- Марго! Любовь моя до гроба! - Губан попытался обнять и Машу. - Ну, как твой мажор? Обосрался, когда я вас подрезал?
Маша вывернулась и молча отошла к своей кровати.
- Ну что, девчонки, все путем? Без кидалова? А, Креветка? - Губан подмигнул маленькой остроносой Креветке.
- А я виновата? - та честно смотрела ему в глаза. - Ну, не было никого. Облом! Хочешь, перекрещусь?
- А вот Шарипов говорит, что тебя негатив в тачку сажал.
- Ну, - подтвердил от двери Шарипов. - Черный, как моя жизнь.
- Просто подвез…
- Подвез бедную девочку? - изумился Губан, - Она стоять устала. Дружба народов!
- Ага.
Губан как бы шутя облапил Креветку, запустил руки под короткую юбку, потом под свитер. Креветка хихикала и томно закатывала глаза. Губан жестом фокусника вытащил у нее из-под резинки лосин несколько зеленых и щелкнул деньгами по носу.
- Ап!.. А ведь я предупреждал, да? - он продолжал улыбаться, но глаза похолодели. - Штраф - сто грин.
- Где я тебе возьму? - захныкала Креветка.
- Меня не колышет… Всех люблю, а ее больше всех, - он снова обнял Машу, которая подошла к умывальнику. - Поехали в кабак, Марго? На Пресне ночной кабак, китайский, классный. Вон девки были, скажут… Ну, просто посидим, потом обратно привезу.
- В другой раз.
- Я про другой раз каждый день слушаю, - Губан, посмеиваясь, все сильнее прижимал ее к себе. Маша упиралась локтями ему в грудь. - Лох твой тебя по кабакам-то не водит, а? Экономит?
- Отстань.
- Ну ладно, поцелуешь - отстану. Ну, по-пионерски. Чем я хуже его, а?
- Отстань, я сказала… - Маша яростно сопротивлялась. - Подожди… Смотри… Ну, посмотри, - она повернула его к зеркалу над умывальником.
- Ну, смотрю, - Губан удивленно глянул в зеркало, автоматически провел пятерней по волосам.
- Самого-то не тошнит? - спросила она.
Девчонки прыснули, даже Шарипов заржал.
Губан замахнулся - в последнее мгновение разжал кулак - и сильно ударил ее ладонью по лицу. Бешено глянул вокруг - смех тотчас стих.
- Слушай, Марго… - процедил он.
- Атас, Раиса вернулась! - сдавленным голосом крикнул Тарас, второй подручный Губана, влетая в комнату.
- Слушай, Марго: сама разденешься и попросишь, поняла?!
- Ага. Завтра.
- При свидетелях говорю: сама попросишь!
Дверь распахнулась, вошла директриса, следом семенила молоденькая воспитательница.
- Я же сказала, Губанов, еще раз здесь появишься…
- Да ладно, Раиса Николаевна, что вы сразу волну гоните! - беспечно развел руками Губан. - Вот девчонок зашел повидать. Заболтались немножко. Да, девчонки?
- Простить себе не могу, что от суда тебя отмазала! Пошел вон. Еще раз тебя замечу - посажу на всю катушку, ты меня знаешь!
- Да ладно пугать. Все, все, нет меня… - Губан исчез.
- Сдавайте одежду! - велела она девчонкам, которые под шумок торопливо ладонями стирали с губ яркую помаду. - До моего разрешения не выдавать! - приказала она воспитательнице. - Пусть дома посидят, про жизнь подумают… А с вами у меня завтра будет разбор полетов, - обернулась она к Шарипову с Тарасом и вышла. - Я же сказала, его не пускать! - донесся ее голос из коридора.
- А что я могу сделать? - оправдывалась воспитательница.
- Ты что, крезанулась, Марго? - спросила Креветка. - Что ты нарываешься? Он же тебя ни разу не трогал.
- Надоел, козел, - Маша легла на свою кровать.
Девчонки переодевались.
- Немцы, суки, старье одно прислали, - толстая Света-Паровоз разглядывала дыру на пестром свитере. - На, смотри, два раза надела…
- Немцы они вообще жмоты. У американцев гуманитарка получше.
- Ну, у кого чего? - они начали выкладывать из сумок трофеи: вафли в яркой обертке, банку пива или просто несколько ломтиков ветчины в ресторанной салфетке. - А хлеб есть?
- А у меня такие конфеты, девки! - вытащила Креветка жестяную коробку. - Представляете, негатив повез в валютку…
- Марго, будешь?
- Не хочу.
- Ну слушайте, девки! Негатив привез в валютку, а по-русски ни бум-бум…
- Да увянь ты со своим негативом! Марго, расскажи?
- Как обычно, - пожала Маша плечами.
- Нет, ты подробно. Ну вот приехали - кто дверь открыл?
- Мать. Так обрадовалась! Говорит: "Давно тебя не было". А я всего-то день не была… Мать меня очень любит. Отец тоже, но мать - особенно. Так и говорит: "дочка моя". Опять спрашивала, когда же я совсем перееду, потому что они скучают… - рассказывала Маша, глядя в потолок.
Девчонки жевали всухомятку и завороженно слушали.
После уроков Сью подошла к Максиму, который возился у мотоцикла.
- Могу ли я просить тебя об одолжении?
- Конечно, - он невольно улыбнулся высокопарному обороту.
- Мне необходимо найти адрес в Москве. Не было ли тебе так трудно помочь мне?
Максим посмотрел на часы.
- О’кей, садись, - он протянул ей второй шлем.
Когда они выезжали со школьного двора, на крыльце появилась Галя. Сью помахала ей.
Максим уверенно шел по Садовому, лавируя в плотном потоке машин.
- Адаптировалась у нас? - крикнул он.
- Да, почти совсем уже привыкла… Только безумно сложные отношения. Надо всегда держать что-то в голове перед тем, как сказать, чтобы никого не обидеть… Я теперь не знаю, хорошо ли я похитила тебя у Гали?
- А какие проблемы?
- Но ведь она твоя девочка?
- Да? - развеселился Максим. - Первый раз слышу!
- Она так сказала… А теперь я не понимаю, хорошо ли я тебе это сказала? Безумно сложно!
- Лучше не вникай! - засмеялся Максим.
Остоженка была перекопана, в глубокой траншее виднелись трубы, толстые и тонкие, в прогнившей изоляции, пересекающиеся под прямым углом, будто металлические корни города. Максим и Сью пошли дальше по дощатому тротуару.
- Когда Пра уезжала отсюда, еще не изобрели рефрежерейтс, поэтому мы говорили "ледник". Я уже здесь написала ей, что это называется "холодильник". И еще "пылесос", а не "электрическая метла"… А мой отец долго боролся с Пра, чтобы называть дома "компьютер", а не "счетная машина", - рассказывала Сью. - А у вас говорят много английских слов, где можно сказать по-русски. "Офис", а не "контора", "сейшн", "мэн", "бой", "флэт", "мани"… У нас дома ты платил бы каждую минуту!
Они засмеялись. Со Сью было легко, она весело болтала, размахивая руками, изображая сцены в лицах, и нимало не заботилась, кто и как на нее смотрит.
- Пра была уверена, что у меня не будет преград с языком. И я все понимаю на уроках. Но я ничего не понимаю после уроков! Я целый день думала, что такое "пудрить мозги", - она припудрила воображаемой подушечкой голову. - И еще - "забить стрелку"… Я не понимаю: я слышу, как мама не разрешает мальчику играть около реки и говорит - "Если утонешь, лучше домой не приходи!" Но ведь это невозможно!
Максим снова захохотал.
- Кстати… - Сью вытащила толстую записную книжку. - Что такое "рубит фишку"?
- Ну, значит, кто-то в чем-то хорошо разбирается.
- А почему нельзя так и сказать? - Сью остановилась на мгновение и записала.
- Ого! Целый словарь, - оценил Максим.
- Да, я уже замучила вопросами Галю. Потом я покажу это дома… А здесь, - Сью перелистнула несколько страниц, - слова, которые я совсем не знаю. Что такое "жопа"? - звонко спросила она, так что Максим невольно оглянулся на прохожих.
- Ну… задница, - он хлопнул себя по соответствующему месту. - "Зе эсс", кажется.
- О! - обрадовалась Сью, записывая. - А что такое…
Максим глянул ей через плечо в словарь, на аккуратно выписанные в столбик слова, и торопливо выхватил книжку.
- Ты где все это собрала?
- В лифте и подъезде. Кое-что на слух - тут я могла неточно записать. Поправь, пожалуйста…
- Знаешь, ты только никому не показывай и не говори вслух, ладно? - Максим сунул ей книжку обратно в карман. - А я потом как-нибудь объясню… Тринадцатый, - указал он на номер дома.
- Нет, не он, - Сью расстроенно покачала головой, оглядывая многоэтажный корпус. - Наверное, снесли. Как жалко!
- Подожди. Если сто лет назад дом был номер тринадцать, это не значит, что он и сейчас тринадцатый, - Максим двинулся дальше. - Новые дома шире, значит, домов на улице стало меньше. Значит, номер дома должен быть…
- Вот он! - крикнула Сью и бегом бросилась к двухэтажному особнячку, зажатому между безликих канцелярских коробок. Особняк был на реставрации, от него остались только стены, сквозь оконные проемы видны были горы мусора внутри. - Четыре колонны, львиные головы, а там вензель НФ - это от первого хозяина! - торжествующе указала Сью. - Здесь моя Пра жила свое самое счастливое время. Представляешь, вот эти стены помнят ее, молодую и в шапочке с вуалью!.. Встань туда, пожалуйста, - она достала фотокамеру-"мыльницу".
- Для масштаба? - улыбнулся Максим. Он встал перед домом, сунув руки в карманы, и Сью сфотографировала.
- Эти два окна - здесь была гостиная, - она влезла через окно внутрь дома. - Здесь были старые часы, которые громко звонили, и фисгармония. Пра играла на ней для друзей своего отца… Это комната ее гувернантки, - показалась она в другом окне. - О, это была очень сердитая англичанка, - она втянула щеки, нахмурилась и сделала губы гузкой.
Максим глянул на часы.
- А это ее детская… - Сью выбралась наружу и отряхнула запачканные известкой джинсы. - Отсюда ее в сентябре одна тысяча девятьсот семнадцатый год увезли родители. Она даже не знала, что едет в Америку. Ей сказали, что только в Гельсингфорс к тетушке, а там посадили на пароход. Она плакала и умоляла, но отец был совсем непреклонен…
- На желтый проскочили.
- Как? - не поняла Сью.
- Перед самой революцией.
- О, им было не до революции. Ее спасали не от революции, а от любви. Ее любили два молодых человека. Один - дворянин, сын товарища министра Анциферов. Другой - бедный студент, коммунистический террорист Антонов. И она любила их обоих и никак не могла выбрать… Они даже хотели стрелять на дуэли. Анциферов говорил, что он убьет Антонова, Антонов говорил, что он убьет Пра, а она хотела убить себя. Но ее отец не стал ждать, когда кто-то кого-то убьет, он просто увез ее как можно дальше, в Америку. На один год. Никто не предполагал, что это получится навсегда… Поэтому здесь остались все ее дорогие реликвии: и фотографии любимых, и их письма. Здесь осталось ее сердце…
Пока Сью надевала шлем, Максим звонил из автомата:
- Передай Раисе, что я просил тебя отпустить. Нас в школе задержали, я уже не успею к тебе. Встретимся там…
Маша плохо слышала, потому что здесь же, в приемной у секретарши, директриса орала на Тараса и Шарипова. Те скучно переминались с ноги на ногу и ждали, когда она наконец выдохнется.
- Какое кино?.. В центре?.. Киноцентр? - она крепче прижала трубку, закрыв другое ухо ладонью, даже зажмурилась, чтобы лучше слышать. - "Баррикадная"… Без десяти семь, поняла, да…
Около Галиного дома Сью отдала Максиму шлем. Ей явно не хотелось прощаться.
- Еще я хотела спросить: ты не покажешь мне свои программы?
- Хорошо, - нетерпеливо кивнул он.
- Я слышала, что у тебя очень интересные программы, и я очень хочу посмотреть…
- Хорошо. О’кей, завтра привезу в школу. Ну, пока!
- Бай! - помахала Сью и пошла к подъезду.
Он развернулся и врубил было скорость.
- Максим!
Он даже зажмурился от досады. Обернулся: Сью бежала к нему.
- Я хочу сказать, что я безумно благодарна, - выпалила она. - Я сегодня же напишу Пра, что мы с тобой нашли ее дом, - она неожиданно чмокнула его в щеку и побежала обратно.
Маша торопливо шагала к остановке, поглядывая назад - не видно ли автобуса. Рядом притормозило такси, из переднего окна выглянула Креветка:
- Марго! Садись, до центра.
Маша села в открывшуюся заднюю дверь, тут же рванулась обратно, но Тарас обхватил ее за шею, не давая ни двинуться, ни крикнуть, а Шарипов захлопнул дверцу. Губан, ухмыляясь, обернулся от руля.
- Я не хотела, Марго! - всхлипнула Креветка. - Честное слово, я не хотела!
- Вали отсюда, - Губан вытолкнул ее из машины. - Штраф прощаю - считай, что отработала.
Плачущая Креветка осталась на дороге. Губан проехал мимо запруженной народом остановки и свернул в глухой тупик, перекрытый строительным забором. Погасил фары и обернулся к Маше. Тарас скрутил ей руки за спиной, Шарипов уже стаскивал с нее куртку.
- Убери руки! - скомандовал Губан. - Не мни гардероб. Отпусти ее, Тарас!
Те нехотя подчинились.
- Помнишь, что я сказал, Марго? - негромко сказал Губан. - Сама разденешься и попросишь.
- Ага. Мечтай, - ответила Маша. - Может, во сне увидишь.
Губан не торопясь вытащил из-под плаща наган и приставил ей ствол к переносице.
- Ой, как красиво, - насмешливо сказала Маша. - Я тоже по видаку такое смотрела.
Губан взвел курок. Тарас и Шарипов разом дернулись в стороны. Маша по-прежнему неподвижно сидела, опустив руки, прижавшись к спинке, и в упор с ненавистью смотрела на Губана.
- Считаю до трех, - сказал тот. - Раз…
Он положил палец на спусковой крючок.
- Два…
- Два с половиной, - подсказала Маша.
- Три, - Губан нажал на спуск.
Звонко щелкнул курок. Тарас и Шарипов вздрогнули.
- Надо же, зарядить забыл, - изумился Губан. - Склероз!
- Ты что, охренел, Губан! - заорал Шарипов. - Предупреждать надо! Так заикой останешься!
- Шутка. - Губан деланно засмеялся, приставил револьвер к виску и щелкнул еще раз.
Маша не шевельнулась, только быстро провела языком по пересохшим губам.
- А теперь я заряжаю… - Губан вынул из кармана горсть длинных патронов и по одному отправил их в барабан. Снова взвел курок и поднял ствол. - И опять считаю. Раз…
- Раздевайся, дура! - Шарипов рванул "молнию" на Машиной куртке.
- Руки убери! - крикнул Губан. - Два…
- Да хоть убей, все равно не дождешься, - сказала Маша.
Г убан еще секунду с бессильной злобой смотрел на нее, потом спросил не оборачиваясь:
- Тарас, а где ее этот пижон ждет?
- У Киноцентра, на "Баррикадной".
- Ладно, партизанка… Поехали, - Губан спрятал револьвер и завел машину.
Мраморный фасад Киноцентра был подсвечен прожекторами, он будто парил над осенней слякотью. За стеклянными дверями в холле с фонтаном видна была приодетая по поводу премьеры публика, открытые вечерние платья, цветы, оттуда слышалась музыка. Максим ждал у гранитной лестницы, жевал мороженое, держа на отлете подтекающий уже второй стаканчик для Маши.
Губан загнал "Волгу" на газон, под тень деревьев, так чтобы Маша могла видеть Максима на другой стороне улицы.
- Уйдешь через дворы, - указал он Шарипову, - Я объеду, подхвачу тебя у парка. Пошел!
Тарас перед глазами у Маши передал Шарипову выкидной нож. Тот, ухмыляясь, щелкнул лезвием, спрятал в карман и не торопясь двинулся через улицу к Максиму.
- Закурить будет?
- Не курю, - Максим мельком глянул на него и повернулся спиной.
Шарипов посмотрел в сторону "Волги", потом в темный провал проходного двора, прикидывая, куда бежать…
- Не надо! Ну, пожалуйста!.. Максим!! - Маша рвалась к двери.
Губан и Тарас крепко держали ее. Можно было кричать во весь голос - за поднятыми стеклами ее все равно не было слышно.
- Ну? - спросил Губан.
Маша сжалась на сиденье, судорожно закрывая голову руками.
- Ну!
Она вздрогнула от окрика, нащупала дрожащими пальцами "молнию" на куртке…
Шарипов заметил выскочившего из машины Тараса и похлопал Максима по плечу:
- Курить - здоровью вредить. Молодец! Наш чувак!
Максим проводил его удивленным взглядом до машины…
Тарас и Шарипов курили около "Волги", посмеиваясь, подглядывая в окна. Шуганули проходящую мимо парочку.
Максим на другой стороне улицы досадливо бросил наполовину вытекшее Машино мороженое.
- Может, ты все-таки объяснишь, что случилось?
- Ничего, - Маша пожала плечами и попыталась улыбнуться. Она сидела на диване, зябко ссутулившись, сжав дрожащие ладони коленями. - Просто гуляла…
- Просто гуляла? - раздраженно спросил Максим.
- Да…
- А меня предупредить ты могла? Я, как идиот, полтора часа торчу у кинотеатра, а она просто гуляет! Я Раисе звонил, она там на ушах стоит, допрашивает, кто тебя последним видел, а она гуляет…
- Холодно… - Маша свернулась на диване, поджав колени к груди, нащупала сзади плед, натянула под горло.
Максим, прерванный на полуслове, постоял над ней. Сел рядом, обнял ее, но Маша отвернулась:
- Не надо.
Максим все-таки поцеловал ее в лоб. Нахмурился и снова прижался губами.
- Да у тебя температура. Нагулялась! - он достал градусник. Маша покорно сунула его под свитер.
- Наверное, простыла… - Максим звонил директрисе с кухни. Отец ужинал, мать стояла у плиты. - Нет, Раиса Николаевна, сейчас она останется у меня, а завтра, если будет лучше, я ее привезу… Есть все лекарства… Будет хуже - вызову "скорую"… Хорошо. До свидания, - Максим повесил трубку и направился было в комнату.
- Неплохо было бы сначала у нас спросить, - сказал отец.
- Куда ее сейчас везти, в таком состоянии!
- Я сам бы предложил ее оставить у нас, но сначала надо было спросить.
- Ты не один здесь живешь! - вступила мать. - Неизвестно, какие там у них болезни в детском доме! Там вши, там грязь, там черт знает что. Может, это вообще тиф!
- Какие вши? Какой тиф? Что ты несешь, ма? Даже если тиф - что, гнать ее из дома?.. Ты - умный, интеллигентный человек, ма, но как только разговор о ней, из тебя что-то… первобытное прет!
- Ладно, не шуми. Пусть она сегодня переночует… - сказал отец.
- Но ляжешь ты в кабинете у отца! - закончила мать.
Максим даже засмеялся.
- Вы смешные люди, честное слово! А то вы не знаете, что мы уже год любовники.
- Не знаю и знать не хочу!
- Хорошо, мы с матерью смешные люди. Но ты можешь сделать такое одолжение? - миролюбиво спросил отец.
- Ладно, - сказал Максим. - А чтобы впредь не было таких инцидентов, мы завтра или когда она поправится, пойдем и подадим заявление. Мы собирались пожениться после школы, но если вы так настаиваете…
Маша, слышавшая разговор сквозь закрытую дверь, улыбнулась сквозь слезы в темноте.
- На ком жениться? На ней? - взвилась мать. - Дебилов рожать?
- Что? А ты хоть знаешь, как ей диагноз ставили?
- Мне это неинтересно! Я…
- А ты послушай! Тебе полезно! Приходят дяди-врачи, умные и интеллигентные, как вы, загоняют всех детишек скопом и показывают картинку: бурундучка там или виноград. А им сказки с картинками не читали папа с мамой - некому читать было. И виноград они в глаза не видели. И всем диагноз - олигофрения. И на всю жизнь! А ее просто любить надо!