– Роман! – обрадовался Сотников. – Ларин! Вот кого не ожидал увидеть! Давно ли ты в Москве?
– Две недели, как приехал, – молодой человек вяло махнул рукой. – А до этого у Илюши Скобцева гостил, в Петербурге. Право, так было славно, так уезжать не хотелось!
– Зачем же уехал? Я Илью не очень хорошо знаю, но кажется, он славный… или вы поссорились?
– О чем ты, мы с Илюшей, как братья! Кастор и Полидевк, Ромул и Рем… не помню, кто там еще был, но думаю, ты меня понял.
– Понял, – усмехнулся Дмитрий, – хотя, Ромула и Рема ты, пожалуй, напрасно упоминаешь. Несколько двусмысленно звучит.
– А что такое? Разве они не были братьями? Я, конечно, не любитель забивать себе голову всякими историческими сведениями, но там, по-моему, еще какая-то зверушка присутствовала, вскармливала их.
– Волчица. Нет, в этом отношении все в порядке, братьями они были. И даже вместе основали Рим. Все дело в том, что произошло потом.
– И что же они такое натворили? – с умеренным любопытством спросил Роман.
– Для того, чтобы город стоял вечно и стены его стали неприступными, Ромул принес своего брата в жертву богам.
– Что ты говоришь? Надо же, какая неприятность! Ладно, спасибо, что предупредил – на будущее ограничусь Кастором и Полидевком. Хотя, нельзя не признать, что определенное сходство в развитии событий имеется, – Ларин прижал левую руку к сердцу, правую вытянул вперед ладонью вверх, и с ужимками провинциального трагика продекламировал: – Увы, как и несчастный Рем, я принесен в жертву крепости, по имени "семья".
– Скобцев женился? – удивился Дмитрий. – Как же это я ничего не слышал?
– Если бы женился! Все было гораздо хуже. Из путешествия по Европе вернулись его родители. Казалось бы, ведь посетили культурные страны, Германию там, Францию, должны бы были духовно возвысится, стать снисходительнее к ближним своим! Так ведь нет, не в малейшей степени! Как только приехали, буквально в тот же день, эта драконица, госпожа Скобцева, тщательнейшим образом меня пролорнировав, гадким голосом поинтересовалось, не тот ли самый я молодой человек, который уже гостил в ее доме, когда они с супругом только собирались отбыть в поездку.
– И тебе пришлось признаться, что именно так и есть?
– Ну, не выдавать же себя за своего брата-близнеца. Хотя это могло бы выйти очень забавно, но не думаю, что старая перечница оценила бы. В общем, Илюше деликатно намекнули, что семь месяцев довольно длительный срок и его друг сам должен понимать, что несколько загостился. – Роман скорчил забавную гримасу и Дмитрий рассмеялся. – Разумеется, всякая возможность ослушания исключается, поскольку все семейное состояние мамаша крепчайшим образом держит в своих морщинистых ручках. Илюша просто вынужден быть безупречным сыном, выполняя ее малейшие капризы.
– Грубо говоря, тебя выставили?
– Если говорить мягко, результат будет тот же самый, – он снова встал в позу: – Я снова здесь, гонимый злой судьбой!
Заметив, что двое случайных прохожих остановились, глядя на него, Ларин опустил руки и заговорил тише:
– Пока остановился в гостинице, брожу по Москве, ищу знакомых. Как назло, все куда-то разъехались. Кстати, ты когда возвращаешься домой? – оживился он. – Я ведь могу с тобой поехать! А что, поживу пару-другую месяцев в деревне, природа там у вас замечательная…
Граф Роман Ларин, молодой человек двадцати трех лет от роду был известен всему светскому обществу. Единственный отпрыск старинного, но обедневшего со временем дворянского рода, к совершеннолетию он получил в наследство совершенно разоренное имение. Немного посидев над книгами по агрономии и животноводству, Роман пришел к выводу, что его талантов не хватит на восстановление хозяйства и, перезаложив уже заложенное поместье, уехал в Москву. Там он очень быстро приобрел репутацию милейшего человека. Высокий, тонкий и гибкий, как хлыст, с соломенного цвета, вечно растрепанной шевелюрой, безмятежными серыми глазами и обаятельнейшей улыбкой, Роман был известен всем и знал всех.
Прозвище "Ларин – кто его не знает" накрепко приклеилось к нему в первый же год жизни в столице. У него никогда не было денег, но благодаря счастливым свойствам своего характера и совершенно гениальной способности располагать к себе людей, он всегда был куда-нибудь приглашен к обеду, у кого-нибудь гостил, с кем-нибудь ехал в театр – одним словом совершенно откровенно жил на чужой счет. Тем не менее Ларин был любим в обществе, так что затруднения, подобно нынешнему встречались в его жизни достаточно редко. С Дмитрием они не были близкими друзьями, но приятельствовали, и года два назад Роман провел десять недель в поместье Сотниковых. Графиня Юлия Казимировна отнеслась к нему достаточно благосклонно, нашла забавным и согласилась, что от визита Ларина можно получать известное удовольствие. "Только не слишком часто, дорогой! Не каждый год, балуй меня такими развлечениями", добавила она.
– Нет, сейчас я не могу тебя привезти, ты уж извини, – Дмитрий сам удивился, почему он отказал так сразу и решительно. Он принужденно улыбнулся. – А вот пригласить тебя поужинать, это с удовольствием.
Поскольку Роман считал глупым пренебрегать подобными приглашениями, в ресторан Дмитрий отправился в его обществе. За ужином Ларин с удовольствием расписывал, как они "отдыхали" пока он "гостил" у Ильи. Сотников начал понимать, почему госпожа Скобцева так настойчиво рекомендовала сыну распрощаться с приятелем. Пожалуй, для этого хватило бы одной стрельбы из лука по фамильным портретам.
– Кстати, Дмитрий, а что случилось, почему я не могу ехать к вам? – Роман никогда не страдал избытком гордости, – мне казалось, что твоя бабушка, когда я уезжал, не приказывала спустить собак, если я снова окажусь поблизости.
– А что, матушка Ильи именно так распорядилась? – Дмитрий расхохотался. – Тогда ты не рассказал мне и половины. Пока что ваши шалости тянут только на "Когда бы ни приехал этот господин, нас нет дома!". Но нет, дело не в бабушке. У нас сейчас живет бабушкина сестра с воспитанницей, совсем юной девушкой, они приехали из Польши.
– И что из этого? У вас не хватает комнат для гостей? – искренне изумился Роман.
– Ты что не слышал? Воспитанница сестры моей бабушки – очень добропорядочная девушка из приличной семьи. А теперь подумай и скажи, можно ли тебя поселить в одном доме с юной неопытной барышней?
Ларин честно задумался, потом спросил:
– А приданное у нее большое?
– Ни гроша!
– Тогда можно, – твердо сказал Роман. – Юные девицы для простого флирта слишком опасны и малодоходны, а жена мне нужна богатая. Очень богатая, – подчеркнул он.
Хотя Роман не скрывал, что берет деньги у своих любовниц, мнение окружающих о нем не портилось. Как то молчаливо предполагалось, что если это устраивает дам, то остальным дела нет. А с юными девушками он действительно никогда не связывался. Тем не менее, Дмитрий не изменил своего решения:
– Увы, боюсь, что бабушка и ее сестра будут другого мнения. Репутация девушки и все такое, понимаешь?
– Не очень. Мне, видишь ли, как то не приходило в голову особенно заботится о своей собственной репутации, так что переживать за других… – Роман пожал плечами.
– Именно это я имел в виду.
– Возможно ты прав, – Ларин отнесся к неудаче философски. – Ладно, подыщется что-нибудь другое. Тем более, я где-то слышал, что польки в своем стремлении соблюдать приличия, становятся еще чопорнее англичанок.
– Она не полька, она русская, – с легким неудовольствием сказал Дмитрий. – Александра Владимировна Тулешова. Когда родители умерли, она осталась без средств к существованию и бабушка Магдалена взяла ее под свою опеку.
– Надо же, прямо готовая история для романа! Осталось только устроить ей встречу с прекрасным принцем, который в нее безумно влюбится, и можно отдавать в печать… – усмехнулся Ларин. – Да не смотри на меня так, я уже сказал, что на роль принца не гожусь. Мне самому принцесса побогаче нужна а не бесприданница.
– Иногда ты бываешь невыносим, – проворчал Дмитрий. – Полная безнравственность.
– Абсолютная, друг мой, абсолютная, – заверил его Роман. – А кстати, что девица, мила? И как насчет твоего присутствия в доме, оно не угрожает ее репутации? – теперь по его губам скользнула довольно ехидная улыбка, но при этом все лицо выражало такое дружелюбие, что Дмитрий глупо выглядел бы, попробуй обидеться.
Не очень ловко, но решительно, он перевел разговор на общих знакомых. Ларин, безразлично пожав плечами, подчинился и начал делиться светскими новостями, которые узнал за последние две недели. Дмитрий слушал, вставлял уместные замечания в нужных местах, а сам думал о Сашеньке. И никак не мог понять, почему же ему так неприятно обсуждать девушку, с кем бы то ни было. Было странное ощущение, что он просто не хочет делить ее ни с кем.
Через пару часов, после обильного ужина и длительной беседы, он с тайным облегчением, распрощался с Лариным, решительно отказавшись от предложения пойти поискать развлечений и вернулся в гостиницу. Завтра рано утром он уезжает домой. Боже, как он соскучился по… Сашеньке?
Как быстро проходит время. Дмитрий вернулся и дамы, которые в его отсутствие жизнь вели самую скромную, снова закружились в неспешном водовороте сельской светской жизни. Сашенька, расставив утром цветы в вазы и полюбовавшись результатом, задумалась над важнейшим вопросом, какое платье предпочесть на вечер. Пожалуй надо подняться к себе и… тут плавное течение мыслей прервал вопль Луизы, поварихи.
Она влетела в гостиную и, не переставая вопить "Мадмуазель, мадмуазель", схватила Сашеньку за руку и куда-то потащила. Растерявшись от такого напора, девушка сделала несколько шагов, прежде чем сумела остановить Луизу. За время общения с темпераментной поварихой, Сашенька сделала вывод, что чем громче кричит Луиза, тем спокойнее должна быть она сама. Если не привести француженку в чувство спокойным и строгим обращением, она способна биться в истерике целый день. Правда в таком состоянии, как сегодня, Сашеньке видеть ее еще не приходилось.
– Мадмуазель! – прорыдала Луиза, – мой пирог! Эта негодная Анисья, о боже, мой пирог! Плита, мадмуазель, что теперь будет! О, мой пирог, мадмуазель, Анисья, это ужасно!
Сашенька беспомощно огляделась. Бесполезно. Как только раздавался крик Луизы, дом моментально вымирал. Следуя примеру графини Сотниковой, все остальные так же предоставляли Сашеньке право общения с разгневанной поварихой.
Минут через десять ей удалось понять, в чем дело. Захлебываясь, сморкаясь и время от времени издавая душераздирающие вопли, Луиза поведала ей, что приготовив совершенно изумительный мясной пирог по рецепту Луизиной бабушки, который та открыла по страшным секретом только ей, своей любимой внучке, она поставила его печься, а сама, по причине сильнейшей головной боли пошла отдохнуть. Нет, она не оставила этот чудесный пирог без присмотра, мадмуазель не должна даже предполагать такое! За пирогом должна была следить Анисья, одна из помощниц на кухне. Но Анисья не оправдала оказанного ей доверия. Оставив свой пост, она отправилась на свидание с женихом, младшим конюхом. И первое, что почувствовала проснувшаяся Луиза – это сильнейший запах гари!
– Мой пирог, мадмуазель, он совсем сгорел, пойдите, посмотрите, он превратился в угли! – причитала она теперь.
– Подожди, Луиза, я понимаю, что это очень неприятно…
– Неприятно, мадмуазель! Это называется неприятно! Пойдемте на кухню и вы посмотрите во что превратилась плита! Эта ужасная Анисья прячется от меня, но я найду ее и задушу собственными руками! Посмотрите только, во что превратился мой пирог! Пойдемте сейчас же.
– Луиза, я совершенно не собираюсь смотреть на сгоревший пирог. Я не думаю, что это зрелище будет забавным или поучительным.
– Но от него же остались одни угли, что здесь может быть забавного? – все еще всхлипывая, но уже почти нормальным голосом, с упреком сказала Луиза. – А плита? Пойдите посмотрите на плиту! О, эта негодная Анисья!
– И на плиту я не хочу смотреть. – Сашенька была тверда. – Пусть на нее любуется Анисья. А потом пусть почистит ее. И вы лично проверите, чтобы на плите не было ни единого пятнышка.
– О, мадмуазель! – Луиза вдохновенно воздела руки к небу. – О, она отчистит эту плиту, вы правы мадмуазель! Она не раз вспомнит этот пирог! О, мой пирог, что же теперь делать?
Сашенька заметила Дмитрия. Он только что вошел в дом, вернувшись с утренней верховой прогулки, и остановился в дверях, заинтересованный представлением, которое давала Луиза.
– Можете заставить Анисью съесть его и пусть поделится со своим женихом, – торопливо предложила Сашенька. Ее смущало, что Дмитрий наблюдал за ними.
– О, даже если я затолкаю эти угли им глотки, это ничего не изменит! Что мне теперь поставить на стол? Что скажет мсье граф? – Луиза стояла спиной к дверям и не видела его. Дмитрий поднял бровь, улыбнулся Сашеньке и отодвинулся в тень, в безопасное укрытие. – Боже, из-за этой негодницы господа останутся голодными!
– Луиза, успокойтесь! Это очень неприятно, что пирог сгорел, но право же, никакой трагедии нет и голод нам не грозит. Я уверена, что вы что-нибудь придумаете…
– О чем вы, мадмуазель! Что тут можно придумать, когда пирог, это украшение стола … о, боже! – Луиза снова разрыдалась.
– Ну, можно подать хлеб с маслом, – обреченно предложила Сашенька.
Слезы на глазах поварихи моментально высохли.
– Хлеб с маслом! – повторила она таким тоном, словно ей предложили накормить господ крапивой и колючками. – Чтобы мадам Юлия ела хлеб с маслом вместо мясного пирога! Пока я жива, пока я в этом доме, – голос Луизы поднялся на новую высоту, – на столе будет настоящая еда, да, я не допущу, чтобы мсье Дмитрию пришлось грызть сухую корку! Хлеб с маслом! Прошу прощения, мадмуазель, мне пора на кухню, я должна позаботится о приличном завтраке. – Она направилась к выходу на ходу всплескивая руками: – Хлеб с маслом! Это же надо додуматься…
– Я не сомневалась, Луиза, что вы что-нибудь придумаете, – жалким голосом сказала ей вслед Сашенька.
– Разумеется! Не зря я на кухне в этом доме уже тридцать лет! Не беспокойтесь, мадмуазель, завтрак будет готов во время, – неожиданно спокойно и деловито ответила Луиза, ободряюще улыбнулась Сашеньке и вышла.
Из ниши за дверью осторожно показался Дмитрий:
– Гроза миновала?
– Ох, я просто не представляю, как ваша бабушка справлялась с ней! Я за десять минут постарела на десять лет.
– Бабушка делала все гораздо проще, – ухмыльнулся он. – Как только раздавался первый крик, она запиралась у себя в комнате и пряталась там, пока Луиза не утихомирится.
– Интересный способ, – с надеждой протянула Сашенька. – Надо будет в следующий раз попробовать.
Визит к соседям не удался и Дмитрий почти кипел от злости. Зачем только они вообще поехали! Собственно, зачем – это известно. Татьяна Юрьевна Федорцева давняя подруга бабушки, пригласила на ужин. Пожилые хозяева, никаких больше гостей, тихий, почти семейный вечер. Дома остаться, конечно, было бы приятнее, но в любом случае, это лучше, чем очередная глупая вечеринка, с толпой бездельников увивающихся вокруг Сашеньки. И что, спрашивается из этого вышло? Да ничего хорошего!
Как только они приехали, хозяин дома, Данила Иванович, подхватил его под руку и уволок в угол, чтобы обсудить очень волнующие его вопросы по ведению хозяйства и использованию новейшего оборудования в полевых работах. Он искренне считал Дмитрия величайшим авторитетом в этой области и был "счастлив обсудить столь серьезные дела без суеты и спешки, в домашней обстановке".
Ладно, это еще можно было бы стерпеть, это вполне прилично и благоразумно – мужчины говорят о своих делах, женщины, собравшись в кружок – о своих. Так ведь не было этого! Бабушка и тетушка Магдалена занялись сплетнями с Татьяной Юрьевной, а Сашеньку развлекал Николай, который, неизвестно за каким чертом, явился в гости в дом Федорцовых почти одновременно с ними.
Казалось он приехал нарочно, чтобы ухаживать за Сашенькой – ни на хозяев, ни на других гостей, внимания совершенно не обращал, а только веселил ее, словно поставил себе целью заставить девушку смеяться весь вечер. Сотников безрезультатно испепелял взглядами хохочущую парочку, но не мог вырваться из гостеприимных рук Данилы Иванович. Правда, Сашенька время от времени поглядывала на Дмитрия, посылая сияющие улыбки, но от этого молодой человек свирепел еще больше.
В карете, по дороге домой, напряжение усилилось. Графиня морщилась, словно у нее болела голова, Дмитрий сердито молчал, Сашенька под его суровым взглядом забилась в уголок и притихла. Щебет тетушки Магдалены некоторое время создавал иллюзию обычного приятного вечера, но и он беспомощно затих в сгустившихся клубах раздражения. Так, в тяжелом молчании, подъехали к дому и, ограничившись лишь формальными пожеланиями доброй ночи, разошлись по спальням.
Юлия Казимировна была уже в постели, когда в комнату, тихонько постучав, вошла Магдалена. В халате, волосы заплетены в жидкую косичку, лицо озабоченное.
– Юлия, ты не спишь? Я хотела поговорить с тобой.
– Заходи.
Магдалена забралась на постель, сунула босые ноги под одеяло. Эта привычка – сидеть вдвоем в кровати – осталась у сестер со времен их далекого детства. Графиня тихо, без улыбки сказала:
– Я слушаю тебя.
– Понимаешь, я хотела сказать… спросить насчет Мити. – Магдалене было явно неловко. – Мне кажется, он последнее время как-то сердит… и кажется его раздражает Сашенька.
Юлия подняла брови, но промолчала. Магдалена же, глубоко вздохнув, заторопилась.
– Конечно, я понимаю, с его стороны было очень благородно приютить девочку, и мы с Сашенькой очень ему благодарны, ведь он совершенно не обязан был соглашаться на ее присутствие в доме. Но если он… если ему неприятно, то есть если она мешает, то я не знаю… наверное, я должна что-то предпринять?
– Короче говоря, ты считаешь, что Дмитрию не нравится Сашенька и он против ее присутствия в доме? – сухо спросила Юлия. Магдалена протестующе всплеснула руками и открыла рот, но сестра остановила ее. – Неважно, какими словами ты собиралась это сказать, основная суть твоих переживаний в этом. А каковы по-твоему чувства другой заинтересованной стороны? Что чувствует Сашенька?
– Ой, Юлия, – Магдалена снова нервно всплеснула руками. – Она его боится! При нем она становится такой странной… и ты знаешь, она просто чувствует его приближение! Он еще в дом не вошел, через порог не переступил, а она уже вскакивает – "Дмитрий вернулся!"