Девушка еще сильнее прижала к лицу ладони, стараясь прогнать запечатлевшуюся в памяти картину: светлые волосы, развеваемые ветром, мужская рука. На тыльной стороне запястья татуировка. Когда лунный свет упал на нее, перед глазами Одри мелькнуло изображение буревестника с распростертыми крыльями и жутковатым клювом. Вот уж действительно грозный предвестник несчастья. Только у трех человек была такая татуировка - у Фредерика, Юджина и Джона Олтманов.
И все десять лет эта птица омрачала сны Одри, превращая их в кошмары. Сильная, хищная, призрачно серая, издающая тревожные крики, она выжидающе парила в воздухе, чтобы потом стремительно броситься на свою жертву. Ах, Эсси, Эсси… Если бы только обе мы были чуть постарше, чуть поумнее…
Поток слез наконец стал иссякать. Одри уткнулась лбом в колени, не беспокоясь о том, что мокрый песок налипнет на волосы. Ну вот и выплакалась… Она чувствовала себя опустошенной и обмякшей, как выброшенная на берег медуза. Ничего удивительного - ведь столь долго таившаяся в душе боль наконец- то нашла выход.
Погруженная в себя и свои переживания, она не услышала приближающихся шагов. Прикосновение прохладной руки к плечу заставило ее вздрогнуть и вскинуть голову.
Какой-то мужчина заботливо склонился над ней - так он мог бы нагнуться к раненой птице. Легкий аромат лосьона, исходивший от незнакомца, смешивался с терпкими запахами соленой воды и водорослей. Мужчина сдержанно улыбнулся и тихо заговорил:
- Древняя индейская легенда гласит, что океан создан из человеческих слез. И люди непрестанно пополняют его.
Прищурившись, Одри уставилась на него, будто загипнотизированная легким прикосновением и неожиданными словами незнакомца. Голос у него был низким и спокойным, но в нем почти не чувствовалось сострадания. Видимо, женские слезы были для него привычны.
- Но я в это не верю, - продолжил он, заботливо убирая со лба Одри прядку волос. - Ни одно сердце не должно страдать долго.
Одри молчала, не в силах проронить ни слова. Она невольно отметила, что у незнакомца неправдоподобно зеленые глаза, опушенные такими длинными ресницами, каких ей никогда не приходилось видеть у мужчин. Закатанные почти до локтей рукава белой рубашки обнажали руки, покрытые характерным для всех жителей побережья загаром, который, казалось, въелся в кожу. Крепкие, красивой формы кисти…
Ее взгляд остановился на запястье. Одри знала, что ей предстоит увидеть. Она знала это, едва услышала первые звуки мягкого гипнотического голоса. Ей даже стало казаться, что она знает этого человека…
Вот оно, воплощение ужаса, вот она, каинова печать - распростертые крылья и хищный клюв вытатуированного предвестника бури.
2
Нет! - захотелось громко крикнуть ей, проклиная коварство судьбы, которая привела ее сюда. Только не Джон Олтман. Нет…
Господи! Ну почему же так не везет! Конечно, рано или поздно ей предстояло увидеть Джона, но она предполагала встретиться с ним в офисе, в присутствии Фредерика Олтмана, который бы официально представил ее. Только не на пляже, только не в таком ужасном виде: намокшая одежда с налипшим на нее песком, опухшие от слез глаза… Жалкая, беспомощная, как брошенный хозяевами щенок.
Одри с трудом встала на ноги и, отряхивая юбку, смущенно отметила, что мокрая ткань облепила бедра. Она как могла стряхнула песчинки и выпрямилась.
- Вы правы, я… - Почувствовав, как спазмом свело горло, она откашлялась и сделала еще одну попытку: - Я и в самом деле слишком много плакала. Но теперь со мной все в порядке.
Теперь Одри не сомневалась: перед ней действительно Джон Олтман. В ее памяти он остался парнем с обольстительной улыбкой и масляным раздевающим взглядом. Нет, это она уже напридумывала позже - не могла двенадцатилетняя девочка мыслить такими категориями. Да, конечно, образ ловеласа создавался в ее воображении годами - в силу определенных обстоятельств.
Десять лет… Сколько времени прошло! Так что же я все-таки помню? Крутой изгиб бровей на красивом, даже породистом лице, стройную фигуру и исходящую от Джона ауру мужественности и в то же время чувственности? Да, все это не забылось. Джон словно сошел с рекламного плаката. Сейчас солнце било ему прямо в лицо, высветляя зеленые глаза, бронзовые скулы и густую шевелюру цвета воронова крыла.
Он совершенно не походил на развратника, этакого злодея-любовника. На самом деле Джон мил - хотя бы внешне - и действительно красив.
- Честное слово, я прекрасно себя чувствую, - продолжала бодриться Одри, но запнулась, смутившись направленного на нее пристального взгляда. - Вы правы, я вела себя глупо.
- Ничего подобного я не говорил, - мягко возразил Джон, даже не пытаясь встать с колен. - Разбитое сердце страдает - что же здесь глупого?
Она нахмурилась. Все-таки неприятно, когда тебя видят насквозь и кто-то становится свидетелем того, как боль разрывает твое сердце на мелкие кусочки. Одри отвернулась.
Солнце медленно поднималось к зениту, и под его лучами пейзаж менялся буквально на глазах, обретая яркие краски. Сияющая бирюзой рябь залива сливалась на горизонте с голубовато-золотистым небом. Изумрудные, кремовые и розовые ракушки, словно конфетти, усеивали пляж.
Буйство красок своим совершенством вызывало у девушки беспокойство. Всего было чересчур, как и в Джоне Олтмане. Но ведь Джон для нее - подозреваемый номер один. Всегда ли он был так мил, обходителен и неотразим? Неужели память могла подвести ее?
Одри принялась старательно приглаживать растопыренной пятерней взлохмаченные ветром волосы; затем постаралась стереть следы слез, дорожки которых остались на лице, но испачканные в песке пальцы оставили на щеках лишь красные следы.
- Понятия не имею, что на меня нашло, - уже смелее заговорила она. Ей отчаянно хотелось, чтобы Джон перестал изучающе смотреть на нее. - Обычно мне не свойственно… такое настроение.
- Неужели? - Поднявшись наконец, Джон вырос рядом с ней, и Одри невольно попятилась. Он был таким высоким, таким мужественным… и, черт возьми, таким располагающим к откровению.
- А может, стоило поплакать?
Девушка растерялась.
- Нет… То есть… В общем, у меня нет в этом необходимости. Я умею контролировать себя.
- Ах вот как? - Он вскинул брови. - Значит, есть что контролировать?
Одри удивилась проницательности собеседника и явному пренебрежению неписаными правилами, по которым строится случайный разговор между незнакомыми людьми. Всегда ли он ведет себя так самоуверенно? Ну конечно! Воспоминание молнией полыхнуло в ее голове. Это тот самый человек!
Ни о ком Эстер не говорила так часто, как о Джоне. Он не только самый красивый, уверяла она, но и самый опасный. А вот на вопрос, чего ради ей хочется иметь дело с таким человеком, сестра только заливалась смехом.
В один прекрасный день, обидевшись, что ее считают ребенком и замечают, только если хотят попросить куда-то сбегать и кого-то найти, двенадцатилетняя Одри отправилась гулять. Вооружившись створкой раковины, она самозабвенно копала в песке канавки, когда рядом неожиданно шлепнулся Джон Олтман.
Она помнит, с каким удивлением встретила его внимание. Джон всегда был приветлив с ней, давая понять, что знает, каково приходится ребенку, которого все поучают, поддразнивают или просто не видят в упор. Вот и в тог раз Джон посмотрел на нее с оттенком жалости и сказал:
- Ты же понимаешь, у тебя все впереди.
Девочка насупилась, инстинктивно не принимая даже намека на сочувствие.
- Что впереди?
- Ты вырастешь, - улыбнулся он, - и ребята будут считать тебя хорошенькой.
Девочка была поражена и, не найдя, что ответить, изумленно вытаращилась на Джона, словно тот извлек кролика из шляпы. Не проронив больше ни слова, он отошел и вскоре присоединился к компании молодых людей, которые вечно крутились вокруг Эстер.
Одри была слишком наивна, чтобы отнестись к его словам, как они того заслуживали, то есть как к дежурной светской болтовне, и возгордилась. Джон прекрасно разбирался в психологии юных особ, и те верили, что он читает их мысли. Другие ребята просто вешали девушкам лапшу на уши, а этот умел играть на тайных струнах их сердец. Подходы были разными, но игра оставалась неизменной.
Ныне же, когда Одри минуло двадцать два года, она все прекрасно понимала. Видимо, за десять лет Джон довел искусство флирта до совершенства, тем более что она предоставила ему все козыри. Когда видишь женщину, плачущую на морском берегу, считай, что у тебя на руках три туза. Можно легко завязать разговор, сказать пару сочувственных слов и быстренько познакомиться. Только на этот раз Одри уже не была наивной девчушкой.
- Ценю ваше внимание, - сухо сказала она, - но я в самом деле отлично чувствую себя. - Одри протянула мужчине руку. - Еще раз спасибо.
Будто не замечая не слишком дружелюбного тона, он задержал ее руку в своей и изучающе прищурился.
- Ваше лицо мне кажется знакомым. Меня не покидает ощущение, что… Нам доводилось встречаться?
Этого Одри боялась больше всего. Она постаралась сохранить невозмутимость, чувствуя, что ситуация осложняется, поскольку речь заходит о прошлом.
- Меня зовуг Одри Клиффорд, - представилась она, предпочитая не отвечать на прямо поставленный вопрос. Ей оставалось лишь надеяться, что Джои не помнит, как звали сестру Эстер. Да и с чего бы ему помнить? Эстер обожала давать друзьям-приятелям прозвища, в том числе и Одри. "Эй, Козявка, - кричала Эстер сестренке, - сбегай-ка за кокой! И побыстрее - я прямо умираю от жажды на этой жаре".
К тому же теперь у Одри другая фамилия. Брак родителей дал трещину после гибели старшей дочери, и через два года они развелись. Мать довольно быстро нашла подходящую партию, ее новый муж, Пол Клиффорд, оказался душевным человеком и охотно удочерил Одри.
- Одри Клиффорд, - раздумчиво повторил Джон и покачал головой. - Нет, наверное, мне показалось. - Выпускать ее ладонь он не собирался. Одри чуть потянула руку на себя, но желание высвободиться не нашло понимания. Олтман был слишком самоуверен, чтобы с кем-либо считаться.
- Вы остановились в "Буревестнике"?
Она с облегчением вздохнула: ее не узнали, в каком-то смысле инкогнито соблюдено.
- Да. Я буду ассистировать Натану Эрскину, известному фотохудожнику. Он собирается сделать серию снимков этого отеля для книги о старых гостиницах Атлантического побережья.
Притормози… ради всех святых, не тарахти, мысленно заклинала себя Одри. Эрскина в Америке не знает разве что слепой, а у Джона со зрением все в порядке. Но она продолжала болтать, и ее уверенность росла с каждым слетавшим с губ словом.
- Эрскин приедет к вечеру, а я явилась пораньше, чтобы немного осмотреться и наметить наиболее выгодные ракурсы.
- Замечательно! - Джон не скрывал интереса к услышанному. - У нас здесь много интересного. Я вам все покажу.
Раздраженная этой навязчивостью, Одри наконец решительным рывком высвободила руку. Джон удивился, поскольку привык, что женщины перед ним благоговеют.
Ага, получил по носу! - подумала Одри, насмешливо вздернув подбородок. Возможно, теперь мистер Олтман усвоит, что жалкая особа, которую он нашел рыдающей на берегу, не имеет ничего общего с настоящей Одри Клиффорд.
- Благодарю, вы очень великодушны, но ничего не получится. Я привыкла все делать самостоятельно.
Джон поджал губы. Он явно собирался то ли заговорить, то ли улыбнуться, но помешал чей-то громкий окрик:
- Джон!
Тон был властным и непререкаемым. Одри почему-то не сомневалась, что голос принадлежит Фредерику Олтману - старшему из братьев и явному лидеру компании, на редкость неприятному типу. До чего закономерно, подумала она, что именно такие гнусные субъекты и лезут в законодательные органы штатов, а самое смешное - пролезают.
- Джон, - вновь прозвучал нетерпеливый голос. - Я заждался тебя.
- Фред, хорошо, что ты появился. - Джон повернулся к кузену, дорогой костюм которого на пляже выглядел до смешного нелепо. - Позволь представить тебе Одри Клиффорд.
Фредерик одарил девушку слащавой и неискренней улыбкой, давая понять, что, с одной стороны, он слишком занят, чтобы терять время на светскую болтовню, но, с другой - ужасно сожалеет об этом.
- Мисс Клиффорд, - склонил он в коротком поклоне голову с безукоризненным пробором, - прошу прощения, что вынужден увести моего кузена, без которого мы как без рук. - Он повернулся к Джону. - Старина, скоро пожалует супруга сенатора, и, если ты ее не встретишь, мадам будет очень огорчена.
Одри не видела лица Фреда, но ей показалось, что в его масляном тоне явственно скользнула нотка раздражения: какого черта ты неизвестно с кем прохлаждаешься на пляже, когда тебя ждут сильные мира сего? Типичный хамоватый сноб, подумала она, глядя на тысячедолларовый пиджак Фреда.
Однако Джон то ли не заметил, в каком родственник возбуждении, то ли сделал вид, что ничего не видит.
- Послушай, Фред, - весело бросил он, - пусть Юджин срежет самую большую белую розу, сунет ее в бутылку мартини и отнесет в номер сенаторши. Можешь поверить, через пять минут она забудет, что меня нет на месте.
Тысячедолларовый пиджак, казалось, вот- вот лопнет по швам.
- Нет на месте?!!
Джон примирительно потрепал кузена по плечу.
- Прости. Я не могу нарушить слово. Понимаешь, я только что предложил мисс Клиффорд свои услуги в качестве гида.
Фред побагровел от злости, и Одри, воспользовавшись паузой, торопливо вмешалась:
- А я, - обратилась она к Джону, - только что отказалась от ваших услуг. Я же сказала вам, мистер Олтман, что мне лучше работается в одиночестве. Кроме того, я ни в коем случае не хочу отвлекать вас… - она понизила голос, - от самой супруги сенатора.
Как ни странно, Джон не пытался спорить, а лишь удивленно вскинул брови.
- Вы назвали меня мистером Олтманом?
- Ну хорошо, Джон, - невозмутимо поправилась Одри. Если ему так хочется, можно называть его и по имени. - Что ж, было очень приятно познакомиться с вами обоими…
- Но вы этого не сделали.
Она ошеломленно подняла на Джона глаза.
- Простите?
- Вы не знакомились со мной. - Под его тяжелым пристальным взглядом Одри почувствовала себя мышкой, на которую смотрит огромный голодный котяра. - Однако же знаете, как меня зовут.
Она внутренне содрогнулась, поняв, что попала впросак, оказалась на грани разоблачения. Какая дура! Надо все же сначала думать, а потом уж открывать рот!
- Ну, к чему такая скромность? - Одри заставила себя выдавить улыбку. - Кто в Сент- Вудбайне не знает отель "Буревестник" и его хозяев братьев Олтман?
- Но вы ведь не местная. - Он пожал плечами. - Я не собираюсь льстить себе, утверждая, что моя известность простирается дальше, чем за двадцать миль отсюда.
- Возможно, вы недооцениваете себя, - возразила Одри, стараясь, чтобы в голосе не было ни иронии, ни намека на флирт.
- Ну да, еще чего! - не выдержав, фыркнул Фредерик. - Трудно даже представить, чтобы Джон недооценил себя. Впрочем, нам пора, - сказал он с уже нескрываемым раздражением и, подавая пример, сделал пару шагов по направлению к отелю. Увидев, что никто не последовал за ним, вернулся. - Послушай, упрямец. Ведь эта мисс сказала, что предпочитает работать в одиночестве. И тебе лучше оставить ее в покое.
Джон не ответил, по-прежнему глядя на Одри. Та со спокойствием, на какое только хватило сил, встретила его пристальный взгляд.
- Черт бы тебя побрал, Джон! - Нетерпение Фредерика было готово выплеснуться через край, что чувствовалось по дрожащему от возмущения голосу. - Ты же знаешь, что позарез нужен мне. Пожалуйста!
Пожалуйста? Одри уставилась на старшего из братьев. С каких это пор Олтман-старший стал таким вежливым, тем более по отношению к тому, кто находился ниже его на социальной лестнице.
Из рассказов сестры Одри знала, что Джон был бедным родственником, который обосновался в этом райском курортном местечке, можно сказать, благодаря милости кузенов и у которого не было ни цента на счету.
Наконец Джон повернулся к брату.
- Ты прав, - миролюбиво согласился он. - Мы не должны мешать нашим гостям. Что ж, в таком случае прощайте. - Молодой человек замешкался, осененный какой-то мыслью. - Вы же будете сегодня вечером на приеме? Насколько мне известно, мистер Эрскин изъявил желание там появиться. Так что, надеюсь, мы еще встретимся. - Он ехидно улыбнулся, давая понять, что прекрасно понимает, почему Одри чурается более близкого знакомства, и заодно, что от него не так-то просто отделаться.
Этот человек опасен, подумала Одри. Ох, права была Эстер, говоря о его дьявольской хитрости. Девушка с достоинством приняла вызов.
- Не сомневаюсь, что без труда найду вас. Вы же будете исполнять роль жиголо при мадам сенаторше, не так ли? А ее можно будет узнать по белой розочке, ведь ничем иным, она, видимо, отличиться не может, коль скоро выбрала в кавалеры вас.
Джон, однако, выделялся в толпе даже без дамы с розочкой. С пиратским загаром, в белом фраке, он являлся на этом сборище самым сексуальным мужчиной.
К девяти вечера в зале приемов "Буревестника" яблоку негде было упасть. А публика… Каждый житель южного побережья Джорджии, который претендовал на маломальскую известность и обладал хоть толикой власти или счетом с пятизначной цифрой, был здесь. Пропустить большой раут в "Буревестнике" значило бросить вызов обществу.
Одри обреченно сидела за столиком рядом с Эрскином. Подчеркнутое молчание Натана давало понять, что он глазом профессионала уже окидывает окружающую обстановку, кадрирует возможные сюжеты, ставит свет и выбирает ракурсы.
Зал приемов недавно отреставрировали, отдав предпочтение мягкой гамме: стены обтянули бежевого цвета шелком, дубовый паркет натерли до зеркального блеска. Пышные букеты роз украшали каждый стол, а огромные канделябры поблескивали сотнями хрустальных слезинок.
Дамы, как и рекомендовалось в приглашении, были в вечерних туалетах, но, словно сговорившись, предпочли неброские тона - белые, нежно-розовые, кремовые. Мужчины, проявив солидарность, а может быть, из-за жары, также вырядились в светлые костюмы.
Одри была поражена великолепием нарядов, обилием драгоценностей и не могла не поддаться очарованию обстановки. Деньги Олтманов позволили воссоздать ту красоту, которой когда-то славился отель. И, должно быть, на это пошла немалая доля их средств.
- Тебе стоит потанцевать.
Одри удивленно повернулась к Эрскину. По мере того, как у него прогрессировала какая- то старческая болезнь, говорить ему становилось все труднее и обычно он ограничивался короткими фразами: "Пожалуйста, пленку" или "Замерь выдержку". И конечно же, он не собирался тратить запасы энергии, чтобы уговаривать ее танцевать.
- А стоит ли? - Она прикоснулась к руке старика, уже не впервые удивившись, что его тонкие хрупкие кости обтянуты лишь тонким слоем кожи. - Я прекрасно чувствую себя рядом с вами. И вообще считаю, что истинное наслаждение праздник доставляет, когда смотришь на него со стороны.
- Еще бы, - выдавил из себя Эрскин, - так гораздо безопаснее. По крайней мере, не облапит какой-нибудь нахал.