Анна отставила в сторону чашку, опасаясь, что та выпрыгнет из трясущихся рук.
- И поэтому ты ни с того ни с сего обрушиваешь все это на меня?
Разве? Но ведь в течение последних недель он и правда делал какие-то намеки, которых Анна не замечала или просто предпочитала не замечать. Но это уже не важно… Важно то, что происходит сейчас. Чем он может оправдать очевидную внезапность своего предложения? Как может заставить ее посмотреть на все его глазами, принять все с энтузиазмом, хотя на самом деле предлагает ей поездку на Марс без обратного билета?
- Чего я хочу - продать дом и переехать в новый. Американцы говорят - "сбросить скорость", - произнес Тод задумчиво. - Снизить скорость жизни на пару оборотов, чтобы улучшить ее. Это означает прекратить постоянное преследование собственного хвоста. Представь, Анна!
Анне показалось, что ее окатили ледяной водой. Так вот какой он видел их жизнь! Постоянная гонка? Даже больше - ловушка? И они как белки, непрестанно вертящие колесо в клетке? Или они бежали по параллельным прямым? Она, Анна, довольная, счастливая, жила в безопасности в своем маленьком мирке, не осознавая, что Тод отчаянно несчастен в своем?
- Я не уверена, что могу представить тебя живущим такой жизнью, - ответила она медленно.
- Что ты имеешь в виду?
- Только то, что ты всегда упивался темпом городской жизни, зарабатыванием денег, восхождением к вершине. Влиятельный бизнесмен в итальянском костюме и шелковой рубашке.
- Может, я действительно привык смотреть так на это, - заметил он сухо. - Но все меняется, Анна. Теперь я хочу проводить больше времени с тобой и девочками.
Анна широко раскрыла глаза от удивления:
- Правда?
- Да. Ведь если мы не меняемся и не развиваемся - значит, не растем.
- Я предполагаю, ты говоришь о своем личном развитии? - взвилась она, подумав, что они сейчас похожи на людей, собирающихся написать новую книгу по психологии из серии "Помоги себе сам"!
Тод послал ей уничтожающий взгляд, и Анна вдруг заметила, насколько изможденным он выглядит, заметила и тени усталости, залегшие под глазами. Она ощутила новый прилив желания, стремление поправить эту темную волнистую прядь волос, упавшую на лоб, облегчить напряжение в широких плечах кончиками своих пальцев.
- Думаю, да, - пробормотал он.
- А если не изменять ничего? Что тогда?
Тишина, последовавшая за ее осторожным вопросом, казалось, натянулась между ними, как струна.
- Я только знаю, что не могу продолжать жить по-прежнему, Анна, - сказал он наконец. - Замкнутым в исступленной крысиной гонке большого города.
- А девочки?
- Думаю, они тоже готовы к переменам. Почему бы тебе не спросить их самих?
- О, я спрошу, Тод. Не беспокойся. Обязательно спрошу.
Анна подождала с разговором до вечернего купания, и к тому времени к ней вернулось некоторое самообладание.
Тройняшкам было уже по десять лет, но во время купания они обычно возвращались в шестилетний возраст. Одна из ванных в доме была угловой, и иногда, как сегодня, Анна разрешала всем троим прыгать в нее одновременно.
- Но чур не толкаться! - предупредила она их, зная, что приказ будет забыт сразу после его произнесения.
Анна позволила девочкам резвиться, хихикать и брызгаться - выпустить пар.
- Папа говорит, ты безумно мечтаешь о лошади, Талли? - обронила она, направляя струю воды из душа на волосы старшей из тройняшек.
И увидела, как осторожно переглянулись три пары глубоких сапфировых глаз, так похожих на ее собственные. Это еще больше убедило Анну в их почти телепатической близости.
Быть матерью тройняшек - действительно странное ощущение. Иногда ей казалось, что они могут жить как одно маленькое целое, без всякого вмешательства со стороны ее и Тода. Анна всегда была уверена, что сможет покончить с положением аутсайдера в жизни дочерей, и стремилась быть вовлеченной в их жизнь. Вот только Тод теперь намекал, что она слишком вовлечена.
- О, мама. Я так хочу лошадь! Но вовсе не прошу тебя или папу купить ее. Я собрала достаточно денег, чтобы купить ее самой! - сказала Талли с видом человека, долго пытавшегося высказаться.
- Я знаю, у тебя есть деньги, - спокойно согласилась Анна, брызнув из игрушки-пищалки в Тину, младшую из дочерей, которая подмигивала и хихикала.
- В меня, мама! - попросила Таша, обычно самая серьезная из троих. - В меня!
- А еще папа сказал мне, что вам надоело работать в "Премиум", - она вопросительно посмотрела на них.
И снова знакомый заговорщический взгляд пробежал между девочками, и Анна почувствовала, что она - единственный член семьи, кто ничего не знает.
- Мне - да, - сказала Талли очень осторожно, - мне не разрешают кататься на лошади потому, что это опасно!
- И мне, - промолвила Таша. - Я бы хотела иметь больше свободного времени, чтобы изучать греческий.
- Греческий?
- Учительница думает, что у меня большие способности, - гордо сказала Таша, не обращая внимания на гримасы сестер.
- А ты что думаешь, Тина? - мягко спросила Анна.
Тина пожала плечами, и этот жест был так похож на отцовский, что у Анны перевернулось сердце.
- Мне надоело сниматься на телевидении, - ответила она просто.
- Надоело? - потрясенно повторила Анна.
Тина кивнула:
- Приходится так долго стоять перед камерой, ждать, и потом еще каждый кадр снимают снова и снова. А в школе все завидуют и отпускают обидные шуточки.
- Ясно, - медленно проговорила Анна, гадая, сколько еще нового ей придется сегодня узнать. - И как давно тебе это все надоело, Тина?
- Не помню, - уклонилась от ответа девочка.
- Скажи мне, - настойчиво попросила Анна.
- Я думаю, с тех пор, как умер дедушка, - прошептала девочка.
Анна кивнула, мгновенно поняв все.
Ее отец сразу после продажи этого дома ей и Тоду переехал в небольшую квартирку неподалеку. Рождение внучек вновь вернуло его к жизни, он опять стал тем энергичным, веселым мужчиной, каким Анна помнила его с детства. Он оставил свою изнурительную работу в Уайтхолле и посвятил всего себя девочкам.
Отец проводил много долгих часов, играя и шутя с ними, с гордостью и тенью печали наблюдая, как они растут, так как Талли напоминала ему умершую жену. Позже он испытывал огромное удовольствие, видя их симпатичные мордашки на экране телевизора и на плакатах, расклеенных по всей стране.
Он умер внезапно, во сне, около года назад, и Анна поняла, что для нее и девочек какой-то этап жизни подошел к концу. Может, Тод почувствовал то же? Может, смерть ее отца заставила его оглянуться и на собственную жизнь?
- Дедушка любил смотреть вашу рекламу, - мягко сказала Анна. - Он так гордился вами.
Таша очень серьезно кивнула и произнесла:
- Я знаю, мама. Но еще он говорил, что мы должны заниматься рекламой, только пока нам это нравится.
- А вам больше не нравится?
- Нет! - в унисон прокричали тройняшки.
Анна улыбнулась. Как можно сердиться на такой откровенный ответ!
- А папа упоминал, что ему хотелось бы уехать из Лондона? Переехать жить куда-нибудь, где будет больше места, где Талли смогла бы держать лошадь?
Кулачки Талли сжались на груди в просящем жесте, и неописуемая мольба читалась на ее маленьком, в форме сердечка, личике.
- А можно, мама? - спросила она. - О, можно?
Анна перевела взгляд на Тину и Ташу.
- И вы обе хотите того же?
Она заметила нерешительность на их мордашках, вызванную боязнью огорчить ее.
- Только честно, - заметила она. - Я ведь и не узнаю, если вы не скажете мне. Хотите ли вы уехать из Лондона?
- Да, да, мамочка. Да! Конечно, хотим!
Она уложила всех в кроватки и почитала им вслух. Некоторые из школьных подруг смеялись над подобным ритуалом, считая, что они уже слишком взрослые для этого, но тройняшки стойко выдерживали все насмешки: мама читала так хорошо, забавно озвучивая каждого героя книжки, и те представали как живые.
Было уже начало десятого, когда Анна убралась в ванной комнате и положила разбросанные по дому носочки в корзину для белья.
После она направилась в комнату и нашла Тода, вытянувшегося на диване под умиротворяющие звуки Шопена. Его ресницы образовали две мягкие угольно-черные арки, а точеные высокие скулы отбрасывали соблазнительные тени на красивое лицо.
Легкая вечерняя щетина придавала лицу очень мужественный вид. "Он выглядит как самый настоящий разбойник с большой дороги", - подумала Анна, чувствуя, как учащаются удары сердца. Будто он только спрыгнул с лошади, сбросив темный развевающийся плащ, и прилег вздремнуть прямо здесь, на диване…
Тод открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее.
- Все в порядке? - поинтересовался он.
Анна уже решила, что будет вести себя, как подобает взрослому человеку, даже если ей очень захочется упасть на пол посреди большой комнаты, колотить ногами по ковру и кричать не своим голосом!
Она набрала побольше воздуха.
- Я полагаю, ты прав, Тод, - произнесла она спокойно. - Ты все очень хорошо продумал, переезд пойдет всем нам на пользу.
Тод от удивления сел. Он ожидал услышать все возможные и невозможные аргументы против, но никак не предвидел такую быструю капитуляцию.
- Ты действительно так думаешь?
Анна закусила губу. Если Тод будет продолжать изображать ее миссис Неразумностью, то все добрые намерения вести себя по-взрослому исчезнут как дым.
- А ты чего ожидал? - последовал ядовитый ответ. - Сложу возмущенно руки и наотрез откажусь ехать?
- Некоторые женщины так бы и сделали, - сухо заметил он.
Вероятно, подумала Анна. Но ведь она уже один раз бесповоротно изменила жизнь Тода, забеременев. Возможно ли диктовать ему условия относительно их дальнейшей жизни?
- И ты, конечно, подумал, что я из их числа. Что, не так? - начала она прощупывать почву. - Ты действительно мало знаешь обо мне как о личности, Тод.
Повисла минутная пауза.
- Я знал тебя еще школьницей, - вымолвил в конце концов Тод уступчивым тоном, который почему-то заставил Анну почувствовать себя неловко. - Затем - когда ты носила наших детей, такая кругленькая и спелая. - Он улыбнулся, но улыбка получилась грустной. - Может, ты и права. Мое знание тебя как личности было ограничено только потребностями нашей семьи. Я действительно не знал тебя по-настоящему без того груза материнства, который приходит с рождением детей, тем более - к девочке, едва снявшей школьный фартучек.
- Пожалуйста, к чему такой трагизм, Тод! Это банально.
- Но это правда! Не так ли? - запальчиво перебил он. - Я не прав?
- И ты хочешь заставить меня почувствовать себя виноватой в том, что прыгнула к тебе в постель? Виноватой, что заманила тебя в сети супружеской жизни, когда мы оба были еще слишком молоды? Ты этого добиваешься?
- О, Анна, - прошептал он усталым голосом. - Если кто-то в чем-то и виноват, то только я. Мне, как старшему и более опытному, нужно было понимать, что происходит. Черт, я все понимал, но полностью игнорировал, совершенно ослепнув от…
- Похоти? - закончила она за него резко.
Тод уж было собрался сказать "любви", но циничное словечко, брошенное Анной, пресекло эту мысль в корне. Он посмотрел на жену ледяным взглядом. Ответ был краток:
- Ты сама сказала.
Руки Анны дрожали, когда она пыталась развязать бархатную ленту, стягивавшую ее роскошные пшеничные волосы на затылке. Спина болела от переутомления. Да, день выдался трудным.
Его глаза пробежали по изгибам ее тела. Большинство женщин уже бы переоделись, а она носит все те же старые леггинсы, что и днем, бесформенная футболка, которую она так поспешно натянула тогда, покрыта мыльными пятнами. Щеки стали розовыми и сияющими от легкого массажа водяной струи. На лице никакой косметики, и выглядела она куда моложе своих двадцати восьми лет. Анна была совсем не похожа на тех невозмутимых, умудренных опытом женщин, которых он привык видеть каждый день на работе.
И он все так же стремился обладать ею.
- Почему ты не идешь ко мне? - мягко прошептал он, чувствуя, как все сказанные обидные слова забылись в тот момент, когда желание начало накатывать своими горячими настойчивыми волнами. - И не снимешь эту хламиду, как тогда, днем?
Но Анне вовсе не хотелось повторно выступать в роли сирены. Ее терзали сомнения при взгляде на невыносимо сексуальное лицо мужа. Неужели эти внезапные проблески недовольства жизнью - начало конца? Может, десять лет с одной женщиной - слишком много? Тем более с женщиной, на которой ты сначала и не собирался жениться…
- Не сейчас, Тод.
Она произнесла это более холодно, чем хотела бы.
- Я не думаю, что все наши проблемы могут каждый раз решаться тем, что ты затащишь меня в постель. Или не так? Или подарить наслаждение - твой способ закрыть мне рот?
Его губы принимали совершенно незнакомое чужое выражение по мере того, как она говорила с той прямолинейностью, которую он очень не любил. Она намеренно искажала все его слова, приписывая смысл, который он никогда в них не вкладывал.
- Именно так ты видишь секс, Анна? - холодно осведомился Тод. - Как оружие? Способ добиться желаемого результата?
- Ты имеешь в виду то, как я добилась тебя?
Челюсти Тода сжались от злости.
- Ты прекрасно знаешь, это совсем не то, что я хотел сказать!
- Знаю? О нет, я только что поняла, как мало на самом деле знаю. И еще меньше я знаю тебя, Тод, - отрезала она ледяным тоном. - Например, я и понятия не имела о том, как плохо тебе здесь…
- Анна…
- Я дала тебе высказаться, так что сделай одолжение и позволь мне закончить свою мысль! - сказала она, стиснув зубы. - Потому что кто знает, сколько еще твоих тайных желаний выплывет наружу перед тем, как все закончится.
Наступила зловещая тишина.
Выражение серых глаз Тода заставило Анну похолодеть от страха.
- Ты закончила? - осторожно спросил он.
Произнося последние слова, Анна подразумевала переезд, но теперь ей стало ясно, что Тод понял ее совсем по-другому. Он подумал, что она говорила об их супружеской жизни! Боже!
- Тод, я совсем не имела в виду наши отношения!
Но Тод был очень зол, огорчен и разочарован.
- Давай оставим этот разговор, Анна, - устало предложил он. - Пока кто-то из нас не сказал ничего такого, о чем мы действительно очень пожалеем.
Он откинулся на подушки и закрыл глаза в знак прекращения разговора.
Глава четвертая
В ту ночь, впервые за их супружескую жизнь, Анна и Тод не спали вместе.
О, они проводили ночи раздельно - когда Анна лежала в больнице с девочками и в те редкие времена, когда Тод уезжал по делам. Но никогда прежде они не были под одной крышей на разных кроватях.
Анна приняла душ и направилась в их комнату, лежа до полуночи с открытыми глазами, ожидая, когда же Тод к ней присоединится.
Наконец, решив, что он уснул в комнате, слушая музыку, после того, как она оставила его, Анна отправилась туда. Но все, что она нашла в темноте, был пустой диван с грудой подушек, и ее сердце тревожно забилось.
"Где он, черт побери?" - удивилась Анна.
Вскоре она это выяснила, приоткрыв дверь спальни для гостей и увидев очертания его тела на кровати. Паника сменилась горечью гнева.
Она позволила себе еще раз посмотреть в сторону кровати. Он спал абсолютно обнаженным, это было очевидно. Тод никогда не мерз ночью, даже в середине зимы, и сейчас простыня сползла вниз по обнаженным плечам. Тод спал спиной к ней, рука покоилась на взъерошенной голове; Анна могла видеть изгибы его мускулистых ягодиц, как если бы они совсем не были прикрыты простыней…
Ярость и желание пульсировали в ней, как комбинация сильнейших наркотиков, и Анна долго стояла в дверях, не зная, что предпринять.
Чувственная сторона ее натуры желала отбросить простыню, примоститься рядом с ним, прижаться грудью к его спине, чтобы он издал тихий беспомощный стон наслаждения и начал любить ее так же неистово, как сегодня днем.
Ведь в действительности, если подумать, сегодняшнее занятие любовью было самым… самым потрясающим за всю их жизнь. "Неужели такое с нами творят разногласия? - подумала она с вожделением и одновременно с отвращением. - Неужели они так распаляют нас, что мы совершенно теряем способность здраво мыслить?"
Намеренно соблазняя его, искушая, Анна надеялась, что он немедленно забудет о переезде и согласится с ее мнением.
Что только доказало, как плохо она оценила ситуацию.
Лечь с ним в постель? Скорее она разделит ее с коброй!
Круто повернувшись, Анна покинула комнату для гостей, и Тод медленно, протяжно вздохнул, выпуская воздух, который он сдерживал, проснувшись от ее присутствия в комнате.
Ни один из них так и не уснул больше этой ночью.
Завтрак оказался не простым делом. Анна обнаружила, что не в состоянии ничего приготовить. Ей, которая обычно шутя справлялась с приготовлением завтрака из десятка яиц и нескольких пачек хлопьев, задача накормить всех сегодня казалась непосильной, и положение еще более усугубилось с приходом на кухню Тода.
На нем был темный костюм, который еще больше подчеркивал тени под глазами, и Анна почувствовала удовлетворение, когда заметила явное подтверждение того, что он провел еще худшую ночь, чем она.
Анна смотрела в серые глаза мужа совершенно бесстрастно, пока тройняшки щебетали свои приветствия.
- Привет, папочка! - сказала Талли, даря ему ослепительную улыбку и рисуя в воздухе лошадь пальчиком.
- Доброе утро, папочка! - Таша ненадолго оторвала глаза от книги с греческими легендами, в которую была полностью погружена.
И только Тина, невнимательная, безалаберная Тина спросила то, что Анна меньше всего ожидала услышать:
- А почему ты спал этой ночью в комнате для гостей, папа?
Взгляд Анны столкнулся со взглядом Тода, но она проигнорировала молчаливый вопрос в его глазах. Он начал все это, сказала она себе зло, так пусть сам и выпутывается!
- Я слегка простудился, - объяснил Тод, - и не хотел будить маму своим храпом.
Таша, хоть и была погружена в книгу, не могла не заметить грубое отсутствие логики в его словах:
- А как же когда у папы был жуткий грипп и мы даже вызывали доктора? Он ведь все равно спал с тобой, мам. Помнишь?
Это как раз и была ситуация, которую может решить взрослый, а не ребенок. Но Анна не справилась с поставленным заданием и позволила себе вовлечь детей в их распри. Но ведь никогда раньше они и не ссорились так сильно.
- Конечно, помню, Таша, - ответила она девочке.
- Так почему, папа?
- Да, почему, Тод?
Тод уничтожающе посмотрел на Анну, его глаза горели злостью. Он отошел налить себе кофе и совладать с мыслями, чтобы не сказать что-нибудь оскорбительное в присутствии девочек.
Он обернулся и наткнулся на четыре пары синих глаз, вопросительно глядящих на него.
- Мне нужно было о многом поразмыслить, - честно ответил он. - И поэтому… - он пододвинул к себе стул, сел и подмигнул дочерям, - я подумал, что для мамы будет лучше, если ей не мешать. Теперь отложи книгу, Таша, и принимайся за хлопья.
- Хорошо, - прощебетала та и начала орудовать ложкой, уже забыв обо всем.