- Наверное, я поеду, здесь что-то прохладно. - Я поцеловала Деклана в щеку. - Береги себя, Дек. Я буду о тебе все время волноваться, я это точно знаю.
- Нет нужды волноваться, Мил. Сейчас мы с отцом понимаем друг друга, по-своему, но понимаем. Он принимает меня таким, какой я есть.
Я остановилась, открывая машину.
- А какой ты, Дек?
Под ярким светом уличных фонарей Деклан покраснел.
- Думаю, ты уже знаешь это, сестренка. - Он закрыл ворота. - Ты не против?
- Господь с тобой, Дек! - выпалила я. - Конечно, я не против. От этого я только еще сильнее люблю тебя, хотя и так люблю до смерти.
- Спасибо, сестренка. - Он подхватил Скотти и помахал мне его мохнатой лапой. - Пока, Мил.
Я завела машину и смотрела в зеркало, как мой брат, по-прежнему обнимая Скотти, пошел в дом.
3
Каждое утро я просыпалась с чувством утраты чего-то бесконечно дорогого. Я понятия не имела, чего именно, только знала, что в моей жизни осталась глубокая трещина, которую никогда не заполнить. У меня болело сердце, и чувство утраты постоянно меня преследовало.
Моя квартира - мой дом - казалась мне незнакомой, словно квартира постороннего человека. Я озадаченно рассматривала мыльницу в форме раковины в ванной, аляповатое кухонное полотенце, желтую корзину для документов на письменном столе - и не могла понять, откуда они взялись. Неужели мои? Я не помнила, чтобы покупала их. Не могла я вспомнить и того, где хранятся некоторые вещи. Словно я отсутствовала несколько лет: мне приходилось открывать шкафы, выдвигать ящики в поисках хлебного ножа или тряпки. В холодильнике оказались продукты многонедельной давности: увядшая зелень, мокрые яблоки, коробка с салатом, крышку которого я даже боялась открыть. Сыр покрылся плесенью.
Единственным местом, где мне было так же легко и удобно, остался балкон. Вечерами я сидела на балконе, надев свое самое теплое пальто, и смотрела на ветви голых деревьев, которые раскачивались, словно длинные когти ведьмы, оставляя на темном небе бесформенные борозды. Я слушала, как какие-то существа шуршат в кустах подо мной. Это два ежа, которых днем никогда не было видно. Свет из гостиной резко высвечивал спутанную траву и всклокоченные растения - зимой за садом никто не ухаживал, - а я читала книгу о "Тетисе", которую дал мне Том О'Мара. Я читала про глупость и неумение начальников, про героизм и отчаянную храбрость простых моряков, когда они пытались спасти оказавшихся в ловушке людей, которые были так близко и в то же время так далеко.
Что было бы, думала я, если бы Томми О'Мара не погиб? Насколько иначе сложилась бы жизнь Фло?
Я чувствовала себя очень старой, как человек, который знает, что лучшие годы остались позади, и терпеливо пересиживает то, что осталось. День рождения не помог. Мне исполнилось тридцать, но меня одолевали мысли о том, как сложатся следующие десять лет. Что я буду делать, когда мне стукнет сорок? Буду ли я замужем, будут ли дети? Где я буду жить? Где работать? Будет ли мама по-прежнему жить на площади Уильяма вместе с Алисон?
Как глупо. Сотни раз на дню я приказывала себе не глупить и старалась, чтобы никто не догадался, насколько я подавлена. Однажды вечером мы с Джеймсом пошли в театр. Во время антракта мы расположились в баре, и Джеймс пошел за напитками. Он вернулся и спросил:
- Дорогая, с тобой все в порядке? Я оттуда посмотрел - у тебя ужасно грустное лицо.
- Со мной все в порядке, - сказала я убежденно.
- Ты уверена? У вас все кончено с этим парнем, Томом? Я все время хотел спросить. Может, ты из-за него такая грустная?
- Я уже сказала, я не грустная, хотя между мной и Томом все кончено.
Казалось, ему стало легче.
- Я рад, что у тебя больше никого нет.
- Я этого никогда не говорила! - Его лицо исказилось от боли. Я знала, что поступаю мерзко, но мне меньше всего хотелось поощрять его попытки. С Джеймсом произошло нечто очень странное, и я не знала, что мне с этим делать.
Он пообещал не давить на меня и действительно не давил, но во время нескольких наших встреч после разрыва и потом, когда мы снова сошлись, он хотел знать обо мне все до мельчайших подробностей. Словно теперь, когда он не мог владеть моим телом, его переполняла решимость овладеть моим разумом. Возможно, есть люди, готовые изливать все свои мысли, все свои желания, но я к их числу не принадлежу.
Трудно устоять перед таким натиском, перед такой почти удушающей любовью. Его огромная потребность во мне, которой некоторые женщины завидовали бы, пугала. Но отвергнуть его было тяжело, словно, отказывая ему, я лишалась чего-то ценного. Такую любовь, может, больше я не встречу на моем пути. Похоже, он сходил по мне с ума, был готов целовать землю, по которой я ходила.
Где я слышала эти слова, совсем недавно? Прозвенел один звонок, извещая, что антракт скоро закончится. Я допила свой напиток. Эти слова сказала бабушка о Нормане Камероне и его чувствах к моей матери…
Поднялся занавес, но усилия актеров казались мне напрасными. Я уже не помнила, что произошло в первом акте.
Наверное, можно любить человека слишком сильно, так сильно, что отказывать ему в праве делать что-то без твоего участия, отказывать ему даже в праве быть счастливым, если не ты оказался причиной его счастья.
Мой намек, что есть кто-то еще, честно говоря, не был правдой, но на следующий день я должна была встречаться с Питером Максвеллом. Он хотел показать мне, где раньше в Токстете стояли высокие дикие леса, которые король Джон превратил в королевский парк, где охотился на оленей и диких кабанов.
- Невероятно! - с восторгом сказала я, когда на следующий вечер мы шагали сквозь моросящий ледяной дождь по Верхней Парламентской улице на Смитдаун-роуд. Я закрыла глаза и попыталась представить, что иду сквозь густой лес, а ледяной дождь - это роса, капающая с деревьев на рассвете.
- Этот район даже упоминается в Книге Судного Дня , - гордо заявил он. Я забыла про холодный вечер, пока он с возрастающим энтузиазмом объяснял, что Лодж-Лейн названа так в честь одного из королевских охотничьих домиков, что название "Смитдаун" происходит от древнего поместья Сметедон. Его описания, слова, которые он использовал, казались неуместными, когда мы проходили по узким застроенным улицам, мимо бесконечных магазинов. Сквозь туман и дождь с шуршанием проносился транспорт: машины, автобусы, грузовики; фары упирались в ядовитый дым, который выбрасывали машины впереди, и отражались на мокрых поверхностях. Казалось, мы идем сквозь ядовитый желтый туман. Питер рассказывал про Дингл-Делл, Нотс-Хоул, про ручьи в скалах песчаника, про горные долины, фермы, заповедник. Он даже продекламировал стихотворение - "Нимфа лесной долины".
- Питер, это очаровательно, - сказала я, когда он остановился отдышаться. Его черные густые волосы и борода блестели от влаги, словно тронутые морозом.
- Я еще не закончил, но это не совсем подходящий вечер. Может, погуляем как-нибудь в воскресенье? Я хочу показать тебе и другие места. Ты знаешь, что двести лет назад Бутл был курортом минеральных вод? Там работали водяные мельницы, били источники, высились песчаные холмы и виднелись обширные поля цветов?
Я призналась, что понятия об этом не имела. Он предложил чего-нибудь выпить, и мы завернули в ближайший паб.
- А здесь не опасно? - нервно спросила я.
- Сомневаюсь, - серьезно сказал он, хотя я заметила, как у него поблескивают глаза. - Что ж, наша жизнь в наших руках.
Паб оказался старым, в викторианском стиле, сверкающим медью и с золоченым зеркалом за барной стойкой. Посетители выглядели заурядно и совсем не угрожающе.
- Ну, что ж, пока, кажется, выжили, - сказал Питер с деланным изумлением. - Что будешь пить?
Я пихнула его локтем в бок.
- Прекрати надо мной издеваться. Сидра, пожалуйста.
Он принес напитки.
- Извини, что задержался, но бармен предложил мне пять тысяч фунтов за заказное убийство. Видишь тех старушек? - Он показал на двух пожилых женщин, сидевших в углу. - Одна из них - переодетый крестный отец мафии, вторая - главный поставщик героина на северо-западе. Полиция гоняется за ней уже много лет. Ее-то и нужно убить. - Он снял куртку и бросил ее на свободный стул. Под нею был свитер-поло с несколькими спущенными петлями. - Я, конечно, отказался, поэтому сомневаюсь, что мы выйдем отсюда живыми.
Я уже умирала от смеха:
- Прости, но я всегда немного опасаюсь таких мест.
- Звучит несколько педантично, но худший страх - это страх перед собой.
- Мне нравится быть с тобой, как-то успокаивает. - Я улыбнулась, чувствуя себя необычно довольной.
Он почесал бороду и задумался.
- "Успокаивать" не есть конечная цель, когда я нахожусь в обществе красивой молодой женщины, но и так сойдет.
Меня радовало то, что общение с ним было таким легким и расслабляющим, особенно после напряженности Джеймса и навязчивого взаимопоглощения с Томом О'Мара. С Питером намек на флирт висел в воздухе, но совсем легкий и необременительный. Питер напомнил мне о рождественском концерте в его школе на следующей неделе.
- Ты обещала прийти.
- Я помню.
Приближалось Рождество, а я еще не купила ни одного подарка. Мне нужно было напомнить Труди о раскрашенных бутылках, которые она мне обещала, и тут я вспомнила, что одна из них предназначалась Диане. В свете последних событий я усомнилась, стоит ли делать ей подарок.
Следующие полчаса мы болтали ни о чем. В школе мы были одногодками, и Питер тоже недавно отметил свое тридцатилетие. Мы обсудили, какими невероятно старыми чувствуем себя.
- Совсем не так, когда тебе исполняется двадцать. Двадцатилетие возбуждает, словно начало большого приключения. Тебе исполняется тридцать - и никакого возбуждения уже нет, - заметил он с ухмылкой.
- Не говори так. По-твоему, тридцать лет - это так скучно и уныло.
- Я не хотел, чтобы это прозвучало так скучно. Просто не так возбуждающе. К тридцати ты более или менее знаешь, где ты находишься. Будешь еще пить?
- Нет, спасибо. Я думала зайти к матери. Я оставила машину на площади Уильяма.
- Я уже познакомился с твоей мамой. Исключительно милая женщина. - Он потянулся за своей курткой. - Пойдем. Если мы внезапно побежим к выходу, есть шанс остаться в живых.
Безусловно, ключи от квартиры Фло хранились у мамы. Но все равно я чувствовала легкую обиду, когда пришлось стучаться, чтобы меня впустили. Фиона, уже занявшая свое место, снизошла до меня и коротко кивнула.
- Здравствуй, доченька! - Лицо мамы расплылось в довольной улыбке, когда она открыла мне дверь. - Поздно ты гуляешь. Уже десять.
Питер Максвелл прислонился к ограде.
- Здравствуйте, Кейт. Спокойной ночи, Милли. Увидимся на следующей неделе.
- Спокойной ночи, Питер.
- Ты что, с ним была? - удивилась мама, закрывая дверь.
- Он такой милый.
- Да, приятный молодой человек. Я знала его мать в Киркби. Ужасная женщина, совсем не такая, как Питер. Просто я думала, вы с Джеймсом снова вместе, теперь вроде как навсегда.
- Мы снова вместе. Но вот навсегда ли? Я в этом сильно сомневаюсь.
Мама огорченно покачала головой.
- Не могу я тебя никак понять, Миллисент. - Тут у нее загорелись глаза, и она спросила: - Что скажешь про мой новый ковер?
За две недели, прошедших с тех пор, как я ушла отсюда, а мама поселилась, многое в квартире изменилось. Слишком многое, мрачно думала я, но держала свое мнение при себе. Это не мое дело, но, по-моему, квартира Фло была и так идеальной. Я бы здесь ничего не меняла. Но теперь шелковые цветы исчезли, потому что собирали пыль, как и маленькие круглые столики, и медные таблички. Колин поставил замки на окнах, на потолке ванной - обогреватель и собирался с Декланом полностью переклеить обои.
- Что-нибудь подходящее, - возбужденно говорила мама. - Розочки, фиалочки, веточки с цветами. - Еще она хотела новый гарнитур из трех предметов, но ей нужно было беречь деньги. - Мне не нравится этот темный велюр. У него какой-то жалкий вид. - На следующей неделе должны были прибыть представители "Бритиш Телеком" для установки телефона.
Я посмотрела на расстеленный красно-коричневый ковер.
- Красивый. - Мне гораздо больше нравился старый выцветший линолеум. - А где плетеный коврик?
- Я его выбросила. Знаешь, он был самодельный.
Из спальни вышла Труди. Она тащила ящик от шкафа, полный вещей.
- Привет, сестренка. Я и не знала, что ты здесь. А я тут в шкафу порядок навожу. Ух! - Она с грохотом бросила ящик на пол и вытерла лоб тыльной стороной ладони. - Мама, завтра я отнесу все это в "Оксфэм". Эй, Милл, а что ты на это скажешь? Я бы взяла его себе. Совсем не старомодное. - Она подняла розово-голубое клетчатое платье. - Уверена, оно подойдет.
- Очень мило, Труди. - Оно уже идеально подошло мне. Джордж говорил, что я в нем выгляжу милой и скромной.
- Бери что хочешь, Миллисент, - сказала мама щедро.
- Я ничего не хочу, мама. - Я чувствовала себя ужасно расстроенной. Горько видеть, как вещи Фло выбрасывают, отдают в "Оксфэм". Я не хотела, чтобы Труди забирала клетчатое платье. Но потом поняла, чего действительно хочу, хочу отчаянно.
- Знаешь, мама, вообще-то я хочу лампу - ту, вращающуюся. - Я посмотрела на телевизор, но лампы там не было, и я ощутила приступ чистого холодного гнева. Если ее выбросили, я ее найду, выкуплю в "Оксфэме"…
- Боюсь, ее уже забрала бабушка, - извиняющимся тоном сказала мама. - Если бы я знала, доченька. Надо было тебе раньше сказать.
Если бы я знала, что она здесь все разворотит, я бы сказала. Я знала, что веду себя неразумно, и поступила еще более неразумно, отказавшись от чашки чаю.
- Я только на минутку зашла, поздороваться. Лучше пораньше лягу спать.
Я никогда не ложилась рано. Выйдя, я подумала о том, чтобы зайти к Чармиан, но на первом этаже было темно - Герби нужно было вставать на работу на рассвете. У Питера Максвелла свет горел, но достаточно ли хорошо я его знала, чтобы заходить в столь поздний час? Он может решить, что я бесцеремонна и навязчива.
Фиона, в коротком меховом пальто и сапогах выше колена, но без видимых признаков другой одежды, посмотрела на меня подозрительно, словно я собиралась составить ей конкуренцию. Я села в машину и поехала на Мейнард-стрит. Я уже несколько недель не видела Бел, хотя она уже успела побывать на площади Уильяма и возобновить знакомство с моей мамой.
- Она, наверное, подумает, что я идиотка. - Остановив машину как можно ближе к дому Бел, я даже не выключала двигатель и тут же уехала. По дороге в Бланделлсэндс я вставила в магнитофон кассету и включила на полную громкость, чтобы сильный голос Фредди Меркьюри поглотил все, не давая думать о том, насколько сильно мне хочется с кем-то поговорить. Но музыка не помогла, поэтому я убавила звук и начала разговаривать сама с собой. "Я должна взять себя в руки, все время твердить себе, что есть жизнь и после Фло. Завтра я сделаю себе нормальный обеденный перерыв, куплю подарки на Рождество. Маме куплю какое-нибудь ювелирное украшение, сережки или цепочку". Приехав домой, я все еще размышляла, что купить Деклану, чувствуя себя немного веселее. Моя квартира постепенно снова становилась моей, хотя она все еще казалась странно пустой, когда я вошла.
Мамин ремонтный азарт оказался заразительным. Я не хотела менять цвет своей гостиной, но широкий фриз смотрелся бы неплохо или, скажем, трафаретные цветы на стенах. Надо будет в выходные посмотреть в магазинах рисунки, решила я.
На следующий день после обеда я показывала Джун золотую цепочку с буквой "К" ("Кейт"), которую я купила маме, и красное вельветовое платье с короткими рукавами, которое я купила в качестве рождественского подарка себе, когда меня позвал Джордж:
- Милли, мне надо с тобой поговорить.
- Садись, - коротко сказал он, когда я зашла в его кабинет. Это всегда было плохим признаком, и я думала, что же такого я сделала на этот раз. Он прочистил горло.
- Я долго разговаривал с… некоторыми людьми о твоем положении в фирме. Я учел факт, что у тебя нет достаточной квалификации, образования для той работы, которой ты занимаешься. У Даррена и Эллиота есть степени, даже у Джун уровень "А" по трем предметам. - Он строго посмотрел на меня, как будто только узнал об этом и до сих пор его держали в заблуждении.
- Вы знали об этом, когда принимали меня на работу, Джордж. Вы знали это, когда меня повышали. - Я старалась говорить ровным голосом. - Я всегда удовлетворительно выполняла свою работу. Никто никогда не жаловался.
Он подтвердил сказанное мною легким кивком.
- Это так, Милли, но также было отмечено, что вокруг много специалистов, высококвалифицированных специалистов, которые могли бы выполнять эту работу еще лучше. Тем не менее, принимая тебя, я фактически отказал одному из таких людей в должности в нашей фирме. - Он наклонился вперед, сурово хмурясь. - Давай рассмотрим историю с Ноутонами. Ты показывала им, наверное, дюжину объектов, а Диана взяла их только раз, и сделка тут же состоялась.
Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти больно вонзаются в ладони. Сердце бешено стучало.
- Вы увольняете меня, Джордж? - Если меня уволят, думала я, я никогда не найду работы такого же уровня.
Он несколько смутился.
- Нет, нет, конечно нет. Мы, то есть я думал о том, чтобы ты вместе с Оливером и Дианой перешла в Вултон.
- Я не понимаю, - сказала я, запинаясь. - Если я не нужна здесь, я буду точно так же бесполезна и в Вултоне.
- Никто не сказал, что ты бесполезна, Милли. О Боже! - Он опустил голову на грудь. - Я чувствую приближение приступа паники. В последнее время они у меня часто бывают. Нет, мы… Я думаю, ты должна работать у нас в приемной. В конце концов, тебя изначально брали именно на эту должность.
Как несправедливо! Я никогда не просила повышать меня, это была полностью его идея. Моргая, я пыталась подавить слезы обиды и гнева. Я ни за что не дам ему увидеть, как я плачу. Я знала, что жгу все мосты, но мне было все равно. Я сказала:
- Боюсь, это неприемлемо, Джордж. Лучше я уйду. Я все закончу до конца месяца.
Это не прошло у него так, как он хотел - как этого хотела Диана.
Хмурясь, он потер грудь.
- Тогда ты нарушишь свой контракт. Необходимо подать уведомление за месяц, причем датированное первым числом.
- В таком случае, - сказала я холодно, хотя чувствовала себя взбешенной, - я уйду в конце января. Сегодня днем я подам заявление об уходе в письменном виде.