- Правда, Эдит. Я бы не выдержала в постели полгода, и девчонок бы не было. Ты же знаешь, я активный человек, бездельничать и валяться в кровати - не мой стиль.
- Но, Полин, у тебя не было другого выбора.
- Почему? Был. Я могла сдаться и не доносить. Знаешь, какие только мысли не лезли в мою голову, когда я сутками отлеживала бока и смотрела все эти дурацкие телевизионные сериалы, а за окном шла нормальная жизнь?
- Ничего, Полин. Все позади. Ты выдержала! Ты - героиня!
- Это ты героиня, Эдит. Взвалить на себя чужую семью!
- Вы мне все совсем не чужие, но…
- А какое чудо ты сотворила на втором этаже!
- Но это не я.
- Не скромничай, Эдит. Вместо комнаты для гостей - дивная детская, рядом комната для няни и наша спальня. А комната Селестена и кабинет Мишеля - на другом конце, чтобы малышки их не беспокоили. И все с таким вкусом! Я бы и сама не сделала лучше.
- Это правда не я.
- Да ладно. Мишелю бы никогда в голову не пришло затеять такое великое переселение народов. И главное, ничего мне не сказали! Настоящий сюрприз. Я так суеверно боялась даже намекнуть ему на то, чтобы заранее оборудовать детскую, когда стало ясно, что там сидит тройня. - И показала на свой живот. Он был безобразным и складчатым, как у бегемота. Да еще этот шов от кесарева сечения. Из-за него пришлось лишнюю неделю провести в клинике. Я невольно вздохнула. Чужая, рыхлая, расплывшаяся фигура. Даже руки.
- Не переживай. Через пару месяцев все восстановится, - словно прочитав мои мысли, обнадежила Эдит. - Только это переселение народов, как ты назвала, вовсе не моя заслуга. Разве Мишель утром не признался тебе?
- В чем он должен был признаться?
- Ой, только, пожалуйста, не нервничай. И благоустройством, и, так сказать, надзором за твоими мужчинами занималась мадам Сифиз, а вовсе не я. И твоя свекровь, Анжели.
- Почему? Почему вы все мне об этом не говорили?
- Ну, - она вскинула брови, - сначала не знали, как сказать, чтобы не расстроить. Тебе и без того было не сладко изображать инкубатор. А потом решили не говорить вовсе до твоего возвращения. У меня была уверенность, что Мишель признается тебе по дороге из клиники.
Я задумчиво покачала головой.
- Теперь мне ясно, почему мадам Сифиз так странно смотрела на меня. Она ждала слов благодарности… Но, Эдит, я не понимаю все равно, почему я должна была расстроиться? Сказала бы, что тебе трудно следить за таким большим хозяйством. Ну и все. Я бы поняла.
- Ага, и тут же прибежала бы домой. Я тебя знаю. А потом, с хозяйством мне было нисколько не трудно, просто они все…
- Что они все? Кто они все?
- Ладно, вспоминать не будем. - Она натянуто улыбнулась. - Давай поговорим о чем-нибудь другом. Такие чудесные малышки! И ты напрасно переживаешь. Полнота тебе к лицу.
- Эдит, что у вас произошло?
- Да ну. Не хочется вспоминать.
- Говори. Я все равно не отстану.
- Понимаешь, они все как будто сговорились против меня. Как будто они - единое целое, а - лишняя, чужая.
- Кто они?
- Мальчишки и Мишель. У меня и так сложные отношения с сыном, а тут он прямо совсем отбился от рук. Я не хочу сказать, что твой Селестен плохо на него влияет, но так же нельзя! Мишель, выходит, - единственный авторитет, а я - родная мать - так, пустое место! Бернар только что "отцом" его не называет! Ах, папаша Сарди, то, ах, папаша Сарди, се!
- И только-то? Все приятели Селестена зовут Мишеля папаша Сарди.
- Не только! Эта деревенщина мадам Сифиз тоже заняла его сторону и безо всякого стеснения принялась учить меня жизни! Ты только подумай! Кто она и кто я?
- Но, по-моему, мадам Сифиз очень дипломатичная и неглупая женщина.
- Да ее дело - помыть полы, а не заглядывать в холодильник и кастрюли! "Вы испортите им желудки, дорогая мадам Как-вас-там, вашими концентратами и пиццами!" - визгливо передразнила она мадам Сифиз. - Да ее это не касается! Еще никто не умер ни от сублимированных продуктов, ни от пиццы!
Я никогда не видела Эдит столь возмущенной, но чем больше она жаловалась, тем труднее мне было сдерживать смех.
- Кстати, Эдит. Я вообще-то голодная, - сказала я. - Может, правда, закажем пиццу по телефону?
- Тебе нельзя ничего острого, ты же кормишь грудью. - Она встала, подошла к холодильнику, вытащила оттуда стеклянную кастрюлю. - Вот, запеканка. Твоя камердама приготовила. - Эдит брезгливо водрузила кастрюльку на стол. Сквозь толстое стекло проглядывало аппетитное бело-кремовое нечто. - По рецепту какой-то бульварной писательницы. Специально, чтобы тебе перекусить после кормления. А обед Мишель заказал в ресторане. Диетблюда. Повар суперкласса. Доставят к трем часам.
Эдит демонстративно отказалась от запеканки и приступила к новой порции черного кофе без сахара. Она вообще не ест ничего сладкого, очень боится за фигуру. Рано или поздно мне тоже предстоит начать бороться за восстановление своей, с грустью подумала я. Я же заставила свой организм выносить девочек, теперь же, кто его знает, может, он решит в отместку навсегда оставить меня такой коровой? Но пока я смело наслаждалась кулинарным шедевром мадам Сифиз.
- Ты сама выбрала имя Мадлен или Мишель придумал?
- Нет, придумала я. Но Мишелю понравилось. Ведь его мать - Мадлен.
- Но, по-моему, его мать зовут Анжели. Заносчивая, кстати, тетка. Дура дурой!
- Матушка Анжели - его мачеха, но я бы не сказала, что она дура. - Я нашла нужным заступиться за свекровь. - Простоватая, конечно, но жизнь отдаст за Мишеля. Он к ней искренне привязан. А его родная мать умерла, когда ему было двенадцать.
- Вот как? А я не знала, - откровенно огорчилась Эдит. - Он никогда не говорил мне.
- Ну и что? - улыбнулась я. - Мишель не все говорит даже мне, хотя я его жена. Да и ты, как выяснилось, тоже не из особо откровенных. Не смотри на меня так и не вздыхай. Ты целых полгода держала меня в неведении по поводу того, что творится в моем доме. Но я же не обижаюсь. Перепланировка второго этажа - настоящий сюрприз!
- Ладно. - Эдит опять вздохнула. - Я действительно должна сказать тебе кое-что. Но опять не решаюсь.
- Ты поссорилась не только с мадам Сифиз, но и с кем-то еще? - усмехнувшись, предположила я. - Выкладывай!
Она пристально посмотрела мне в глаза, а потом выпалила на одном дыхании:
- Возьми себя в руки, дорогая, Мишель опять встречается с Мадлен.
Шов на животе заныл. Я набрала в легкие побольше воздуха и начала считать до десяти. Но сбилась. Начала снова. Сбилась опять. Только с четвертой или с пятой попытки мне удалось досчитать до конца и, приложив дополнительные усилия, заставить себя улыбнуться. Шов ныл по-прежнему.
- Извини, - забеспокоилась Эдит. - Зря я это сказала. Ты такая бледная! Помочь перебраться на кушетку? Тебе, наверное, тяжело с непривычки так долго сидеть в кресле?
- Но ведь пока я лежала в клинике, ты регулярно знакомила меня со всеми перипетиями ее жизни, - медленно заговорила я, не двигаясь с места. Мое нынешнее тело было слишком большим, сейчас я ощущала это особенно явственно. - Ты ведь старательно не выпускала ее из поля зрения, дружила с ней по моей просьбе. И знаешь, там, в палате, в обществе сплошных персонажей телевизионных сериалов, Мадлен сделалась для меня тоже одной из них, и просто по-человечески, по-женски, я начала ей сочувствовать, как если бы бросивший ее любовник был тоже героем сериала, ну, неким условным мужчиной, а вовсе не моим мужем…
Я говорила медленно, но Эдит не перебивала меня. Где-то глубоко внутри меня зрело странное убеждение, что чем больше слов в защиту Мадлен я скажу, тем скорее Эдит признается, что просто грубовато пошутила и все совсем не так.
- Согласись, ведь это ужасно, - продолжала я, - когда одинокая, бедная, но тонко чувствующая женщина начинает встречаться с кем-то, влюбляется, а потом внезапно делает глупый шаг - ради того, чтобы бесплатно побывать на Канарах, расстается с ним на месяц, даже не успев толком предупредить. Что такое сообщение на автоответчике для пусть и влюбленного, но женатого мужчины? Ничто!
- Никакого сообщения для Мишеля на автоответчике не было. Я обманула тебя для твоего же спокойствия, - сухо сказала Эдит. - Они встречались перед ее отъездом. Поссорились, ей даже не хотелось ехать. Но я позвонила очень вовремя. Как чувствовала! И на своей машине отвезла ее в аэропорт.
- Но потом-то они не виделись! - с надеждой выпалила я. - Или ты опять обманула для моего спокойствия?
- Нет. После ее возвращения встреч у них действительно больше не было. Мадлен звонила ему, но он так и не смог вырваться.
- Ну да, я же помню, ты рассказывала мне, как она переживала. - У меня опять затеплилась наивная надежда. - Как потом уехала в турне со своим квартетом, как там случилось несчастье с ее пальцем.
Эдит согласно кивала, а я уже не могла остановиться и поспешно извлекала из своей памяти все, что только было связано с Мадлен, словно от того, как много я вспомню, принципиально зависела вся моя дальнейшая жизнь.
- Ты сама утверждала, что твоя подруга - невзрачная на вид, с жидкими бесцветными волосами, но с выдающимся нижним бюстом. И что из всех мужчин она предпочитает жгучих брюнетов с усами.
- Да, Мишель явно не оправдывает ее пристрастий, - вставила Эдит, но я не обратила внимания, продолжая рассуждать о Мадлен, как о персонаже из сериала:
- Сейчас, как ты сама утверждала, у нее полная катастрофа, хотя и так в квартете последнее время относились к ней хуже некуда. Первая скрипка интриговала, чтобы выжить ее и пристроить свою племянницу, которая "вообще играть не умеет" по сравнению с нашей виртуозкой. Но бедолага Мадлен нечаянно прищемила дверью мизинец левой руки, чем и воспользовалась интриганка, да еще плюс к тому пустила в музыкальных кругах Парижа такие гнусные сплетни, что теперь Мадлен не берут никуда. Хотя из-за травмы пальца она не сможет играть даже в кабаке, впрочем, кому нужны там ноктюрны и рапсодии?
- Слушай, - прищурилась Эдит. - К чему ты пересказываешь мне это все? Ты что, действительно переживаешь за эту стервозину?
- Оставь, пожалуйста, свои характеристики, Эдит. А то мне начинает казаться, что и обо мне ты говоришь за глаза с таким же красноречием.
- Что, не стерва, по-твоему? Бедная девочка?
- Просто я попыталась посмотреть на все со стороны. - Но вовсе не со стороны я видела, как Эдит буквально трясет от моих рассуждений. Зато шов-то на моем животе совершенно перестал ныть! - И думаю, что такая утонченная и наверняка обидчивая особа, как твоя подруга детства, возобновила отношения с бросившим ее любовником не от хорошей жизни. Окажись я на ее месте, одна, без средств к существованию, тоже бы наверняка поступила точно так же.
- Утонченная? - Эдит явно нарочно сделала ударение не там. - Без средств? Возобновила? Плохо ты знаешь своего муженька, дорогая. Это он возобновил! Потому-то я и не смогла жить с ним под одной крышей, зная, чем он занимается на стороне, пока его родная жена мужественно ждет в клинике родов! Откуда я знаю? Да эта жучка заставила меня сто раз прослушать его страстные мольбы о рандеву на автоответчике! Она прыгала от счастья! "Ах, мой Мишель меня любит! Ах, Мишель, Мишель! Он каждый день звонил мне, пока я была в турне! Ты права, дорогая Эдит, расстояния закаляют чувства!" Тьфу!..
И тут я поймала себя на мысли о том, что мне очень хочется нажать кнопочку на пульте и уменьшить звук. Я воспринимаю ее темпераментный монолог как заученный текст роли очередной героини телесериала! И все это никоим образом не относится ко мне лично…
- Тише, Эдит, ты кричишь на весь дом.
- Ты бы хоть поинтересовалась, во сколько Мишелю обходятся эти чувства!
- Ну и во сколько? Только, пожалуйста, тише.
- Да эта стер… Мадлен не берет у него ни су! Ни су она не берет, - повторила Эдит, определенно с трудом понизив голос. - Это же, получается, любовь?..
- Может быть, - сказала я. - Но на что же она тогда живет? Пошла работать в школу?
- Она не выносит подобные заведения, - хмыкнула Мадлен. - "Микроклимакс" школы нашей утонченной не подходит. Она помещает объявления в газетах - ищет место няни или гувернантки с музыкальным образованием. Только без толку. Все требуют рекомендательных писем, а где ей их взять? Я предложила написать липовые. Что ты! Ни в какую! Она честная! Насилу вчера уговорила. Может быть, не сегодня завтра кто и купится.
- Но все это время на что же она жила?
- До чего же ты все-таки странная, Полин. На твоем месте я бы при первой возможности застала ее с Мишелем и вообще… Убила!
- Ну и убила бы сама! - улыбнулась я. Не поверите, но мне на самом деле стало очень смешно. Как она прошипела это "Убила!"… - Что же ты до сих пор с ней общаешься и не убиваешь?
- Я не жена, права такого не имею. - К моей радости, Эдит немного повеселела, видимо, заразившись улыбкой от меня. - А потом, знаешь, как я ее увижу, дуру такую, становится жалко.
- Надо понимать, ты ее и подкармливаешь?
- Как же! Так она и позволит. Утонченная! Нянчится с соседским младенцем за гроши.
- С младенцем? - удивилась я. - Это же так трудно!
- Да я и сама ошалела, когда узнала. Сказала ей то же самое, не поверишь, слово в слово. А она так ручками взмахнула, - Эдит показала, как взмахнула ручками Мадлен, - и говорит: "Что ты! Младенцы - это прелесть, розовые попки, крошечные пальчики, я их обожаю!". Оказывается, она сидела с младенцами в юности, чтобы подработать, когда училась в консерватории. При младенцах можно было репетировать на виолончели, - они сладко засыпали, - тогда как с детьми другого возраста такое совмещение деятельности невозможно.
- Потрясающе! - сказала я.
- Ну! - согласилась моя подруга. - Только ты как хочешь, а, по-моему, это клиника. Она так гордится, что у Мишеля родилась тройня, как если бы родила ему сама. Только, кажется, она еще не знает, что одна из твоих дочек - ее тезка.
- Узнает, - пожав плечами, сказала я.
Эдит смерила меня взглядом и покачала головой.
- Жаль, Полин. Я не думала, что ты сдашься.
- А я не думала, что ты можешь подумать так. Слушай, а какое у нас сегодня число?
- Восьмое, а что?
- То! У тебя ведь через… Через… - Я сосчитала на пальцах. - Через семь дней день рождения! Что ты хочешь в подарок?
- Полин! Какие условности. Придете ко мне в гости, и все.
- Какие гости, дорогая! Мне уже опять пора исполнять обязанности коровы. - Я показала ей на часы над камином. - Предлагаю попраздновать у нас. Но, пожалуйста, скажи, что тебе подарить? Не изображай нашу "утонченную" знакомую.
Эдит вздохнула и промолчала. Но затем словно опомнилась:
- Спасибо, Полин, за предложение, но я не сказала тебе еще кое-что.
Почему-то меня уже больше не волновали никакие ее недоговоренности.
- Я думала, что вы с Мишелем придете ко мне, и я вам всем его тогда и представлю. В смысле, Макса. Макса Валанси… То есть Селестен его, конечно, знает, ты, наверное, тоже. И твой муж. Макс преподает в коллеже астрономию. Но еще окончательно не ясно…
Я погладила ее руку.
- Хочешь, чтобы я пока не говорила Мишелю?
- Да, - ответила она.
Глава 8, в которой моя любимая спальня…
Моя любимая кровать, моя любимая спальня! За стеной тихо дышат во сне мои сытые девчушки, у меня тоже есть возможность поспать пару часиков до ночного кормления. Какой длинный был сегодня день. Но я дома! Как же я соскучилась по своей спальне…
Вообще-то, если быть точной, это теперь совсем другая комната - одна из бывших комнат для гостей, кстати, та самая, где тогда бессонной ночью лежал и курил Мишель. Но заботливые руки моих добрых фей - мадам Сифиз и матушки Анжели - с потрясающей точностью воспроизвели здесь мою спальню: точно такие же нежно-сиреневые обои, картина Матисса в золоченой раме… Она специально висит так, чтобы можно было ее рассматривать, лежа в постели. Из окна падает прямоугольник лунного света, обои и рама кажутся серебряными. Тени деревьев размытой графикой колышутся на стене: на улице сильный ветер. А дома, под одеялом, так уютно и тихо. Особенно рядом с Мишелем. Горячее, сильное тело. Может быть, только одеколон резковат. Я принюхалась. Нет, тот же, просто я, наверное, отвыкла за полгода.
Я потерлась щекой о его плечо.
- Устала? - ласково прошептал он, слегка касаясь губами моих волос.
- Так хорошо! Я дома… - Глаза слипались, по всему моему измученному организму разливался мягкий покой.
- Спи, родная. У тебя был сегодня такой длинный день.
- Знаешь, я только что подумала то же самое.
- Не разговаривай, спи. Спокойной ночи. - Он поцеловал мой лоб. - Зря ты не прилегла после обеда.
- После обеда пришел Селестен, а потом твоя матушка Анжели. Я ей так благодарна!
- Я рад, что вы наконец-то нашли общий язык. Но, пожалуйста, постарайся уснуть. Тебе нужны силы. Скоро ведь опять кормить.
- Ты так здорово ассистировал нам с Мари во время последней кормежки! Можешь смело работать патронажной сестрой.
- Тогда уж братом, - ласково усмехнулся он. - Я подумаю над твоим предложением.
- Все-таки зря ты не захотел попросить Мари остаться на ночь. Хотя бы сегодня. Я боюсь, что не справлюсь с ночным кормлением без нее.
- А патронажный брат на что? Не придумывай, мы прекрасно справлялись с Селестеном безо всякой няни.
- Мы были намного моложе, и потом - Селестен был один, а их трое.
- Справимся, Полин, не переживай. Утром придет мадам Сифиз, а после обеда - Мари. Если хочешь, можем вызвать матушку Анжели. Она будет только рада. А сейчас, ну прошу тебя, спи.
- Хорошо, хорошо. Только еще два слова. А то усну и забуду сказать. У Эдит через неделю день рождения.
- Боже мой, Полин! Далась тебе эта Эдит! О подарке поговорим завтра. Спокойной ночи!
- О подарке - само собой. Я о другом. Только - это секрет. Если что, ты ничего не знаешь. У нее появился кавалер.
- С ума сойти! - Мишель хохотнул, иронично, по-моему.
- Ничего смешного. Это Валанси. Ты его знаешь. Мсье Валанси, который преподает астрономию в коллеже Селестена. Насколько я поняла, у него серьезные намерения.
- Этот кучерявый очкарик? Пустое! С ней ни один мужчина не будет жить, даже такой чокнутый звездочет.
- Почему? - Спать хотелось ужасно, но любопытство было сильнее.
- Потому что невозможно построить серьезные отношения на голом сексе.
Я чуть не икнула от формулировки Мишеля!
- На голом сексе? Откуда у тебя такие выводы?
- Но ведь она думает только о себе! И ничего не умеет делать. Ни готовить, ни слушать нормально, ни даже гладить! Представляешь, она прожгла утюгом мою самую любимую рубашку. Ну ту, которую ты, помнишь, подарила мне на прошлое Рождество?..
- А почему это Эдит взялась гладить? Почему не мадам Сифиз? Я же договорилась с ней, что всю глажку та целиком берет на себя. И потом, твои рубашки мы всегда отдавали в…
Мишель не дал мне договорить.