Никарета кивнула, сделав вид, что поверила, и не стала расспрашивать, почему Идомена покинула Крит. Почти у каждой из девушек, которая приходила в Коринфскую школу, оставалась в прошлом какая-то тайна, иногда страшная и даже кровавая, так было испокон веков, начиная с первой Никареты, о которой ходили самые разные слухи, но здесь никто никого никогда ничем не корил и не расспрашивал лишнего. Девушки рассказывали о себе лишь то, что хотели рассказать. Здесь, в Коринфе, начиналась их новая жизнь, и сейчас дело великой жрицы было помочь этой маленькой прелестной – о да, теперь Никарета знала, как Идомена может быть прелестна! – девушке успокоиться и почувствовать, что она обрела новый дом.
Верховная жрица подала Идомене заточенный стилус:
– Итак, пиши как хочешь – главное, чтобы сама все потом поняла.
И она принялась диктовать, изредка поглядывая на восковку, которую Идомена испещряла крошечными причудливыми значками. Никарета получила хорошее образование, и ей приходилось читать в старинных папирусах о критском письме, в котором каждый штрих обозначал не букву, а слог или даже основу слова. Это письмо – его еще называли линейным – было в эпоху Микен заимствовано эллинами, однако со временем финикийский алфавит заменил его, потому что лучше отражал особенности эллинского произношения. Теперь в представлении людей критское письмо было связано с таинствами, еще более древними и необъяснимыми, чем Элевсинские обряды, и Никарета диву даваясь, как эти значки можно разбирать. Однако, похоже, Идомена отлично понимала то, что записывала, и верховная жрица продолжала перечислять все необходимое:
– Нужно купить щипчики для удаления волос, желательно бронзовые: бронзу легко заточить, а у щипчиков должны быть тонкие и острые края. Если не будет готовых, закажи, да чтобы сделали поскорей. Деньги мастеру вперед не плати: Коринф – это город не только гетер, но и мошенников! Нужна краска для глаз и лица, румяна и разноцветные помады, белила… Но ты пока ничего не бери: вскоре у вас начнутся матиомы по выбору красок и искусству украшать себя, на них будь внимательной, чтобы потом не покупать какую-нибудь ерунду, которой можно только скалы разрисовывать, а не собственное лицо.
Так, благовонная мирра, разные душистые масла для ванн, каменная соль, чтобы уничтожить неприятный запах из подмышек… На травы не надейся, на ароматические масла тоже: они могут лишь слегка перебить запах пота, но не уничтожить его. Но главное средство от запахов – чистота, поэтому не скупись на нильский песок: это лучшее средство для мытья. Обязательно нужна и выпаренная морская соль – это для очищения лица. Само собой разумеется, пользоваться ей ты будешь, только смешивая со сливками, но сливки приносят нам в храм особые поставщики, а на рынке того и гляди прокисшие всучат!
Непременно следует купить серьги или браслеты из двустворчатых ракушек. Это символ женской вагины: аулетрида носит на себе ракушки как знак своего будущего ремесла и этим привлекает будущих посетителей. Увидишь серьги в виде виноградных гроздьев – сразу их покупай, ибо это символ нашего ремесла, угодного Дионису, который тоже побывал в числе возлюбленных нашей богини…
Идомена уронила стилус.
– Устала писать? – усмехнулась Никарета. – Ничего, уже немного осталось! Тебе нужны зеркала, одно с удобной ручкой, а другое с подставкой, но смотри, чтобы бронза была хорошо отполирована. Кусачки для ногтей, острый нож и пемзу – ухаживать за ногами и удалять мозоли и натоптыши… сода, фальшивые волосы, покрывала из прозрачной кносской ткани, строфионы – ленты для ягодиц, талии и груди…
– Мне нужна еще одна табличка, – взмолилась Идомена, и Никарета подала ей другую восковку, а затем продолжила:
– Сетки для волос, пояса, утренний хитон, пурпурная кайма для нарядных гиматионов, ожерелья, браслеты, серьги, чем больше, тем лучше, причем среди них обязательно должны быть затем гребни, разные наплечные карфиты, цветные ремешки для сандалий и многочисленные пряжки для них, мягкие перья для украшения волос и легкого массажа любовнику, лоури…
Никарета перевела дух, не без любопытства поглядывая на Идомену. Обычно девушки начинали спрашивать, что это такое – лоури, и страшно смущались или начинали глупо хихикать, услышав разъяснение: мол, это искусственный фаллос для изощренный любовных игр. Однако Идомена, похоже, прекрасна знала значение этого слова! И Никарета поняла, что не ошиблась: маленькая критянка была жрицей или ей были известны особые обряды служения Фаллу. Ну что же, может быть, потом, когда она перестанет робеть и дичиться, можно будет ее расспросить о том, какие древние обряды еще сохранились на Крите. Расспросить, записать – и сохранить в библиотеке храма Афродиты, которую создала сама Никарета и которую не уставала пополнять: ее бывший покровитель из Афин, теперь уже глубокий старик, отправлял ей из Афин списки всех новых книг, не жалея денег на баснословно дорогой папирус, поэтому храмовая библиотека Коринфа была очень богатой.
– Лоури должен быть в вашем кипселе, и даже не один! – продолжала Никарета. – Конечно, поначалу просто деревянный, обтянутый кожей, но со временем те гетеры, которые хорошо зарабатывают, заказывают себе серебряные или даже золотые лоури. Это сразу поднимает на более высокую ступень по сравнению с теми, кто постоянно пользуется деревянными или – даже сказать такое стыдно! – восковыми.
Идомена снова уронила стилус.
Никарета, которое кое-что слышала о восковых Фаллу, которыми лишали невинности будущих богинь-на-земле, подавила улыбку, похвалив свою догадливость. Впрочем, голос ее и выражение лица оставались прежними:
– Потом, когда ты постареешь и тебя станут называть бывшей гетерой, ты посвятишь свой драгоценный лоури Афродите. В подвалах храма есть особое хранилище, где веками хранятся всевозможные лоури бывших гетер, в этих же священных подвалах будет с почетом храниться и твой лоури!
Ну вот, – сказала наконец Никарета, – пока достаточно. Если ты завтра успеешь купить хотя бы половину, будет просто великолепно. А деньги? Ты принесла мне плату за обучение – а у тебя что-нибудь осталось на покупки?
– Да, – кивнула Идомена. – Они хранятся у моих друзей.
– У тебя есть друзья в Коринфе? – изумилась Никарета.
– Я подружилась с ними только позавчера, – улыбнулась Идомена и рассказал о том, как покупала осла у добряка-пекаря в Афинах. Однако она ни словом не обмолвилась, что это произошло после ее поспешного бегства из того самого дома, где она спасала Алкивиада, а он – ее, и где Алкивиад разбил свой кувшин, чтобы на осколке начертать незабываемые слова: "Идомена станет истинной звездой школы гетер в Коринфе, в чем убежден Алкивиад Клиний Евпатрид из Афин, хорошо знающий ее любовь и преданность".
– Однако ты и впрямь ловка, – одобрительно кивнула Никарета. – А эта Эфимия, дочь пекаря… хороша ли она? Молода ли?
– Молода, но совсем не хороша и печальна, хотя очень добра, – вздохнула Идомена. – И она ненавидит мужчин.
– Это очень хорошо! – всплеснула руками Никарета. – В храме не хватает прислуги – женщин, которых не станут завидовать аулетридам, не будут пытаться отбить у них поклонников, а главное, не вознамерятся украдкой сбегать на рабский двор.
– На рабский двор? – озадаченно повторила Идомена. – Что это такое?
– Ну, это двор, где живут храмовые рабы, – пояснила Никарета, однако девушке почудилась некая заминка в этих словах, как если бы верховная жрица не очень желала отвечать. – Но обо всем этом ты узнаешь в свое время. А пока скажи Эфимии, чтобы, если хочет тебе служить, для начала проводила бы тебя на рынок и помогала делать покупки. Обычно аулетрид сопровождает наш евнух Титос, поскольку им без сопровождения по многолюдному торжищу шляться неприлично, да и небезопасно. Однако ты еще не аулетрида, поэтому пойдешь только со служанкой. И возвращайся завтра уже с набитым кипселом, – улыбнулась Никарета, благословляющим жестом отправляя Идомену восвояси, но вдруг всплеснула руками:
– Ох, что же это я?! Совсем забыла сказать о главном: тебе придется взять другое имя. Так ведется у нас почти с самого основания школы. Ты думаешь, меня в самом деле зовут Никаретой? Вовсе нет! Это традиция – в честь той первой Никареты, которая основала эту школу при храме Афродиты Пандемос – Афродиты Всенародной Афродиты Всем принадлежащей, Афродиты всем доступной, покровительницы продажной любви, а значит, и нас, гетер. Эта мысль и была ей внушена Афродитою. Ну, как же мы будем тебя называть, Идомена? Подумай, ведь это станет твоим именем навсегда… Но я могу подсказать тебе, как зваться. Ианта – фиолетовый цветок, Клеайо – слава, Аристодема – превосходство, Дайона – богиня, Маргаритес – жемчуг, Дорсия – газель… каждое будет тебе к лицу. Но, на мой взгляд, Ксения – гостеприимная – это самое подходящее имя для гетеры!
Девушка сосредоточенно смотрела перед собой. Тонкие пальцы ее маленьких рук шевелились, словно она перебирала имена, предложенные Никаретой, будто разноцветные камни ожерелья. Губы тоже шевелились, как будто она пробовала эти имена на вкус…
Однако Никарета ошибалась. Идомена с трудом сдерживала улыбку, а пальцы ее дрожали от волнения. Она думала о том, что судьба совершила странный поворот и вернула ее почти на ту же стезю, с которой она пыталась сойти. Была жрицей Великой Богини – вот-вот станет жрицей Афродиты Пендемос. Впрочем, разве это не одна и та же богиня? Даже любовник у них один – Дионис…
Значит, и впрямь, как говорят мудрецы, от себя не убежишь!
– Я знаю, госпожа, – быстро сказала она. – Я возьму имя Тимандры.
– Тимандра? – повторила Никарета. – Почитающая мужчину? О, это воистину наилучшее имя для гетеры! – И верховная жрица разразилась довольным смехом, думая, что, или она ничего не понимает в людях, или Алкивиад сделал Коринфской школе гетер восхитительный подарок, направив сюда эту маленькую таинственную критянку!
Коринф, Лехейская гавань
Никарета ничуть не лукавила, когда сказала Тимандре, что на большом Коринфском рынке можно купить все, что угодно. Жители города и особенно его жительницы старались не пропускать ни одного базарного дня. Однако в Конринфе имелся еще один рынок, который посещали в основном части мужчины, и Никарета, которая бывала там частенько, уже привыкла, что порою оказывалась единственной женщиной среди покупателей здесь – на невольничьем рынке в Лехейской гавани.
Рынок этот был достаточно большой, однако, рассказывали, что все же не шел ни в какое сравнение с теми, которые находились в Самосе, Эфесе, Хиосе, Афинах или, к примеру, в Делосе. О Делосском рабском рынке ходили легенды, однако Никарета не собиралась тратить лишние деньги, чтобы съездить туда. Все, что ей было нужно, она находила и в Коринфе!
Верховная жрица обращалась там к одному и тому же поставщику, который отлично знал, что ей нужно, и загодя выбирал для нее товар, чтобы многоуважаемой даме не приходилось попусту бродить в толпе, разглядывая людей, одни из которых были погружены в оцепенение, понимая, что у них нет никакой надежды обрести свободу, а другие напоминали диких зверей, готовых укусить всякого, кто к ним подойдет.
Никарета бывала на рынке в Лехейоне так много раз, что все знала наизусть, и теперь без всякого интереса отводила глаза от стоявших на возвышенности людей с ногами, испачканными мелом или белой краской: это были обычные невольники, – в венках из сухих веток на головах: признаком военнопленного, или в колпаках: они означали, что эти рабы могут быть опасными, продавец за них не ручался.
Поскольку сейчас в Аттике войны не велись – однако надолго ли, никто не знал, учитывая, что Афины намеревались снарядить большой поход в Тринакрию, – рабов с сухими венками почти не оказалось, а те, кого можно было заметить, явно были перепроданы своим прежним хозяином или просто возращены за дурное поведение, за непослушание, за строптивость, и это заранее настораживало будущих покупателей. Ведь если человек расстается с рабом, значит, это плохой раб, так зачем же его покупать и принимать на себя ненужные хлопоты? Никарета знала, что иногда бывшие военнопленные так и умирали, странствуя от одного невольничьего рынка к другому, а иногда торговцы их просто убивали, чтобы избавиться от расходов на содержание товара, который все равно не продать.
Нынче на рынке больше всего оказалось рабов с белыми отметинами на ногах. Торговцы заранее запасались мелом перед тем, как выставить свой товар.
Откуда же этот товар брался? Да отовсюду. Никарета знала, что ни один человек не мог быть спокоен за свою свободу: он мог угодить в список несостоятельных должников – и быть проданным для покрытия этого долга или продать кого-то из членов своей семьи (многодетные родители иногда спасались, продавая детей… правда, в счет шли только здоровые и красивые дети, а таких у бедняков было немного). Продавали также детей, родившихся у рабов и не нужных хозяевам, или похищенных детей. Финикийцы, например, до сих пор промышляли пиратством и захватом людей, которых тут же продавали своим подельникам-эллинам, из числа тех, которым наплевать было на то, что они везут на рабский рынок своих же соотечественников, а не захваченных чужеземцев из Вифинии, Понта, Фригии, Лидии, Галатии, Пафлагонии, Фракии, или жителей Сирии, Египта, Эфиопии или вовсе сарацин ! Можно было увидеть на невольничьем рынке и метэков (иноземцев, поселившихся в Аттике) или вольноотпущенных рабов. Порой те и другие норовили выдавать себя за свободных граждан и пользоваться их правами, например, присваивать к своему имени имена отца и деда или названия каких-то городов Аттики, в которых якобы родились. Если метэки бывали пойманы на этом или чем-то подобном, то у них отбирали все нажитое, наказывали плетьми и продавали в рабство.
Форео Никареты медленно следовал мимо рабов и покупателей, а вслед за ней удивительно неспешно, однако не отставая ни на шаг, шел Титос – евнух школы гетер, ведающий наказаниями, а заодно – надсмотрщик рабского двора и первый помощник верховной жрицы. Традиция одну из самых ответственных должностей предоставлять евнуху велась со времен первой Никареты. Никто не знал, почему, но в школе гетер было множество традиций, начало которым положила ее основательница и которые свято блюлись.
Возможно, евнухов брали в школу потому, что все-таки мужская помощь была так или иначе необходима верховной жрице, а полноценные мужчины жили здесь только на рабском дворе и выходили в оковах и под стражей. Стражников не допускали во двор близ самой школы, так единственным мужчиной, который мог свободно общаться с ученицами, был Титос – сдержанный, очень умный, хитрый – и безоглядно преданный Никарете, которая, едва прибыв в Коринф, выкупила его у жестокого хозяина, освободила – а главное, с помощью знакомой знахарки, избавила от потаенных желаний, которые терзали тело этого красивого и сильного мужчины, лишенного возможности испытывать плотские удовольствия и изнемогающего от любви к одной юной девушке. Никарета и знахарка (она вела в школе гетер уроки травознайства и магии) готовили ему особый отвар, который Титос пил уже в течение нескольких лет. Его дремлющая плоть не доставляла ему больше беспокойства, сердце его было свободно и спокойно, а недюжинный ум был направлен только на помощь его благодетельнице Никарете во всех ее делах – и исполнение его собственных обязанностей в школе гетер.
У Титоса было одно удивительное свойство – при своем высоком росте и изрядной толщине он двигался бесшумно, словно его несло ветром над землей, к тому же, он умел оставаться незаметным, когда в его присутствии не было надобности, – и выступать вперед, стоило только Никарете подумать, что ей нужна помощь.
Рынок в Лехейоне располагался на самом берегу, песок разъезжался под ногами, и Титос подхватил Никарету под руку, помогая ей проследовать в самый конец рынка. Там находился фрактис Зенона – так звали торговца, услугами которого Никарета всегда пользовалась и который нынче утром, едва прибыв в Коринф, сразу сообщил в храм Афродиты Пандемос, что у него есть отменный товар для верховной жрицы.
Зенон так разбогател на торговле, что мог бы уже оставить ее и вести жизнь добропорядочного гражданина или хотя бы поручить продажу товара своим помощникам, однако он продолжал сам вести дела, и Никарета прекрасно понимала, почему: во-первых, его притягивала безграничная, непререкаемая власть над людьми, которые становились его имуществом – бывшие свободные люди, над жизнью и смерть которых он был теперь властен, словно олимпийское божество! – а во-вторых, плотские аппетиты Зенона были ненасытны, и здесь он всегда имел возможность первым распробовать свою добычу, причем для него не было никакой разницы, мужчина это или женщина.
Что касается женщин, Никарете было все равно, что с ними делал Зенон или другие: она никогда не покупала для своей школы рабынь, предпочитая брать в услужение вольноотпущенниц или свободных женщин, вроде Эфимии, которую привела с собой Тимандра и которая превосходно исполняла свои обязанности. Рабыни вечно тосковали по дому, по семье, и своей тоской навевали грусть на аулетрид. Печальные физиономии Никарета терпеть не могла, поэтому сейчас, войдя во фрактис Зенона, равнодушно миновала стайку рабынь и проследовала к просторному шатру, где, она знала, ее ждет хозяин.
Зенон, как всегда, принялся угощать верховную жрицу и ее доверенного евнуха иноземными лакомствами, и оба с охотой выпили ледяного вина, заедая его тягучим сирийским медовым лакомством с орехами и розовыми лепестками. Вкус его в сочетании с вином был обворожителен, не зря сирийцы называли его раха – "счастье для языка"!
После угощения можно было перейти к делу. Зенон хлопнул в ладоши, и его помощник привел пятерых молодых рабов отменной красоты и телосложения. Все они были чисто вымыты, причесаны по афинской моде, с тщательно уложенными кудрями, а, судя по прекрасным телам, они вполне могли бы соревноваться на Олимпийских играх с их создателем – Гераклом!