Дикая любовь - Коротков Юрий Марксович


Остросюжетные повести Юрия Короткова стали бестселлерами. По ним сняты популярные фильмы "Авария, дочь мента", "Дикая любовь", "Абрекъ" и другие.

В сборник "Абрекъ" вошли самые популярные из остросюжетных повестей Ю. Короткова: "Авария, дочь мента", "Спас Ярое Око", "Седой", "Абрекъ", "Абориген" и "Дикая любовь". Их герои - современные молодые люди, волей судьбы преступившие Закон.

Юная американская школьница прилетает в Киев и начинает учиться в обыкновенной средней школе. Там она влюбляется в лучшего ученика класса, настоящего красавца и подающего надежды программиста. Но вот беда, у героя девичьих грез уже есть возлюбленная - воспитанница детского дома и она никак не хочет отпускать от себя единственного в этой жизни близкого ей человека…

Юрий Марксович Коротков
ДИКАЯ ЛЮБОВЬ

К особняку в пригороде Сиэтла подкатили на роликах две девчонки с пестрыми рюкзаками за спиной. Сьюзен, старшая сестра - рыжий плюшевый медвежонок на коротких крепких ногах, сплошь, до ушей, усыпанная веснушками, возбужденно рассказывала что-то младшей, задыхаясь от быстрого бега. Они открыли калитку в живой изгороди, пробежали мимо бассейна. Переступив порог дома, Сьюзен с полуслова перешла на русский:

- …безумно, безумно волновалась, когда мы ждали итоги. Я просто не могла предположить, что это будет так трудно…

В просторный холл навстречу им вышел отец с деловой папкой и ключами от машины в руке.

- Па! - бросилась к нему младшая. - Сью выиграла конкурс! Она будет учиться в России!

- О, конгретьюлейшнс! - отец на ходу поцеловал Сью.

- Десять центов! - хором крикнули дочери.

- Но я уже почти вышел за дверь… - стал было спорить отец. Глянул на часы и торопливо сунул руку в карман. - Я не имею чейндж.

- Двадцать центов!

- О, Лод! - досадливо всплеснул руками он.

- Тридцать центов! - засмеялись девчонки.

- Я лучше буду молчать. Все видят: я кладу доллар! - отец опустил бумажку в стеклянный шар, на дне которого лежала мелочь. - Бай, май диэ! - и он вышел.

- Я пойду расскажу Пра, - Сью сняла ролики и побежала вверх по лестнице.

Пятилетний брат девчонок подъехал на крошечном электрическом мотоцикле, деловито взвесил в руках копилку.

- Еще немного, и хватит на хороший уик-энд… Я хотел сказать - на выходной, - он воровато огляделся: рядом никого не было. Он подумал, вздохнул и честно полез в карман за монетой…

Пра - высохшая от старости прабабка Сью - сидела у камина, закутавшись в пуховый платок, курила сигарету в длинном мундштуке. Сью пристроилась рядом на ковре.

Комната Пра обставлена была старой громоздкой мебелью. Повсюду - на камине, на столе и секретере - стояли русские сувениры: расписной самовар, матрешки, лаковые шкатулки. В углу висели иконы с тлеющей лампадкой.

- Я безумно рвалась обратно в Россию, - чуть слышно говорила Пра. Голос и лицо ее давно потеряли способность выражать какое-то чувство, только глаза еще жили. - Мое сердце, моя душа остались в России… В одна тысяча девятьсот двадцать первом году я поехала в Европу, но добралась только до Варшавы и вернулась… потому что в России был кровавый кошмар…

Сью в сотый раз слушала эту историю.

- Когда я получила предложение от твоего прадеда, я согласилась потому, что он обещал свадебное путешествие в Россию… Но началась "великая депрессия", и мы разорились в один день. А потом вторая мировая война… Потом этот лысый неграмотный крестьянин, которого в нашем доме не пустили бы дальше дворницкой, сказал: "Мы вас похороним", и опустился железный занавес… А когда пришел Горби, я была уже слишком старой для такого путешествия… Я безумно рада, что именно ты поедешь в Москву, - она положила невесомую руку на рыжую гриву Сью. - Тебе теперь столько лет, сколько было мне… Если хочешь чего-то добиться в жизни, надо жить в Америке. Но если ты хочешь настоящей любви, ты должна ехать в Россию… Только там еще любят сердцем, а не умом… Дикая любовь в дикой стране… Возвращайся с ним…

- С кем? - не поняла Сью.

Пра тихо засмеялась.

- Это ты решишь там… А я постараюсь дожить…

Провожать Сью собралась вся большая семья.

- Присядем на дорожку, - сказала Пра, и все расселись на крыльце особняка, как на семейной фотографии: в середине Пра и три поколения вокруг.

Младший брат Сью деловито огляделся - и присел, как велели, на садовую дорожку.

В компьютерном классе было тихо, старшеклассники работали каждый перед своим монитором. Учитель переходил от стола к столу, негромко объясняя что-то, если требовалась помощь.

Сью сидела с Галей - рослой крашеной блондинкой с челкой ниже бровей, отчего взгляд всегда казался исподлобья. Даже в школу Галя надевала платья с рискованным вырезом и бриллиантовые серьги. Сью в своем бесформенном свитере и кедах смотрелась рядом с ней простушкой - бедной родственницей.

- Вообще - серость, дети совка. Общаться не с кем. Девки - вообще, без слез не взглянешь, - вполголоса рассказывала Галя. - Вон Светка разве что, - кивнула она. - Упакована нормально…

- Как? - не поняла Сью.

- Имеет, что хочет. У нее спонсор - крутой деловар…

- Из племени делаваров? - поразилась Сью.

- Да нет - деловар, дела какие-то крутит. Бизнесмен. На "мерсе" ездит… Вот увидишь - Светка после третьего урока к нему сорвется. Стандартно стрелка забита: у него законная на службу отваливает…

Сью напряженно вслушивалась, пытаясь уловить смысл.

- Пожалуйста, я не успеваю так быстро… Я правильно поняла, что у нее роман с женатым мужчиной?

- Ну да.

- Но ведь она разрушает семью, она разбивает чье-то сердце!

- А об этом пусть у него голова болит, - пожала плечами Галя. - Мужики у нас тоже не хай класс, - продолжила она представление одноклассников, - только на прикид крутые. Те двое - ботаны. Вон Майк ничего, заводной. Фуфломет, правда… Этот вообще отмороженный, над металлом тащится…

Сью уже не решалась переспрашивать.

- А это кто? - указала она на высокого парня, отрешенно склонившегося над компьютером.

- Ну вот только Макс, один на всю школу. Но он на компьютерах повернут, лучше всех рубит. Тоже, правда, со своими тараканами…

- Что такое "таракан"?

- Таракан? - опешила Галя. - Ну-у… - она показала пальцами тараканьи усы, махнула рукой. - Дома покажу.

Учитель, объяснявший что-то для всех, досадливо глянул на нее:

- Может быть, Сьюзен немного послушает меня?

- Я перевожу, - не моргнув глазом, нахально ответила Галя. - У вас с дикцией напряженка.

Со школьного крыльца Сью проводила взглядом Максима, который завел мотоцикл с широким спортивным рулем и выехал на улицу, держа второй шлем на локте.

- Ты заметила, что он почти ни с кем никогда не поддерживает беседу? - сказала она Гале. - Только "да" и "нет". В нем есть что-то… роковое… Печать тайны на лице…

- Что-о? - Галя захохотала. - Ну ты, вообще, иногда скажешь - держи меня!.. Про эту тайну вся школа знает. Он девку подобрал из интерната для этих, - она свистнула и покрутила пальцем у виска, - придурочную. На нее на Арбате какая-то команда наехала, а Макс разобрался. Теперь нянчится.

- Да? - уважительно сказала Сью. - У нас тоже милосердие. Мы взяли мальчика из сиротский приют. Мой младший брат.

- Смотри, не влюбись, - предупредила Галя. - Полный облом.

- Почему?.. Это твой роман? - догадалась Сью.

Галя кивнула, прикуривая.

- Я не понимаю… Но ты только сейчас сказала, что у него есть та девочка, и…

- Все равно не поймешь, - Галя выкрутила брюлики из ушей и сунула в карман. - Пойдем. И вообще, мой совет: ни во что тут не врубайся, а то крыша поедет.

Интернат, будто сложенный в два этажа из новых, еще не заигранных кубиков, стоял в центре микрорайона, как на ладони у высоких многоподъездных домов. Максим посигналил, и тотчас к широким окнам интерната прилипли лица девчонок.

Маша, наверное, давно ждала одетая, она выбежала в яркой красной куртке, с распущенными волосами, по-щенячьи чмокнула его куда-то в прорезь шлема и села сзади. Выезжая из сквера, не утерпела, обернулась и гордо помахала девчонкам в окнах.

На улице встречная белая "тоёта" вдруг метнулась им в лоб. Максим едва успел свернуть и, ударившись колесом о бордюр, вылетел на тротуар. Стриженый парень за рулем радостно оскалился.

- Кретин! - в бешенстве крикнул Максим вслед машине, - Кто это?

- Губан… - нехотя ответила Маша. - Из наших. Из армии недавно пришел…

Они выехали на проспект и помчались к центру.

С утра над городом светило солнце - не выглядывало воровато между туч, а свободно сияло посреди чистого небосвода, слепило зайчиками от оконных стекол. Если бы не впечатанные в асфальт желтые листья, могло показаться, что снова весна в Москве и впереди долгое лето.

Маша не умела сидеть спокойно. Она то прижималась изо всех сил к Максиму, то привставала, раскинув руки, то рискованно свешивалась набок, чтобы заглянуть ему в лицо. На ходу расстегнула его толстую кожаную куртку и запустила руки за пазуху.

Максим свернул в открытые ворота парка, они поехали по пустынным аллеям среди мертвых уже аттракционов. Маша сняла шлем и стояла на подножках с плещущими за спиной волосами. Покружились, кренясь из стороны в сторону, по танцплощадке перед ракушкой-эстрадой, въехали на дощатый круг карусели с замершими тройками и звездолетами. Из будки выскочил сторож и побежал за ними, грозя кулаком.

Потом они сидели на мотоцикле лицом друг к другу рядом с сырой скамейкой, целовались и пили "пепси", передавая банку друг другу.

- К нам американка приехала учиться. - Максим точным баскетбольным броском отправил пустую банку в урну.

- Да?.. Красивая?

- Смешная. Карлсон такой без пропеллера… Глаза таращит… Не пойму, чему у нас можно научиться…

Но Маша не хотела слушать про какую-то американку, она опять хотела целоваться. А потом они снова носились по аллеям, распугивая редкие парочки. Маша сидела впереди, с горящими глазами, хохотала, до упора выкручивая газ.

- Тише!.. Осторожно!.. - Максим, держа руль поверх ее рук, притормаживал, едва успевая уворачиваться от мчащихся навстречу качелей, оград, сметенных в кучи листьев. Мотоцикл заюзил на мокром песке и завалился набок.

Они смеялись, лежа рядом. Потом затихли, глядя в глаза друг другу. Не вставая обнялись…

На цветном мониторе сражались компьютерные человечки - прыгали, стреляли и, убитые, падали с последним криком.

Максим и Маша нагишом лежали на диване, плечом к плечу, каждый со своим джойстиком. Волнистые волосы Маши широко рассыпались, закрывая по-детски острые лопатки и плечи. Она вся была тоненькая - еще ребенок, а не женщина; большой лоб и крошечный подбородок; громадные серые глаза будто обращены вовнутрь, уголки маленького рта всегда скорбно опущены. Она рассеянно смотрела на экран.

- Огонь! - Максим азартно управлял своими солдатами. - Ну, Маш, так неинтересно. Я стреляю, а ты даже не сопротивляешься!

- Все равно ты меня убьешь, - Маша бросила пульт и обняла его.

- А ты защищайся! Давай закончим.

- Не хочу.

Максим отложил джойстик, попытался повернуть ее к себе, но Маша крепко прижалась лицом к его груди.

- Что с тобой?

- Ничего.

- Что случилось?

На мониторе замигала надпись "Игра окончена".

- Понимаешь, я… - не сразу сказала Маша. - Ты только не смейся, ладно? Потому что это серьезно… Я вчера ночью лежала, думала. Девки уже спали… И вдруг подумала: кто из нас с тобой первый умрет?

- Что? - Максим захохотал.

- Я же просила - не смейся! - досадливо сказала Маша. - Понимаешь, все хорошие сказки кончаются: "они жили долго и счастливо и умерли в один день". А почему - в один день? Я раньше думала, это присказка, вроде "жили-были"… А вчера вдруг поняла, что это тоже счастье, если в один день. Если никто никого не переживет… Потому что, я представила, если вдруг ты первый, и я тебя похоронила… а потом вернулась в наш дом, но уже без тебя… - у нее дрогнул голос, на ресницах заблестели слезы. - Я не знаю, что со мной будет… Я с ума сойду… Не хочу… Лучше пусть я раньше…

- Приехали! - сказал Максим. - Ну почему, если все хорошо, надо обязательно думать, что это когда-нибудь кончится? Я пока не собираюсь умирать. И ты тоже…

Маша пожала плечами, виновато улыбаясь сквозь слезы.

- И вообще, меня значительно больше интересует, кто из нас первый пойдет в ванную?

- Я! - Маша спрыгнула с дивана.

Мать с вазой в руках быстро скользнула в кабинет к отцу и прикрыла дверь. В коридоре послышались шаги, потом - приглушенный шум воды в ванне.

Отец продолжал невозмутимо печатать на машинке. Мать нервно прошлась по комнате. Обнаружила у себя в руках вазу и с грохотом опустила ее на стол. Зло засмеялась, разводя руками:

- Я как в публичном доме живу!

- Опять? - равнодушно спросил отец, не отрываясь от работы.

- Рассказать - не поверят! Сын приводит уличную блядь, дебилку к тому же, а мы потом пьем с ней чай и улыбаемся, будто ничего не понимаем… Прячусь в собственной квартире, когда она в ванную идет. Бред!.. В мою ванную!

- Ну зачем уж так… уличную… - Отец на мгновение задумался, напряженно глядя в окно, шевеля губами - и снова застучал по клавишам. - Девочка-то… надо признать… очень даже…

- Ты еще поговори! - прикрикнула мать, - То-то я смотрю, ты перед этой соплей на цыпочках!

- Сто раз говорили! - раздраженно сказал отец, он сбился с мысли и теперь торопливо просматривал написанное. - Давай выгоним. Они будут трахаться в подъезде.

- Хоть ты-то не уподобляйся!

- Извини… Будут любить друг друга в подъезде…

- Ма, чаю дашь? - заглянул в комнату Максим.

- Мужайся, - насмешливо кивнул отец матери.

Все чинно сидели с четырех сторон большого стола в гостиной. Мать демонстративно смотрела на экран телевизора. Маша напряженно выпрямилась на стуле, боясь лишний раз двинуться, глядя в чашку, только изредка настороженно стреляла на нее глазами.

Отец откровенно забавлялся ее смущением.

- Вам смородину или крыжовник? - спросил он.

Маша, не поднимая глаз, кивнула.

- Значит, смородину?

Маша снова кивнула.

- Или крыжовник?

Маша беспомощно глянула на Максима. Тот молча взял варенье и положил ей в розетку.

- Па, - решил он отвлечь отца, - тебе не надоело на твоем драндулете стучать? Давай я тебя к компьютеру подключу. Программу тебе напишу. Представляешь, вызывает тебя редактор и говорит, что статья должна быть не "за", а "против", а Тютькин-депутат не народный заступник, а взяточник и вор. Нажимаешь на кнопку - принтер тебе новый текст выплевывает!

- Нет. В твоем компьютере души нет.

- А в твоей железке есть?

- Тут я слово пальцами чувствую…

Маша допила наконец чай и облегченно поставила чашку.

- Хотите еще? - отец поднял чайник.

Маша покорно поднесла чашку. Полная чашка вдруг запрыгала на блюдце в напряженно вытянутых руках. Маша неловко попыталась перехватить ее за ручку - и столкнула на пол.

В тишине чашка грохнула о паркет, как выстрел. Маша вдруг вздрогнула всем телом, выронила блюдце и сложилась, сжалась на стуле, судорожно закрывая голову руками, будто защищаясь от удара.

- Тихо, тихо… - Максим торопливо вскочил. - Все нормально, - он под мышки поднял Машу со стула и повел из комнаты. - Чего ты испугалась, глупенькая? Тихо…

Мать выразительно глянула на отца и усмехнулась.

К вечеру небо затянулось тучами, посыпалась мелкая осенняя безнадежная морось. Всю дорогу Маша тихо сидела за спиной у Максима, а когда остановились у дверей интерната, изо всех сил обхватила его сзади руками, не давая обернуться:

- Не отпущу…

Они посидели так молча. Открылась дверь, вышла директриса, молодая тетка в белом плаще до пят, с длинным, как шпага, зонтом. Маша тотчас отпустила Максима и слезла с мотоцикла.

- Здравствуйте, Раиса Николаевна, - поздоровался Максим.

- До свидания, Раиса Николаевна, - попрощалась Маша.

Та кивнула, озабоченно глядя в небо, открыла зонт и пошла к воротам.

Маша всхлипнула. Она совсем расклеилась к вечеру.

- Ну что ты… - Максим погладил ее по голове. - Завтра увидимся. Завтра в шесть, помнишь?

Он подождал, пока она поднимется в свою комнату и махнет ему из окна. Маша, прижавшись лбом к холодному стеклу, долго смотрела, как удаляется в темноту красный огонек мотоцикла. Переоделась в вытертый на локтях и коленях дешевый спортивный костюм, аккуратно сложила куртку, пушистую ангорскую кофту, джинсы и вместе с кроссовками отдала кладовщице в низкое окошко в обитой жестью двери. Расписалась в журнале и побрела обратно в комнату в толпе мальчишек и девчонок в одинаковых заношенных трениках…

Когда Максим выехал на улицу, директриса, шагавшая по тротуару к остановке, махнула ему, Максим притормозил.

- Подвезти, Раиса Николаевна?

- Нет, спасибо. С детства боюсь мотоцикла… Просто давно хотела поговорить с тобой, да все как-то не складывалось…

Максим заглушил мотор и поехал рядом с ней, толкаясь ногами. Директриса достала сигареты, прикурила на ходу.

- Ты, кажется, не куришь? Молодое поколение выбирает "пепси" и здоровый образ жизни? - усмехнулась она. - Понимаешь… я очень люблю Машу. Как свою. У меня нет своих детей и не будет… Никого так не любила, как ее. За все двадцать лет здесь. У нас страшно кого-то любить - начинаешь бояться. Я ведь только с тобой ее выпускаю. Как из сейфа - из рук в руки… Я так рада была, когда она тебя встретила. А теперь и тебя боюсь. У нас как на острове - все любови внутри, и женятся друг на друге, как правило. Или таких же находят. А ты ее вытащил из этого круга. И если ты ее бросишь…

Максим хотел возразить, но директриса властно махнула рукой:

- Если ты ее бросишь, она уже не сможет вернуться обратно… Ее ведь уже бросили один раз. Мать бросила. Второй раз она не переживет. Ты ведь знаешь, что Маша… ну, скажем так: не совсем здорова. То есть она совершенно нормальный человек, но для нее опасны любые стрессы. Если ты ее бросишь, она может сойти с ума. В самом прямом смысле. Я хочу, чтобы ты это понял. Если ты чувствуешь, что это долго не протянется, прошу: пожалей ее, исчезни сейчас. Сразу и навсегда. Потом будет поздно. Сейчас я еще могу что-то сделать…

Вдали свернула в ворота интерната белая "тоёта". Директриса проводила ее глазами.

- Вы извините, Раиса Николаевна, - спокойно сказал Максим, - но мы с Машей все давно решили. После выпускного мы подаем заявление, а когда я поступлю в институт, мы поженимся.

- Да?.. А родители не против? - директриса настороженно смотрела в сторону интерната.

- Я свою жизнь не обсуждаю ни с кем. В том числе и с родителями.

- Ну что ж… Я почему-то тебе верю… Надеюсь, все это между нами. До свидания, Максим. - Она бросила сигарету и быстро пошла обратно.

В комнату весело ввалились в обнимку с Губаном три девчонки, Машины соседки, пьяненькие, нарядные, в вечерней боевой раскраске. Следом зашел чернявый одноклассник Шарипов.

Дальше