- Если честно, Эдит, то утром меня слишком волновала Мадлен. А сейчас я немного успокоилась, могу рассуждать более здраво. Пожалуйста, выручи меня. В клинике мне будет гораздо легче, если я буду знать, что дома все хорошо.
- Полин, - протянула Эдит, - но Мишель…
- Пожалуйста, очень прошу! На тебя я могу положиться. Мальчишки дружат, и Мишель не будет против! Он ведь знает, что ты мне почти сестра. Ты же самый верный друг нашей семьи!
Эдит на том конце провода несколько раз глубоко вздохнула.
- Пожалуйста, Эдит! - повторила я.
- Это надолго? - спросила она.
- Не знаю. Может быть, даже на полгода.
- Какой кошмар!
- Ничего. Главное, не потерять Жюльет.
- Жюльет… - кротко согласилась Эдит.
Глава 4, в которой мы ужинаем при свечах
Стол для интимного ужина мы с Селестеном, посовещавшись, сервировали в кухне. Однотонная темно-синяя - "ампирная" - скатерть, белый фарфор, столовое серебро, серебряное блюдо для жаркого и канделябр на пять свечей.
Эти антикварные вещи - блюдо с крышкой и канделябр работы Парижской гильдии серебряных дел мастеров - Мишель подарил мне на десятилетие нашей свадьбы. Мы мечтаем подобрать к ним еще серебряные ведерки для шампанского, но все как-то не получается: вечно подворачивается что-то другое за весьма умеренную цену - то пастель Дега, то небольшой Матисс, то русская икона или прижизненное издание Мопассана. А недавно Эдит - она работает в Лувре, в фонде средневековой миниатюры - устроила нам совсем недорого замечательный по красоте рукописный молитвенник пятнадцатого века. Точно так же, по случаю, мы приобрели замечательную коллекцию фикусов для моего зимнего сада и вот этот белый столовый сервиз на двадцать четыре персоны. Авторская эксклюзивная работа в классическом стиле - тончайший полупрозрачный фарфор безо всяких намеков на роспись. Мишель вел тогда какую-то тяжбу между Севром и кем-то там еще…
На белом сервизе для интимного ужина настоял Селестен. Я же предполагала воспользоваться расписным китайским с золотыми драконами, он великолепно смотрелся бы на шелковой зеленоватой скатерти. Да, если кто-то скептически заметит, что, мол, это за интимный ужин - в кухне да еще в присутствии ребенка? Это, дескать, семейный ужин. Так вот, я возражу с полной категоричностью. По моему глубочайшему убеждению, интимно все, что происходит внутри семьи. Интимно и свято в известном смысле.
Особенно ужин. Когда мы всей семьей вечером собираемся за столом, наслаждаемся едой, расслабляемся и делимся друг с другом всем тем, что произошло за день, - так сказать, радостями и печалями. Выражаясь современным языком, мы - команда. Это прекрасно осознает и понимает наш Селестен. В отличие от большинства своих сверстников и даже Бернара - сына Эдит.
Впрочем, что требовать понимания святости семьи от сына Эдит, если она сама сторонница разводов? Нет, не подумайте, я не осуждаю ее, каждый имеет право на собственное мнение. Но когда ее Бернар живет с нами, он, честное слово, в восторге от традиций нашей семьи.
Итак, как я уже сказала, по вечерам мы собираемся за столом все вместе, а вот утро безраздельно принадлежит моим мужчинам. Я занимаюсь на тренажере - он стоит прямо в нашей спальне, - и через открытую дверь до меня доносятся голоса и смех моих Селестена и Мишеля. Они сами готовят "мужской" завтрак: зеленый салат, помидоры с майонезом… В микроволновке разогревают что-нибудь мясное с гарниром - каштанами, картошкой. На столе у них всегда паштеты, сыры и обязательно козий или овечий йогурт. А когда они приступают уже к горячему шоколаду с печеньем, я спускаюсь к ним.
Потом Мишель отвозит Селестена в коллеж и едет в свою контору. "Гранд Жюст" - знаменитейшая в Париже юридическая фирма мэтра Ванве. Вам наверняка приходилось слышать об этой необыкновенной личности. Так вот, мэтр Ванве - патрон моего Мишеля, кстати, Мишель уже входит в совет директоров. Мы с Селестеном очень гордимся этим, хотя наш мальчик и не собирается продолжать дело отца. В общем-то, еще рано говорить об этом, но, скорее всего, Селестена ждет научная карьера. Вероятно, филология или даже древние языки. Только не подумайте, что наш Селестен - безвольный "домашний" сыночек. Ничего подобного! Вполне современный парень, активно экспериментирующий с прической и цветом волос, и к тому же капитан команды коллежа по волейболу. Надеюсь, вы поняли, какого он у нас роста?
По субботам мы все вместе ходим на каток, между прочим, с компанией Селестена. А субботние вечера - по субботам мы ужинаем поздно, иногда в ресторане, - Мишель нередко провидит вместе с ним и его друзьями в боулинге. И, честное слово, друзья Селестена в восторге от его отца! Они зовут его "папаша Сарди" и ставят в пример своим родным папашам. Мишель рассказывает мне - естественно, под страшным секретом, - что мальчишки делятся с ним своими проблемами. В основном это разводы родителей или появление "новых" матерей и отцов. Они доверяют "папаше Сарди" больше, чем кому-либо другому из взрослых.
Знали бы они, что натворил этот примерный семьянин! Нет, нет, мадам Сарди! Думать только о хорошем! К вашей проблеме подключилась верная Эдит, все будет в порядке!
Да, именно, в порядке - о'кей! - как сейчас принято говорить, копируя лексику героев пошлого Голливуда. Скажете, что наша образцовая семья тоже со стороны выглядит пошло, архаично, что в европейских городах, тем более в столицах, давно покончено с понятием семьи? Говорите, что хотите, но кроме зависти в ваших репликах я не расслышу ничего!
Так вот, о хорошем. По воскресеньям, независимо от погоды, и даже если у Мишеля куча дел, с которыми нужно ознакомиться срочно, к понедельнику, а у Селестена не выучена латынь или не написан доклад, скажем, по биологии и тоже к понедельнику, мы хотя бы час-другой гуляем в Булонском лесу, благо живем совсем рядом. Одно время мы пристрастились ходить на бега…
- Мам, - сказал Селестен, - кажется, папаша Сарди приехал. - Мы тоже называем так Мишеля между собой. - Слышишь, открываются ворота?
- Не только слышу, но и вижу. - Я выглянула в окно. Машина Мишеля уже заезжала в гараж; автоматика неторопливо закрывала за ней ворота.
- Мам, ну не стой у окна! Быстро зажигаем свечи, гасим свет и садимся за стол! Ты управляйся здесь, а я проложу "дорожку"! - Сын побежал в гостиную.
От входной двери через всю гостиную до кухни мы уже расставили на полу плавающие свечки в плошках с водой - "дорожку в подземное царство". То есть наш папа открывает дверь и попадает в темный дом, светятся только влажные огоньки на полу, которые и приведут его "на пир в подземелье". Эту игру мы с Селестеном придумали, когда он был совсем маленьким, а его отец еще не работал у пунктуального мэтра Ванве и частенько задерживался в конторе. Честно говоря, когда сын вступил в переходный возраст, я немного побаивалась, захочет ли он продолжать играть в "подземное царство"? Но огоньки в темноте вызывают восторг не только у маленьких детей. И романтическому ощущению жизни нисколько не мешает ни серьезное отношение к учебе - а Селестен порой даже чересчур усердно корпит над учебниками, весь в отца. Ни рациональный взгляд на многие явления окружающего мира. Что уж тут говорить о его крашеных волосах и подвергшемся пирсингу ухе…
Мишель явился с цветами. Это были лилии. Точнее, пять цветков на одном стебле. Конечно, его поступок можно расценить по-разному: и как проявление телепатии между нами - возможно, он почувствовал, что сегодня я сообщу ему нечто неординарное, и как выражение ощущения собственной вины. Хотя, в сущности, Мишель именно такой - он знает, что я люблю цветы, вот и дарит их мне без всякого повода. Не забывайте, мы, как-никак, образцовое семейство!
- Супер, папа! - восхитился Селестен. - Белые цветы к белой сервировке! - У нашего сына отменный вкус. Кто знает, может быть, в нем кроется вовсе не филолог, а дизайнер или даже выдающийся кутюрье… - Как ты угадал?
- А как вы угадали, что к белым лилиям потребуется синяя скатерть и… - Мишель заглянул под серебряную крышку.
- Зайчатина, - подсказала я.
- Да, зайчатина?
- Легко, папаша Сарди. - Селестен, комично изображая бывалого человека, похлопал отца по плечу. - Просто мы тебя любим. Правда, мам? Мы любим нашего бестолкового папашу Сарди?
Они оба смотрели на меня. В теплом свете свечей лицо Селестена казалось значительнее, а лицо Мишеля - моложе.
- Очень, - поспешно согласилась я.
- Вот видишь, - развел руками Селестен.
- А вы ничего не скрываете от бестолкового папаши Сарди? - лукаво-обиженно поинтересовался Мишель. - У вас вид заговорщиков.
- Это ты скрываешь от нас с мамой кое-что, - подкашлянул Селестен.
- Что же? - Или мне это показалось, или Мишель действительно напрягся. - Что я скрываю?
- Во-первых, дыню. Я видел, как ты оставил ее у входной двери, а во-вторых, ты до сих пор не признался, что любишь нас с мамой.
- Боже мой, Селестен! - не удержавшись, фыркнула я. - Ты прямо как маленький!
- Почему, мам? Папа должен сказать. Так полагается. Он всегда сообщает нам эту новость, когда приходит с работы.
Неожиданно Мишель застучал вилкой по фужеру.
- Тише, дамы и господа! Папаша Сарди просит слова!
Мы с Селестеном переглянулись и одобрительно закивали.
- Да, что уж скрывать, папаша Сарди очень любит свою жену Полин и своего сына Селестена… - Веселые глаза и исключительно серьезный тон. - И смеет надеяться, что они дадут ему кусочек зайца. - Мишель скромно потупился и более симметрично расположил столовые приборы возле своей тарелки.
- Дадим ему, мама?
- Конечно, давно пора, пока все не остыло окончательно. - Я сняла крышку с жаркого.
- Боже мой, наконец-то! - Мишель потянул носом. - Папаша Сарди так проголодался!
- Можно, я сам открою шампанское? - спросил Селестен.
- Извольте, господин сомелье, - кивнул Мишель. - А я провозглашу тост за нашу, лучшую в мире, семью!
Мы какое-то время молча наслаждались зайчатиной, отрываясь лишь для того, чтобы сделать глоток "за лучшую в мире маму", "за лучшего в мире папу", "за лучшего в мире сына"…
- За лучшую в мире дочь, - сказала я.
Мои мужчины замерли с бокалами в руках. Я добавила:
- И лучшую в мире сестру, соответственно.
- То есть? - спросили они в один голос.
- Ее зовут Жюльет, - представила я. - Она уже с нами, вот здесь, - и показала на свой еще вполне плоский живот.
Селестен быстро-быстро захлопал ресницами. У него такие длинные, темные ресницы, как у меня самой.
- Жюльет? - склонив голову набок и удивленно округлив глаза, переспросил Мишель. - Ха! Правда, Жюльет? Честно? Ты не шутишь?
- Да, именно Жюльет, - гордо улыбаясь, кивнула я.
- Наша долгожданная девочка? - Мишель выскочил из-за стола и кинулся меня обнимать. - Какое счастье! Полин! Какое счастье!
- Осторожнее, папа, - заволновался очнувшийся наконец Селестен, когда Мишель подхватил меня со стула и на руках закружил по кухне. - Не вздумай теперь спать с мамой!
- Что ты сказал? - Мишель чуть не уронил меня на пол.
- То! И прекрати ее тискать! А то от твоих игр у мамы опять выскочит ребенок!
- Селестен! - ужаснулась я, невольно высвобождаясь из объятий Мишеля. - Откуда ты знаешь?
- Я не маленький! - Сын поднялся во весь волейбольный рост, как бы подтверждая свои слова. - Я слышал, как ты плакала, когда не смогла родить в прошлый раз. Из-за него! Из-за его козлиных игр!
Бело-серебристый натюрморт на столе в слабом освещении походил на картину старых мастеров. Нежные, как будто бумажные, лилии… И эти совершенно дикие слова Селестена! И его взгляд. Тонкая высокая фигура, освещенная сзади, лица не видно. Может быть, это говорит не он? Мой сын не может говорить такого!
- Сопляк! - взорвался Мишель.
- Не смей так разговаривать с отцом!
- А пусть он оставит тебя в покое! Ты сама виновата! Ты позволяешь ему вытворять с собой все, что ему вздумается!
Я рванулась к сыну. Единственное желание - влепить пощечину. Вероятно, Мишель интуитивно почувствовал это и сжал мою руку, прошептав, как мне показалось: "Спокойнее!".
- Он только притворяется, что любит тебя! - уже со слезами в голосе выкрикивал Селестен. - А на самом деле он даже не в состоянии произнести вслух эти слова! И меня он не любит! Если бы любил, разве бы стал издеваться над моей матерью! Ненавижу! - И почти бегом бросился к лестнице на второй этаж.
Я опять рванулась ему вслед, но муж не выпустил мою руку.
- Мне больно! - сдавленно прошептала я; почему-то мне отказал голос.
- Извини. Я не хотел. - Муж заглянул мне в глаза, но не отпустил. - Пожалуйста, успокойся.
Мы услышали, как наверху хлопнула дверь.
- Я должна поговорить с ним! Что он себе позволяет?! В нашем доме никогда не было ничего подобного!
- Лучше это сделать мне самому. Пожалуйста, я тебя очень прошу, успокойся. Нельзя волновать Жюльет.
- Да, да, конечно! - Я почувствовала, как всхлипываю и уже больше не могу сдерживать слезы. - Мишель… - Я зарылась лицом в рубашку у него на груди. - Что же это такое? Что происходит с нашим сыном?
- Ничего. Во-первых, возраст, а во-вторых - ревность.
- К кому? - Я подняла глаза и заглянула в лицо Мишеля. Его глаза и губы были близко-близко. Уголок губ слева чуть-чуть подрагивал.
- Интуитивная ревность на уровне подсознания.
- Но к кому? Понимаю, если бы к сестренке. Но к тебе, к родному отцу?
- А ты не допускаешь, что так, опосредованно, он ревнует меня?
Мне стало страшно. Не хватало еще, чтобы Мишель начал сейчас каяться передо мной в своих похождениях. После сцены, которую устроил мне сын, я не вынесу никаких исповедей.
- Ты рассуждаешь прямо как психоаналитик, - сказала я. - Опосредованно, интуитивно, на уровне подсознания!
- Да, Полин. Именно так. Я не имел права называть его сопляком.
Последняя фраза имела мало отношения к высказыванию про "опосредованную ревность", но, во всяком случае, не грозила никакой исповедью.
- И не нужно было давать ему вина, - добавила я.
- Да брось ты! Бокал шампанского такого качества не может повредить даже младенцу! Кстати, ты не допила. - Мишель протянул мне мой бокал.
- Ох, Мишель, как бы не навредить Жюльет, - засомневалась я. - Лучше пойди, посмотри, как там наш сын?
- Схожу, схожу. Только давай выпьем за… - Он задумчиво уставился на огоньки свечей, но я не торопила.
- За нас! - донесся сверху из темноты голос Селестена. Щелчок выключателя, и лестницу залил свет, а сын, перегнувшись через перила, виновато попросил: - Предки, не злитесь на меня, я вас люблю!
- Спускайся к нам, - сказал Мишель. - И тоже не обижайся, я сам не знаю, как из меня вырвалось это слово.
- Ну, пап! "Сопляк" - ерунда по сравнению с тем, что я тебе наговорил. Мам, давай включим нормальный свет. Ну их, эти свечи. Это, наверное, из-за мрака на меня такое нашло.
- Бывает, сынок, - согласился Мишель.
Я молча включила обе кухонные люстры и дополнительно - бра над барной стойкой. Канделябр сразу превратился в неуместную декорацию. Я решительно задула свечи.
- Нет, правда, пап. Точно - из-за темноты. - Селестен плюхнулся на стул и деловито начал намазывать паштетом кусок хлеба. - Я вошел в свою комнату, зажег свет и увидел в зеркале свое отражение. Но ведь полный придурок с этими синими волосами! Как я раньше этого не замечал?
- Ну-у, - протянул Мишель, пожимая плечами и тоже приноравливаясь к паштету.
- Нет, правда, пап! Почему ты не мог сказать мне об этом раньше?
- Видишь ли, прическа - личное дело каждого. Мы в мою юность тоже по-всякому старались эпатировать окружающих.
- Как, пап?
- Скажем, отращивали длинные волосы, стремились пройтись в людном месте босиком…
- И ты ходил босиком? - с неподдельным ужасом спросил Селестен.
- А тебе слабо? - отозвался Мишель.
- Пап, но это негигиенично! Можно же придумать что-нибудь другое.
- Можно. Например, залезть на Вандомскую колонну.
- Только не босиком, а в ластах!
Мне вдруг показалась, что я на спектакле. Не потому, что уж слишком идиотской была беседа, а потому что мне в ней не было места. Нет, меня не изгонял никто, и никто не запрещал мне вставить слово, просто им было хорошо и без меня. Глупейшая тема! А они оба рассуждают всерьез, и я чувствую, как им важно то, что каждый услышит в ответ от собеседника. Или я что-то не понимаю, или это так и должно быть? Например, я, общаясь с Селестеном, ни на секунду не забываю, что он мой ребенок. А они болтают как два приятеля, причем два не очень далеких человека. Или чужая беседа со стороны всегда кажется глупой?..
- Мам, - наконец, сыто облизнувшись и допив свой бокал шампанского, Селестен обратился ко мне. - Я, пожалуй, больше никогда не буду краситься и сделаю прическу, как у папы. Ведь есть какой-то шампунь, чтобы восстановить цвет волос?
- Есть, конечно, - улыбнулась я.
- Вот и отлично, - сказал Мишель. - Вы тут не скучайте, поболтайте про шампуни и разрежьте дыню. Селестен, сынок, принеси-ка ее из прихожей. А я пойду просмотрю кое-какие бумаженции. Дивный ужин, Полин! Спасибо. - Мишель послал мне воздушный поцелуй и удалился.
Мы с Селестеном принялись укладывать фарфор в посудомоечную машину.
- Мам, правда, не обижайся на меня. Ну, мам, не молчи!
- Малыш, давай больше не будем об этом. - Я взлохматила его ярко-синие вихры. - Сама виновата. Надо было как-то по-другому сказать тебе про сестричку.
- Как, мам? На ходу? "Эй, Сел, ты забыл свои кеды! Да, кстати, я беременная!" Так, что ли?
Я оторопело усмехнулась. Было ужасно странно и в то же время не особенно приятно слышать такие рассуждения от сына. Мне всегда казалось, что мы достаточно близки, и вдруг выясняется, что он циничный и взрослый.
- Ты все правильно сделала, мам. Новый человек - это крутое событие, супер. Надо праздновать и поздравлять друг друга.
- Значит, ты рад?
Сын виновато вздохнул, наклонился, обнял меня и прижался щекой к моей щеке.
- Не знаю… Наверное, мам… - Еще один вздох прямо мне в ухо. - Только чудно. Знаешь Жан-Поля из нашего класса? Знаешь? Ну вот. У него девчонка залетела, и вдруг ты - тоже.
- Господи, ей же пятнадцать лет!
- Ну! Молодая. А тебе-то почти сорок.
- Тридцать восемь, сынок.
- Все равно, мам. Вдруг ты от этого умрешь, что я буду делать?
- Что за глупости, Селестен? - Мне стало не по себе.
- Никакие не глупости, мам. Ты прекрасно знаешь, что у нашего папаши Сарди не мама, а мачеха, потому что его родная мать умерла от того, что тетя Адель лежала в ней как-то не так. И я совсем не хочу, чтобы папа женился потом на Эдит.
- На Эдит? - Я невольно хмыкнула. - С чего ты взял, что в случае моей смерти он женится именно на ней?
Неожиданно Селестен посмотрел на меня с удивлением.
- Мам, а разве вы все уже не договорились об этом?
- То есть?
- Бернар звонил и сказал, что они на днях перебираются к нам, потому что ты ложишься в клинику.
- То есть… То есть ты уже знал, что я…
- Нет, нет, мамочка! - перебил сын. - Я думал, что ты действительно заболела! Я так боялся тебя спросить!
- Подожди, подожди, Селестен. Ну, все нормально, я не больна, успокойся, малыш.