлюбленного короля. Официально она так и не стала королевой, но до шестидесяти шести лет затмевала юных красавиц!
- Леон, но ведь я некрасива, в очках…
- Нет, ты красива, ты по-королевски красива! Королева не может быть некрасивой, потому что она королева!
- Чем же королева отличается от остальных?
- Она знает, что она - королева, и не старается в отличие от других что-либо доказать. Королев не любят, им завидуют. Стать королевой невозможно, королевой можно только родиться.
Небо заволокли тучи, я почувствовала на лице первые капли дождя, и это было очень кстати, потому что у меня опять потекли слезы. Я прижалась к груди Леона и спросила:
- А королем тоже можно только родиться?
- Королем стать можно, но нужно родиться принцем, а принцы рождаются, как известно, лишь у королев. Ты плачешь?
- Нет, это дождь начинается.
- Тогда пойдем скорее, укроемся в каморке сторожа.
Вот опять - подавай ему компанию!
- Нет, дождь теплый. Ты говорил в машине, что от древности в замке сохранились какие-то скамьи под окнами. Может быть, в завещании речь шла об этих окнах?
- Пойдем посмотрим, только не плачь. - Он наклонился и поцеловал мои мокрые щеки, и мне показалось, что его глаза тоже были влажными, но скорее всего от дождя. - Правда, они намного моложе твоего завещания…
Дождь лениво сыпал с неба, сквозь прорехи в облаках проглядывали луна и звезды. Мы поднялись по какой-то лестнице и вдруг попали в удивительную залу, где кроме мозаичного пола и одной стены, горделиво хранившей несколько окон, ничего не было. А перед окнами с каменными островерхими переплетами стояли каменные же скамьи, приглашая присесть и любоваться пейзажами.
Скамья была еще достаточно сухой. Мы молча сели рядом. Леон держал меня за руку, моя голова лежала на его плече. Мы ни о чем не говорили, не целовались, а просто молча сидели и смотрели в окно на темноту и бегущие по этой темноте облака, открывавшие то пригоршню звезд, то бок луны. Я почему-то вспомнила слова Сент-Экзюпери, что любовь это не когда смотрят друг на друга, а когда смотрят вместе…
Глава 37, в которой среди облаков тонкий просвет
Среди облаков вдруг появился тонкий просвет, и они стали двигаться как-то особенно, не загораживая этой дорожки.
- Помнишь, как сегодня девушка пела: "Осторожно небом ясным я несу в ладонях счастье"?.. - прошептал Леон.
Конечно, сейчас никакого ясного неба не было и в помине, но мне вдруг показалось, что я подобно героине песенки вдруг взлетела и сверху через пелену дождя увидела и изгиб реки, и стены замка, и постройки внутри него, и эту залу, и нас, двух маленьких людей, беззвучно сидящих рядом… Потом я полетела над пустынными улицами, а люди открывали окна и говорили: "Смотрите, смотрите, она летит!" И мне сделалось очень неудобно перед ними: я умею летать, а они нет, и я никак не могу научить их летать, потому что и сама не знаю, почему лечу. Я полетела назад и вернулась к Леону.
- Тебе не холодно? Дождь усилился, надо возвращаться. - Леон обнял меня, стараясь закрыть собой от тугих капель.
- Знаешь, я сейчас как будто летала. - И я рассказала о том, что только что пережила.
- Спасибо. - Леон поцеловал меня.
- За что?
- За то, что рассказала мне. Я теперь тоже словно летал с тобой. Господи, - Леон запрокинул голову, - за что мне, старому дураку, такое сокровище?
Я хотела попросить его больше не восхвалять меня, от его восторгов мне делалось страшно, особенно здесь, среди развалин, слишком красноречиво напоминавших о мимолетности счастья и славы, и тоже машинально подняла глаза вверх.
- Леон, смотри, там всадник!
- В небе?
- На стене, на самом конце, между верхушками окон.
Там действительно шпорил коня наш знакомый. Леон вскочил со скамьи и направил луч фонаря на стену.
- Этого не может быть, это более поздняя постройка!
- Но могли же строители взять старый барельеф?
- Могли, причем конь нашего приятеля даже наследил. Вон следы трех подков прямо над барельефом, видишь?
- А четвертая?
- Река времени. - Леон развел руками.