- Да ничего, это я так…
- Нет-нет, признайся, Филипп, о чем ты подумал.
- Да, подумал, как-нибудь расскажу…
- Может быть, я тебя чем-то обидел или что-то не так сказал?
- Нет-нет, Марсель, все хорошо, спасибо тебе, - и Филипп наклонился к земле и принялся складывать оружие в кожаную сумку.
- Давай, поедем покатаемся, я уже засиделся на месте.
- А плечо?
- Что плечо, на мне все заживает как на собаке, - пошутил Марсель Бланше. - Видишь, пальцы сгибаются, я даже могу держать в руках пистолеты. Поэтому можно считать, что я почти здоров.
Филипп согласно закивал и заспешил к дому, чтобы поставить сумку с оружием.
- Сын, ты куда-то спешишь? - спросила Этель, видя, как Филипп спешно натягивает кожаную куртку.
- Да, мама, мы с Марселем решили немного прокатиться.
Лицо женщины тотчас стало озабоченным.
- Не волнуйся, мама, - видя, как изменилось лицо женщины, сказал Филипп, - все будет хорошо, мы будем осторожны.
- Только смотрите, не заезжайте на земли Реньяров, мне очень не хотелось бы потерять тебя, сын.
- Да, я знаю, мама, не волнуйся.
И совершенно не ожидая от себя такой сентиментальности, Филипп подошел к матери, прижал ее к себе и поцеловал в щеку.
- Ну ладно, ладно, иди, - тотчас же согласилась женщина.
И Филипп, захватив два пистолета, залихватски сунул их за пояс и с горделиво вскинутой головой побежал на конюшню, где Марсель Бланше уже пристраивал седло на лошадь Филиппа.
Марсель Бланше с улыбкой посмотрел на вооруженного Филиппа.
- Да ты собрался как на войну.
- Да, я захватил на всякий случай оружие, - согласно кивнул Филипп, - может, мы встретим каких-нибудь непрошенных гостей на наших землях, и они захотят нас обидеть. А я обиды прощать не намерен.
- Правильно, племянник, пора становиться настоящим мужчиной.
Через несколько минут они уже ехали по сжатым полям, смотрели на облака, гонимые ветром, на голубые холмы у горизонта.
- Куда поедем, Филипп? - поинтересовался Марсель Бланше.
Парень неопределенно пожал плечами и махнул рукой. Он пришпорил свою лошадь, и та с места понеслась в галоп.
- Скорее! Скорее, быстрей беги! - торопил он своего коня. Марселю Бланше достаточно было всего лишь сжать колени, чтобы его жеребец, будто на крыльях, помчался вслед. И через несколько мгновений он легко догнал своего племянника и захохотал прямо у него над ухом:
- Вот видишь, как скачет мой конь! Он летит как птица. А если бы я попросил его, он, наверное, смог бы взмыть в облака и через пару минут я оказался бы за теми голубыми холмами.
- Да, Марсель, твой конь замечательный, - и Филипп смущенно улыбнулся.
- Наверное, племянник, ты хочешь на нем проехать, но не решаешься попросить?
- А как ты догадался. Марсель?
- Это совсем не трудно. Стоит только посмотреть в твои глаза - ив них сразу же можно прочесть любую мысль. Ну что ж, давай я уступлю тебе своего коня, а сам пересяду на твоего.
Всадники спешились и обменялись лошадьми. Филипп поудобнее устроился в седле и натянул поводья. Мен сразу же помчался в галоп, а Филипп от восторга закричал. Он даже не ожидал и не мог поверить, что конь может мчаться вот так быстро и ровно.
Марсель Бланше оказался далеко позади, и Филиппу пришлось придержать Мена, чтобы дать возможность своему дяде подъехать.
- Ну, как тебе мой конь? - заранее зная ответ, поинтересовался Марсель.
- О, это не конь, это сказка, мечта!
- Вот и я говорю, что лучшего коня не бывает. Человек может предать, хенщина может изменить, а вот конь - никогда. Его сердце принадлежит мне, а мое - ему. Правда, Мен?
Марсель ласково потрепал гриву своего коня, а тот, будто бы понимая каждое слово человека, согласно закивал головой и блеснул влажными глубокими глазами.
- Видишь, он все чувствует, он понимает мое настроение и готов служить. Он даже готов отдать свою жизнь за меня. Лучшего друга не бывает. Запомни, Филипп, верный конь - это то, что необходимо мужчине для того, чтобы бороться с врагами. Верный конь и надежный пистолет, который никогда не дает осечки.
- Да, - согласился Филипп и пустил коня вскачь. Мужчины и сами не заметили, как пересекли владения земли Абинье и оказались на землях Реньяров. И только увидев расщепленный молнией дуб, Филипп насторожился.
- Что случилось, племянник?
- Да мы. Марсель, давно заехали на земли Реньяров и нас могут заметить.
- Не бойся ты никого, ведь с нами оружие, и мы можем дать отпор любому, - брови Марселя Бланше сдвинулись, а глаза засверкали как уголья.
Всадники медленно поднялись на высокий холм. Внизу, шагах в четырехстах, был дом Реньяров.
Филипп спрыгнул с коня и, держа его под уздцы, стал смотреть.
- Ты кого-то хочешь увидеть? - спросил Марсель. Филипп утвердительно кивнул. И тут на его лице друг появилась улыбка.
Марсель проследил за взглядом своего племянника и увидел, как по двору с большой корзиной в руках грациозно идет молодая девушка.
- О, племянник, да ты, наверное, влюблен? Филипп насторожился, не зная, что ответить. А девушка, как бы почувствовав на себе пристальный взгляд, вдруг замерла на месте и медленно обернулась. Против света она не могла рассмотреть двух мужчин, но сердце Констанции подсказало, что один из них - это тот, кого она спасла, вытащив из воды на берег. И она приподняла руку, как бы желая поправить волосы, и взмахнула ею.Филипп взмахнул в ответ, тут же вскочил в седло и вновь пустил коня вскачь.
- Скорее! Скорее, Марсель, а то нас заметят!
Вечером того же дня, сидя у очага и грея озябшие руки. Марсель Бланше посмотрел на своего племянника Филиппа и спросил:
- Ты что, племянник, влюблен в ту девушку?
- Наверное, да. Марсель, - признался парень.
- Ты давно ее знаешь?
- Нет, мы виделись только один раз.
- Всего лишь один раз ты так влюбился?
- Да, наверное, - закивал Филипп.
- Что ж, я тебе завидую. Наверное, она прехорошенькая, правда, я не смог ее рассмотреть. Как ее зовут?
И тут Филипп произнес имя. Он даже не желал этого, имя само сорвалось с его губ:
- Констанция.
- Констанция? Красивое имя, но какое-то нездешнее. А она тебя тоже любит?
- Не знаю, - пожал плечами Филипп, - наверное, еще нет.
- А ты сделай ей какой-нибудь подарок. Ведь все женщины любят, когда им что-нибудь дарят.
- Что я могу подарить, Марсель? Ведь у меня ничего нет, - развел руками Филипп.
- Так уж и ничего нет?
- Ничего. Ты же знаешь, что мы бедны.
- Ладно, тогда я тебе помогу. Он запустил руку в карман и извлек из кожаного кошелька маленькое золотое колечко.
- Возьми вот это, отдашь своей девушке и может быть, ее сердце станет более благосклонным к тебе, - Марсель спрятал улыбку в густые усы, но его глаза сияли.
И Филипп догадался, что Марселю очень приятно дарить это кольцо своему племяннику, зная, что тот обязательно наденет перстень на палец своей избранницы.
- Марсель, но ведь это очень дорогой подарок.
- У меня только один племянник - ты, Филипп, и поэтому мне для тебя ничего не жалко. А перстень - это безделушка.
- Откуда он у тебя?
Марсель задумался, пожал плечами, с хрустом сжал кулаки.
- Я хотел подарить его одной женщине, но судьба решила по-другому.
- Она умерла. Марсель?
- Нет, дорогой, она не умерла и, наверное, она сейчас счастлива. Она даже не знала о моих чувствах. Правда, это было давно, прошло уже около двух лет…
- А где все это было? Где она сейчас?
- Сейчас? - Марсель задумался. - Может быть, в Америке, а может где-нибудь еще.
- Она уехала и бросила тебя?
- Нет, я же тебе говорю, Филипп, она не могла меня бросить, потому что даже не знала о моих чувствах. У нее был богатый муж, и они покинули Францию. Ее муж тоже участвовал в заговоре.
- А почему ты тоже не покинул Францию?
- Это, племянник, длинная история и я не хочу занимать твои мысли долгими рассказами. Мне не повезло, у меня на хвосте была погоня. Я уводил за собой солдат, чтобы та женщина и ее муж смогли скрыться. И теперь этот перстень с
Жемчужиной мне ни к чему.
Филипп держал на ладони перстень и рассматривал матовый камешек.
- Он очень красивый.
- Да-да, он красивый.
- А у Констанции есть медальон с огромной жемчужиной, так что этот перстень ей очень пойдет.
Вдруг наверху скрипнула дверь и появилась Этель.
- Мужчины, уже очень поздно, а вы никак не можете наговориться. Идите спать, ведь завтра придется рано вставать.
- Да, сестра, сейчас идем. Спокойной тебе ночи, - бросил Марсель и тяжело поднялся с резного кресла, на котором любил сиживать отец Филиппа Робер.
Филипп вошел в свою комнату, сжимая в руке золотой перстень с маленькой жемчужиной."Да, да, я обязательно должен подарить это украшение Констанции. Я обязательно хочу, чтобы она думала обо мне, как я думаю и помню о ней".
Он открыл шкаф, еще не понимая зачем, увидел свою одежду и тут же принялся вытаскивать ее, раскладывая на кровати."Надо надеть вот эту рубаху с кружевным воротником, вот эту куртку, новые сапоги, новую шляпу с лихо загнутыми полями, черные замшевые перчатки, украшенные серебряными накладками и завтра на рассвете отправиться к ручью. Может быть, Констанция почувствует, что я страстно желаю ее увидеть и тоже придет. А когда она придет, я признаюсь ей в своих чувствах и подарю перстень".
Филипп почистил пуговицы на своей куртке, быстро разделся, спрятал перстень под подушку и долго лежал, глядя в потолок, вспоминая шум ручья, веселые трели птиц, яркие блики на воде и серебристые тела форелей."Да, обязательно завтра поутру я отправлюсь к ручью!"
Он вскочил с постели, распахнул окно и глянул в небо.
- Тучи, - угрюмо сказал Филипп, - неужели ветер их не разгонит и завтра будет дождь?
Он долго стоял у окна, не обращая внимания на холодный пронзительный ветер, смотрел, как быстро плывут по небу лохматые тяжелые тучи. Время от времени в разрывах появлялся бледный осколок луны.
- Неужели завтра не будет погоды? Неужели будет лить дождь, и я не смогу выбраться из дому?
Филипп плотно закрыл окно и забрался под одеяло."Господи, пошли завтра хорошую погоду, я тебя прошу! Ведь мне обязательно, во что бы то ни стало завтра надо увидеть Констанцию, сказать ей слова… А как это сказать? - тут же задумался Филипп. - Неужели я смогу признаться ей в любви?
Ведь я никогда прежде этого не делал. А поверит ли Констанция моим словам?"
Филипп пошарил рукой под подушкой, нашел перстень, завернутый в чистый носовой платок, вытащил его и попробовал примерить себе на палец. Но перстень был настолько изящен и мал, что даже на мизинец левой руки Филипп не смог его надеть."А если он и ей окажется мал, что тогда делать? - подумал Филипп. - Нет, у нее изящные тонкие пальцы".Тут же Филипп вспомнил руки Констанции, вспомнил, как
Она гладила его по щекам, вспомнил, как он сжимал в своей ладони ее подрагивающие тонкие пальцы."Нет-нет, он обязательно ей подойдет! Но главное, чтобы завтра была хорошая погода и чтобы она пришла к ручью…"
Как ни пытался Филипп Абинье уснуть, это ему не удавалось. Он вновь подскочил к окну, вновь распахнул его и вновь посмотрел на небо.
Кое-где появились просветы и тускло горели звезды."Ветер, ветер, дуй сильнее! - попросил Филипп. - Разгони эти чертовы тучи! Разгони, пусть они летят куда-нибудь на океан, пусть там пойдет дождь! А здесь должно светить солнце. Я хочу, чтобы все было так, как всегда… А что сказать матери? - тут же подумал Филипп. - А, что-нибудь придумаю".
Наконец ему удалось уснуть. Его сон был прозрачным и ярким.
Струился прозрачный, как жидкое стекло, ручей, мелкие рыбы порхали в его глубине… Тени птиц касались глади воды… Шелестела глубокая трава, слышалось пение птиц. И Филипп видел большой белый камень посреди ручья, а на белом камне
Свою возлюбленную…Констанция сидела, поджав под себя ноги, опустив руки в
Воду.
- Ты красивая, красивая, я люблю тебя, Констанция! - шептал во сне Филипп.
Потом, вдруг, он услышал какой-то странный звук и открыл глаза. Перед ним было светлеющее окно и покачивающийся скрипучий ставень. Дождя не было.
Он быстро умылся и тотчас принялся одеваться.Наконец, облачившись во все чистое и новое, Филипп спрятал перстень в карман и, стараясь никого в доме не
Разбудить, вышел во двор и направился к конюшне, то и дело поглядывая на небо, покрытое рваными белыми облаками.
Он оседлал лошадь и осторожно вывел ее из конюшни.И тут прямо у него над головой хлопнули ставни и распахнулось окно.
- Филипп, ты куда? - послышался голос Этель. Парень растерялся и тут же принялся соображать, что же сказать матери, как объяснить столь раннюю отлучку из дому.
- Я хочу съездить в церковь, мама.
- В церковь?! - изумилась женщина. - В пять часов утра?!
- Но ведь церковь, мама, очень далеко.
- Ах, да, церковь далеко, - кивнула головой женщина, и на ее губах появилась улыбка. - Тогда, Филипп, тебе надо спешить, а то можешь опоздать.
- Да-да, мама, надо спешить. Не беспокойся, я к полудню вернусь.
- Все понятно, Филипп, - женщина закрыла ставни, а Филипп вскочил в седло и тронул поводья.
Этель долго стояла у окна на холодном полу, глядя, как ее сын едет по дороге, а потом неожиданно сворачивает не налево, а направо.
- Права была Лилиан, - улыбнулась женщина, - мой сын влюбился. Что ж, дай бог ему счастья, пусть его жизнь сложится лучше, чем моя, пусть он не знает никакой беды и печали.
Она прикрыла ставни и уже больше не ложилась. А когда проснулись Марсель и Лилиан, Этель уже радостно хлопотала на кухне, готовя завтрак.
В очаге весело пылал огонь, на большой сковородке жарились большие куски свинины, а в центре стола стоял кувшин с самым лучшим вином.
- Мама, зачем ты встала? - сказала Лилиан. - Я бы сама приготовила завтрак.
- Нет, дочь, я это сделаю не хуже тебя, я еще не такая старая.
- А где Филипп? - тут же поинтересовалась Лилиан, протирая заспанные глаза.
- Филипп? А он уехал в церковь, уехал в пять часов утра. Неужели ты не слышала?
- Нет, не слышала, да он ничего и не говорил. Лилиан пошла умываться, а Марсель, понимая, куда направился племянник, лукаво улыбнулся и подмигнул сестре. Та посмотрела на брата довольно строго, но ничего не сказала.
И Марсель, отбросив со лба пряди темных волос, сел за стол и стал смотреть в огонь.
- Так ты знаешь, кто его избранница? - спросила Этель своего брата. Тот пожал плечами.
- О чем это ты, Этель?
- Да ладно, Марсель, не надо врать хоть мне. Я вижу тебя насквозь и догадываюсь, что Филипп поделился с тобой своей радостью.
- От тебя ничего не скроешь, ты очень проницательная.
- Так кто же она? - снова повторила свой вопрос Этель.
- Констанция Реньяр - услышала в ответ Этель Абинье.
ГЛАВА 9
И вновь Филипп очутился в этом чудесном месте. Шумел водопад, бурлил ручей, потоки воды вились среди камней. Но мир выглядел неприветливо и сиротливо, несмотря на буйство осенних красок, несмотря на трогательно-прохладный солнечный свет. Здесь не было Констанции, а Филипп твердо был убежден - это место принадлежит ей и только ей. А поскольку юноша видел уже себя допущенным в сердце девушки, он нашел в этом прекрасном уголке местечко и для
Себя.
Он завел коня на лужайку, а сам вернулся к ручью. Мокрые валуны не были надежной опорой, но Филипп Абинье, перескакивая с одного на другой, добрался до серого плоского камня."Он словно бы отполирован временем и приспособлен для нужд человека".
Филипп опустился на его плоскую вершину и взглянул вверх, туда, где начинался водопад."Это же надо, - подумал Филипп, - я упал с такой высоты и остался жив. Не иначе как провидение спасло меня руками Констанции. Ведь если быть абсолютно искренним, она спасла меня и в тот день, когда убили отца. Если бы не она, Реньяры, не задумываясь, расправились бы со мной. Боже мой, как долго я, оказывается, знаю эту девушку, - подумал Филипп, - и в то же время я ничего не знаю о ней, как впрочем, и она обо мне. Единственное, что нам известно - это то, что мы заклятые враги. Но я не хочу ненавидеть Констанцию, да и она полна ко
Мне нежных чувств. Только за что?" Филипп Абинье ощутил, насколько теплый камень, словно и не стоял он до половины погруженный в ледяную воду. И тут
Юноше показалось, что камень хранит тепло девушки, выбравшей его местом своего уединения.
- Констанция, - прошептал он, скользя рукой по гладкой и теплой поверхности камня.
Он прикрыл глаза и представил, как его пальцы скользят по коже девушки, по плечу, по нежной шее:
- Констанция, - снова повторил он.
Филипп уже и сам поверил в свою фантазию, как будто он был сейчас рядом с Констанцией, ощущал своей рукой ее тепло. А та неподвижно лежала рядом, не прекословя ему. Юноша осторожно, боясь спугнуть видение, боясь открыть глаза, лег на камень. Но солнце все равно пробивалось сквозь опущенные веки и он, разозлившись на дневное светило, сдвинул шляпу на глаза. Теперь уже ничто не мешало ему мечтать.
Он лежал на теплом камне, гладя рукой его гладкую поверхность, а мир был погружен в темноту, из которой он мог вызвать своей волей любое, самое заветное, еще невиденное им, но желанное видение.
Вначале на черном поле загорелась белая точка. Она приближалась, росла и вот уже превратилась в женский силуэт.
Девушка спешила навстречу Филиппу, протягивала к нему руки. И он ждал, не в силах сдвинуться с места, ждал, когда она коснется его. Журчание ручья казалось Филиппу ее нежным голосом, звонким смехом. И это было так прекрасно, что ему не хотелось возвращаться к реальной жизни. Только бы лежать, мечтать! Спроси у него сейчас хочет ли он, чтобы Констанция сама пришла к нему, юноша ответил бы отказом. Видение было более прекрасным, чем сама девушка, а мечты - лучше реальности. Ведь тут все было подвластно его воле и никто не мог помешать ему обнимать и целовать свою любимую.
- Она здесь душою, она здесь, - шептал Филипп Абинье, ощупывая гладкий камень. - Всегда можно найти место, где остается душа человека, где бы он ни был. А моя душа, - тут же спрашивал Филипп самого себя, - а где осталась она, когда я
Лежу на камне и мечтаю? А мою душу, - подумал он, - забрала с собой Констанция и ей не так одиноко сейчас, ведь я рядом с ней. Я стерегу ее душу, а она стережет мою - и никто не догадывается, глядя на нас, что мы знаем друг друга. Это большое счастье - иметь тайну.
Филипп Абинье забыл о том, как опасно находиться на этом месте, ведь тут начинались земли семейства Реньяров. И встреть его тут старый Гильом или кто-нибудь из братьев - и не миновать беды.
Но Филипп надеялся совсем на другую встречу. Он знал, Констанция обязательно вернется сюда. Не может же быть так, чтобы его тянуло прийти к ручью, виденному им несколько раз в жизни, а она, Констанция, навсегда забыла про свое любимое место.